праздник совершенолетия

   Ежаня лениво плёлся вдоль знаменитого проспекта, неторопливо волоча ноги. Яркое солнце ощутимо припекало его, остриженную по последней моде «удар доской», макушку, одновременно, в мельчайших деталях, высвечивая подробности окрестного пейзажа. Проспект был невероятно широк и грязен, точнее, жидкой грязью была покрыта проезжая часть, предназначенная для грязекатов слуг различной категории. Те, скромно, ютились на окраинах великого города в особых резервациях, за высоченными железобетонными заборами, украшенными незамысловатой спиралью колючей проволоки. Ежаня, тупо, уставился на бронзовую табличку, ядовито зеленевшую на цоколе обшарпанной, блочной многоэтажки. В сотнях подобных, со всеми мыслимыми удобствами, обитали хозяева этой жизни. Их предки, не жалея ни своей, ни, тем более, чужой крови отстояли священное право ничего ни делать и ни за что не отвечать в героическую эпоху Великой Революции,
Величайшей Индустриализации, Грандиознейшей Реабилитации по ошибке убиенных и прочих исторических событий. На заляпанной потёками голубиного помёта бронзе значилось: «Проспект имени всеобщей и окончательной победы над…». На месте последнего слова остались, только, зияющие дыры от крепёжных болтов. То ли потомки легендарного, пухлощёкого, Тамерлана, воспетого в школьных учебниках и рекламе ломбарда «Пятихатка», уволокли его в ближайший пункт скупки краденного, то ли приближался ежегодный сезон реформ и глобальных переименований.
  Под табличкой, немного кривовато, была пришлёпнута сероватая бумажка со словами и картинкой. Ежаня заинтересовался: как никак, после десяти лет ни фига не делания в весьма средней школе и ремеслухе, рано поседевшим педагогам удалось заставить его узнавать почти все буквы и, даже, читать по слогам. Картинка была интересная: сисясто-попастая девица, одетая, только, в чулки и карнавальную маску, левой рукой опиралась на садовые вилы, а правой то ли манила, то ли показывала «фак ю». Напрягая, свой, могучий, интеллект, до пота ,Ежаня, с великим трудом, разобрал, что абсолютно тайное и сверхсекретное интернационал-сатанисткое общество (лицензия №…) приглашает всех желающих на тайный шабаш. Оный, должен состояться сегодня вечером в городской мулинерии, вход свободный, бесплатный, но, необходимо принести с собой: дохлую, чёрную кошку, живую серую жабу, гадюку сушеную или невинно убиенного младенца для последующего барбекю с дискотекой. Ежаня заинтересовался: сатанизм, опять, входил в моду, уверенно обходя по рейтингу популярности гомосексуализм, скотоложество и, оставив далеко за кормой, наркоманию, а так же участие в уличных бандах. Авторитет неформальных дворовых командиров опустился ниже уровня унитаза, после официального разрешения доблестным защитникам любимой Родины открыто менять на картошку и брюкву тяжёлые танки, зенитные ракетные комплексы, ядерные заряды «чёртов крикет» и прочую продукцию отечественного военно-промышленного комплекса. Очередной конфликт, за влияние над территорией дворовой помойки, был решён ветхой старушкой, разбуженной в полночь автоматными очередями и выстрелами из базук. Ветеран Великой Бойни всыпала «фулюганам» пару залпов системы «Ураган», после чего, борьба за сферы влияния выродилась в унылый мордобой и пошлую поножовщину. Окончательно мероприятие испохабили стражи порядка, вынужденные применять для разгона воинствующих сторон пуховые подушки, дабы, паче чаяния, не потревожить чуткий сон нервных хозяев жизни. Способных с дуру, или  перепою, шарахнуть в окно из последнего приобретения с распродажи  излишков вооружения. Сатанизм – совсем другое дело! Ежаня, мечтательно вздохнул, шумно всасывая сочную, зелёную соплю, предпринявшую очередную наглую попытку доползти до подбородка. Главный сатанист их блока жил не хуже хозяина первой категории, хотя, даже, не имел ошейника рядового бомжа. И всего то дел: собрать коллекцию экскрементов дворецкого и кладовщиков, подкупив, приворотным зельем, страшную, как морда оккупанта на агитационной листовке, лаборантку центральной санитарной службы. С полчаса повыть и потрястись, в присутствии официально зарегистрированных стукачей, над кучкой зловонных спичечных коробков, изобразить припадок, с пеной у рта…. А на следующий день фаланга мулинеров почётного караула у облезлой картонной двери его хавиры, а из питьевого фонтана льётся настоящая «Пшеничная» круглосуточно! Ежаня завистливо всхлипнул и, запустив грязную пятерню за пояс, со скрежетом оскрёб, горящее жгучим пламенем, мужское достоинство.


2
Интересно, что его угораздило намотать на винт, в этот раз? Чёрт, и резинка не помогла, хотя была не тоньше рыбацких забродов. А ведь чувствовал! И на кой ляд, сдалась ему та стервь? Ведь зарекался, ещё в тот раз зарекался, когда во второй раз, со спидаком, валялся в «Клубе Весёлых и Доверчивых». Три раза, в перехлёст, того, гордого, сына Южных гор: «Малчик, а, малчик мандарынка хочишь?».
Потом, из-за этой мандаринки, не то что сесть нормально, а пукнуть, без слёз, полмесяца не получалось. Ежаня, поёжившись, от малоприятного воспоминания, хлебнул, для успокоения, из пластиковой бутыли нежно-голубого денатурата. Привычно занюхав желтым, прокуренным, ногтем он шумно выдохнул огнеопасные пары. Жить стало легче, проблемы казались мелкими.
   А ведь ему, сегодня, семнадцать! С него, наконец-то, сняли детский электрошок! Отныне можно идти, куда угодно, делать что угодно…. Ежаня задумчиво побренчал в кармане дюжинной серебряных контактов, варварски выдранных из аварийного лифта. На что же их, лучше употребить? Ну не за зря же столько страха! Застукай его кто-нибудь из соседей, за актом технического садизма и гордый сын Южных гор, сразу и резко, перестал бы быть самым гадким воспоминанием его многогрешной юности.
Хорошо хромому Гешке – гнусу! Тому хватило, ко дню совершеннолетия, одного золотого зуба, из наградной челюсти его деда, заслуженного палача времён Великой Чистки. В Смутное Время дедок сам, ненароком, угодил туда, куда раньше эшелонами гнал других, но, с приходом в людскую нового дворецкого, всплыл из небытия. Шустрый дедок быстро получил назад квартиру, ордена и тридцать два золотых зуба, на присосках, в замен оставленных в местах лишения….
Гешке только-то и понадобилось, что разлить на пороге бутыль патентованного средства борьбы с жиром на посуде. Вечно пьяный, десятипудовый, дед- бодрячок, державший в страхе весь этаж, так дербалызнулся виском об косяк, что и не заметил, как любимый внучек решил его правого верхнего клыка, посредством зубила и слесарного молотка.
Оклемавшийся дед орал, словно сирена воздушной тревоги, в то время, как любимый внучек, сочувственно пялился на него полуслепыми зенками, сквозь исцарапанные линзы многократно клееных очков.
Обыск с пристрастием, профессионально и стремительно проведённый, освирепевшим до невменяемости, заслуженным палачом результатов не дал. Не смотря на отодранные половицы и тотальный шмон комодов, чемоданов и бебехов, завершенный общим построением в коридоре, раком, домочадцев и соседей. Дыхательные, и прочие отверстия, предусмотренные, мудрой, природой в человеческом теле были, весьма профессионально, обследованы. Во время этого шухера золотой зуб мирно покоился в желудке хитромудрого внука. Ох, не даром, он так внимательно выслушивал пьяные откровения ветерана заплечных  дел. Полученный опыт был творчески переосмыслен и применён на практике. Когда дед убедился, что металлоискатель, с наградной табличкой от Великого Живодёра Новорожденной Тирании, безнадёжно испорчен, то, будучи последней сволочью, но не дураком, он понял всё. Пристально взглянув в бегающие глазёнки внучка, смачно плюнул на пол, сквозь, благоприобретённую щербину, и, не без уважения, буркнул: «гнуш ты Гкшка…». После этого, в целях воспитания подрастающего поколения, тяжёлым ударом стальной трости выбил внуку коленный сустав.
   Пока Гешка с воем вертелся на загаженном полу, обхватив наливающееся, чёрной кровью и болью, колено, а, осчастливленные лёгким избавлением, соседи тихонько расползались по своим норам, старый хрыч назидательно ткнул, в засиженный мухами, пыльный, потолок корявым указательным пальцем и прошепелявил: «Вождавшэму тебе, вождай штоицей!»
Полюбовавшись пару минут на дело рук своих, дед довольно хмыкнул и вызвал бригаду алкашей из ближайшего травмпункта. Затем он отправился в комитет «Недорепресированных жертв», где служил казначеем, хлопотать у председателя, бывшего полицая и лепшего собутыльника, о новом зубе.
   Как ни странно, всё кончилось хорошо: дед, получивший новый клык, зауважал внука, в одиночку провернувшего столь оригинальную операцию.
Гешка, получивший старый зуб, вышедший из него естественным путём, хоть и с кровью, беззаветно полюбил деда. После того, как печально осмотрел загипсованную ногу, всхлипнул и пробормотал: «А ведь мог и зарезать…».
Соседи, пережившие вторую молодость, по въевшийся в отбитые почки привычке, превратившейся в безусловный рефлекс, зауважали обоих.
3
А больше всех, сладкую парочку зауважал местный, криминальный авторитет – Федя безногий. Он, умудрился, отморозить собственные дрыги, по пьяной лавочке в дурной молодости. Придумав от
безысходной скуки и природной тупости страшную сказку про отпиливание оных конечностей некими людьми в золотых погонах. Якобы, за-ради выведывания некой роковой тайны, посредством двуручной пилы и без наркоза. Сказка многократно повторялась случайным собутыльникам, становясь, чем дальше, тем страшнее. Но вот, однажды ночью, к нему действительно заявились реальные люди в золотых погонах, живо интересовавшиеся оной тайной и крайне огорченные топорностью деятельности своих предшественников, не сумевших эту тайну выведать. Федина сказка так понравилась золотопогонникам, что они не отпускали его целых десять лет, но, в конце концов, он, видимо, им прискучил, и Федю турнули с казённых харчей.
После возвращения Федя - безногий сказок больше не рассказывал, ограничиваясь блатными словечками пополам с многоэтажным матом.
Расчувствовавшийся дед, убедившийся, на склоне жизни, что кровь – не водица, а генетика не лженаука, оставил внучку не только добытый тем боевой трофей (зуб), но и торжественно вручил никелированный кастет. Дед обзавёлся им в эпоху Грандиознейшей Реабилитации, после парочки нечаянных встреч с крестниками в уединённых местах. Гешку подарок растрогал  до слёз, он, даже, перестал мочиться в дедов кисет с самосадом.
Трофейный зуб был отнесён к скупщику краденого, работавшему по соседству по лицензии и прейскуранту. Официально, он именовался, почему-то, ювелиром. Данный индивид, сморщенный, словно хорошо просушенный коровий кизяк, лупоглазый и редкозубый, почитал себя большим ценителем дам сверхлёгкого поведения и всевозможных вариантов кумовства и халявы. Клык был взвешен, оценён и оплачен. Скупщик не успел поздравить себя с удачной халявой, сулившей двести процентов экономии, как в его мастерскую, матерясь и дыша перегаром, вломился заслуженный палач….
   После его ухода ювелир, страшно довольный, что, помимо золотого зуба, он не досчитался только пары своих, которые и так пора было удалять, в тысячу первый раз поклялся быть осторожнее. Вот так у тандема Гешка – дед появился неразменный золотой зуб, позволявший Гешке постоянно иметь в кармане пачку купилок, а деду вспоминать боевую молодость и поддерживать хорошую спортивную форму.
   Ежаня завистливо ругнулся: Везёт же некоторым! Столько счастья и всё не ему, а другим. Окажись он на месте Гешки, то, со своим талантом вляпаться в единственную кучу дерьма на сто гектаров чистого поля, давно висел бы на дыбе в застенках ужасной Комолды, ночного кошмара будущих хозяев жизни. А, может, и права была его первая, почти забытая учительница? Она так серьёзно уверяла, что таблицу умножения надо выучить, а букварь прочитать, чтобы стать умным. Ежаня, позвякивая неправедно нажитым богатством медленно двигался к центральной площади города. Он вспоминал с улыбкой, как сегодня утром детский электрошоковый ошейник, которого он почти не замечал, звонко щелкнув, распался на две части, заставив сердце Ежани лихорадочно забиться. Вот оно: совершеннолетие! С этого момента он ничего не обязан делать! Он, вообще, никому, ничего не обязан.
   На радостях Ежаня изодрал, заранее припасённым, ржавым гвоздём все, что получилось в своей комнате под завистливое подвывание соседей. Те, всё ещё, были обречены на послушание и треклятую, обрыдшую, хуже ежедневной перловой каши на прогоркшем саломасе, учёбу. Затем, неуклюже ухватив, непривычной рукой писалку и, высунув язык от усердия, за полчаса перепохабил все картинки в учебниках. Пририсовывая маститым инженеграм детородные органы, где только позволяло взыгравшее воображение. Когда чуточку полегчало на душе, он изодрал, в клочья, казённое постельное бельё. Потом, пару минут, безуспешно пытался высадить табуретом толстенное бронестекло в окне. Тщетно, оно, явно, было рассчитано именно на такие случаи. Окончательно запыхавшись он исполнил Заветную Мечту, оставленную на сладкое: снял штаны и выставил в окно голый зад. Завершив культурную программу Ежаня, с радостным грёготом и топотом, покинул негостеприимные стены общаги, ринувшись на встречу счастливому завтра.