Ночной разговор

                НОЧНОЙ РАЗГОВОР
                Рассказ      
                Моему другу В. И. Богуну.

Стояла изнурительная жара. Уже с утра не чем было дышать. Раскаленный воздух за ночь не успевал остыть. Выжженное, почти белое небо не оставляло надежды на перемены... Днем от палящего солнца, казалось, вот-вот вспыхнут листья на деревьях. И только дома после работы Михаил Александрович мог снять с себя насквозь пропитанную потом сорочку и под прохладными струями душа, наконец, почувствовать, как уходит напряжение дня, успокаиваются мысли…
Он привык к одиночеству. С тех пор, как неожиданно умерла жена, никого не впускал в свою жизнь. Не хотел быть сыну в тягость. Сам управлялся с нехитрым хозяйством, варил, стирал, убирал. Много ли ему нужно? Да и сорить-то некому. Небольшая уютная квартирка, кружевные салфетки, мелкие безделушки, стопка нот на пианино ещё хранили следы хозяйки.
Сын забросил свой диплом врача и занялся бизнесом. В отчий дом приходил редко. Своя семья, свои заботы… Но регулярно давал деньги, чтобы отец себя ни в чём не стеснял. Вроде бы как откупался…
         Михаил Александрович отодвинул портьеру и с грустью посмотрел на улицу. Из окна хорошо просматривался проспект, снующие по своим делам люди, машины с зажженными фарами, центральный вход гостиницы, охраняемый бдительным Петровичем в синих брюках с лампасами и, несмотря на жару, в форменном пиджаке с  золотыми аксельбантами. То и дело подъезжали шикарные машины, и он гостеприимно распахивая двери, приветствовал гостей, снимая фирменную фуражку.
          В кафе напротив  зажглись неоновые огни рекламы. Он любил этот миниатюрный, тихий уголок, спрятанный за зеленью от пыли и шума улицы, часто приходил сюда вот уже несколько лет, иногда даже дважды – утром и вечером. Летом любил посидеть на открытой террасе, зимой – в уютном зале, где стояло всего-то три столика. Потому кафе и называлось «12 стульев». У входа приглашал зайти длинный несуразный Киса Воробъянинов в поварском колпаке и фартуке, чем-то напоминающий артиста Филиппова.
        Михаил Александрович проводил здесь долгие вечера, потягивая хорошее вино и разглядывая пробегавшую мимо жизнь.
         Иногда в нём точно просыпался мальчишка. Его охватывали какие-то фантазии, вспыхивала энергия, желания, в голове рождались какие-то мечтания, и тогда он строил планы, которым никогда не суждено осуществиться… Потом вдруг понимал, что давно стал рабом мелочей и воспоминаний, привык к монотонности буден и изменить эти привычки уже не сможет.
        Посетители в этой вечер заполнили все места на террасе, и он устроился в зале прямо перед окном, выходящим во двор. Сидя в ожидании заказа, Михаил Александрович  остро ощутил, что жизнь как бы прошла мимо, что всё, о чём мечтал, оказалось блефом, мыльным пузырем. Все лучшие годы куда-то спешил, к чему-то стремился… В последнее время всё, как по мановению волшебной палочки, изменилось. Так бывает, когда, проснувшись однажды, вдруг видишь за окном покрытую снегом землю.
          Все в одночасье «прозрели», уверовали в перспективность рыночной экономики и в Создателя. Стали поклоняться золотому тельцу, лучше в долларах. Чтобы их заполучить, готовы убивать и каяться, предавать и воровать… даже на союз с самим Дьяволом готовы были пойти, лишь бы доползти, докарабкаться до власти, а с её помощью – делать деньги, деньги, деньги…
         Ничто в его жизни не изменилось. Только стал понимать, что уже не догоняет, плетется по инерции в хвосте бегущих, словно важна не победа, а участие… Вот и участвовал…
         Всё в родном городе стало почему-то чужим. С друзьями общался не часто. Желания угасали. Даже книги стали интересовать меньше. А если и читал, то мемуары, воспоминания... И сейчас на столике у кровати лежала  книга Носика «На погосте XX века». «Вот это – моё, – думал Михаил Александрович. – Обо мне так никто не напишет. Не заслужил…»
          Телевизор включал, когда передавали «Новости». Последнее время  то взрыв в метро, то в самолётах, то дети в заложниках… С отчаяньем, ощущая беспомощность, представлял боль пострадавших, неутешное горе родных. Так было всегда, он привык чужую беду пропускать через своё сердце. Иначе не мог. И  размышлял… Как всё вокруг изменилось?!
          Иногда, поддавшись некоему порыву, уезжал в Новочеркасск – в город, где прошла  молодость. Бродил по  зелёным аллеям, смотрел на статую Ермака, собор и удивлялся новым памятникам. Они напоминали ему пляшущих человечков, – маленькие, несуразные. Карикатура!
         Он чувствовал, что трещина между реальной жизнью и той, что хранят лишь его воспоминания, всё увеличивается, и привык к этому ощущению убегающей жизни. Дома начал разговаривать сам с собой, пытался аргументировать возражения, найти оправдание поступкам и переменам.
         Иногда он завидовал молодым, энергичным, рисковым и успешным… Их не мучили сомнения, всегда тревожившие его, не занимали проблемы глобализации и грядущей экологической катастрофы. Они делали деньги. Потом эти деньги тратили. Кто как умел. Часто бездарно швыряясь «зеленью»…
        Последнее время у него резко сузился круг общения и интересов. Когда-то был влюблен в медицину, много оперировал, консультировал, помогал, как мог… Но потом то, что раньше казалось правильным, стало     представляться, по меньшей мере, глупостью. Поменялись знаки. Плюс почему-то стал минусом и наоборот. Обман чувств это или реальность? Мания или понимание?
       Официантка принесла заказ, поставила на стол открытую бутылку  вина и отошла к стойке. Она хорошо знала этого вежливого постоянного клиента, который  мог весь вечер курить, потягивая вино, рассматривая посетителей. К нему привыкли.  Если не приходил с неделю, интересовались, здоров ли.
        – Спасибо, Ниночка, – поблагодарил он и улыбнулся. – Всё хорошо…
        Некоторое время был занят едой. Запивая отбивную красным вином,  продолжал размышлять о последних событиях.
        «Мораль... На этом нас и ловят. Не можем же мы стрелять в женщин! Впрочем, разве не мы бомбили Грозный?! Все перемешалось в этом сумасшедшем мире!.. А вино хорошее!»
        Михаил Александрович взглянул на свет сквозь тёмно-красное содержимое бокала и подумал: «Действительно – кровь Христова»!
          К соседнему столику степенно прошествовал, неся перед собою живот, серьёзный пожилой господин с красивой, со вкусом одетой и украшенной драгоценностями дамой. Так носили бриллианты лишь те, кто к ним привык. Господин этот тоже часто ужинал здесь. Они не были знакомы, но вот уже около двух лет раскланивались при встрече.
          Его спутница, сверкнув взглядом, оценила качество вина на его столике, улыбнулась и стала усаживаться, расправляя платье и что-то говоря мужу. К ним подошла Ниночка и приняла заказ.
          Михаил Александрович поднес бокал к носу, потом медленно, словно пробуя на вкус, сделал небольшой глоток, смачивая язык и нёбо терпким, чуть кисловатым вином,  чтобы лучше ощутить его букет. Казалось,  молодая и горячая кровь вливается в него.
           Пытался вспомнить, что так расстроило его ещё пару часов назад. Ну, конечно же, не  бытовые неприятности. Нет, его расстроило что-то глобальное… А может, это всё – ощущение беспомощности, о которой помнил постоянно. Тоска, бессилие, непонимание… Ему нужно было это обязательно вспомнить, что-то сделать, но он не мог сообразить, что именно. Помнилось только смутное ощущение нарастающего напряжения, какой-то опасности, нависшей над ним, над детьми, над всеми…  Но что?
         Черный квадрат окна, как квадрат Малевича или черная дыра – притягивал к себе. Он взглянул, и вдруг увидел напротив за столиком пожилого человека. Респектабельный седой мужчина внимательно разглядывал его.
       – Не возражаете? – спросил тот, но голоса он не услышал и скорее догадался по движению  губ.
       – Буду рад…
       – Вы слышали последние новости?
       – Новости?
       – Да! В Осетии террористы взяли в заложники школу!
       Вот! Вот о чём он никак не мог вспомнить! Заложники – дети! Первого сентября! Прямо с торжественной линейки!
        – Есть жертвы? – спросил он в надежде, что этот кошмар уже закончился.
        – Есть…
        – Куда же смотрели наши?
        Михаил Александрович наполнил бокал и выпил залпом. Потом достал пачку  «Rothmans» и жадно затянулся. Сосед тоже закурил, стряхивая пепел указательным пальцем.
        – Чему удивляться? За этой их ненавистью волочится весь в крови шлейф памяти поколений, – сказал он, щурясь от дыма.
         – Но – дети! Чем они виноваты?
         – А чем виноваты дети, сотнями, тысячами гибнувшие под бомбами нашей доблестной и непобедимой?
         – Но в чем же смысл? Месть?
         К мужчине подошла официантка.
         – Ваш кофе…
        Михаил Александрович резко обернулся, но так и не расслышал, как Ниночка его назвала. А мужчина снял со сверкающего подноса горячую чашечку и неспешно поставил на стол, небрежно бросив, даже не взглянув на официантку.
         – Благодарю…
        Та, поджав губки, отошла к стойке бара, а мужчина продолжал:
 – Сегодня всё изменялось. Уже нельзя бряцать ракетами и ядерными игрушками. Не помогает... А мы втягиваемся в очередной эксперимент  под названием «Управляемая демократия». Без оппозиции…  Зато холуизм цветет пышным цветом. Противно… Такой грандиозный спектакль разворачивается, а тут о «спасении души» приходится думать. Ну, не обидно?
 Михаил Александрович внимательно посмотрел на собеседника и промолчал. Он сам часто об этом думал.
          – Да… К сожалению, физические силы угасают быстрее, чем умственные. Эта неравномерность угасания души и тела – единственное, что примиряет меня с мыслью о вечности жизни. А вот с памятью плохо. Скоро забуду, как меня зовут…
           – Ну, что ж… – согласился сосед. – Зато всякий раз можете читать хорошую книгу, слушать музыку как в первый раз…
           Сосед щелчком пальца пригласил официантку и попросил принести вина. Ниночка открыла бутылку и молча отошла.
           – Вы напрасно её обидели своей холодностью. Она – хорошая девушка, – сказал Михаил Александрович.
          – Ну, что вы?! Я и не думал…
          – Вот так мы часто походя делаем больно…
        – К чему обижаться по мелочам, переводить кровь на воду? Не стоит мелочиться!
        – Вот и не мелочитесь: улыбнитесь, скажите что-то приятное. Не дорого стоит…
        – Да, да, помню: ничто не стоит нам так дешево, и не ценится так дорого…
        – Вот, вот… Но это приходит позже с возрастом, когда  вокруг вас возникнет пустота, и вы все силы будете тратить на  борьбу со старением, с болячками.
        – Не слюнявьте… Не такой уж у вас возраст, чтобы хныкать. И в молодые годы есть люди, которые только о болезнях и думают. Такие, знаете ли, молодые старички. Чем меньше думаешь о возрасте, тем позже к вам придет старость… Думайте о Боге!
       – О Боге?! К сожалению, не верую…
       – Да… – сочувственно протянул ночной собеседник, – верующих на самом деле очень немного. Все больше демонстрируют веру…
       – Не знаю…
       – Вера – великая сила! Горами может ворочать!
       – Сегодня церковь пытается увязать с религией новейшие  научные открытия.
       –  Бросьте! Никогда наука не сможет доказать, что мир возник  иначе, чем сказано в Писании. Чудо способно всё объяснить!
       – Ерунда! Его возникновением мы обязаны Солнцу. И человеческий мозг – результат процесса химического усложнения Вселенной.
        Михаил Александрович уже пил, не ощущая ни запаха, ни вкуса. Просто смачивал горло. Потом снова закурил и оценивающе посмотрел на собеседника.
        – Главное условие нравственности – желание стать нравственным, – примирительно сказал тот.
        – О какой нравственности вы говорите?! Болтовня о нравственности – надоевший приём демагогов. Говорят о высоких материях и грешат, крестят лоб и воруют, грабят и убивают… И духовные лидеры – не исключение. Так и хочется сказать: пошел вон, отец мой!
       – Духовные лидеры – такие же люди. Есть высоконравственные, есть и прохиндеи.
         – О, если бы жизнь общества регламентировалась Законом Божьим!
        – А мне кажется большой ошибкой старание духовенства играть в  светской жизни более значимую роль. Тогда все ошибки политиков, так или иначе, будут связывать и с ними.
        – Ну, что ж… В этом что-то есть … А что касается политики, то у нас теперь один политик – Президент. От него всё, и напряжение, и стабильность…
        – Какая стабильность, когда вся экономика на углеводороде держится? А вокруг нищета, деградация, безверие…
        – И террористы…
        – И террористы, – кивнул Михаил Александрович.
        Некоторое время  молчали, о чем-то напряженно думая.
– Сотни лет рабства, – задумчиво произнес сосед, – сформировали  нас такими. Не можем без царя! Но я верю в мудрость и талант народа…
– Ну, что ж, против веры нет возражений. Верите, и верьте. Только должен  заметить, что наш народ такой же, как и другие. Не хуже и не лучше. Талант, мудрость… – красивые слова!
– Конечно! Мы тратим на оборону огромные деньги, а солдаты замерзают или используются как рабы. Мы продаем за рубеж новейшее оружие, но не в состоянии вооружиться сами.
         – Вот я и говорю: нужно смотреть на самих себя без самообмана. Может, хватит рассказывать сказки про доброго царя, злых олигархов и  вредоносных инородцах? Просто о людях думать нужно больше!
         –  Да кого интересуют люди?! Ельцин разогнал Союз, устроил «шоковую терапию», взрастил криминал и коррупцию,  затеял войну против своего народа. Он что, с обществом советовался?
         – Невеселую картину  нарисовали…
         – Какую вижу. Идет война, а на войне, как на войне…
         – Ну, что ж. Чтобы хоть немного изменить пейзаж, нужно выпить.
         Михаил Александрович выпил вино, как пьют водку, залпом. 
         –  Меняются технологии, наука, – продолжал размышлять мужчина, – но суть остается:  война – это насилие, убийства ни в чем не повинных людей…
         –   Вырождается цивилизация…
         – Теряется  потребность в семье, детях... 
         –  Демографический дисбаланс. Одни вырождаются, а другим некуда деваться. Вспомните Косово. Сто лет назад там албанцев было немного,  а к концу века – подавляющее большинство. Сейчас – осваивают Македонию. На очереди  Греция, которая вымирает, как и вся современная Европа.
         – Это трудно регулировать.
         – Да. Но такой дисбаланс – пороховая бочка.  У неё три фитиля. Первый – режимы типа иракского, готовые начать «освободительный» поход. Второй – религиозные секты. И третий – мафия. Терроризм может поставить на колени и сверхдержаву. Их ультиматум прозвучал 11 сентября 2001 года.
          – Чего же они требуют?
          – Поделиться… Что они могут требовать? Им нужна свобода передвижения, чтобы они могли хлынуть в Европу и Америку. Остальное – дымовая завеса: мол, вы погрязли в пороке и так далее.
          – И что же нас ждет?
          –  Не исключено, что применят ядерное или какое другое оружие. У них нет другого выхода. Либо они, либо их.
          – Звучит мрачновато...
          – В этом сценарии очень мало шансов на победу одной стороны и очень много – на колоссальные разрушения и гибель миллиардов.
          – А выход? – спросил Михаил Александрович, наполняя бокал. Терпкий кисловатый вкус вина как-то примирял его с этой перспективой. «Все там будем…» – подумал он и посмотрел на собеседника. 
          –  Создание  Мирового правительства…
          – Но это не отменяет необходимости одержать победу в этой  войне.
          – Для победы нужна колоссальная политическая воля, новый  Де Голль или Черчилль. Превентивные удары, ликвидация наиболее радикальных элементов... Но и этого мало. Нельзя жить ради собственного удовольствия. Это уже пробовали древние римляне, и плохо кончили. Жизнь ради счастья опасна.  Нашу цивилизацию основали пуритане. Что такое пуританство? Во-первых, культ труда. Труд как самоцель, как молитва Богу. Во-вторых – культ семьи…
          – И  наступит  золотой  век… –  улыбнулся  Михаил Александрович. – Я не знаю, радоваться такому раю или нет...
          – Да, оптимистом вас не назовешь...
          – На самом деле люди делятся иначе: одни  декларируют, другие стараются проблему решать...
           Беседа  вдруг иссякла так же неожиданно, как и возникла.
           Михаил Александрович наполнил бокал, почему-то посмотрел с сожалением на  пустую бутылку и подозвал Ниночку.
           – Нинок… Такую же…
           – Не много ли? И что у вас сегодня за праздник такой?
           – Сегодня – самый главный праздник на земле. Сегодня день рождения моей мамы.
           – За наших мам, за женщин, которые искренне верят, что рождают своих сыновей для счастья, что мир изменится, станет лучше  ко времени, когда подрастут их мальчики. Наши святые в своей наивности мамы…  Царствие им Небесное…
          Человек напротив выпил вино и осторожно поставил на белоснежную скатерть бокал.
          – В том и дело, что не верю в загробную жизнь. Может тогда легче бы было… Но точно знаю, что я – продолжение мамы. Она была самым значительным человеком из всех, кто повстречался мне в этом мире. Она помогла мне понять многое в жизни, которая всё же остаётся для меня загадкой. Я понял, что человек всегда одинок. Понял, что глупо тратить время на интриги и публичное самоутверждение. Нельзя быть высокомерным и показывать своё превосходство, даже если и есть для  этого повод.  Понял, что политика, быт – лишь фон жизни, а не её суть. Что молодость – внутри, а не снаружи. Что замечать и любить любого человека нужно, пока он жив, потому что каяться потом поздно и бессмысленно…
          Некоторое время они сидели молча и курили.
          – Какая это скучная болезнь – оберегать здоровье режимом!
         – Какой уж тут режим? Понимаю, что пить нужно меньше… Но одиночество и возраст…
         – Какой  у вас возраст?! Вторая молодость!
         – Вторая?! Третья!
         – Пожилой тот, кто сначала изучает меню, а потом – официантку. А вы всё на Ниночку смотрите… Нет, вы, конечно, ещё не старый!
         – Спасибо на добром слове. После смерти жены, не так смотрю на женщин. При ней, чего скрывать, грешил иногда... Но вот уже три года чувства притупились, словно и они постарели…
        – Чувства не могут быть старыми. Они всегда новые, всегда молодые. Как только стареют, это уже не чувство, это привычка.
         – Да, наверное…
        Респектабельная пара закончила свою трапезу и вышла.  В зале остался лишь Михаил Александрович со своим собеседником.
        – Вы, может, просто пофигист?
         – Что у меня было с избытком, так это ответственности за дело, которое делаю, за людей, с которыми работаю.   
      На дворе, куда выходило окно, возник шум. Подвыпившие молодые люди заспорили, и кто-то неожиданно сильно ударил по стеклу. Оно рассыпалось в дребезги.
        Вскрикнула в испуге Ниночка.
        Выбежал на террасу бармен, желая догнать хулигана.
        И лишь Михаил Александрович, неожиданно оказавшись один за столом, сохранял спокойствие. С недоумением вглядывался он в образовавшуюся пустоту, где только что сидел его собеседник.
         «Один, совсем один, – подумал он. – Так и свихнуться можно, если часто разговаривать с самим собой».
         Он допил вино и, расплатившись по счёту, нетвердой походкой направился  к выходу.