Накануне Рождества

Николай Тертышный
Накануне Рождества.
рассказ

На маленькой железнодорожной станции ДВЖД, где пассажирские поезда, затихнув, устало стоят лишь минуту-две, и тут же торопятся убежать от безлюдья и выветренного снежного пространства, а скорые курьерские, высокомерно промелькнув матовым перламутром пыльных окон, вообще проносятся мимо, на небольшом перроне, присев на кривой деревянный ящик, торчал спозаранок невзрачный мужичонка в крашеном кроличьем треухе. Рядом на короткой верёвке, смиренно прижавшись серым в ржавых подпалинах боком, стояло маленькое худющее с подпиленными рогами создание, именуемое в просторечии козлом. Картина на фоне серого зябкого неба, собирающегося опуститься на окрестности снежком, прямо скажем, скучная и явно не располагающая к интересным событиям. Но, вот издали раздаётся громкий гудок и к станции подходит состав грязно-зелёного цвета. С подножки одного из вагонов резво спрыгивают на ходу два молодца в форменной одежде железнодорожников, явно проводники, и прямиком спешат к скучающей фигуре с козлом.
- Дед, сколько? – спрашивают торопливо и только ради приличия, поскольку можно догадаться, что мужик отдаёт скотину максимум за пару бутылок водки.
- Дык, сто рублей… до Рождества, - не спешно встаёт мужичонка с ящика.
- Берём! – в один голос говорят проводники.
Один считает деньги, другой, перехватывая верёвку, спрашивает:
- Как зовут-то?
- Дык, Евсеем, - отстранённо отвечает мужик, следя слезливым глазом за десятками.
- Да не тебя, дура. Козла как…?
- А-а… Его-то Семёном, известное дело. А ты никак новенький? – мужик прячет за пазуху деньги и только тогда отпускает верёвку.
Минуту спустя железнодорожники уводят совсем не упирающуюся скотину в вагон. Странное дело, что козёл сам поднялся по крутым ступенькам, и можно было видеть, что он прилично знаком с вагонной обстановкой. Ещё через минуту поезд шумно отошёл от станции и словно провалился в серое декабрьское небо. Мужичок немного потоптался ещё на перроне и ушёл в сторону нахмуренных ближних домов посёлка.
Прошла неделя. Накануне Рождества Христова на этом же месте так же на ящике Евсей. Курит, сплющив папиросу плотно в ладони. Морозно, но солнечно. Поскрипывает снег, и синева над крышами, повеселевших домов, слепит глаза.
- А Семён где жа? – громко спрашивает проходившая мимо тётка в валенках.
- На заработках, - грустно отвечает Евсей, притаптывая окурок.
- Вона как. На праздники, стало быть, один гулять будешь?
- Дык, вернуться должен, - как-то с сомнением в голосе говорит Евсей.
В это время слышится гудок, и сразу же окрестности наполняются шумом приближающегося поезда. Проскрипев железом по железу, состав затихает и останавливается. С площадки первого вагона, лишь только приотворилась дверь, на землю прыгает наш знакомый козёл всё с тем же огрызком верёвки на шее. Следом, наскоро накинув на плечи форменный китель, спускается катышком пухлый розовощекий паренёк лет тридцатипяти.
- Здорово, дед! – кричит ещё издали Евсею, скоро подходит и, чуть запыхавшись, говорит: – Принимай кореша своего. Вчера на узловой станции передали, велели доставить в срок. А то может, уступишь ещё на праздник. Нам в рейсе скука, а Семён твой клоун. Всё потеха. После ста грамм все окурки пережуёт, а что выкамаривает, и не расскажешь…. Уступи, дед, ещё на неделю. Встречным рейсом обязательно верну…
- Не-е. – упрямо вертит треухом Евсей и подбирает волочащуюся верёвку. – Рождество у нас семейный праздник, в узком кругу, так сказать. Я да Сеня… вот.
Треплет обрадовано козла за ухом, а тот виновато клонит голову к стариковскому колену и смиренно принимает трёпку.
- Жаль… Хохмач Семён изрядный, но вот твой номер, хоть убей, не выпросишь. Давай на прощанье покажи, - просит железнодорожник и протягивает пару червонцев.
- Ну, эт пустяки, - говорит Евсей.
Берёт деньги, прячет на груди под фуфайку, потом снимает треух и бросает небрежно козлу на рога.
- Ну-к, Сеня, покаж как мы с тобой праздники справляем?
Козёл удивительно скоро понимает, чего от него хотят. С минуту залихватски скачет кругом, брыкаясь во все стороны копытцами. Но потом вмиг сникает, понуро опускает голову, отчего шапка сползает ему на глаза, делает ещё круг, при этом пошатываясь и заплетая ногами. Потом сбрасывает шапку наземь, заваливается неуклюже на бок и, уткнувшись мордой в треух, по-мужицки смачно храпит…
Видно, как выглядывающий в вагонные окна народ смеётся. Со стороны станционного зданьица слышен свисток дежурного. Проводник торопится к своему вагону и заскакивает уже на ходу, махнув на прощанье рукой. Поезд быстро скрывается из виду, словно тонет в чистом январском снегу за поворотом. Уходит и Евсей с козлом. Перрон пустеет, и предрождественская тишина нисходит из голубой выси на притихшие в снежных шапках крыши станционного посёлка.
***