Самое раннее

Первая мысль

Это наверное самое раннее воспоминание. Я осматриваюсь вокруг себя, вижу верхнюю часть комнаты (что означает, что я лежу), косяк дверей, шторы, луч света их соседней комнаты, неяркий, освещающий сумерки, слышу голоса. В комнате тепло. Я изучаю своё местонахождение с любопытством, и думаю про себя: так вот куда я попала!

(Одна из моих подруг рассказала мне, что её первая мысль была о том, как же это неудобно быть способной видеть только впереди себя – похоже, что "до рождения" она могла видеть в разных направлениях одновременно.)



Нелюбовь к молоку

Мама держит меня на руках, кормит грудью. Она сидит на краю кровати, в спальне, лицом к окну и к её собеседнице, которая сидит у окна. Я слушаю их разговор. Мама жалуется, что я не хочу брать грудь. Меня это удивляет, я не знала этого раньше. Я чувствую вкус молока и думаю, почему же я не хочу брать грудь? Я замечаю,что молоко мне не нравится, и я выплёвываю его, вернее просто открываю рот и даю ему выливаться из меня. Мама сетует на меня, говоря «Вот видишь, что она делает».


Витамины

Мне года полтора или два. Я уже знаю, где взрослые прячут от меня витамины – жёлтые круглые горошины в коричневом стекляном пузырьке – в буфете. Я беру табурет, волоку его до буфета, залезаю на него, тянусь к стеклянной дверце, открываю её, и заветный пузырёк и меня в руках. Тут я чувствую и вижу, как руки моего дедушки отбирают у меня из рук этот пузырёк, спускают меня на пол. Я оборачиваюсь, дедушка относит табурет на прежнее место. Он меня не ругает. Я начинаю вопить. Он говорит, что отдаст меня цыганам, если я не буду слушаться.



Цыгане

Когда мы ещё жили в Сибири (мне тогда было меньше трёх лет) меня всегда пугали цыганами, которые приезжают на телеге, на которой между двумя пуховыми перинами прячутся их голые цыганята, потому что зима, и холодно, а у них нет одежды. Если я не буду слушаться, то цыгане заберут меня с собой, разденут и положат между этими перинами, вместе с их грязными сопливыми цыганятами. Я верила, и мне было страшно.



У меня есть маленький братик

Он весь розовый, пухленький карапуз, улыбается мне из люльки и тянет ручонки. Я обожаю его, качаю его люльку, когда он плачет. Когда он начинает ползать, я пытаюсь поднимать его на руки, но он слишком тяжёл для меня, я ведь всего на год старше, и мне не позволяют его поднимать, говорят, что я надорву живот, и потом буду плакать. Я всем с восторгом рассказываю о том, что у меня есть маленький братик.

Позднее, будучи уже в детском саду, как-то раз, когда кто-то сказал что-то о своём маленьком братике, я говорю, что у меня тоже есть маленький братик. Воспитательница спрашивает, сколько лет моему братику, я отвечаю (кажется, четыре), и она говорит мне, ну какой же он маленький, он почти такой же большой как ты. С тех пор я уже не говорю, что у меня есть маленький братик, я говорю, что у меня есть братик.


Маленьких любят больше

Я делаю своё первое умозаключение о том, что маленьких любят больше, потому что я замечаю, как вся моя семья вдруг обратилась от меня к моему маленькому братику. Его они теперь любят, а на меня кричат и ругаются. Мне, наверное, года полтора-два – потому что мой младший братик - «новая игрушка».