Отрывок из автобиографии. Детство

Мне 11 лет. Мама объявляет нам с сестрой, что в воскресенье мы едем в цирк. Нет, ну это ж надо! Единственный выходной испортить цирком! Я ненавижу цирк. Но это тайна. Ведь «Все любят цирк!!!», а я … В детстве трудно быть не как все.
Вот и в прошлом году классная велела сдавать деньги «на цирк». Я подошла после урока и спросила, все ли должны ехать. Она поинтересовалась, в чем дело. Я сказала, что не хочу. Она возмутилась: «Как это?! Ты же председатель совета отряда!» Аргумент! Моё «ну и что» утонуло в изумлении и осталось при мне. Думаю, к лучшему. Лучше было вообще не подходить и не задавать глупых, как выяснилось, вопросов.

Воскресенье. Мне выдана одежда. Новая блузка – красная (ужасный цвет), с рюшками. Юбка. Как всегда сползает с талии вниз. Отечественная промышленность считает, что девочка с моим ростом в талии должна быть значительно шире, а для моей мамы даже пуговицу пришить – стрессовая ситуация. В общем, вид у меня довольно унылый.
Мы идем к месту сбора, откуда нас должен забрать автобус. У меня какое-то предчувствие, непонятно – хорошее или плохое. Оказалось, что смешанное. У кафе уже стоит народ и среди всех я замечаю мальчика. Ох, что это за мальчик! Я познакомилась с ним в прошлом году по дороге в пионерский лагерь. Вернее познакомились наши мамы, а мы просто сидели в электричке напротив друг друга. Он старше меня на год и мы попали в разные отряды. Но, встречая меня в столовой или на линейке, он неизменно мне улыбался и здоровался, а увидев меня издали приветственно махал рукой, что вызывало зависть у девочек моего отряда, т.к. его внимания добивались первые красавицы одного с ним возраста и даже старше, а наши только издали вздыхали.
Потом мы встречались пару раз на каких-то общегородских пионерских сборищах, в толпе, здоровались и перекидывались парой ничего не значащих фраз.
А тут вдруг мы оказались в одной возрастной категории, все остальные дети были маленькими совсем. У взрослых своя компания и имелось в виду, что мы с ним должны общаться, нас посадили рядом в автобусе и я не знала, куда девать себя от смущения, на все вопросы отвечала только – да, нет, не знаю, чувствовала себя хуже некуда и краснела со страшной силой, начиная с ушей и сливаясь с блузочкой. Да ещё взрослые чего-то там, глядя на нас, обсуждали с хитрыми улыбочками. Пытка!
В цирке я ухитрилась как-то усесться между мамой и сестрой, хотя его мама меня активно пыталась усадить рядом с сыном, считая, вероятно, что так нам будет веселее. Куда уж веселее!

Цирк невыносим для меня своей ненастоящностью. Мне не везло и я всегда сидела там близко к арене. Поэтому видела все эти потрепанные трико, недостающие то там то здесь блёстки, слишком напудренные лица и навсегда приделанные к ним профессиональные улыбки усталых людей; зверей, замученных дрессировкой, клетками и постоянными разъездами… А клоуны? Почему это должно быть весело? Почему я должна всё это любить?
После представления тот же автобус. Вечер, уже темно и краснеть можно сколько угодно, никто не увидит. Мы разговаривали всю дорогу и я даже готова была полюбить этот дурацкий цирк, но не успела – приехали.

Мне 12. 6 ноября. У меня в зале было специальное поздравительное место на стене, куда можно было кнопочками что хочешь прикалывать, и к каждому празднику я делала там нечто вроде стенгазеты с поздравлениями всей семье. Именно этим я и занималась в тот вечер. Завтра праздник, мама на кухне что-то готовит. Правда, надо будет идти на демонстрацию, мёрзнуть часа два. Зато вечером обязательно будет что-то вкусненькое, тортик или пирожные.
Папа пришёл с работы со странным лицом и прошел на кухню, стал маме что-то негромко рассказывать. Двери в кухню у нас не было, в зал – открыта. Я подбираюсь к ней поближе, лбом в холодную стену. Слушаю.
Про него. Того самого мальчика. Первый день каникул. Он вышел с другом во двор. Во дворе - дом под снос. Жильцы выехали, а дом всё не ломали, и он рушился потихоньку сам. Туда обожали лазить мальчишки. Так было и в тот день. Малышня пролезла через окно и копалась там. Вдруг начала обрушиваться какая-то балка. Он с другом бросился через то же окно, они подсаживали мальчишек и те смогли вылезти, друг успел выбраться сам. А он нет.
Восьмого похороны. Мама спросила – почему восьмого, хоронить положено на третий день, а это получается – завтра. Так ведь завтра – праздник, не разрешили.
Праздник. Завтра.
А его уже два дня нет.
Он умер.

«Сердце бьётся тогда, когда надо бы разорваться…»


Я не знаю, что это было. Может быть, моя первая любовь. Возможно. Скорее всего. Иначе почему каждый год в начале ноября так щемит сердце.
Прошло уже много лет. А я до сих пор вижу, как он машет мне рукой и улыбается. Нельзя рассмотреть глаза – слишком яркое солнце, он щурится. На нем невыносимо белая рубашка и красный галстук. Вечером последний костер и завтра мы разъедемся по домам.