Медный мальчик crime story

Где нет закона – нет и преступления.
Апостол Павел

   Была самая обыкновенная ночь. Под пером многочисленных писателей ночь, когда вор или бандит идет на дело, почему-то представляется из ряда вон выходящей. Обычно это темная, безлунная, мрачная ночь, которая словно предвидит, что под ее покровом должно произойти преступление. Именно таких ночей боится обыватель, а зря, ибо все преступления совершаются в самые обычные, заурядные ночи.
Так вот. Была самая обыкновенная ночь. Толик в полной экипировке, которой позавидовал бы любой электрик, шел на дело. Был он цветметчиком и специализировался на взломах трансформаторных будок. На плече у него висела сумка с полным арсеналом. Среди всевозможных отверток, пилок,  ключей, пассатижей, фонариков имелся даже тостер. Плюс к этому незаменимое орудие цветметчика – магнит. И еще одну вещь всегда таскал Толик с собой – старенький безмен, пружина которого из-за частого употребления несколько растянулась, и он всегда показывал несколько больше реального веса. Но эти призрачные сотни граммов как-то грели душу, поэтому Толик не желал покупать новый, более точный прибор. Безмен – на деле вещь совсем ненужная, но Толик всегда вешал добычу прямо на месте, как бы стремно не было. "Хотя бы буду знать, за что сижу" – говорил он.
На трансформаторы Толик перешел не сразу. Начинал он свой смертельный бизнес с электропроводов. Кстати, именно он одним из первых применил новую тактику в этом деле – пилить столбы, чтобы на них не лазить. Последним его достижением было обрушение 45-метровой железной опоры. Это оказалось совсем несложно – достаточно было перепилить пару перекладин в основании, и эта махина весом в несколько тонн рухнула сама, но прямо на Толика. То, что он угодил как раз между перекладин – было чудом. Толик воспринял это как предупреждение, но окончательно завязал с проводами лишь когда погиб его напарник. Вообще-то, знакомые и малознакомые поджаривались на проводах довольно часто, но смерть Сереги Толик наблюдал лично, и до сих пор эта сцена стояла перед глазами.
…Пацан истошно орал. От столба, на верхушке которого он сидел, во все стороны сыпались искры, волосы и одежда моментально загорелись. Толик, "работавший" неподалеку, прибежал на крик и беспомощно топтался внизу. "Прыгай!" - кричал он Сереге, но руки того, обхватившие провод, уже почернели, и разжать их было невозможно. Когда подъехала "Скорая", на столбе висел лишь обуглившийся труп.
Такое положение дел Толика не прикалывало. Тогда-то он и  решил окончательно переквалифицироваться. Преимущества работы в будках были налицо. Во-первых, у Толика был отмаз от ментов: если что, косить под дурачка, заявляя, что он – студент, и полез в будку изучать схемы на практике. Толик и вправду был студентом одного из технических вузов, и вид имел совершенно не воровской, а скорее походил на знаменитого киношного Шурика. Такие же очки, прическа, тип лица, даже телосложение. Ростом, правда, чуть ниже, но в своей упрямости и принципиальности вполне был подстать этому киногерою. Второе преимущество заключалось в том, что в будке была возможность все спокойно обдумать, прикинуть - все схемы "бомбист" знал назубок (не зря учился) и мог бы быть отличным электриком – да студентов на серьезную работу не брали.
Толик шел и думал обо всем этом, а заодно прикидывал, кому бы загнать ненужные теперь кошки, пояс и ножовки на палках, как вдруг столкнулся с неким субъектом так, аж ключи в сумке звякнули. 
- Ну ты! – вскричал Толик.
Субъект обернулся.
- Леха? – удивился Толик, признав в грубияне бывшего одноклассника.
- О, Толик! – несмотря на сумерки, Леха также признал земляка. – Ты че здесь делаешь?
- Я-то здесь живу, это вот ты чего здесь делаешь да еще в таком виде?
- Да вот, на сессию приехал, отметили. Слушай, у тебя переночевать нельзя, а то я совсем потерялся?
- С подругой я разругался. Значит можно. Только у меня сейчас дельце одно… А черт с ним, идем.
Толик был явно рад встрече с приятелем. К тому же он был чрезвычайно суеверен, а столкновение с ночным прохожим – дурной знак.
   Как-то так вышло, что задержался Леха у Толика надолго. Жить в снимаемой другом комнате вполне было возможно, ничуть не хуже чем в общаге. Вот только район попался еще тот. Хибара, где жили приятели, располагалась в трущобах на окраине города, а население трущоб состояло в основном из спивающегося криминального элемента. Короче, самое дно – дальше некуда. Впрочем, благодаря пристрастию к спиртному, Леха и с придонными жителями быстро нашел общий язык.
В том, что в трущобах называли Толика не иначе как Студент, ничего удивительного не было, но однажды Леха услышал и еще одну довольно странную кликуху приятеля - Медный мальчик, и поинтересовался, откуда она.
- Ты здесь уже неделю кантуешься и не просек в чем дело? – удивился Жгут. – Не, братва, он точно не мент. Мы ведь тебя сначала за стукачка посчитали. Свалился ниоткуда, пьешь со всеми, выспрашиваешь. Ты и с Ленькой Ссаным пил, а ведь знал, что он беглый, что в розыске давно.
- Ну знал, а мне какое дело. Пускай ищут. Ты посуду не задерживай, - поторопил Жгута Леха.
Тот выпил, передал стопку дальше по кругу и продолжал:
- Прально, пускай ищут,  а был бы ты мент – давно бы его повязали. А так – тишина. Выходит, свой пацан.
- Был бы я мент, вас бы всех давно повязали.
- Логично. Ладно, можно и карты вскрыть. Толик твой – вор, почище нашего. Мы-то так, по мелочи – сарайку выставить, велик угнать, а он на цветмете сидит, в основном на меди  – потому и Медный мальчик.
Жгута понесло, и Леха узнал о своем приятеле много чего интересного. Как выяснилось, Толика здесь не любили, но уважали. Не любили за то, что тот почти не пьет и прижимистый очень – денег от него не добьешься ни под каким предлогом. Пытались как-то воспитывать, но мордобой ни к чему не привел. Ну а уважали Толика за то, что считали безбашенным. Сами-то сижавые к будкам даже близко не походили, хоть и знали, что там есть чем поживиться, но никто бы из них не полез воровать с таким риском для жизни. "Он уже давно должен либо сидеть, либо лежать, а он все еще ходит" - говорили они о Толике. Кроме того, Толик давал местным возможность подзаработать в качестве ассистентов. Кто потолковее – брал с собой в будку, а уж совсем тупые стояли на шухере. Чтобы пойти с Толиком на дело, бывало, выстраивалась целая очередь желающих.
Только после этого разговора Леха стал обращать внимание на странный образ жизни приятеля. Спал тот преимущественно днем, а по ночам куда-то отлучался. С утра же вечно что-то пилил и курочил на кухне. Конечно, все эти странности можно было заметить и раньше, но во время сессии Лехе было не до чего, лишь бы сдать зачет, да снять стресс. Когда, глядя на ночь, Толик в очередной раз куда-то собирался, Леха заговорил с ним о его делах.
- А, - усмехнулся тот, - тоже мне воры в законе. Все разболтали. А про то, что у меня под полом в комнате зарыт целый клад и что коплю я непременно на тачку, не рассказали? Вот, блин, идиоты. Да у меня почти все деньги уходят на жрачку, на кассеты, на баб, да на взятки преподам. Богатые предки есть не у всех, понимаешь ли. А моим еще и зарплату не платят, и как жить?
Толик достал сигарету, закурил. Это означало одно: толик приготовился к разговору, он вообще любил порассуждать.
- Остается воровать… Че ты на меня так смотришь? Думаешь, это так легко? Да чтобы быть вором, нервы нужны крепче, чем у космонавта. Все фильмы о криминале – лажа. Там все чистенькие, спокойненькие, а когда воруешь на самом деле – пот заливает глаза, руки трясутся. Сердце стучит молотом по башке. И это только от страха спалиться, а я ведь еще с электричеством работаю - одно неверное движение, и смерть. Хуже чем сапер. Вон, за три месяца уже  шестнадцать поджаренных. Но это дилетанты. У меня, - Толик звякнул инструментом в сумке, - все под контролем. Да и курочу только резервный трансформатор, но он, собака,  все равно под током. Но в этом весь кайф. Тут такие ощущения – тебе и не снились.
Толик глубоко затянулся и продолжал:
- Самая интересная игра в жизни – игра со смертью: кто кого. Это я тебе точно говорю. Адреналин в крови так и бурлит – тут никакой алкоголь в сравнение не идет.
- А менты?
- Что, заметут? Так заметали уже – выходил. Под дурочка кошу, пускай попробуют чего доказать… В общем, хорош болтать, потом как-нибудь все перетрем. Пора на работу. Теперь ты в курсе, так что не удивляйся, если вдруг менты нагрянут. Успеешь – сгреби весь инструмент и железяки подпол. И самое главное – ты ничего не знаешь, а то и тебя припахают. Ну, покедова, надеюсь, увидимся.
   После этого разговора Толик больше не таился Лехи, напротив, бывало, посвящал того в нюансы своей деятельности.
Как-то Толик вернулся уже под утро сразу с двумя тяжеленными сумками.
- Сегодня – лафа. Все как по маслу шло. Столько надыбал, что еле упер, - похвастался он. – Слушай, Лех, больше пятнадцати кило за один раз не принимают, а два раза в очереди стоять – с ума сойдешь. Помоги, а? Не боись – у меня все так расфасовано – комар носу не подточит.
Ближайшая скупка находилась совсем рядом, но платили там меньше, и Толик предпочитал сдавать добычу в более удаленный пункт приема. А вообще этих пунктов по городу было не счесть. По дороге приятели наткнулись на такую сцену. В сквере у одного из бесчисленных памятников Ленину собрался народ.  Поглазеть было на что: на шее Ильича болтался железный трос, а сам он наклонился к земле под углом градусов в сорок пять, и теперь указывал рукой не в светлое будущее, а в землю. В толпе рассказали, что ночью подкатила к памятнику какая-то банда на джипе, накинули вождю петлю на шею, привязали трос к машине и рванули. Но Ильич устоял – внутри памятника оказались стальные штыри.
- И что за идиотизм творится? – удивился Леха.
- Ничего странного, - отмахнулся Толик, – на сплав, из которого памятник сделан, видать, позарились. Я сам как-то в одном парке наткнулся на бюст какого-то поэта. Магнитом проверил – цветмет. Хотел свистнуть, да подумал: все-таки памятник – это ж все равно, что могилу осквернять. Да и не упер бы я его. А через неделю иду – уже никакого бюста. Все прут, ничего святого. Не удивлюсь, если Медного всадника в цветмет сдадут.
Так, за разговором приятели подошли к пункту приема. Хоть и было ранее утро, к удивлению Лехи у дверей уже собралась порядочная толпа. Кто с мешками, кто с сумками, а кто даже с тачками.
- Вот он, вертеп экономического разврата, - заметил Толик, заняв очередь. – Вот они, блин, старатели - все прошли огонь и воду, чтобы сдать медные трубы.
Однако в очереди стояли не только подозрительные типы.
- Сынок, как думаешь, примут, - показывала Толику самовар какая-то бабулька интеллигентного вида. Толик достал из кармана магнит, который всегда таскал с собой, приложил к самовару и заверил:
- Примут, бабуся, примут.
- Ой, хорошо. Хоть конфеток себе куплю к чаю, - обрадовалась та.
- А у меня, у меня проверь, - совал какой-то старичок электрочайник.
- Тоже возьмут, - успокоил его Толик, - нержавейка. Только бы ты, папаша, ручку у него отломал, да спираль выкинул, а то вычтут из общего веса.
У пункта стоял груженый цветметом ГАЗон, вокруг которого вились пацаны. Хоть и была машина забита под завязку, но водила все выносил и выносил из пункта новые железяки. В одну из его отлучек пацаны заскочили в кабину и нажали на самосвал. Тут же весь лом повалился на землю. Чего там только не было - целая летопись преступлений и унижений, да еще дикой дури. Вилки и ложки, сковородки и кастрюли, чайники и самовары, огородные сетки и столбы из дюрали, трансформаторы и радиодетали, огромные мотки проводов и кабелей. Одних колесиков от часов - целых три мешка.  Тут же была представлена и работа современных расхитителей гробниц - медные и дюралевые таблички с могил, бюсты, алюминиевые оградные купола, сами ограды, кресты… Чудилось, что всю страну сдали в пункт – чтобы за гроши продать за границу.
- Слушай, Толик, откуда все это? – не переставал удивляться Леха.
- Из лесу, вестимо. А ты думаешь я один такой что ли? Всю страну поразила цветметная лихорадка. Мельчает народ – раньше хотя бы за золотом гонялись, а теперь одни медно-алюминиевые старатели повсюду. Все разбирают, даже еще работающее. Трактора, станки, теплотрассы. У нас один дурак газовый вентиль свернул – чуть подъезд не взорвался.  Да чего там –  в армии вон даже снаряды разбирают, скоро атомные бомбы курочить начнут. Эпидемия форменная, ничем не гнушаются. Тащат все, у близких, неблизких, все прут - вдоль дорог вон голые столбы стоят.
- Но ведь это маразм, да и совесть какая-то должна быть у людей.
- Чего захотел. Все на продажу! Купи-продай, своруй-продай, ограбь-продай, убей-продай, предай-продай! Капитализм, однако, свобода предпринимательства. Делай деньги – а как – не важно.
Тем временем очередь встала – из пункта в помощь водиле выскочили, матерясь, еще двое. Погнались было за пацанами, которые успели кое-что ухватить из кучи, да не догнали. Теперь троица быстро закидывала лом обратно в кузов.
А к пункту подходили все новые и новые "старатели". Очередь росла, а Толик разболтался не на шутку:
- Это только в этот пункт столько народу, а ты прикинь, сколько мужиков по всей стране целыми днями и ночами воруют, разбирают, пилят, курочат, сколько труда, нервов, трупов. Люди гибнут за металл, как в песне. Словно свихнулись все. А какие убытки. Бокситы те же надо еще добыть, переработать – сколько это стоит, а тут готовый алюминий, пожалуйста. Навар офигительный. И все прямо за бугор. Ведь у этих скупщиков рублей даже нет – одни только баксы. У нас тут один ночью по кварталу бегал все не мог разменять. 
- Но ведь и ты, получается, родину продаешь? – заметил Леха.
- Да?! Это я что ли разрешили скупку? Я все это заграницу выпускаю? Да у меня вообще такое ощущение, что эта история с цветметом -  целенаправленная диверсия и провокация. Смотри, как хитро придумано, трех зайцев убивают сразу: распродажа ресурсов, урон хозяйству и тотальное спаивание населения – халявные бабки пропиваются легче всего.
- Ну ты прям коммунист.
- Нет, я просто логически мыслю.
- Но куда же менты смотрят, ведь все у них под носом?
При упоминании о милиции на разговорившихся приятелей в очереди стали бросать косые взгляды. Толик не обращал на это внимания и громко продолжал:
- Ха! Если б наша милиция хорошо работала, то бы уже давно полстраны сидело. Во главе с правительством. А так, знаешь, как они борются с цветметчиками? Приходят к хозяину в пункт и клянчат: дай нам сетку огородную – бабка одна достала, житья нет, начальству жалуется. Тот им: вон, забирай. А они ему еще спасибо, спасибо.
Очередь подходила, стали видны двери пункта. На одной из створок Леха заметил объявление: "Сдающие металлолом обязаны объяснить его происхождение".
- Это так, чисто для отмазу, - успокоил Толик. - Спросят, скажешь: нашел, и все.
Но этого не понадобилось. Приемщика совсем не интересовало происхождение меди. Он лишь проверял каждый кусок магнитом и выкладывал на весы. Общий вес оказался почти на килограмм меньше, чем Толик высчитывал накануне с помощью своего безмена.
- Обвес – и не попрешь, - вздохнул он. - Я поначалу пробовал спорить – так вообще денег не дали. Мафия, да и не совсем законно, вернее совсем незаконно. Не в суд же идти.
Приемщик на это лишь ухмыльнулся, мол, сами знаете, где добываете. Затем потыкал грязным пальцем калькулятор, достал из никуда не подключенной кассы деньги и сунул их Толику.
- А семь рублей? – возмутился тот, пересчитав.
- Обойдешься, нет у меня мелочи, - был ответ.
   Прошла неделя. Зачеты Леха кое-как сдал, теперь настало самое страшное – экзамены. Леха сидел за столом со свечкой и пытался что-то читать. Толик только что проснулся.
- Ты чего глаза ломаешь – свет включи, - зевнул он.
- Так вырубили. Веера чертовы. А у меня завтра экзамен, в котором я ни черта не шарю. А, может, это ты там  чего-то замкнул?
- Я? Ха! – усмехнулся Толик. – Я трансформатор основной никогда не трогаю – я не Чубайс людей электричества лишать, совесть имею. Кстати, сколько время?.. Вот погоди пять минут.
Ровно через пять минут в дверь забарабанили. На пороге показалась представительная делегация окрестных мужиков.
- Толик, - просили они, - сейчас футбол  начинается, наши играют, а эти уроды опять свет вырубили. Иди включи, а? Ты же умеешь.
- Понял! – говорил Толик собираясь. – Я не только курочить могу, но еще и свет людям даю, когда просят.
И действительно, минут через пятнадцать свет появился.
Толик вернулся, включил футбол.
- Вот видишь, а ты говоришь я замкнул. Есть вредители и похуже меня.
- Но они только рубильником щелкают, а ты детали таскаешь и в лом сдаешь. А они денег стоят, - попытался защитить энергетиков Леха.
- А, раскошелятся – не бедные. Тем более им все это даром досталось. Да и тарифы вон как повышают. Не знаю как у нас, а в некоторых областях эти энергетики имеют самолеты и каждые выходные на море летают всем офисом. Им все эти убытки – ерунда, раз в ресторан не сходить.
- Так ведь с нас же дерут, не с себя, простые люди страдают.
- Ага, и я один во всем виноват, такой террорист-диверсант? – Толик прикурил сигарету и нервно затянулся. - А то, что свет повсюду и надолго отключают систематически и безжалостно, и виновных в откровенном издевательстве над людьми нет – это как? Ладно там ужин при свечах, а у кого плиты электрические? Вон у меня знакомый рассказывал: по вечерам всем домом выходят на улицу и варят обед на кострах, на задворках, около мусорных баков. Это что, не диверсия?
- Так ведь не платит население за свет.
- Было б из чего – платили бы. Ко мне тут один в ассистенты набивался, раньше на дело сроду не ходил. Спрашиваю, а тебе зачем? Долг за свет заплатить, говорит. Это ж маразм.
Толик выпотрошил в пепельницу остатки табака из сигареты, подошел к электросчетчику с отсутствующим стеклом и зажал фильтром колесико.
- Хрен ему! – показал Толик известный жест.
- Штрафанут, - начал было Леха.
- Не-а. Они сюда боятся ходить. Разве что под утро, когда все местные спят. Вон у соседей – у тех вообще счетчика нет. Так эти уроды им все провода обрезают. А я, как попросят, наращиваю заново. Да квартиры – это ладно, так они предприятия отключают, где все взорваться может. А на селе что творят? Целые поселки без воды оставляют – режут провода к водонапорным башням - и все. Это как? И никакой управы нет. А зло порождает зло. Вот и объявил народ войну Чубайсу – режет его провода. И это только цветочки. Скоро другим олигархам еще и нефтепроводы поджигать начнут… О, смотри, наши гол забили! Хорош болтать. Смотри футбол, или иди на кухню – учи, свет теперь есть.
- А сам-то ты, когда учить начнешь? У тебя вроде тоже сессия.
- А, мне стоит только сесть, - отмахнулся Толик и уставился в телевизор.
   Время шло, Леха потихоньку сдавал экзамены, даже подругу успел завести из однокурсниц, а Толик все ходил и бомбил будки.
Если верить Джеку Лондону, золотоискатели во время золотой лихорадки ради грамма золота готовы были на все. Это самая настоящая болезнь, мания. Точно также, видимо, и с цветметной лихорадкой. Толик всерьез заболел ей, хоть и не желал в этом признаваться. С каждым разом шанс умереть или загреметь все возрастал, но Толик видел в этом особый кайф и даже какую-то мистику. Перед делом он начал гадать на картах – повезет – не повезет, а потом проверял гадание на собственной шкуре.
В этот раз выпадало черти что, отчего Толик очень злился.
- Так не ходи, - попытался урезонить его Леха.
- Ха, не ходи. У меня с сессией завал. А препод такую сумму за экзамен заломил… Надо идти.
  Заигрывание с судьбой не могло быть бесконечным. В тот раз Толика шибануло. Десять тысяч вольт прошло сквозь его тело, однако Толик остался жив. Это было уже не везение, а просто нечто невероятное. Спасло Толика лишь то, что во время отпиливания силового кабеля, сидел он на краю шаткой будочной двери и, когда ударил ток, просто свалился вниз. Как показалось Мелкому – очередному ассистенту Толика, который был рядом, упал тот замертво. Пацан в панике примчался на квартиру, разбудил Леху. Когда они вошли в будку, Толик трясся всем телом и что-то мычал.
- "Скорую" вызывай! – скомандовал Леха Мелкому.
- Не-ет, - как-то проблеял Толик. -  Домой. Запалят.
- Сдохнешь, ведь, дурак!
- Не-ет, - снова проблеял Толик.
- А, черт с ним, потащили, - скомандовал Леха.
Когда Толика положили на кровать животом кверху, он громко застонал, пришлось перевернуть. Тут только перед Лехой с Мелким предстала страшная картина. Задняя часть Толиковых джинсов полностью прогорела от пояса до колен, а вместо задницы был один огромный кровоточащий волдырь, в центре которого наблюдался самый настоящий уголь. Кулаки Толика также представляли собой два огромных черно-бурых волдыря и смахивали больше на боксерские перчатки – выделить можно было лишь большие пальцы.
"Скорую" все же пришлось вызвать. И вовремя – в больнице Толика еле откачали. Впрочем, провалялся Толик недолго. Едва начал ходить, как сбежал из ожоговой палаты. Теперь он лежал на своей кровати кверху спиной – по-другому он не мог - и рассказывал Лехе, что же произошло.
- Разряд прошел по рукам к заднице, а потом ушел в дверь. Тут я и грохнулся – контакт разомкнулся. Хорошо, что на двери не верхом сидел, а то бы без яиц остался. А у меня, правда, вместо задницы волдырь?
- Да у тебя и вместо мозгов волдырь.
- Не, с мозгами все в порядке. Я даже соображать лучше стал.
- Угу, волосы аж дыбом стоят.
- Да, с прической проблема. Придется все сбрить. Слушай, прикури мне сигарету, а то у меня руки сам видишь какие.
- И чего с больницы сбежал? – ворчал Леха, прикуривая сигарету. – Теперь тебя еще с ложечки кормить придется.
- Ничего, я Мелкого за мазью послал классной. За неделю все сойдет. Я уж горел один раз – знаю. Я вот думаю, а может хорошо, что меня шибануло – глядишь, сессию продлят.
- Ну ты больной, ей Богу. Ты хоть понимаешь своей башкой, что все это было тебе последним предупреждением, а может и наказанием за воровство?
-Воровство?! – попытался вскочить Толик, но не смог, а только застонал. - Я, бляха муха, не у людей ворую – у них и так все уже отобрали. Я у тех, кто сам украл, ворую, понял? Нет, ты ничего не знаешь! Вот в будке стоит запасной трансформатор иногда даже в смазке заводской, еще с Союза. Они что, его купили? Почему он их, а не мой? Потому что они прихватизировали, присвоили, незаконно. Да и всякая собственность – это кража. То есть Чубайс украл, а почему я не могу? А если Чубайс не украл, а взял, значит и я не вор.
- А ты вообще уверен, что бомбишь именно Чубайсовские будки, а не городские?
- Обижаешь. Я уж знаю, куда лезу.
- Ну, ладно, это ты такой идейный, а остальные воруют безо всякой там подоплеки, - не сдавался Леха.
- А уж тебе откуда знать? Может, они и не думают как я, зато несправедливость чувствуют все. Народ ведь как думает: "Буржуи нас обкрадывают, верно? Ну стащил я, так можно сказать, свое взял, долг получил. Они грабят нас, а мы грабим их, потому что в криминальном обществе можно выжить лишь криминальным способом". Вот такая философия.
Толик был столь эмоционален, что у него даже очки съехали. Он поправил их, уткнувшись в подушку, и продолжал:
-А вообще, вот ты сам. Был бы такой правильный – давно бы меня сдал. А не сдаешь. Почему? Потому что все гораздо хуже. Я ведь не просто так. Я с местной братвой давно общаюсь и, если на русский перевести все что они думают, то получается так. Криминальная власть развращает народ. Порог преступления снижается. "Если уж там все бандиты, то с нас чего взять?", - так народ думает. Да и потом, какое это преступление совершить преступление против преступной власти? Никакой это уже не грех. Ведь грех это антиобщественный поступок, преступление перед обществом. А если само общество преступно, то…
Толик явно запутался в своих умозаключениях.
- Тогда все наоборот – преступником становится тот, кто не совершает преступлений, - продолжил мысль Леха. - Он идет против общества, а, стало быть, ему опасен. Так что ли?
- Во-во. Получается, что преступник это ты, а не я.
- Ну спасибо, - обиделся Леха. - Ладно, все, хватит. Спать давай, а то ты со своими электрическими мозгами до такого договоришься – Достоевскому и не снилось.
Толик не возражал.
   Время шло. Леха сдал все хвосты, снова восстановился на очном отделении и даже успел съездить домой на каникулы. Толик не поехал – не желал показываться родителям в таком виде, да и усидеть просто не смог бы в автобусе на травмированном мягком месте. Впрочем, увечья заживали на Толике как на кошке. Боксерские перчатки все более походили на руки, в которых Толик все чаще вертел то гаечный ключ, то отвертку.
- Чего у тебя, руки чешутся, - замечал Леха. – Мало тебе? Выкинь свой инструмент к черту.
- Чешутся, понимаешь, еще как, - отзывался Толик.
Десять тысяч вольт все же давали себя знать. Характер Толика переменился, причем не в лучшую сторону. Да и заговариваться стал все чаще, дескать, он не вор, а народный мститель, борец против олигархии. В конце концов, Леха решил съехать на квартиру к новой подруге.
   В тот день Леха уже должен был ночевать на новом месте, но пришлось проставляться старым соседям за переезд. Пьянка затянулась до полуночи, и до новой квартиры, где ждала подруга, Леха просто бы не добрался, а потому снова завалился к Толику. Того в комнате не оказалось. Только Мелкий сидел в кресле и смотрел ящик. Выяснилось, что Толик снова ушел в будку.
- Сказал, что не может оставить вершину непокоренной. Даже меня не взял, - обиженно говорил Мелкий.
- Ну дурак, вот дурак, - только и пробормотал Леха и завалился спать.
Толик и сам чувствовал, что удача отвернулась от него, но решил сходить на дело в последний раз, чтобы долги вернуть – и завязать. Но, видимо, за время болезни потерял сноровку и в этот последний раз спалился. Добычу удалось скинуть, а вот инструмент пожалел. И зря. Менты приперли и развели по полной программе, как бы невзначай попинывая по больной заднице. Отступать было некуда. Оставалось одно – сдать кого-то, кто был ментам гораздо интереснее Толика. На эту роль как нельзя лучше подходил Ленька Ссаный – тот самый сбежавший зэк. Этот отморозок, севший, кстати, за убийство, давно уже затерроризировал весь квартал, но особо зуб точил на Толика. За то, что тот был неправильный вор – в общак денег не нес, на бедность не накидывал, да и вообще относился к братве с презрением. Леха уже несколько раз спасал Толика от разборок, но теперь он уедет – и что тогда? Оставалось только сдать Ссаного в обмен на собственную свободу. Менты на подобный размен согласились с удовольствием и уже под вечер Толика отпустили.
Когда освобожденный шел мимо родного института, он заметил у здания небольшое столпотворение. "Черт, - вспомнил Толик, - сегодня же Чубайс приезжает с лекцией. Зайти, что ли, глянуть ему в рожу". Но что-то подсказывало: надо идти домой.
Войдя в комнату, Толик с огромным удивлением обнаружил, что на Лехиной кровати спит подруга того, Маринка, причем одетая. Самого Лехи в квартире не было. Толик не стал будить девушку, зашел к хозяину.
- Чего там такое? – поинтересовался он, кивнув в сторону своей комнаты.
- Че здесь было – беспредел полный! – живо затараторил хозяин. – Стукачок твой Леха все-таки был – сдал он Ссаного. Тот почуял ментов, мог бы уйти, да сюда заявился – порезал он Леху. Понятия важнее воли, орал. Только потом его повязали, ну а дружка твоего в больницу увезли.
- Ни финды себе! – схватился Толик за голову. – Доигрался. Это ж я должен был быть на его месте. Это ж из-за меня… Леха жив?
- У подруги его спроси. Она весь день в больнице проторчала, только перед тобой пришла и сразу отрубилась. Нужен ты ей, видать.
Толик разбудил Маринку.
- Сколько время?! – вскочила та как ужаленная.
Когда Толик показал часы, Маринка и вовсе впала в истерику. И все же из бессвязной ее речи выяснилось, что операцию Лехе успели сделать, отправили в реанимацию на аппарат, и тут вырубилось электричество. В другую больницу, не попавшую под веера вести Леху смысла нет – помрет по дороге. А аппарат на аккумуляторах протянет не долго. Если уже в ближайшие полчаса не дадут ток – шансов нет.
Толик щелкнул выключателем – электричества не было. Подбежал к окну – в дальней девятиэтажке, несмотря на сумерки, все окна были темны.
- Вот, суки! Это не у нас отрубили. Это наверняка в центральной будке, где я засветился… И поджарился там же!.. И инструмент отобрали! – бессвязно выкрикивал Толик, выворачивая на пол содержимое всех ящиков. – Ни перчаток, ни тостера, ни хера!
Наконец он отыскал пару гаечных ключей и старенький фонарик.
- Хоть что-то! Не боись! – схватил он Лехину подругу за плечо. – Будет свет!
Толик домчался до остановки и едва успел вскочить в отходивший автобус. Лишние десять минут он выигрывал. Однако, едва проехав остановку, автобус встал. Дорогу около института, где выступал Чубайс, перегородили пикетчики, в домах которых уже давно не было ни тепла, ни света.
- Рыжий ***!!! – выругался Толик, выскочил из автобуса и стал продираться сквозь пикетчиков, плакаты которых выразительно гласили: "Наши дети замерзают", "Включите свет" и "Мы не хотим умирать".
"Одно к одному, все до кучи! Что за денек! – продолжал ругаться про себя Толик, когда бежал к будке. – Этот урод свет вырубает, тут люди помереть могут, а наши студиозусы, чай поди, ему сейчас ура орут. Ублюдки!"
Толик был совершенно на взводе. Вообще-то он никогда не возвращался в уже засвеченную будку, даже если не все успевал вынести – там вполне могли устроить ловушку. Но сейчас он впервые лез не воровать, доброе дело делал, отчего потерял бдительность. Неосторожность следовала за неосторожностью - и не осмотрелся, как полагалось, прежде чем войти, и дверью скрипнул, а затем за собой не закрыл, и фонарик сразу включил.
В щите Толику что-то не понравилось. Контакты были свернуты, как будто их поменяли местами. "Что же они могли заменить", –  на секунду задумался Толик. Но тут услышал голоса возле будки. Нужно было сматываться, а тут еще и фонарик погас. "Но ведь Леха… Только дернуть рубильник – и бежать", - были последние мысли Толика. Едва он потянул ручку, как страшный разряд прошил все его тело. Сердце остановилось сразу. Теперь в синеватом свете искр рефлекторно билось бездыханное дымящееся тело.
   Спустя какое-то время в милиции с особым вожделением демонстрировали местным СМИ фотографии бесформенной обугленной кучи – всего того, что осталось от Толика, дескать, вот что ждет всякого цветметчика. На него благополучно повесили все разбомбленные за последний год будки в городе, списали все убытки, дела закрыли.
Жертва Толика оказалась ненапрасной – Леха все-таки выжил.
Сижавые разобрали весь пол в комнате Толика, но никакого клада так и не нашли.
Энергетики свет стали вырубать реже, количество пунктов приема поубавилось, но цветметная лихорадка продолжается вовсю.
Нефтепроводы, как предсказывал Толик, пока не взрывают, но и это не за горами: народ чует несправедливость…


Рецензии