В Париж! В Париж! Вперёд, в Париж!!!

Глава первая (но на самом деле нет!)

- Бармен! Лучшего французского вина! – крикнул Воробей, входя в трактир. Повисла неловкая пауза.
- Вина нету. В России все пьют водку, - ответил Бармен, вертя стаканами, и прибавил громкость на магнитофоне. Со всех сторон послышались смешки, а кто-то крякнул.
- Тысяча чертей! Катись всё! Эх… - прошептал Воробей, направляясь к столику в углу. Хорошее настроение куда-то улетучилось. "Нет, так жить невозможно! Надо напиться", – подумал он и заказал водки.

…некоторое время спустя

- А знаете ли вы, что в Париже даже самый последний воробей может жить на крыше Лувра, может часами любоваться шедеврами великих мастеров Возрождения, там, где много веков назад плелись заговоры, убивали гугенотов, катились головы, а иногда даже коронованные головы! – размалёванная дамочка напротив глупо похихикивала и делала "мах-мах" своими глазками. Если бы Воробей был чуточку трезвей, он бы подумал: "Уж, не из Этих ли она?" И правда, дамочка была из Этих.
- Эй! А чем тебя не устраивает Ленинград? Там статуй не меньше, а головы вместе с короной теряли даже целыми семьями, - крикнул Бармен. Его, похоже, забавляла возможность подразнить чудаковатого Воробья.
- Ленинград? Ленинград?!? ЛЕНИНГРАД!?!? – Воробей так хотел быстрее повернуться на табурете, чтобы взглянуть в глаза наглецу, что от усердия запутался и повернулся сразу на 360 градусов. А Бармен действительно хватил лишку (ведь Ленинград – это уже.…Да!) – Ты предлагаешь мне жить в Ленинграде? Там, где полвека назад обезумевший с голодухи народ за три дня съел всех птиц??? Хуже может быть только предложение стать ручной канарейкой Мао, который объявил воробьёв вообще вне закона!
Воробей чуточку успокоился. Пригладил взъерошенные перья на голове и снова обратился к размалёванной дамочке, в которой, видимо, видел благодарную слушательницу. Дамочка глупо хихикнула.
- А знаете ли вы, что в Париже можно хоть тыщу раз за день взлетать на Эйфелеву башню, чтобы полюбоваться на Елисейские поля!
- В Москве есть Останкино! – опять подначил Бармен, но Воробей уже не обращал на него внимания, а, лишь больше распаляясь и захлёбываясь словами, с хрипотцой продолжал.
- А знаете ли вы, что в Париже даже влюблённые мечтают жить в мансардах, чтобы быть поближе к небу! О, Париж!!! – но Бармен, которому не давал покоя Воробей, снова крикнул:
- Я слыхал, в Махачкале тоже проблемы с жилплощадью. Одна семья даже целый год жила в подвале!
- ААААААААААААААААААААААААААА!!!!!!! – крикнул Воробей, схватив бутылку и, отколов ей донышко, как безумный, кинулся на Бармена…

…некоторое время спустя

Воробей получил в глаз. Размалёванная дамочка куда-то его волокла и всё говорила про какой-то ключ от квартиры. Воробей вырывался и пытался петь про чёрного ворона и Стеньку Разина…

…некоторое время спустя
Воробей лежал на диване, закинув крылья за голову, и философствовал:
- Эх! До чего хорошо! Кто бы мог подумать, милая! Ну же! Я хоть и разговариваю сам с собой, но мне нужен собеседник!
- Угум! М-м-м-м…..ум! – послышалось откуда-то снизу, а Воробей согласно кивнул.
- Только вот скажи, зачем девушкам клювы? Ой! Осторожней! Ай! Именно про это я и говорю. Эти клювы вечно всё портят. Да, милая?
- Мммм? Угуммм!
- Но, впрочем, ничего! Нам, птицам, ещё повезло. Представляешь, каково в такой ситуации китам? Или дикобразам?
- Мум! Му-м-м-м!
- Ну, не отвлекайся. Хоть я с тобой и разговариваю, мне совсем не важно отвечаешь ты мне или нет! Угум? – где-то внизу что-то обиженно засопело…
…утром

- О, боже! – Воробей открыл глаза и тут же их закрыл. Как будто свора сумасшедших монахов основала в его голове монастырь и сейчас била в колокол в честь его открытия. Воробей пошарил рукой рядом с кроватью – ни воды, ни таблеток, ни яду. Надежды на спасение не было – придётся вставать.
Он ещё раз открыл глаза и новый удар ждал его – прекрасная маленькая комнатка была перевёрнута вверх дном! Всё ценное пропало, пропали даже блестящие ложки. Его обворовали!
- Дьявол… - бессильно прошептал он, - как же  я не догадался, что эта пигалица "из Этих"? Нет, так дальше жить нельзя! Я этого не переживу! Нужно умереть!
И Воробей, не открывая глаз, выпрыгнул в окно. Его маленькое серенькое тельце, привыкшее к звуку ветра, жалко закувыркалось вниз. И стоящая радом с домом берёза, если бы она умела думать, верно бы подумала: "Всё, Воробью конец!"
Но не тут-то было! Старый седой дворник (который много пил и ругался) видимо почувствовав свою скорую кончину, решил сделать последнее доброе дело в своей жизни: сгрести весь снег с тротуаров в огромную кучу у дома. Именно туда плюхнулся наш герой! Итак, повторяю: Умер не Воробей, а Дворник! А берёза на это подумала: "Каково!"
- Тысяча чертей! – выругался Воробей, выбравшись из липкого снега, но тут решимость ему изменила, он сел обратно в снег и горько заплакал.
- К чёрту эту жизнь…- всхлипывал он, а ветер колыхал мокрые взъерошенные пёрышки у него на голове, - к чёрту всё…(всхлип)…Дыра! Какая дыра…(шмыг)…В Париже такое просто не могло бы произойти...(всхлип и шмыг)…Дьявол! Кж-хур-жмы-х!
Воробей встал, высморкался, размазал слёзы и крикнул, погрозив кому-то неведомому кулаком: "В Париж! В Париж! В ПАРИЖ!!!"


Глава вторая (и вправду! но коротенькая)

Машины, машины, машины! «Ты, что? Машин считаешь?» Да! Воробей с детства любил считать машин. Вот истинное призвание бездельника! Красные, серые, чёрные. Каких только нет! Бегут разноцветной струйкой прямо у тебя под ногами – одни вперёд, другие назад, и невозможно отвести взгляд. Дорога завораживала
Воробей оглянулся: ни привычных крыш домов, ни дымных труб заводов – только ровные верхушки сосен и асфальтовая полоса внизу. Впереди чёртовы километры этого асфальта и где-то там, вдалеке, Париж. «Па-ри-ж-ж-ж…» - словно пробуя на вкус, пробурчал Воробей. Вдруг сзади донеслись сбивчивые хлопки крыльев.
- Привет, в Дубки летишь? Я в Дубки, - дохнул перегаром покачивающийся в воздухе Выхухоль, - у меня там баба. Сисястая. Я ей как-то такой фонарь поставил, а ничё, любит. Ну, правда, тогда за дело. Она у меня, падла, самогон спёрла, а Петруха подумал, что это я его вылакал. Я ему тогда говорю: «Хочешь, прямо щас ей в глаз дам?». А он ещё не верит. Ну, я и дал…Хм. Ты в Дубки летишь? Странный какой-то.
- Ну…- Воробей окончательно запутался. Что ответить этому воняющему водкой и луком Выхухолю? Воробей вгляделся в его лицо и пообещал себе больше не пить. А не то, подумал он, сам превратишься в Выхухоля, или даже в сисястую бабу. Тем временем Выхухоль продолжал:
- Ладно! Скажу по секрету, это я сам спирт выпил, а Катьке по морде просто так дал. А ты бы разве не выпил? То-то! Но самое удивительное, Катька-то стерпела! Любит, значит. Дек, ты в Дубки летишь?
- В Париж, - чётко ответил Воробей. Выхухоль как-то странно взглянул на него, покачнулся и полетел, размахивая во все стороны крыльями. Глаза его остекленели, и было видно, что он ещё не скоро придёт в себя. Может быть завтра, когда Выхухоль проснётся рядом со своей подружкой, он вспомнит Воробья и подумает, что тот, верно, летел в Паршу, соседнюю деревню. А может, и не вспомнит. Но мы-то знаем, что Воробей летел в Париж. Хотя бы потому, что если бы он летел в Паршу, он должен был бы свернуть ещё до встречи с Выхухолем.

«А время летит. Летит, тысяча чертей! Плевать на время. Хоть и вечер уже. Не заметил, как год прошёл, а теперь дня жалко! За целый день ничего не сделал! Мир не перевернул! Хотя бы собственный маленький мирок. Многие за всю жизнь задницу от дивана не оторвут, но это не оправдание. Они и не могут, значит, ничего, а ты можешь. Можешь и не делаешь. Дьявол! А это хуже, много хуже. Ведь это значит, что ты неведомому, чудесному предпочитаешь чушь обыденную. И в момент, когда ты вдруг всё понял, надо хватать себя за шкирку и вышвыривать вон. Иначе ты опять перестанешь что-либо понимать. Выход один – выкинуть себя из своей же жизни. Плевать, что при этом рушится всё вокруг. Друзья, работа, семья – кому они нужны, если через минуту тебя уже не будет? Спасти себя, или раствориться в себе? На операционном столе люди ноги и руки теряли, чтобы жить остаться. Тебе же надо лишь аппендицит вырезать. А то и ногти подстричь, или помыться просто. Смыть водой ненужную и вредную дрянь, которая уже считает себя тобой. Нужно отказаться от всего старого, иначе оно утянет тебя на дно. Выкинуть вон всё, что мешает тебе взлететь…»

Вдруг внимание Воробья привлек дорожный указатель, блеснувший в свете фар. Он поспешно сел и заскользил усталыми глазами по белым буквам:
«Москва – 812 км.»
«Воронеж – 5 км»
Неожиданно Воробей изумлённо ахнул. На последней строчке было написано:
«До Парижа – 1000 лье».
Он поднял крылья к небу и, расхохотавшись, пронзительно закричал:
- Ур-Ра!!! Ура!!! Я на правильном пути!


Глава третья. (Где можно отдохнуть.)

- Тысяча чертей, здесь вообще можно найти спокойное местечко усталому путешественнику? -  Воробей летал по освещённым улицам Воронежа и искал какой-нибудь тёмный чердак. Свет фонарей слепил. Кто вообще придумал, что фонари могут что-то освещать? Ночью из-за них не видно даже неба. Поэтому воробей метался от одного дома к другому, боясь разбиться. Он уже начинал проклинать себя за то, что решил вечером пролететь чрез центр города, чтобы утром сразу лететь дальше. Но тут его внимание привлек игрушечный замок на вывеске книжного магазина. Замок имел ворота и был пустой изнутри.
- Э-эй! Есть здесь кто-нибудь? – крикнул Воробей, приземлившись на откидной мостик. В замке что-то зашуршало. «АААА!!! Замок с привидениями!!! » - пронеслось у него в голове. Но тут из парадной двери вышел седой старик в смокинге и, прочистив горло, произнёс:
- Рад приветствовать вас в моём родовом замке. Моё имя Говорун. Как изволите называть вас, сударь?
- М… Воробей. Просто Воробей. Уважаемый Говорун, разрешите мне, пожалуйста, остаться на ночь в вашем замечательном замке.
- Прошу! Заходите. Но, надеюсь, вы знаете правила? После того, как радушный хозяин накормит гостя, и пред тем как гость захочет спать, он, гость, должен развлечь хозяина беседой. В какой области вы сведущи?
- Ээээ… Сведущ? Ммм…
- Да, в какой? Красноречие, наука, поэзия?
- Крх, – Воробей кашлянул, и уверенно ответил. - В поэзии. Я сведущ в поэзии.
- О, какой сюрприз! Я как раз закончил новый цикл стихов. Мы могли бы вместе обсудить его. Ну а теперь скорей за стол!

спустя несколько часов…

-…конец. Вот и всё. Я весь выдохся. Давно я с таким вдохновением не читал стихов. А ведь их к этому вечеру накопилось немало. – Говорун перевёл дух и слез с табурета. Свеча в его руке затрепетала. Всё это время Воробей внимательно на него смотрел и вживался в роль ценителя поэзии. Но то, что ему предложили, он оценил весьма средне, а Говорун уже с поклоном передал ему свечу, - Итак, повторюсь, я закончил. Теперь ваша очередь, и остаток вечера говорить будете вы, дорогой господин Воробей.
Было как-то неловко расстраивать человека, приютившего тебя. Но Воробей чувствовал, что он имеет на это право:
- Я обещал быть честным с вами, и это избавляет меня от возможности нанести вам обиду. Начну. Я зол и обижен на вас и на поэтов. За то, что вы сделали с поэзией. Культ, шаблоны поведения, внешняя показная сторона перевесили в вас сущность стихов. Упёртый в никуда взгляд и тихий, прочувствованный голос не делают вас поэтом. Тысяча чертей! Что за стихи могут получиться из никудышных любовей, незаконченных переживаний и робких порывов? А ведь в стихах главное – начинка! Огонь! Ярость! Страсть! Не размазня и не жидкий студень. Дайте настоящих стихов, а не дешёвую соску для больных романтикой слюнтяев. Куда вы вперили свой взгляд? В себя? Во внутреннее Я? Куда вы смотрите этим потухшим взглядом? Вам не на что смотреть! У вас головёшка вместо факела! Потому и взгляд потухший, потому и стихи ваши стухли! Где рифма? Где ритм? Куда вы их дели!?!? Разрази меня гром! Стихи – это выражение мыслей не через худосочные обрывки фраз, а именно через рифму, ритм, мелодику. О чём вы пишите? Вы нищий! Лелеете одно жалкое чувство – чувство неполноценности! Меланхоличный лепет. Стих должен зажигать душу, если вы в унынии. Вы всегда унылы. Стих должен печалить, если вы веселы. Ваш стих смешон. Но он не смешит, если вам хочется смеяться. Прошу вас, расстаньтесь со стихами и пишите прозу. А лучше не пишите вообще… Я всё сказал.
Говорун сидел, не шевелясь, на табурете. И взгляд его был опушен действительно куда-то вбок. Замок наполнился тишиной, ничуть не нарушаемой гамом улицы.
- Вот так всегда. Думаешь, что ты любим – оказывается, что нет. И ты пишешь стихи. Думаешь, что ты поэт – оказывается, что нет. И не приходит на ум ничего, кроме как написать завещание и застрелиться.
- Ну же! Говорун, простите! Я не хотел вас расстроить, но знал, что без этого не получится, - Воробью вдруг стало очень жалко этого неудавшегося поэта, ведь в остальном он был вполне хорошим.
- Ничего. Спасибо.  Вы правы, лучше я не буду больше писать стихи.
- Но, может быть, вы исправитесь! Не теряйте надежды!
- Кстати, я совсем забыл спросить, куда вы летите? – поинтересовался Говорун, чтобы перевести разговор с больной для него темы.
- В Париж… - и Воробей рассказал об обстоятельствах, заставивших его отправиться в путь. Так они ещё долго сидели за чашечкой чая, пока Воробей не стал засыпать прямо за столом. Говорун проводил его до гостевой комнаты, и, казалось, всё в замке затихло. Но старый сверчок ещё долго слышал потом глухие поскрипывания пера по бумаге в комнате хозяина. А Воробей не слышал ничего, ведь под эти звуки так хорошо спится!


Глава четвёртая (очень интересная!)

- Ты уверен, что так будет быстрее?
- Да, конечно! – Говорун провожал Воробья и нёс узелок с ватрушками. Они неожиданно сдружились за эту ночь, и теперь им было жаль расставаться.
- А это безопасно? – Воробей всё ещё сомневался, хотя они уже прилетели в аэропорт. Огромные блестящие самолёты ничуть не внушали доверия.
- Абсолютно! Миллионы людей пользуются ими, хотя сами даже не умеют летать.
- Хм… - Воробей недоверчиво покачал головой.
- Теперь главное, выбрать подходящий. Вон, видишь, тот, с надписью «From Воронеж, to Париж». Самое то! Ну, давай обнимемся, и прощай!
- Прощай, Говорун! Как хорошо, что я тебя встретил!
- Вот, возьми ватрушки в дорогу. Ну, счастливо!
Они обнялись ещё раз, и Воробей полетел садиться на самолёт. Говорун долго ещё махал крыльями – в знак прощания и просто, чтоб не упасть, ведь он был в воздухе. А Воробей действительно сидел на крыле самолёта, одним крылом держась за красную лампочку, а другим - за ватрушки. Загудели моторы, и всё вокруг поплыло, как будто сдуваемое встречным ветром. Воробей посильней обхватил лампочку, зажмурив глаза. Самолёт подпрыгнул и на большой скорости оторвался от земли.

спустя несколько часов…

Гул в ушах почему-то мешал думать. Поэтому Воробей решил заняться каким-нибудь бессмысленным занятием. Но на ум ничего не приходило, хотя леса и поля, словно по волшебству, мелькающие внизу, притягивали взгляд. И тут он вспомнил, что в самолётах все обычно просто смотрят в иллюминаторы. Воробей передвинулся из-за своего укрытия – лампочки – и уставился в иллюминатор. Из иллюминатора на него, в свою очередь, уставилась какая-то нервная физиономия с жидкими усиками. Воробей приветливо помахал физиономии крылом.
И вдруг началось что-то непонятное. Господин с жидкими усиками вскочил с кресла, заверещал и начал бить кулаком по стеклу. Тут же прибежала девушка в голубой форме и попыталась ласково усадить его на место. Но господин с нервной физиономией не сдавался, начав рвать волосы из головы и тыкать трясущимся пальцам в сторону Воробья, из-за чего Воробей тут же спрятался обратно за лампочку и продолжил наблюдать уже оттуда. Голубая девушка тоже посмотрела туда, куда показывал нервный гражданин, но, конечно, ничего не увидела и задёрнула шторку.
«Тьфу ты, чёрт! Больной какой-то», - подумал Воробей и стал дальше смотреть в зашторенный иллюминатор. Шторка пару раз дрогнула и тихонько отползла. Нервный господин стал украдкой смотреть в окно, время от времени, оглядываясь назад. Воробью стало тоже интересно, и он опять высунулся из-за лампочки. Вдруг усатый гражданин открыл рот, и которого потекла белая пена. «Пугает, - подумал Воробей и улыбнулся, - ну и я тоже пугать умею!»
- А-а-а-а-р-р-р-р-ррр!!! – закричал Воробей, клацая клювом и махая крыльями, отчего чуть не улетел из-за встречного ветра. Увидев это, господин с нервными усами совсем взбесился, он попытался зубами прокусить иллюминатор и разбил зубы в кровь. Видя, что ничего не получается, он стал бить по иллюминатору чьим-то чемоданчиком. «Испугался!» - победно решил Воробей, но тут стекло треснуло, завыла тревога и лампочка опасливо замигала. Раздался хлопок – это разорвался под давлением иллюминатор - и осколки полетели в разные стороны. Двигатель, находящийся под крылом, сдавлено зашипел, всё громче и громче стуча. В иллюминаторе истошно вопил окровавленный гражданин, и бегали люди. «Черт знает что!» - возмутился Воробей, и, в этот самый момент двигатель под крылом взорвался.
Отброшенный от горящего самолёта Воробей, потеряв сознание, бессмысленным комом закувыркался в воздухе, ещё летя по инерции вперёд, но уже стремительно теряя высоту. Белая снежная пустыня внизу неумолимо приближалась, а Воробей так и не приходил в себя.

…

А в это время глубоко под снегом мышонок в роговых очках пил чай. Просто чай, без всего, но с сахаром. Было как-то скучно, и восковая свечка горела безрадостно. И…Трах-барабах-бах-бах. – Воробей, проломив крышу, упал прямо на середину стола. Он, ничего не понимая, оглянулся и посмотрел на мышонка, который понимал ещё меньше его:
- Здравствуйте, - Мышонок, ошарашенный такой наглостью, поправил очки и как-то глупо спросил:
- Ты что, идиот?
- Хм…. Нет, Воробей.
- Ты ж мне крышу пробил на фиг.
- Ой, Да? Извините.
- А там что у тебя? – спросил мышонок указывая на дымящийся и пахнущий гарью узелок Воробья.
- Это? Ватрушки, судя по всему, тёпленькие.
- Ну!!! Так это же совсем другое дело! – обрадовался мышонок, - Мы будем пить чай. Люблю гостей, которые как снег на голову, или, вернее, как авианалёт!!!


Глава пятая (спустя несколько дней)

Воробей летел высоко над лесами и полями, автобанами и заправками, городками и речками – где-то на западе Германии. Миллиметры стремительно таяли, таяли сантиметры, метры и, время от времени, километры, а Париж, мигавший издалека всю жизнь, вдруг стал потрясающе реальным. Даже пугающе реальным.
В поисках пищи Воробей стал осматривать железнодорожную станцию какого-то городка. «Вот-вот появятся старушки с семечками» - думал он. Ему было не привыкать подворовывать у медлительных старушек. Однако перрон оставался на удивление чистым. Ничего не понимая, Воробей уселся прямо на асфальт и стал рассеянно посматривать по сторонам. Тут его внимание привлекла девушка в бежевом пальто, читающая книгу на скамейке. Она ждала поезд. Это было заметно по тому, как она время от времени устало смотрела на уходящие вдаль рельсы. Девушка сняла шляпку, и ветер стал играть её короткими каштановыми волосами. Воробей подлетел поближе, чтоб лучше разглядеть её печальные глаза. Девушка улыбнулась новому соседу и зачем-то полезла в сумочку. Оттуда она достала маленькую булочку и, отломив кусочек, бросила его Воробью.
Никак этого не ожидав, Воробей уставился на хлебные крошки, лежавшие у его ног. «Никто раньше не кормил меня просто так», - подумал он и благодарно посмотрел на девушку в пальто. Хлеб оказался такой свежий и вкусный! Воробей даже почувствовал на нём теплоту рук своей новой подруги, чему обрадовался гораздо больше. Он закрыл глаза, наслаждаясь неведомым доселе удовольствием. И в этот миг по перрону пронеслась хищная тень – ястреб, прятавшийся в переплетении железных балок под навесом, кинулся на свою добычу. Воробей открыл глаза и непонимающе взглянул на округлившийся от страха ротик девушки. Через секунду он как будто взорвался перьями, сбитый ястребом, и потерял сознание.
Девушка вскочила со скамейки и бросилась к лежащему Воробью. Перья медленно опускались на перрон. Она подняла его и почувствовала слабое биение сердца. На асфальт упали две прозрачные слезы и окрасились кровью. Девушка нежно прижала тельце Воробья к вздрагивающей груди, и услышала гудок электрички. Вагоны заскользили по пустой станции и остановились. Из высокой двери на неё равнодушно посмотрел контролёр. Девушка, всё так же прижимая бесчувственного Воробья к груди, подошла к нему и попросила:
- One ticket up to Paris, please.




Последнее стихотворение Говоруна:

Паришь в Париж,
Ползёшь, Бежишь,
И, кулаком тряся, кричишь:
«В Париж! В Париж! В Париж!»

Где скорый поезд не пройдёт,
И лёд вокруг болот,
Там гордо реет самолёт -
Везёт тебя вперёд!

Кругом снега, луна и тишь,
Лишь ты опять во сне глядишь
На своды старых крыш.