Куда улетели ангелы?

Я стоял на углу улицы Читадзе, у Дворца пионеров, ждал товарища. Был прескверный январский день. Мышиного цвета небосвод давил, дул промозглый ветер. Ещё кое-где слегка дымились руины на проспекте Руставели. Но проспект уже ожил. Было много прохожих, правда, совсем мало машин. Люди говорили вполголоса и тишина была кстати. Раздражала суета иностранцев, лопочущих от возбуждения и носящихся со своими фотоаппаратами, как бы в страхе, что вдруг «живописные» развалины исчезнут и они не успеют их заснять.
Ко мне подошёл старичок и спросил время. Я ему ответил, он поблагодарил, потом вопрошающе посмотрел на меня и вокруг, а затем укоризненно закачал головой. Я кивнул ему, скорее из вежливости. Старичок ещё раз поблагодарил меня и продолжил путь. Я посмотрел ему вслед и увидел, что, пройдя метров двадцать, он остановился и спросил что-то у прохожего, наверное, время.

В это время сверху по улице Читадзе скатилась и, скрежеща тормозами, остановилась недалеко от меня иномарка. Из её салона, набитого «золотой молодёжью», доносились гогот и звуки рэпа. Из машины вышел юнец. Он был подвыпивший — раскосые глаза и неуверенные движения. Его полное лицо было пунцовым. Он раз-другой прошёлся бесцельно от открытой дверцы к заднему бамперу и обратно, семеня иксообразными ногами. Несуразность его фигуры особенно бросалась в глаза, когда он стал ко мне спиной, — большая голова, жирное рыхлое тело, широкий таз. В правой руке он держал автомат, лениво как бы волоча его. Вооруженные люди в городе никого не удивляли и не пугали, потому что примелькались. Тем более днём. Разве что отпетых психопатов надо было остерегаться. Этот — не боевик, не хулиган, просто — отпрыск элитарного семейства, а его оружие как модное украшение. К тому же, я его узнал ...

Семью годами раньше я как-то гулял по райским кущам Боржомского парка. Стоял летний полдень. Лес умиротворенно покоился в мареве солнечного света. Только моментами, шевеля траву, которая здесь всегда бирюзовая, на тебя накатывается лёгкое дуновение прохлады. И именно в это время сосна источает пьянящий эфир. Я полулежал на мягком настиле опавшей хвои. Изо рта торчит хвоинка, а руки сами собой перебирают шишку. Настроение было хорошее, даже расслабился.
Только что я побывал на стадионе, где проходили летние сборы команды борцов. Как сотруднику спортивного департамента мне поручили провести инспекцию. Слегка покопавшись в бумагах, я направился в борцовский зал. Любо забавно было наблюдать, как терроризировал гигантов тренер Давид Д. Сам он некогда выступал в наилегчайшем весе и был, конечно, малого росточка. Зайдя в зал, я застал его в тот момент, когда он, схватив за шевелюру, склонил к себе огромного парня и, сверля его глазами, кричал в лицо: «Так надо смотреть сопернику в глаза, быком, а не коровой!». Вместе со спортсменами я позанимался на тренажёрах, принял душ. Мышечная радость охватила всё тело и было приятно от ощущения, что ты в хорошей форме. После плотного обеда отправился в парк...

Поблизости от того места, где я расположился, играли дети. Две девочки забрались в гамак и тихо возились с куклами. Мальчишки восьми - десяти лет были заняты военными приготовлениями. Они разбились на два лагеря и замышляли друг против друга козни. Впрочем, не совсем так. «Военный совет» держали пять мальчиков, севших в кружок совсем недалеко от меня, так что можно было слышать, о чём они говорят. Их «противники», давно набив карманы шишками, стояли поодаль. Озадаченные серьёзностью приготовлений «противной» стороны, они с нетерпением ждали, даже не позаботились о названии своей команды. Между тем, им противостоял «эскадрон ангелов» - так называли себя державшие "совет".

Среди совещавшихся тон задавал крупный отрок — светловолосый, большеголовый, несколько непропорциональный. Как я понял, его звали Серго. В какой-то момент он вскочил, проявляя характер, и обнаружил обтянутый в шорты довольно широкий таз и толстые ноги. А нрав он проявлял частенько, но ... без рукоприкладства. Его «подчинённые» сидели ошарашенные сложностью и неожиданностью игры, в которую оказались вовлеченными. Только один мальчик, судя по внешности, младший брат «командира», равнодушно развалился на травке, заложив руку за шею, и посвистывал.
Одному из членов «военного совета», по имени Артурику, было поручено начертить план дзота. Он, крепко скроенный смуглый парнишка, быстро сообразил на этот счёт, и скоро Серго придирчиво вглядывался в «чертёж». «Такой дзот ангелам не нужен!» - возвысил голос «главнокомандующий», потом картинно скомкав бумагу, бросил её в лицо «конструктора». «Немедленно подготовь новый чертёж!» - шипел он, разгоряченный административным пылом, не удосуживаясь при этом аргументацией...

Ребёнок играл во взрослую игру — «долгое совещание», с «проработками», «разносами». Меня снедало любопытство, подмывало желание спросить о месте работы его родителей, прямо, без обиняков. Я, было, уже открыл рот и почему-то протянул руку вперёд, но осёкся ... От легкомысленного поступка меня уберёг громкий женский голос, неожиданно раздавшийся сзади. Он окликнул Артурика, иди, мол, кушать сливы. Артурик вопросительно посмотрел на «командира». Тот смерил его взглядом и бросил: «Свободен, но план дзота за тобой!».

Не меняя позы, продолжая пожёвывать хвоинку, только чуть повернув голову, я позволил себе ещё одно развлечение — понаблюдать за зачарованными курортниками, которые не просто отдыхают, а делают из этого ритуал. Смуглая молодая женщина в сарафане потчевала своё чадо сливами. Ребёнок ел фрукты сосредоточенно, тут же, не отходя от мамаши. А та с торжественно серьёзным и спокойным выражением лица ждала. Слив было две. Вот доедена последняя из них, и мать с чувством исполненного долга удаляется.

«Интеллигентские штучки!» Они стоили томительной заминки, и «вражеский» стан начал роптать, в сторону членов «военсовета» полетели шальные шишки. Но начальственный окрик Серго угомонил «противную» сторону, та присмирела. «Хорошо, что слив было мало, — съязвил «главнокомандующий» Артурику, — а теперь делом займись!»
Строительство «дзота» отложили на неопределённый срок. «Стратег» ограничился возведением «позиции», состоящей из сухих веток. «Бой» был скоротечным, не сравнить с томительно долгой подготовкой к нему. Взятого измором «противника» «ангелы» рассеяли быстро. Не повезло одному пареньку. Он замешкался и упал. Его окружили и немилосердно забросали шишками. Не от боли, очевидно, а от растерянности и обиды он заплакал. Тут последовал деловитый жест Серго и избиение прекратили.

Но вот «война» кончилась и началось обычное дуракаваляние, без генералов и рядовых, без «ангелов» и «конструкторов дзотов» тоже: детвора обливалась водой из использованных одноразовых шприцов. Мальчишки сначала донимали девочек, потом гонялись друг за другом. Они толкались у крана, когда заправляли шприцы, разгорячённые, легкомысленные ... Артурика опять позвали. На сей раз он должен был съесть яблоко.

Всю дорогу до стадиона я про себя прокручивал перипетии с маленьким начальником и улыбался про себя. «Дети всегда дети, особенно тогда, когда карикатурно подражают взрослым», — промелькнуло в мыслях.
Уже на подходе к залу можно было слышать, как немилосердно бросают друг друга на маты борцы и фальцет Давида Д.

Я поднялся в конторку, быстро просмотрел ведомости, поговорил с тренерами, через час уже был на вокзале. Перспектива — четыре часа трястись в электричке не казалась удручающей, но и энтузиазма не вызывала. Купил газету в вокзальном киоске, сел на скамейку и успел прочесть её до того, как подали поезд. В это время на перрон высыпала детвора. Я лениво взглянул на неё, вернее, её гомон привлёк моё внимание...

Мне показалось, что сегодняшних впечатлений, связанных с детьми, было достаточно. И как будто глазу не за что было зацепиться: обычные мальчики шалили, задирали девочек, а две учительницы пытались унять наиболее егозливых, покрикивая на них и раздавая подзатыльники. Тут я вспомнил своего товарища — детского тренера по баскетболу. У того была привычка, идущая, вероятно, от профессионального кретинизма — на детей он смотрел всегда оценивающе, пытливо: нет ли кого ростом повыше, при этом даже рот открывал от напряжения.
Среди играющих на перроне детей ему приглянулся бы только один подросток — очень высокий, стройный. Он-то и огрел своего сверстника - непоседливого толстяка по спине, да так, что тот взвыл от боли. Но толстяк не собирался сдаваться и, подкравшись сзади, стянул с обидчика кепку. На этот раз его наградили пинком. Но скоро не праздно-игривое, как в парке, а жутковатое любопытство вдруг овладело мной.
— Вы откуда? — спросил я мальчика лет девяти-десяти, незаметно севшего рядом со мной на скамейке. Он был рыжеват, голова чуть великовата при довольно худеньких и слабых плечах. Мальчик поднял глаза. Тут меня даже передёрнуло. Из его глаз вдруг пахнуло недетской тревогой и страданием. Вначале мне показалось, что мальчик, должно быть, плакал недавно. Такой слегка неприбранный вид бывает у детей только-только успокоившихся. Но серьёзность сухих глаз говорила о том, что он давно не плакал.
— Мы из Телави, — ответил мой сосед по скамейке и быстро отвернулся. Ребёнок был поглощён вознёй, что устроили его товарищи на перроне. Он, молча, болезненно, только сердце ёкало, переживал то, как два раза был побит его старший братец — тот самый неугомонный толстяк. Общее в них было - рыжий цвет волос и веснушки. Вот он подошёл к нам, потирая одно место. Пола его сорочки была навыпуск и прикрывала предательски испортившуюся «молнию» на ширинке.
— Кто эта каланча? – спросил я его про обидчика.
— Сын учительницы,– ответил он мне, потом, ухватившись за слово «каланча», начал картинно хохотать, показывая пальцем на того высокого мальчика. Я спросил их фамилию. И сейчас помню её — Давитая.
— А кто ваши родители?
Меня смерил настороженный взгляд младшего из братьев. Мальчик напрягся, как струна, и у него упало сердце, когда старший как бы мимоходом бросил: «Они погибли в аварии».
Я не захотел испытывать ребёнка и не стал выяснять, не детдомовцы ли они, углубился в газету. А в это время старший брат обзывал своего недруга: «Каланча, каланча!!»

Подали электричку. Это вызвало заметный ажиотаж среди детворы и беспокойство среди учительниц. Дети пошли штурмом брать вагон. Только одна девочка, маленькая, худенькая, стояла в сторонке, пережидая. Всё это время она сидела отдельно от всех, скрюченная — у неё болел живот. Я поднялся в другой вагон... Проехали две остановки. На третьей с шумом и гамом высаживались дети. Мои «знакомые». Как всегда егозил старший из братьев Давитая...Девочку, у которой болел живот, я не увидел. От перрона шла тропинка к кирпичной ограде с тяжёлыми чугунными воротами. Ворота были столетней ковки. На них ещё красовались два ангела. Ещё до конца необлупленные.

Я узнал этого с автоматом - Серго из «эскадрона ангелов». Быть, наверное, ему где-нибудь в дипкорпусе или коммерческом банке. Что стало c братьями Давитая? Того гляди, старший стал «мхедрионовцем». Что же младший?

Да, я перестал качаться на тренажёрах. Заметно похудел из-за недостатка питания. Что такое «мышечная радость», уже не помню.


Рецензии
о, что я поняла)
у вас столь значительный и основательный культурный задел, поэтому вы пишите о своем городе как английский инспектор о колонии, так и кажется, что на вас полотняные штаны и пробковый шлем)
хороший импрессионизм, насыщенный всеми оттенками печали, иронии, тонкими наблюдениями и полутонами, по настоящему видит только посторонний

проза как светотень и все ужасное здесь подано печально, без агрессивного нажима мира...

поэтому общее название ко многим рассказам
"сквозь призму печали"...

это отстраненное, в то же время болезненное мироощущение Le monde perdu...

будто смотришь на мир сквозь картины моне...
скорее даже так, у вас мане превращается в моне
воспринимая мир экспрессионистски, вы переводите его в формат импрессионизма))

Хома Даймонд Эсквайр   05.04.2017 22:30     Заявить о нарушении
Лет через 20 после наисанич рассказа я спросил у депутата, где находился тот детский дом, знает ли он братьев... и назвал фамилию. Он задумался и не вспомнил.

Гурам Сванидзе   05.04.2017 22:38   Заявить о нарушении
жизнь жестока...
я помню увидела среди детей из детдома, нрязных и затурканных очень красивую девочку....в пока еще красивой одежде, у нее родители погибли недавно...
я в не влюбилась....
смотрела на нее целый месяц с вожделением)
лет в двенадцать))
красота без трагедии почти ничто...

Хома Даймонд Эсквайр   05.04.2017 22:43   Заявить о нарушении
Самое ужасное в грузинских детдомовцах ио, что вдруг выясняется, что нет у них родственников, которые бы их приютили. У нас без родственнико никуда, а тут их вообще нет. Ребёнок чувствует себя вдвойне обделённым. У меня есть ещё рассказ о детдомвской - "Жизнь и смерть", совршенно аморальный, если разделить мнение читательниц. Речь о проститутке.

Гурам Сванидзе   05.04.2017 22:56   Заявить о нарушении
я читательницо)
так что тоже аморально как сама жизнь)

Хома Даймонд Эсквайр   05.04.2017 23:01   Заявить о нарушении
у меня есть старая мысль о таких темах

жить так можно, а вот смотреть нельзя)

Хома Даймонд Эсквайр   06.04.2017 03:16   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.