От мая, до мая

Посвящаю мне самой.

1

Илюшку я не любила, я любила другого Сашу Афанасьева – моего соседа. Любила безумно, с лет так... с семи, с самого первого взгляда, как только они купили дом напротив нашего дома. Всё детство вместе и выросли.... Но, вдруг Саша понял, что он красавец, а я простушка, мышка серая, что есть девчонки покрасивей и они очень даже на него смотрят. Он даже набрался наглости и приходил гадать на девчат в карты, от матери – сплетницы услышал, что я и моя мать хорошо гадаем.

А Илюшка..., что Илюшка, он был никакой: не мой любимый, не такой красивый, тихонький, не надоедал, но и не заставлял о себе думать. Он просто был мой спаситель, это тот мальчик, который спас меня когда-то на Михайловских озёрах возле Семипалатинска. Он был тогда на пол головы меня ниже, умудрился нырнуть именно туда, где я уже лежала на дне и не испугаться, меня схватить и поднять на поверхность. За это я с ним немного даже подружила.

Как–то уже солдатом он приехал в отпуск и мы случайно в автобусе встретились, он такой же и остался внешне, как в тринадцать лет, только стал выше. Илья мне через несколько свиданий предложил замуж На что сразу не задумываясь согласилась, так как жизнь для меня без Саши Афанасьева была кончена и я уже знала, что он подал со свей невестой заявление в ЗАГС.

Но с Ильёй мы мужем и женой так и не стали. Сначала пришлось его дождаться из армии, потом он поехал учиться в какое – то захолустье на помощника машиниста тепловозов и только потом напомнил о женитьбе. Я согласилась, но его родители встали «на дыбы»:
- Нет, нет, нет!!! Она нам не нравится, она тебя не любит, ведь видно же, что она к тебе равнодушна! Вы не пара! Илюша, ты испортишь с ней жизнь, а нас доведёшь до гробовой доски с горя!

2

И это было сказано при мне, я даже не расстроилась, но Илья решил настоять на своём и решил уехать на север, на строительство железно – дорожной магистрали Сургут – Уренгой. Вот туда–то, на строящую станцию Кагалымская, он меня и пригласил, как невесту. Представьте: железная дорога, отделённая одна ветка в сторону, а на рельсах стоят два пассажирских плацкартных вагона.

Там живут холостяки, потом идёт метров двести пустырь и дальше стоят деревянные новые домики двух этажные, многие ещё не достроены (только стены), но там уже заселились «холостяки», которые не привезли ещё свои семьи, им надо за лето самим в свободное время всё довести до ума.

Хоть мало, но женщины уже в посёлке были и даже ребятишки были, в основном малыши. За деревянными домиками стояли «бочки», это такие железные огромные бочки-домики с окнами и дверьми. Эти «бочки» получало в основном начальство и кто пошустрей - хитрей, потому, что в них зимой тепло. Там сосны были почти не вырублены, так же там были коттеджи, это тоже удобные домики, типа вагончиков строительных, но больше и удобней.

А меня Илюшка привёл в один из вагонов пассажирский у железной дороги, как раз в тот, который торцом стоял не к дороге, а упирался в тайгу. Вокруг посёлка тайга и болота, по другую сторону линии вертолётная площадка из песка, а за площадкой тоже тайга и озерца болот. Мне там нравилось: природа, воздух, лето и в магазине сгущёнка.

Своё купе мы завесили одеялом и вроде бы должно быть всё нормально, но.... На следующий день я обнаружила, что ещё одно купе завешено одеялом и там живёт красавица Марина со своим мужем – тихоней. Этот тихоня (имени не знаю) буквально на неё молился и прощал жене все её измены и пьянки с мужиками. Марина была такой красивой, что я – женщина не могла на неё налюбоваться.

Понятно, почему Илюша ко мне изменился, стал, как бы не замечать, как быстесняться, он пялил свои глазёнки на Марину. Зачем только он меня позвал к себе? Поклонников у Марины было много, но он посчитал, что и у него есть шанс обратить на себя её внимание. В вагоне было грязно. Холостяки: это молодые машинисты, помощники машинистов, путейцы, составители вагонов жили в этой грязи. Я каждый день подметала вагон, а раз в неделю мыла. Кто меня хвалил и благодарил, а кто недоумевал: зачем?

Как–то один машинист предложил мне устроить меня проводницей в этом вагоне, чтоб я за свои труды получала деньги и стаж чтоб шёл. То же самое он предложил жиличке другого вагона. Он свозил наши документы в Тюмень и обратно вернулся даже с авансом. С этого момента я заняла купе проводника, единственное купе с дверью и с этого момента мы с Ильёй стали чужими: он мне не жених, а я независимый денежно от него человек. Через пару дней ушли из вагона и Марина со своим тихоней, им дали недостроенную квартиру.

Машинист, который устроил мне работу, это был жилец вагона Коля Фомин, серьёзный, высокий блондин тридцати двух лет. У него где–то есть семья: жена и двое маленьких детей. Где – то там, на большой земле семья, а здесь он получил однокомнатную квартиру в деревянном недостроенном доме и работал в свободное время там, готовил жильё к зиме.

3

- Тань, пойдёшь с нами, в карты поиграем, Слава на гитаре потом поиграет, что одной–то сидеть?
- Коля, я не умею в карты играть.
- Ну, просто с нами посидишь, выпьем.
- Я умею гадать хорошо.
- Что, вот и прекрасно? Слава, она гадает!
К моей двери сбежались все, услышав такое. Через минуту я уже тасовала карты, а к ночи я уже перегадала в вагоне всем и у всех всё сошлось до таких мелочей, что удивлению людей не было конца.

Не нашлось ни одного скептика, ни одного не верящего, или сказавшего, что это не правда. Приводили погадать своих коллег и друзей, приезжали издалека геологи и строители штрассы, нефтяники на вездеходах приезжали. Я стала популярной, меня везде знали и приглашали. В столовой даже бесплатно покормили раз, за это я им всем погадала

В магазине доставались лучшие японские материалы и вещи. Даже Илья попытался несколько раз наладить отношения – безрезультатно, меня моя жизнь устраивала. Поезда из Сургута ходили до нас только товарные и редко, люди ездили в Сургут в локомотиве в незанятой кабине машиниста. Ко мне даже обращались несколько раз убрать зубную боль, и я убирала, просто пошепчу молитву, какой когда – то мне моя бабушка убрала, и говорят, что помогло.

Как – то пришли в вагон молодая пара, остановились у двери:
- Вы будете Таня?
- Да.
- А мы к Вам, о Вас так много говорят чудес, что Вы лечить можете.
- Нет, я не могу.
- Ну Вы ведь моему коллеге зубную боль убрали?
- Это случайно, само успокоилось, я тут ни причём, самовнушение.
- Может быть, но мы Вам верим, помогите, пожалуйста, нашему сыну. Ему три года, у него что –то с желудком или с кишечником. Мы его врачу показывали, ничего не нашли: ни аппендицита, ни глистов. Ему всё хуже и хуже, мы его до большой земли не довезём.
- Я не могу помочь, я не лечу, я не могу.
- Вы можете, я как мать чувствую, что Вы поможете.
- Ладно, пойдёмте.

По дороге они рассказали, что ребёнок почти ничего не ест вот уже неделю и жалуется на боль в животе. Я это слушала, и, чем ближе мы подходили к дому, тем я была в себе уверенней, что я этому ребёнку помогу. Я это знала.
- А в какой день заболело?
- Да в субботу, субботник был, а он с ребятишками с пеньков прыгал.
Я была уверенна, что у него опущение желудка, как у меня, когда училась ещё в техникуме. Совсем пропал аппетит, и меня моя бабка послала в село к своей подружке жить на неделю: на молочко и сметанку. Вот там–то одна цыганка мне правила желудок и учила это делать самой, десять вечеров: как различать и править желудок, и матку.

Я пощупала живот, ткнула в пупок палец и не почувствовала пульса со стороны желудка:
- Я знаю, что у него, Сашенька, я тебе помогу, я тебя вылечу. Ему сегодня же станет лучше, но нужно, чтоб сегодня он что-нибудь хотя бы попил. Купите свеклу, потрите и нажмите через марлю сок. Пусть сегодня хотя б сок попьёт, станет лучше и аппетит придёт.
На следующий день я пришла к ним утром. Саша уже сидел на кроватии играл с игрушками, он уже поел и на боли не жаловался. Повторила массаж и ушла. Договорились, что приду завтра утром.

Стучу в дверь, никто не открывает, высунулась из соседней квартиры молодушка:
- А Лиды нет, она с Сашей в детском садике.
Я подошла к штакетнику садика, увидела среди детей играющего Сашу. Подошла Лида, оказывается она – воспитательница.
- А что Вы Сашу то сегодня пустили бегать, ему ещё рано?
- Не привяжу же я его, ему стало лучше, вот и бегает.
- Дайте ему, пожалуйста, как подарочек гематогенку?

Я ей протянула гематоген.
- Нет, не надо, не надо.
И попятилась назад. Я смотрела ей в глаза, в глазах был страх. Я пошла прочь в смятении и недоумении, спасибо не услышав за заботу и вдруг дошло: Она боится, она думает, что я – ведьма, раз могу лечить. Только бы ничего никому не рассказала, ведь бояться будут.

4

А через неделю произошло событие, с которого всё и началось, началось то, что можно назвать злым роком: умер в вагоне ночью во сне Коля Фомин. Пришёл с работы утром его сосед по купе Слава, смотрит, а Коля бледный, потрогал, а он холодный. Вечером Коля приехал выпивший и Сургута, мне так увлечённо рассказывал, как много они с ребятами выпили. Три дня у него были выходные и все три дня пил в Сургуте. У него были такие выпученные глаза, он рассказывал это с таким увлечением. А я делала тоже счастливое лицо и про себя думала: "Да отстань ты от меня, иди спать."

Ребят из вагона как ветром сдуло, кто куда жить ушли. Я собрала мусор, помыла полы. Остался на нижней полке лежать мёртвый Коля, а вверху его чемодан и под столиком его рюкзак. Коля лежал на спине, лицо накрыто простынею, а ноги голые вытянулись и выпирали в проходе. Все ушли, а мне куда?

Пришёл вечером Илюшка:
- Тань, пойдём выйдем, поговорить надо.
- Заходи и говори.
- Я боюсь.
- Кого, Колю? Он не услышит.
- Нет. Я боюсь за тебя, тебя убьют. Поедем со мной, я уволился, я уезжаю.
- За что меня убьют?
- Ты лечила ребёнка, теперь они разнесли везде, что ты – ведьма.
- Глупости, я никуда не поеду. Меня здесь уважают, я не заметила, чтоб люди ко мне изменились.
- Тань, поедем, я прошу тебя. Сейчас собирайся, у меня чемодан за вагоном стоит
- Нет, я должна Колю сторожить.
- Не убежит, кто тебе сказал, что ты сторожить его должна?
- Не знаю, но мне это кто-то сказал.
- Ничего с ним уже не случится, поедем, через пол часа товарный идёт. Я уже договорился с машинистом.
- Нет.
- Дура, тебе двадцать лет, ткнут в болото мордой, и уйдёшь вниз.
- Илья, я не могу, я должна сторожить Колю.
- А спать в вагоне будешь?
- Да.
- Значить точно не врут, значить точно ведьма. Этим ты только подозрение людей подтвердишь, нормальные люди за километр твой вагон обходят, а ты с покойником ночуешь. Мать моя права оказалась, хорошо, что я на тебе не женился: у тебя с головой не всё в порядке.
- Иди отсюда, пока порчу не напустила, а то до дома не доедешь.

Ушла в вагон, а сама думаю: "Как же я вернусь, ведь там же Саша Афанасьев живёт, под моим окном со своей красавицей Танькой ходит? А родит, да ребёночек у них будет, у меня сердце разорвётся это всё видеть. Нет, мне туда нельзя." И вдруг, я слышу шаги, вагон весь перекрыт, разговаривали мы с Ильёй возле единственной открытой двери, в вагон никто не заходил, в вагоне кроме меня и покойного Коли никого нет, это должен идти только Коля!!!

Шаги приближались, они были такими чёткими и громкими, и остановились у двери купе. Охватил ужас..., в окно, но оно закупорено, а за закрытой дверью стоит Коля! Если я дверь открою, он меня схватит за горло и задушит. Рывок, дверь открыла и выскочила из вагона, краем глаза успела поймать, что ноги Коли так и торчат вытянутые из купе. Ну кто–то ведь шёл, я его чувствовала у меня перед дверью?! Заскочила во второй вагон, открыла дверь проводника, на лавке сидела девушка с крашенными в рыжий свет волосами.

5

- Помогите, я не могу спать в моём вагоне, я боюсь!
- Садись, успокойся, ты сам бледная, как покойник. Будешь бражку?
- Устройте меня у себя куда-нибудь, я буду там днём находиться, пока Колю не увезут, а ночью здесь спать?
- Куда же я тебя устрою? У меня Ваши даже вторые полки позанимали, как в муравейнике, люди не довольны, да и все мужики. Рот закроют и изнасилуют, и пригрозят ещё. Тут же только называется стройка комсомольская, тут без паспортов живут, милиции нет, связи нет, здесь всякий сброд, кому на большой земле тюрьма заказана.

- Быть не может!
- Святая! Скажи спасибо, что я в сказки про тебя не верю, я вообще в ничего такого не верю.
- Правильно, я тоже не верю, но людям чудо подавай. Пацан сам выздоровел, я всего–то ему живот погладила.
- Тебя Таней зовут, да? А меня Лена. Куда же я тебя положу?
- На верхнюю полку?
- Нет, она сломанна, падает.
- Да хоть на полу?

- Ладно, только матрац, одеяло и подушку от тебя притащим.
- Что? Я туда не пойду!
- Боишься?
- Понимаешь, Лена, он там ходит.
- Кто, твой мертвец? Девочка, да ты уже того. Ладно, сама схожу, пойдём хоть до двери.
Лена вынесла матрац, свёрнутый в рулон, где была подушка, одеяло и постельное моё бельё. Подала мне в руки:
- Бери трусиха, он не ходит, лежит на месте, я его ноги видела.

Уснуть не могли и очень долго болтали, чувствовалось, что Лене, как и мне с кем – то очень многим хотелось поделиться, даже просто так по –человечески поболтать. Лена была, как и я, – одинока.
- Танюха, я слышала, что тебя жених сюда привёз и сразу бросил.
- Одна неточность: я его бросила, как первый аванс получила, так и бросила. А ты как здесь?

- Я из Туркмении, из города Байрам–Али, конечно же, не слышала?
- Нет, я туркменов никогда не видела.
- Я – туркменка, отец у меня туркмен, а мать украинка. Там ещё законы дикие. Я замужем была и у меня сын Саша есть, ему уже пять лет. А меня этот скот – муж мой украл, и я у него переночевала дома. На утро мой отец приказал мне за него замуж выйти. Мой меня как в кино увидел, так влюбился.
- В каком кино?

6

- У нас под городом «Белое солнце пустыни « снимали, я только школу закончила, мне не понравилось сниматься, к институту готовиться надо, а я по пустыне в парандже бегаю, вот и завалила в медицинский. А мой меня как в кино увидел, так сразу и украл. На людях хороший, а дома зверь: бил, гонял, схватит за волосы, да об стену головой, думала мозги выбьет. Саша был у моей мамы, а я должна была фруктами весь день торговать на базаре. Я на базар рано ушла, а ему на работу к восьми, ну и всё там бросила, прибежала домой, наскидала в чемодан вещей, документы прихватила и на поезд. Первый попавший как раз шёл до Алма-Аты, а там на Ново-Сибирский пересела. В поезде с мужиком познакомилась, он меня с собой прихватил, в Новосибирске в карты проиграл мужику какому – то. Тот меня в Тюмень увёз, там у него пару недель жила, он меня с братом своим делил. Куда я без денег? Противно, но зато кормят и не бьют головой об стену. Им на бутылку денег не было, продали за шестьдесят рублей прям на вокзале.

- Ленка, ты сумасшедшая!
- Легко говорить, а куда деться? Домой вернуться, не то, что муж, родной отец собственноручно убьёт. Который за шестьдесят рублей купил, ничего был, только дурачок, бывший детдомовец, жить можно было на его пенсию – дурака, любил меня, но... часы одного бича ему понравились больше. Конечно же потом дошло, как дома – то очутился. Я ему готовила, стирала,порядок наводила. Дурак, есть дурак. Так я и оказалась тут.

- А что, тот мужик тоже здесь живёт?
- Жил, теперь в Называевской дальше ветку тянет до Уренгоя. Выбросил меня на улицу, к нему видите ли невеста погостить приезжала. Последний меня даже гонореей заразил. Я в Сургуте на улице жила, но гонорею вылечила и опять сюда вернулась, в угол мой, в мой вагончик. У меня теперь здесь даже любовник есть. У тебя есть любовник?

- Нет, а почему ты с ним не живешь?
- Он женат, да ты его знаешь, Вася, что на площадке вертолётной дежурит.
- А – а, этот тип ко мне гадать приходил.
- Ну и что ты ему нагадала?
- Не помню.
- А ты вспомни.
- Ну не помню. Ты ведь всё равно не веришь в это всё.

- Тань, а ему форма идёт, люблю мужиков в форме, да ещё в лётной. Ведь никто не знает, что он не летает.
- Он тебя любит?
- Конечно, любит.
- А почему не женится?
- Я ведь сказала, что он женат.
- Душно, пошли на улицу?
- Комары нападут.
- А дверь то мы от моего вагона не закрыли?

- Все в посёлке знают, что там покойник лежит и ты там спишь – охраняешь, так что против покойника, да нечистой силы – ведьмы, вряд ли кто пойдёт. Разве что поспорят? А давай с простынями вокруг вагончиков побегаем, пусть перепугаются?
- Ты с ума сошла, тут у всех ружья, ещё перестреляют. Тебе хорошо, ты тут чистенькая, а меня мордой в болото и кану в никуда.

- А, может, быть ты и вправду ведьма, пацан – то выздоровел? Смотри, ночь – то какая светлая, белая ночь, мне первое время дико как – то было без тёмной ночи жить, а сейчас привыкла. А зимой здесь прям над головой будет северное сияние, ты когда-нибудь его видела?
- Да, на конфетном фантике «Мишка на севере», я в детстве фантики собирала.
- Это ни то. Тань, как ты думаешь, раз сейчас день, значить всю зиму здесь будет ночь?
- Наверно.

- Ты фантики собирала, а я со школы домой, уроки выучу, да за ковры ткать.
Отца матери ковры помогала ткать, да на базаре продавать. Господи, как я ненавижу ни моего отца, ни его мать. Бил и меня, и маму, а как брат младший подрос, так папашу раз избил, с тех пор бить нас прекратил. Брат лет в пятнадцать избил со своими дружками, а отцу стыдно заявлять, что родной сын избил, ребятишки побили.

- Лен, а как тебя в кино звали?
- Зульфия.
- Я только Гульчатай помню.
- Увидишь, узнаешь, там волосы у меня свои чёрные, а сейчас короткие и рыжие чтоб туркмены во мне свою не узнавали. Ой, Танюха, два ночи, спать.
Илюшка сейчас едет на поезде и спит на полу в свободной кабине машиниста, а может он обо мне думает? Как хорошо, что я его не любила, не больно расставаться.

7

Коля лежал в вагоне уже восемь дней, а я сидела днями в своём купе, собирали с Ленкой грибы рядом с посёлком у болот, ходили на речку, но не далеко, потому, что там рядом ходили медведи. Собирали клюкву на Ленкину бражку, у неё были две трёх литровые банки, забродить клюква никогда не успевала, так как Ленка срок не выдерживала и на следующий день уже пила, тут же добавляя клюкву и воду.

Грибы промывали в одной воде, поэтому уже в готовых попадались много еловых иголок, мы налетали на грибы сразу, как только они начинали на сковородке попахивать пищей. Собирали только маслят, так как других не знали ни Ленка, ни я. Шли дни, а Коля – покойничек всё лежал, и никому до него не было дела. Как – то зашли в вагон с Ленкой и сидим у меня, музыку слушаем.

- Тань, а я его знаю?
- Кого?
- Колю этого?
- А как же, он ведь нас устроил в Тюмени проводницами, благодаря нему нам сейчас ни за что денежки с неба сыплются.
- У меня не было трудовой, я нигде не работала, как он умудрился меня устроить? Тань, ты больше пока не ходи в магазин, я похожу.
- Почему?
- Продавщицы мне сказали, что они после тебя магазин весь день выветривали, бутылку тройного одеколона выбрызгали на пол, покойником так ты провонялась.
- А я не чувствую.
- Принюхалась и не чувствуешь. Выключай патефон, пойдём отсюда, вечереет, опять напугаешься.

Как только Ленка это сказала, как по вагону пошли шаги, прям из другого конца к нам. Ужас застыл на лицах, нет возможности шевельнуться. Сегодня «он» особенно усердно топал, даже вагон то в одну, то в другую сторону от шагов покачивался. У двери шаги затихли. Он здесь!!! Мы выскочили стрелой из вагона, обе бледные и трясущиеся. Недалеко шли несколько человек в баню и все держали свои ладони у носа, зажимали свои носы. Воняло!

Наверно кто–то позаботился и наконец–то за Колей пришли. Пришли три парня, я открыла торцовую дверь, так как в боковую вынести было невозможно. Коля лежал на простыне, а голова нет, зато голова была накрыта простынею, а ноги высовывались. Вынесли из вагона, как полагается, – ногами вперёд, так и несли. У ног два парня, каждый держался за конец простыни, а у головы третий и Ленка. Я шла за этой процессией сзади и несла Колин чемодан, а за плечами рюкзак. Вокруг никого, утро, все на работе, а жёны ещё их спят.

И вдруг, что–то так быстро подкатилось мне под ноги и я споткнулась.
- Фу…, чуть не упала.
Но когда я посмотрела на то, за что я споткнулась, у меня выскочил изо рта душераздирающий крик:
- А – а – а ....
Это была Колина голова, вернее то, что когда–то было Колиной головой, почему–то с открытыми глазами и широко открытым ртом. Я попятилась и ноги мои ватные больше меня держать не смогли, я села.
- А – а – а.....

Все остолбенели, шок был у всех. Все были молоды и наверняка такое не ожидали. Тело положили на землю. Парни таращились на голову. Первой пришла в себя Ленка:
- Мужики, ну что Вы, подберите?!
По их виду было видно, что они этого не сделают – боятся. Она подошла ко мне:
- Таня.., сходи в вагон, принеси простынь, мы Колину голову с тобой поднимем за волосы и положим в простынь. Мы будем тело нести, а ты голову.
- Нет!
- Что нет?...
Она стала неузнаваема:
- Что нет?! Он тебя из говна в люди вывел: работу дал – не бей лежачего, а ты его голову на дороге как мяч футбольный валяться оставила?!
- Да…, да, я бегу, я лечу, я сейчас.

Но ноги мои не бежали и не летели, они еле шли на пригибающихся коленках. А потом всё было как в ужасном сне: мы взяли за волосы голову и положили в простынь. Я несла чемодан, рюкзак и голову. Дорога до товарняка показалась вечностью, на обратном пути мы не разговаривали. Я думала:
- Наверно такая взрослая тяжёлая и ужасная жизнь, наверно надо всё спокойно воспринимать и привыкать?

У вагона Лена сказала:
- Открой все двери, надо вагон проветрить. Не находись в нём, провонялась, что за жизнь не отмыть, ни обветрить. Там уже ничего нет, что было ценно, что было ценно, то мы сейчас унесли.
- А магнитофон, а мои японские вещи?
- Да пошла ты на хрен!

8

Как увезли Колю, так всё и началось. В посёлке начали чуть ли не каждое утро находить трупы молодых мужчин, по-видимому, задушенных, но так, как экспертизы и милиции не было, каждый делал свои «экспертизы и заключения». В посёлке явно действовал маньяк, но его никто ловить не собирался, всё свалили на нечистую силу. В общественном туалете, что стоял в ста метрах от моего вагона и был виден из окон обоих вагонов, ставили трупы стоя, оперев о стены.

Уже было пять трупов, но их никто не увозил и не появился ни один милиционер, ни один следователь. Пропала Марина – красавица, машинисты тепловозов клялись, что её в Сургут не увозили. Вася с вертолётной площадки заверил, что не улетала. Наверно пошла с маньяком «клюкву собирать» Со мной никто не общался, и все избегали меня, но мне как – то было ни до них, мне было хорошо, у меня была Ленка и больше мне никто не нужен.

Как–то утром вбегает Ленка, она пошла в магазин, возле магазина на площади стояла толпа и возле столовой у ступени лежала мёртвая молодая беременная повариха. Телесных ран на трупе не было, опять задушена. Многие шли в столовую завтракать. Ленка оказалась там же рядом.

Охи и ахи перешли в митинг, где никто не замолвил версию о маньяке, а говорили и кричали в мой адрес. Толпа мужиков горячилась всё сильней и Ленка, к своему ужасу, успела понять, что говорят именно обо мне, не называя имени, вместо имени – ведьма. Митинг переходил в стихийный бунт, мужики побежали к строящемуся дому и хватали там железные прутья – ведьму убить!

Почему Ленка оказалась в восемь утра возле магазина? Очень просто: магазин открывается с восьми, а Вася ей при «встрече» вечером сказал, что рано утром должен быть вертолёт с японской продукцией, вот она и помчалась первой, лучшее себе что-нибудь отхватить. Толпа парней и мужиков, с железными прутьями, пошла в сторону моего вагона по улице, с криками:
- Ведьма, стерва, сука убьём!!!

А Ленка побежала наискось, побежала наискось меня предупредить. Я лежала в Ленкином купе на полу и ещё спала. Забежала задыханная Ленка:
- Вставай, тебя убивать, с прутьями железными, мужики идут! У столовой повариху мёртвую нашли Наташу! Всё свалили на тебя!
Я стала спешно натягивать джинсы и свитер, Лена этим временем достала свои документы и искала в моей сумке мои.

- Где твои деньги?
- На дне сумки.
Лена соединила мои деньги со своими, схватила с постели мои и свои документы и мы выскочили из вагона, побежали в сторону линии, чтоб попробовать спрятаться в товарняках, потому, что вокруг болота. Были слышны далёкие крики толпы, но людей ещё видно не было.
 
- Таня, вертолёт!
Вертолёт прилетал к нам редко, раз в неделю, с почтой и продуктами, пассажиров он брал редко. Это был маленький пятачок из песка среди болот, сразу за линией. Вася работал там по совместительству, как видел или слышал вертолёт, так шёл на площадку «принять вертолёт». Мы побежали через линию к площадке, действительно на площадке стоял вертолёт, в кабине сидел пилот, а Вася стоял рядом с вертолётом.

Вася дал команду рукой и вертолёт начал медленно раскручивать пропеллер. Ленка подбежала к Васе и что–то ему кричала в ухо, показывая пальцем на вертолёт. Вася дал пилоту знак «стоп» и мы подбежали к двери. Вася крикнул Ленке:
- Как фамилия твоей подруги?
Ленка мне на ухо кричит:
- Как твоё фамилие?
- Скворцова.

Вася закрыл дверь, пропеллер закрутил быстрее и вертолёт стал подниматься. Мы видели, как люди окружили вагоны, заскакивали в них и бегали возле – искали меня. Мы это всё видели сверху, вертолёт как раз пролетел медленно, почти над соснами, над нашими вагончиками и над посёлком. Люди подняли головы к вертолёту и размахивали руками, наверняка кричали проклятья. Под нами тайга и болота. Мы сидели с Ленкой на железном полу, лавочек не было, чуть виднелся затылок пилота из кабины.

- Лена, а ведь меня бы сейчас убили. Если бы не твой Вася, если бы не вертолёт, если бы не ты. Лена – а – а, меня бы сейчас уби - и - ли! Ох, Господи, мамочка, меня бы сейчас уби – и – ли!!!
- Таня, у тебя истерика!
- Мамочка, они бы меня уби - и – ли! Господи - и – и! А – а – а....

Я кричала, каталась по полу, плакала, хохотала, припадала к окну, прижималась к Лене, опять кричала и плакала. Но лётчик ничего не слышал, было очень шумно. Лена что-то кричала, била меня по щекам, целовала, гладила, тоже плакала. Потом я к ней прижалась, она меня обняла, у меня изо рта вырывались какие-то слабые уканья и хныканья. Вышли из вертолёта и уже шли по бетону в сторону здания аэропорта города Сургут. Ленка идёт впереди, я сзади.

- Лена, а мы наше купе закрыть забыли.
- За нас закроют, у нас начинается другая жизнь, а ту забудь, не было её, нам это всё приснилось.
- А голова Коли на земле тоже сон?
- Сказала: забудь, будешь истерики мне устраивать, по морде бить буду.

9

С аэропорта до вокзала приехали на автобусе. Поезда пришлось ждать не много, он ходил раз в сутки, отправлялся по утрам, и нам пришлось ждать пару часов. Но всё же надо было это время ждать. Напротив нас на лавке сидел очень красивый высокий парень, ну просто русский богатырь «Добрыня». Мы рассматривали его, а он нас.

Я думала:-"Вот бы мне таким парнем быть, с неба бы звёзды снимала, и что он в этом дерьме делает, у чёрта на куличках?" Вспомнила Сашу Афанасьева, что – то в их лицах схожее, но этот намного выше. А Ленка думала:-"Пальцем бы только поманил, пошла бы, не задумываясь. Вот это мужик!" Парню наверно надоела на нас смотреть, а может быть и думать:-"Что эти дети здесь потеряли?"

Он вздохнул, встал и пошёл к выходу. Минут через пятнадцать вышли и мы, в надежде, что он там стоит, курит. Я, чтоб о Саше Афанасьеве повспоминать, а Ленка с надеждой, что поманит пальчиком. Перед деревянным одноэтажным вокзалом была земляная площадь, небольшая, а на другой стороне кто–то лежал, с рспростёртыми руками, вверх лицом.

Люди равнодушно проходили мимо – привычно. Это лежал наш любимчик – его только что сбила машина грузовая. Глаза его были голубые и большие, такие добрые: они смотрели в небо, а небо отражалось в них, тоже голубое и доброе. Он был как живой, но он был мёртв. Ленка толкнула меня в бок:
- Твоя работа?
- Чего – о – о?!
- Я пошутила, знаешь, я начинаю верить в сверхъестественное. Как Коли шаги услышала, так и поверила.

- А это шёл не Коля, это шёл маньяк, а когда мы с тобой выскочили, он стоял в первом купе. Он наверняка был жильцом моего вагона, а потом и твоего. Вспомни, первым был убит Коля, а после Коли следующие, подозревали меня и поэтому он мог творить что угодно. Когда утром обнаружили Колю мёртвым, все спешно засобирались: хватали свои пожитки, сворачивали и уносили свои матрасы к тебе. Я стояла и смотрела в это время на простынь, под которой лежал Коля, я была так потрясена случившемся, что стояла так долго. Кто-то из парней подошёл ко мне сзади и мне сказал, нет, не с сочувствием, а как гипноз: «Теперь ты должна его охранять». Это наверняка был маньяк, но я не оглянулась, чтоб посмотреть на сказавшего, тогда у меня никаких подозрений не было. Подозрение появилось после того, когда пропала Марина, она ведь с холостяками нашими в лес по «клюкву» ходила.

- Почему ты этого никому не сказала?
- Кому.., маньяку? Тогда бы была следующей жертвой я.
- Поезд на перон пригнали, пошли в вагон, через двадцать минут оправление.
- Он наверно поезд ждал? Лен, как ты думаешь, он поезд ждал, да?
- Наверно.

10

Всё, мы в поезде, мы счастливы, мы с каждой минутой всё ближе к Тюмени и всё дальше от этого ужаса. Такое ощущение, что ничего не было: пусто, на время всё забылось, просто сидим и смотрим в окно, любуемся природой.
- Чай будете?
- Будем, с булочками.
- Булочек нет, в ресторане печенье.
- Неси чай без булочек. Лен, хорошо – то как, а мы постели не взяли. Чай попьём, и спать ляжем, а потом в ресторан пойдём. Сейчас обед, людей будет не пробиться.
Нам достались боковушки, Лена легла на нижней, я на верхней полке и уснули.

Проснулись мы лишь на следующее утро. Пассажиры складывали свои постели и несли сдать проводнице, кто завтракал, кто стоял в очередь в туалет. Уже носили чай.
- Чай будете?
- Да, а ресторан со сколько?
- С девяти.
- А сейчас сколько?
- Уже десять.
- Тогда чай не будем. А в Тюмени когда будем?
- Вечером.
- Лена, а где мы ночевать будем? На вокзале, да?
- Найдём где, надо у проводницы ключи украсть от вагона, тогда в пустых вагонах ночевать сможем. Я этим сама займусь. Ой.., Танька, ты белёсая, ты поседела!
- Врёшь?!

Ленка присмотрелась к голове:
- Да это же вши!
Я тут же вся с головы до ног зачесалась. Я оказывается всё утро чесалась, но мы не обращали внимание.
- Смотри, вша прям по лбу, и по шее ещё одна ползёт!
Я выдернула из головы волос, на нём были как бисерки нанизаны гниды.
- Тань, да у тебя от них волосы дыбом стоят.
- Это проводница такую постель дала!
- Нет, за ночь столько не наползли бы с белья, это от пережитого, так бывает, мы много пережили в последнее время, особенно вчера.

- А что теперь делать?
- В Тюмени в аптеке купим мазь, помажем и всё.
- Ты как хочешь, а я волосы сбрею, не верю, что мазью всё свести можно.
- А ты что, лысая ходить будешь?
- Лысая.
- Не представляю тебя лысой, ну и кто тебя на работу возьмёт?

- Ленка, да мы уже в резерве проводниками работаем, наши трудовые там, деньги нам оттуда идут.
- Идиотка, двадцать лет, а мозгов нет. Да тебе в первой же поездке наши же бичи Кагалымские нож в пузо всадят.
- Правда! Нет, ездить нам нельзя. Заберём трудовые, и на какую-нибудь фабрику или заводик, куда возьмут, где общагу дадут.
Мы поели в ресторане, купили по четыре пачки печенья и пошли в вагон.

- До вечера должно хватить с чаем, а вечером в буфете поедим. Тань, ты загороди полку нижнюю, а я сейчас у мужиков две расчёски в тамбуре повыпрашиваю.
Ленка ушла, а я подоткнула простынь под верхний матрац и свесила её вниз. Села на Ленкину постель, положив на ноги свою подушку. У Ленки тоже была полная голова вшей и от гнид стояли дыбом волосы. Красота нас сибирская больше не радовала, день был омрачён – вши. Когда ещё в ресторане ели, Ленка мне сказала:

- Не наклоняйся низко над тарелкой, а то вши туда нападают. Господи, за что?!
Заглянула Ленка и села на свою половину постели:
- Вот, дали, маленькие зубчики, много вычешем. Тебе хорошо, ты в любой момент вернуться можешь, хоть сейчас, а мне куда? Так и буду по миру болтаться всю жизнь.
- Нет, не будешь, ты замуж выйдешь, детей родишь, телевизор смотреть каждый вечер будешь.

- Я лётчиков люблю, ну просто балдею от их формы, только вот не могу их звания различать: который летает, а который отправляет?
- А в чём разница?
- Ну, летучие лучше, они денег больше получают.
- Тогда иди в стюардессы. Ой, смотри, у меня за один расчёс сразу пять упало!
Сволочи, такие маленькие и такие кусачие. А на расчёске гнид–то сколько, Или это перхоть?
- Гниды. Так ты говоришь в стюардесы? А что, наши бичи думаешь на самолётах не летают? Вот они–то и летают, деньги хорошие получают, так живьём и выбросят без парашюта.
- Лен, а я хочу за офицера замуж выйти.
- Они пьют и таскаются, как кобели.
- Ну и что, зато в квартире буду жить, работать не буду и вообще, женой офицера считаться буду.
- Ну–ну, жена офицера, я пойду с проводницей поболтаю. Повычёсывай одна.

Ленка вернулась в ужасе, даже позабыла похвастаться своим «подвигом».
- Тань, да всем всё видно! У нас солнечная сторона и простынь просвечивает, как в театре теней! Весь вагон видит, как мы вши давим!
Я вылезла и пошла в туалет, возвращаясь, увидела на простыне чёткий Ленкин профиль. Господи, позор–то какой! Подушки лежали у нас на коленях, но головы мы уже не расчёсывали, простынь тоже не снимали, было стыдно.

- Душно, Танюха, убери простынь, к Тюмени подъезжаем, всё равно постель сдавать надо.
Заглянула проводница и уставившись на Ленку спросила:
- Девушки, вы ключи мои от вагона не видали?
- Не видали.
Та убежала, а Ленка с гордостью показала мне ключи от вагона:
- Теперь не пропадём!

11

В Тюмень приехали в пять вечера и тут же побежали в аптеку за мазью, и в парикмахерскую. Заскочили в магазин и купили два тонких платочка: мне, чтобы прикрыть будущую лысину, а Ленке, чтоб туго завязать голову, намазанную мазью. В парикмахерской начала меня парикмахерша уговаривать голову не брить:
- Как хочешь, но знай, волосы растут медленно, пожалеешь ещё.

Волосы мои падали пластами на белую простынь, обвязанную мою шею и спадающую до пола с моих плеч. Они были белёсые от огромного количества гнид, а вши... их было так много, по простыне бегали. Я поблагодарила парикмахершу, Ленка заплатила и мы выскочили на улицу.
- Представляешь, твоя причёска всего пятьдесят копеек стоит.

Лена стала мне повязывать платок на голову. Вышла парикмахерша, она Была молоденькой, у неё в глазах было столько сочувствия:
- Девочки, а мы парики продаём. Выбор небольшой, но можете посмотреть, а вдруг что подойдёт?
- Пошли.
- Тань, это дорого.
- Ну и что, своими рассчитываюсь.
- У нас так быстро деньги кончатся, жить до получки на что будем?

Парикмахерша подала мне шикарный парик тёмно–коричневый с крупными локонами до плеч. Я его напялила на голову. У Ленки аж рот открылся:
- Тань, какая ты красавица! Может и мне побриться, и парик купить?
- Думай.
- Нет, не буду.
Парик был шикарным, но и стоил сто пятьдесят рублей! Мы шли к вокзалу
- Ты на цыганочку в нём похожа, как человека причёска меняет. Была только что, ну замухрышка, а сейчас посмотри, красавица!
- Ты мне льстишь?
- Нет, я серьёзно, пусть мужики тебе льстят, а мне незачем.

Первую ночь решили переночевать на вокзале, но там были все лавки заняты. Не ляжешь же на полу спать – затопчут, да и холодно. Народу много в буфет, не пробьёшься.
- Лена, пойдём в комнату отдыха?
- Размечталась, там билет пассажирский показывать надо, это тебе не ночьлежка для бичей.
- Тогда в гостиницу?
- Гостиница дорого, а что завтра жрать будешь? Начнёшь красть, поймают и в тюрьму, а когда туда попадёшь, сама не заметишь, как из человека в говно превратишься.
- Я замёрзла, у меня зубы стучат.
- Давай ходить, ходить везде, пойдём в туалет, там голову себе намажу. Тебе хорошо в парике и красиво, и не чешется, а у меня башка, как огнём горит, волосы шевелятся.
Туалет был в подвале, там же были и автоматические камеры хранения в несколько рядов, среди рядов ходил милиционер.

- Смотри, Лен, банка, а вдруг там еда?
- Не подбирай, а вдруг это бомба?
- Да как же можно так культурно бомбу запечатать?
Жестяная банка была крупная, но без этикетки.
- Как ты думаешь, там тушёнка, или сгущёнка?
Я представила банку к уху:
- Не тикает. Жаль, жаль что нет этикетки.

Намазали Ленке в туалете голову и завязали крепко платком. На вокзале была семья цыган, один плотненький парень из них всё ходил туда – сюда возле меня, заглядывал мне в глаза. Подошёл всё же и спросил:
- Пойдём с нами, ты мне понравилась очень, женюсь?
Я посмотрела на всё его семейство: на мешках и узлах спали его братья и сёстры, мать его за нами наблюдала.
- Нет.
- Ну ты ведь наша?
- Нет, я не Ваша.
Он отошёл и что–то сказал матери. Подошла полная в годах цыганка – его мать:
- Пойдём, доченька, с нами, ты сыну моему понравилась, ты ведь наша, наша?
- Нет, я – грузинка.

- Тань, не отстанут, уговорят, всю жизнь вот так на вокзале окалачиваться будешь Пойдём отсюда. Пойдём в буфет, банку откроем, да поедим. Хоть бы там тушёнка оказалась.
Буфет оказался уже закрытым
- Лен, у меня голова чешется.
- Она не может у тебя чесаться, ты бритая, это просто внушение.
- Ну, я чувствую, что по голове что–то бегает и кусает.
Лена присмотрелась в мой парик.
- Таня, вши.

- Но это ведь не живой волос?
- Да, но голова – то твоя живая, кровь они твою пьют и до волос им твоих нет дела. Так, сейчас найдём банку или бутылку где-нибудь и попросим у водителей такси чуть–чуть бензина. Мазь всю на мою башку смазали и от мази потом твой парик не отмыть, бензин, он высохнет и всё. Только бы тебе сигарету на голову никто не бросил.

От такого известия даже спать расхотелось, и голод пропал. Единственное было желание: поскорее намазать мою голову и парик бензином. Банку мы нашли в мусоре, бензин тоже быстро раздобыли у водителей. Открыли и нашу еду найденную, там оказалась гороховая каша.

12

- Куда теперь?
- В пустой вагон, я что, зря ключи выкрала? Только вот где они, пустые–то?
Надо чтоб на отстое стоял. А если на вокзале, в любой момент могут подцепить и увезут. Придётся на ходу поезда прыгать.
- Лен, а ты действительно, когда лечила гонорею на улице Сургута жила?

- Нет, у парней строителей в вагончике. Но они ко мне не лезли, я их предупредила, что гонорейная. Хорошие ребята оказались: комсомольцы – добровольцы, кормили меня в столовой, на гитаре пели, даже песни сами сочиняли.
А я у них за то стирала и убирала. Где же вагоны на отстое?

По-вдоль только–что прибывшего поезда шёл обходчик и стучал молоточком по центру колёс. Ленка к нему подошла:
- Скажите, пожалуйста, а где у Вас резерв проводников?
Он показал молча молоточком по-вдоль поезда.
- А где вагоны на отстое пассажирские?
- Он показал в ту же сторону, чуть вкось.
- Спасибо.

Обходчик застучал дальше. Мы пошли вдоль поезда в указанную им сторону, дошли до резерва проводников.
- Сюда завтра придём, завтра суббота, отдел кадров работает, заберём трудовые. Пошли дальше, там должны быть вагоны.
- Лен, у меня зуб на зуб не попадает, ночи уже тёмные стали, как быстро осень уже наступает.
- Если повезёт и тихо проберёмся, можно и в плацкартный попасть, но их проводники из-за одеял и подушек охраняют.

Там, где были вагоны со шторками, туда нас проводники не пустили, оказывается, ночью должны отправляться. Залезли в пустой вагон без шторок и без проводников, конечно же, холодный, без матрасов. Съели гороховую кашу, пальцами выковыривали и сразу занялись моей головой и париком.
- Представляешь Лена, получим общагу, будем жить как люди, наверно нас сначала ученицами поставят? А вообще – то мне нравится ездить, а не за станком стоять – скучно.
- Скучно, зато живая, а тут так и смотри, как – бы носом с Кагалымскими не столкнуться.

Спать было невозможно: жёстко и холодно, мы легли на одну полку и обнявшись друг друга грели. В вагоне воняло бензином от моей головы и парика, что висел через два купе на крючке у зеркала. Ленка погладила меня по бритой моей голове и тихо на ухо сказала:
- Я своего Сашеньку тоже часто брила летом, поздравить даже с днём рождения не могу, вычислят по штампу почтовому где я и конец мне. Он тоже со мной вобнимочку любил засыпать, так прижмётся ко мне и говорит: «Я буду спать, а ты меня по головке гладь.»

13

На следующий день мы уже в девять были в отделе кадров.
- Здравствуйте.
- Здравствуйте.
- А Вы кто такие, на работу?
- Нет, мы уже у Вас работаем, проводницы на отстое в Кагалымской.
- Валя, посмотри, какая у нас цыганушечка красивая работает!
У окна стояла заплаканная Валя, Валя повернулась и глядя на меня сотруднице сказала:
- Вот и отдай её Петровичу, обрадуется.

- Пойдёшь работать на туристический поезд, их бригадир туда только красивеньких берёт? Они сейчас на Кавказе, через несколько дней будут здесь. Петрович звонил, просил подобрать, уходят двое: одну за пьянку выгоняет, а другая за нашего проводника грузина выходит, она беременная, а он не хочет, чтоб тя-
жести таскала. Ну, пойдёшь?
- Пойду, а она?

- Петрович решит: взять её или нет? Только мордашки свои накрасьте когда к нему пойдёте – больше шансов. Валь, «турист» в среду приходит, надо не забыть Аллу встретить, пока вагон не отгонят, мандарины забрать.
- А что нам до среды делать, где ночевать?
- Ну, вот тут- то потрудней: мест в общежитии мало и надо ждать.
- Но нам жить негде.
- Девочки, если Вас на «турист» возьмут, то Вам и место сразу дадут, эти люди у нас с привилегиями. В среду приходите, бригадир обязательно зайдёт к нам, мы Вас и порекомендуем. Тебя-то кудрявенькая, он точно возьмёт, а вот тебя, не знаем. Ну ладно, идите, нам работать, что – то мертвецом запахло?

- Танька, от нас мертвечиной воняет, надо вещи постирать, да в баню сходить.
Весь день, до самого вечера, мы проболтались по городу Тюмени, далеко ушли по центральной улице, отходящей от вокзала, а потом возвращались по другой стороне улицы назад на вокзал, поели в буфете, сели на лавочку дожидаться вечера. Завтра воскресенье, как – то и где – то тоже надо проболтаться.

14

Как стемнело, пошли опять к вагонам на отстое, но в этот раз решили попроситься в отапливаемый вагон с матрасами и одеялами, конечно, если повезёт. Хотелось просто
по–человечески выспаться. Нашли состав с шторками, из труб шёл тоненький, белый дымок – топятся, постучали в первый вагон. В двери показалась тётка в домашнем халате и показала, не открывая двери, через окно двери, кочергу. Постучали во второй, показалась она же и погрозила опять за стеклом кочергой, что–то ругалась.

- Она что, во всём составе топит? Опять невезуха.
Постучали в третий, открыл дверь красивый, худенький, высокий грузинчик с усиками.
- Девчата, а я Вас жду, жду, ну где же Вы болтаетесь?!
И развёл улыбаясь руками.
- Заходите поскорей, у меня тёпленько, а меня Аликом зовут. Только с одним условием: дадите мне?
Ленка мне тихо шепнула:
- Они все Алики, ну что, дадим Алику?
- Нам надо посоветоваться, мы немного отойдём посоветоваться.
- Конечно, конечно, я понимаю, я дверь оставлю открытой.

Мы отошли.
- Лен, давай я ему первая дам?
- Мне всё равно, а почему ты первая?
- Ну у тебя же гонорея была, а вдруг какая-нибудь там бактерия уснула, а сейчас проснётся и всё поновой?
- Так я ведь Ваську–то не заразила? Ладно, кого он сам выберет.

Мы подошли к двери вагона. Алик подкидывал уголь в топку.
- А – а мои хорошенькие!
И подбежал к двери поднимать площадку.
- Осторожно девочки, осторожно рыбочки, ручку пожалуйста, вот так и хорошо, не стесняйтесь, Вы мои золотые, дома. Проходите, располагайтесь красавицы. Я Вас сейчас
по–царски напою, накормлю и спать уложу.
Он молниеносно расстелил в первом купе своего плацкарта матрасы и начал стелить постель. Это у него получалось так быстро и красиво.
- Располагайтесь.

15

Мы сели на чистую постель рядом. Алик постелил на столике скатёрку, Поставил свечку, зажёг её, принёс стаканы и бутылку вина, принёс сумку с продуктами и начал всё раскладывать на столике. Он так торопился, наверно боялся, что мы раздумаем оставаться. На столике Алик зажёг свечу, хотя в этом необходимости не было, горел напротив фонарь, и в вагоне было довольно светло, на стоянке свет в вагоне включать запрещается.
 
- Господи, Господи, как повезло, сразу две и такие красоточки! Если бы не невеста и не беременная, вот сейчас бы прям на обоих женился. Ну почему гарем
не разрешают держать?!
Я наклонилась к Ленке и прошептала:
- Хочешь к нему в гарем?
- К Алику? Хочу.
- Ну, давайте знакомиться.
Алик разлил красное вино в три стакана и подал мне руку:
- Алик.
- Таня.
- Алик.
- Лена.

- Теперь девочки, выпьем за Вас, за Вашу красоту и молодость, и за то, что Вы
такие добрые, и за то, что Вы есть, за наши мечты! Вот о чём ты мечтаешь?
- Я хочу замуж за офицера.
- А я за лётчика.
- А я хочу иметь гарем, вот из таких красивых девочек. Танюша, а ты не из наших случайно, не грузинка?
- Нет, я – цыганка.

- А ты, почему мало пьёшь, с Лены пример бери. Вино хорошее, грузинское, для самых лучших друзей только такое вожу, «Чёрные глаза» называется. Смотри, на этикетке, ну точно твоё лицо. Кушайте девочки, кушайте.
Алик выпил и поспешил к топке подкинуть уголь. Ленка выпила из моего стакана вино и быстро поставила на место:
- Помогу, а то напьёшься, и плохо станет.
Вернулся Алик, потирая руки и опять начал разливать вино.
- Алик, а когда отправляется состав, мы уснём, а ты нас увезёшь?

- Завтра в обед в Москву едем, через семь суток вернёмся. Я люблю на Москву ездить, интересно с людьми работать, каждый день новый, не однообразный. В Москве пол суток стоим, у меня там друзья есть. Жаль только, что невеста в среду приезжает, встретить не смогу. Она на «туристе» работает, в штабном вагоне, с Кавказа возвращаются, двадцать дней поездка, но очень интересно, впечатлений уйма. Я ведь тоже на «туристе» раньше работал, потом с бригадиром поссорился, вот и ушёл. Она тоже уйдёт, вот приедет и уйдёт. Тот не мужик, который не может семью обеспечить, пусть дома сидит, она беременная, а сейчас к зиме уголь кидать, да мешки с бельём таскать, ещё дитя потеряет.

Алик затушил сигарету и резко пересел на нашу полку между нами, приобняв обоих за плечи:
- Счастье-то какое, счастье, я Вас на днях во сне видел, вот так сидели и пели. И запел:
- Долго я бродил среди скал,
Я свою невесту искал,
Но её найти – и – и- и, не – лег - ко – о – о – о...
И мы с Ленкой подхватили:
- Где же ты моя Сулико – о – о...?
Он продолжал петь, а мы с Ленкой подхватывали:
- Где же ты моя Сулико – о – о ....?

- Ну девочки, наелись, напились, а теперь за дело: раздевайтесь.
- Чего – о – о..., зачем раздеваться?
- Трахаться.
- Как, до гола раздеваться?
- Конечно мои драгоценные, а как же одеты–то? Ну я ведь романтик, всё красивое люблю, обижаете, бум–бум, это не интересно.
Ленка на него внимательно посмотрела и спросила:
- Ты что, нас всю ночь трахать собрался?
- Да Вы что? По разу, меня на ночь и не хватит. Сначало тебя, - посмотрел на меня, - а ты будешь сидеть смотреть, это возбуждает, а потом Леночка, тебя.

Мы начали снимать свитера, когда мой свитер соприкоснулся носа, я почувствовала запах трупа. Настроение сразу упало. Думаю, что Ленка тоже самое унюхала снимая свой свитер. Лена обратилась к Алику:
- Мы разденемся до гола, всё постираем своё и помоемся сами, ты нам всё организуй только. А сам будешь смотреть, как мы моемся и стираемся, это так возбуждает.
- В чём проблемы? Всё организуем, я сбегаю к соседке за ведром и воды накипячу.
Когда он вернулся, мы стояли уже голые.
- Царица Тамара!
- Какая из нас?
- Обе! Одну сейчас, а другую после стирки.

И начал быстро раздеваться. Я легла на полку, Ленка села на полку напротив, сложив ноги как иог. Толи вино играло, толи такая добрая обстановка и хорошее настроение, толи всё вместе повлияло, но было смешно, а не стыдно. Я с Ленкой встречались глазами, и мне было всё это смешно и забавно. Так же себя чувствовала и Ленка, мы все трое были счастливы, просто счастливы, просто было хорошо, от необъяснимого чувства, которое я испытывала в первый раз, которого с Ильёй никогда не было. Алик накипятил воды.
- Как ты думаешь, наши джинсы и свитера высохнут за ночь?
- Высохнут, конечно, я топить буду всю ночь, всё высушу.

Мы голые мылись, потом голые стирались, а он, тоже голый, смотрел и крутился рядом: то тельце полотенцем потрёт, то джинсы выжимать выбежит в тамбур, то водички подливает Всё убрали, всё развешали по другим купе. Они с Ленкой легли на полку, а я напротив сидела как иог и глядела на них. А потом уснули. Утро для нас с Ленкой омрачилось: Алик уснул в своём купе и топку он не топил, она остыла. Вещи не высохли, даже майки и трусы не высохли, а джинсы и свитера были такими, как–будто их только постирали. Вагон тоже остыл. Пришлось одевать всё сырое. Решили Алика не будить, а тихо уйти.

Остановились в дверях его купе, Ленка показала глазами на его сумку:
- Может, бутылочку украдём, погреемся?
- Ему семь дней ездить и нам здесь работать, как потом ему в глаза будем смотреть?
Не украли. Солнце встало уже высоко, но нам было так холодно во всём мокром, начали стучать зубы, казалось, холод продирал до костей.
- Пойдём, станем на солнце, и будем сушиться, пойдём?

16

Мы ходили весь день по городу, ели пирожки, пили горячий чай. Когда проходили по площади мимо кинотеатра, я заметила странные взгляды людей. Прохожие как – то странно, с брезгливостью и ненавистью смотрели на нас, шептались и показывали в нашу сторону. Проходя мимо оборачивались и взгляды их были злыми.
- Лена, почему на нас так смотрят? Посмотри, на нас все, как на алкашек затасканных смотрят. Ну-ка отойди, я а тебя посмотрю.

Ленка отошла. Я ничего странного и отличающего её от других людей не нашла:
Ленка, как Ленка, с рыжей обросшей стрижкой, от корней волос которой, виднелась полоска чёрных волос, свитер, джинсы, всё как у людей..., а почему так смотрят?
- Стой там, теперь смотри на меня, видишь что-нибудь, разницу с другими видишь?
- Да.
- Какую?
- Ты их всех красивей и моложе, они все нам завидуют.

Лена подошла.
- Лена, к среде нам надо купить парфюмерию, а тебе в парикмахерскую надо, покраситься опять и подстричься. Надо красиво выглядеть, а то на «турист» не возьмут.
- Таня, а мы с тобой дуры! Почему? Да ведь мы тут работаем, сегодня воскресенье, но резерв проводников и по воскресеньям работает. Поезда–то и по воскресеньям ходят, сегодня Алик уезжает, а это значит, мы можем до среды куда-нибудь съездить. Съездить недалеко и вернуться, вдруг кто в бригаде заболел, вдруг напился и так далее?

Мы заторопились к вокзалу. По пути Ленка мне ещё одну новость сказала:
- Знаешь, нам крупно повезло: в отделе кадров висит плакат, что надо учиться на проводника пол года, а потом сдавать экзамены. А кадровички не подумали о том, что у нас корочек нет, решили, что раз уже работали самостоятельно, на отстое, значить с корочками.

- Лена, а как же мы поедем, если мы даже свет в вагоне включить не можем? У нас там свет от проводов проходил, а здесь другое?
- Не трусь, разберёмся.
- Да, а топку мы ещё не топили?
- А что её топить, была у тебя дома печка?
- Да.
-Вот и топи как дома, и с чаем разберёмся, и с бельём.

В резерве проводников мы просто встали у стенки и наблюдали за всеми.
- Вы кто?
- Проводницы.
- С какого маршрута?
- С никакого.
- Можете сейчас вагоны принять?
- Сможем, а сколько дней поездка?
- Завтра утром отравляемся и ночью прибываем. Пойдёмте за мной, примете общие вагоны, ночь топите, а утром в Талицу.

Мы пошли за мужчиной принимать вагоны.
- А это в сторону Москвы или Сургута?
- Это местная ветка, это в сторону Талицы.
- А я ключ свой потеряла.
- Пока возьми мой, вот эти два вагона откроете и ждите, сейчас схожу в слесарку, куплю тебе ключ. Меня зовут Иваном, не убегите.
- Теперь у нас будет два ключа. Надо бы продуктов в дорогу накупить.

Зашёл в вагон тот же мужчина.
- Так, вот тебе ключ, не теряй, я заплатил три рубля, есть у тебя три рубля?
Я достала деньги, отдала ему и взяла ключ, протянула в ладошке его ключ назад.
- Сейчас я Вас запишу в свой журнал, и можете устраиваться. Я бригадир поезда, зовут меня Иван. «Зайцев» не брать, возможно будет проверка. К отправлению быть на месте, вагон топить, углём дозаправят утром, в карманах ещё немного угля есть, до утра хватит, перед поездкой я к Вам утром ещё заскочу. Одна может на ночь идти домой, другая топит два вагона, в семь утра отправление, а где униформа Ваша?

- А мы с «туриста», уехала без нас, в среду вернётся.
- Ладно, в этот раз без формы, а в следующий в форме.
- Мы с «туриста» и следующего раза не будет, мы поедем с Петровичем.
- Ладно, счастливо, завтра увидимся.
И ушёл. Мы сидели, облокотясь на столик напротив друг друга, и наблюдали в окно, как проводники плацкартного вагона напротив считают бельё и сортируют его по мешкам. Потом они матрасы рулонили, заворачивали во внутрь подушки, складывая их на верхние полки, аккуратно складывали в своём купе одеяла и тоже их
пересчитывали.
- Жаль, что Алик уехал, хорошо с ним, легко.
- Жаль....

17

Что у меня осталось в памяти от этой поездки? Сейчас попробую вспомнить. К обеду мы приехали в Талицу: деревня – ни деревня, город – ни город, не поймёшь, какая–то станция. К пяти вечера пригнали поезд на перрон, и началась посадка, поезд тронулся, я проводила флажком жёлтым свёрнутым станцию и села в своём купе...

Заглянул какой–то парень:
- Девушка, включите свет?
Легко сказать, включите свет. Столько кнопок и крючков на этом счётчике, разберись попробуй. Я пошла к Ленке, она как раз разбиралась со своим светом: включала всё подряд. Потом пошли ко мне и тоже свет включили. Ленка ушла к себе в вагон.

- Девушка, Вы посмотрите, что творится в первом купе, посмотрите, посмотрите? И примите меры, пожалуйста!
Я пошла в первое купе, на третьей полке лежали в обнимку парочка, девушка у стенки, а парень у края, издавая подозрительные охи и ахи. Я не знала, как в этом случае себя вести.
- Сейчас приду.
- Лена, пойдём, разберись там у меня в вагоне...

Пришли, Ленка встала ногами на нижние полки и ткнула парня пальцем. Парень в полуоборот повернул к Ленке голову и что–то ей сунул в руку: на чай. Ленка соскочила на пол и накинулась на тёток, что сидели на нижних полках.
- Что, ну что они делают? Ничего, просто лежат! Вы ещё ни такое вытворяли в своё время, ишь, монашками прикидываются! Позавидовали!
На минуту у баб пропал дар речи, а потом они начали роптать, но уже не на пару, а на нас.

- Тань, пойдём в мой вагон, с говном съедят ведь, что за люди?!
- Смотри, у меня стакан из поилки пропал.
- Им же и хуже.
Я закрыла своё купе и мы ушли в вагон к Ленке.
- На.
Она протянула мне десятку.
- Чаевые, этот парень дал две десятки.

Вагон мой оказался беспризорным: пассажиры сами заходили, выходили, сами закрывали за собой двери, делали всё, что им было угодно. Меня там не было. Пришли ревизоры, оказывается, они искали меня, у меня в вагоне оказалось два безбилетника. Я пошла с ревизорами в свой вагон, а Ленка побежала звать Ивана. Пришёл Иван, он быстро обилетил парней, а мне сказал, чтоб была внимательней. Уже хотел уходить, но ему преградила путь тётка с первого купе:
- Посмотрите, что творится в первом купе? Разврат! И она не принимает меры.

Иван сделала вид, что торопится и пообещал тётке сейчас же вернуться, и во всём разобраться. Но Иван больше не приходил, он знал, что творится в первом купе и что творится во всём поезде, он работал уже на этом маршруте много лет. В следующий раз состав должен был пойти в Талицу в среду утром. Мы уговорили Ивана, чтоб он нам разрешил находиться в вагонах до утра среды и конечно же будем топить.
- Ладно, топите, я Вам замену к среде найду, а то может ещё съездите?
- Нет, Иван, нам «турист» встречать надо, там наши вещи, да и Петрович не отпустит. Вагоны принимать надо, топить до следующей поездки, не можем.

18

В среду утром мы были в отделе кадров, сидели на стульчиках и ждали прибытия поезда «турист».
- Петрович обязательно придёт, ждите.
Кадровички что–то сами ждали и волновались больше нас. Зазвонил телефон.
- Девочки, подождите за дверью. «Турист» на перроне, мы пойдём заказы свои возьмём, а Вы подождите, не уходите.

Мы побежали тоже на перрон. Рано утром Ленка сбегала в парикмахерскую, покрасила волосы и сделала стрижку, на лицо мы приложили все свои таланты накладки парфюмерии вчера купленной. Мы сильно волновались, сегодня должно решиться для нас обоих что–то очень важное. На худой конец, уж в случае провала, был ещё один вариант – попроситься к Ивану. Мы остановились на перроне и стали наблюдать за происходящим.

Была вокзальная суета, выходили туристы, их встречали родственники, поцелую, прощания с друг другом и проводницами. У всех было прекрасное настроение и слышался то там, то здесь смех. Кадровички, не обратив на нас внимание, пробежали мимо нас, неся за оба конца, от конца поезда, дощатый ящик с мандаринами. Возле вагона – ресторана был штабной вагон, у дверей стоял сам Петрович, а возле него высокая девушка, по красоте можно сравнить с «Алёнушкой» из сказки. Коса у неё была светло–русая и свисала ниже пояса.

- А они с Аликом подходят к друг другу, живота совсем не видно.
- Маленький срок.
Туристы и встречающие постепенно покидали перрон. Бригадир поезда пошёл вдоль вагонов и подходя к каждой проводнице давал им какие – то указания. Мы с Ленкой пошли вдоль состава рассматривать проводниц. Когда мы пришли в отдел кадров, кадровички всполошились:
- А Вы где были?! Бегите, он Вас у начальника ждёт, поторапливайтесь, а то уйдёт

19

- Можно войти?
- Да, входите.
За столом сидел начальник, а возле стола Петрович. Как только мы вошли, начальник встал и сказал:,- не буду мешать, - взял папку и вышел. Петрович был высокий мужчина, шатен, сероглазый, худой, лет сорока. Но что – то было в его лице непонятно отталкивающее: оно было так правильно и красиво, что это было не мужское лицо, а лицо хорошенькой женщины. Особенно это было заметно,
когда Петрович улыбался. Такое ощущение, что это переодетая женщина с мужским голосом.

Он смотрел на меня:
- Какая цыганушечка, какая концетка, Эсмиральда! Беру в штабной вагон, пойдёшь? Ну, кадровички, ну молодцы и где только они Вас находят? На улице таких не вижу!
- А её? Она тоже на «туристе» работать хочет.
- Её нет, она мне не подходит.
После этих слов Ленка сникла.
- Тогда я тоже не хочу на «турист».
- Что, как не хочешь, да ты даже не представляешь, отчего отказываешься?
В дверь заглянули, прикрыли и постучали.
- Можно?

В кабинет вошла блондинка с меня ростом, у неё были очень правильные черты лица, чуть вздёрнутый носик, большие серые глаза и пухленькие губки. Но волосы, это было что-то шикарное, они у неё были жёлтые, пышные, чуть ниже плеч и большими локонами. Петрович потерял дар речи....
- Здравствуйте.
- Как Вас зовут?!
- Люда.
- Людочка значить? А откуда Вы?
- Из Ленинграда.
- Людочка, я вас беру в штабной вагон, а Вы, - посмотрел на меня, - пойдёте в вагон рядом, в пятый вагон. У Людочк будет шестой, там же и я буду находиться, а Вы, да, как Вас зовут, Эсмиральда?
- Нет, Таня.
- А Вы Танечка, пойдёте в пятый.

Люда подошла к нему ближе:
- Понимаете, у меня нет трудовой, я её там оставила, на прежней работе, я сбежала из Ленинграда. А мне в отделе кадров сказали, что если Вы меня возьмёте, то они мне и трудовую выпишут. И диплома проводника у меня нет, я - медсестра.

- Люда, раз вы под моей опёкой, вы получите и трудовую и диплом вам не нужен. Я вас всему научу, а электричество, в радиорубке едет электрик поезда в твоём вагоне. Моя прежняя замуж выходит, ещё одна уходит: за выпивки выгоняю. Перед поездкой будете обязательно получать аванс, чтоб без денег не ездили. Во время поездки вам будет идти двойная зарплата, объясню почему: на длинные расстояния, а у нас поездки долгие, положено по два проводника, а на «туристе» один, это значит, не снимается ответственность ни днём, ни ночью. В отопительный сезон топить и днём, и ночью, за исключением жарких республик. С туристами не спать, в вагоне соблюдать порядок, не пить ни с туристами, ни одной, по вагонам к друг другу не болтаться, только по необходимости. Ночь едем, днём стоим, в одном городе одна проводница дежурит в двух вагонах, а это охрана личных вещей туристов, а в другом городе другая дежурит. Свободная проводница может в это время посетить город, путешествовать с туристами по их маршруту. Вести себя скромно, повторяю, с туристами не спать. Следить за своим внешним видом, а это значить: быть чистой, опрятной и во время поездки только с макияжем. Да, у тебя есть диплом?

- Да, я уже работала проводницей, я уже лето в Тюмени работаю.
- Как лето работаешь, а почему тебя сразу ко мне не послали?!
Петрович обратился к Люде:
- Люда, я Вам сейчас дам направление в общежитие.
Он достал бланк из своего дипломата:
- Вот, садитесь, заполняйте. Тебе тоже нужно общежитие?
- Да, но если Вы не возьмёте мою подругу, я не буду у Вас работать. Она красивая, она в фильме снималась даже, она была женой Абдулы в гареме. Я без неё не согласна.

Петрович призадумался:
- Как Вас зовут?
- Лена.
- Я Вас беру, в последнем вагоне будете ездить, а когда обратно будете ехать, то Ваш вагон будет первым. Я вчера у одной в купе в постели туриста обнаружил, у неё вагон и примете. Условия Вы слышали, надеюсь, что я в Вас не разочаруюсь. Вы тоже уже на этом поприще трудитесь?
- Да.
- Значить через два дня примете вагон.
- Нам тоже нужно общежитие.
- Но Вы же где–то жили?
- У бабки на квартире, а теперь у неё сын из тюрьмы явился, и она нас, вот уже четыре дня, как выгнала, в пустых вагонах на отстое ночуем.

Он достал ещё два бланка:
- Заполните..., я сейчас подпишу и пойдёте в общежитие получать место. А у кого Вы ездили?
- У Ивана, на Талицу ездили.
- У Ивана..?! А зачем ему такие девочки, в такое захолустье? Ему бичёвок хватит.
Ну Иван, такое сокровище скрывал и так долго... Короче, устраивайтесь, а в пятницу в девять утра жду у «туриста» на отстое. Да, Лена, не обижайтесь, что сразу не взял. Вы тоже очень красивая девушка. Вы ничем не хуже их, даже красивее: у Вас душа в глазах видна, а у них кукольные глаза.
- Вы правы, она мне жизнь спасла.

20

Я не помню, где мы с Ленкой проболтались после, но в общежитие мы явились часов в пять вечера. Надо конечно описать, мой драгоценный читатель, для лучшего представления, эту местность и городок. Представь: посёлок Бобровка стоит в двадцати минутах езды на поезде, всего пять общих вагонов и идёт каждый час, причём проезд бесплатный. Сам посёлок состоит сплошь из пятиэтажных, из белого кирпича домов. Такие коробки без балконов и лифтов. Это всё общежития всех предприятий города, всех учебных заведений Тюмени.

Если подписывать конверт, то нужно просто писать: «Тюмень, Боровиха, указать номер дома, комнату» Дома стоят далеко вразброс друг от друга. Наверняка там должна бы быть баня, и магазин, но мы там никогда не были, мы ходили в баню в самой Тюмени. Посередине стояла огромная столовая двух этажная. Наше общежитие оказалось в самом конце городка, перед входом была большая площадка, за зданием начиналась тайга.

Комендантша ничего не сказала, увидев бумажку, только скомандовала:
- За мной.
Привела в комнату, где были три койки, открыли нам её две девчонки.
- Одна здесь располагайся, а другая, пойдём со мной на четвёртый этаж.
- Что?! Мы только месте.
- У меня нет других мест.
- Нет, нет, мы только вместе хотим.

- Хорошо, есть у меня пустая комната, но Вы туда сами идти откажетесь. Там зимой зверски девушку убили, там их три жило. Пришёл ночью парень, дверь там легко очень открывается, проволочкой открыл. Она одна там была: стукнул молотком по голове, изнасиловал посередине комнаты, истыкал ножом и в окно
выбросил.
- А как её звали?
- Нина Виноградова, такая красивенькая была, высокая, скромная.
Голос у комендантши перешёл на шёпот, на глазах появились слёзы:

- Он её в окно выбросил, а ночь была, уже мёртвую, сколько в комнате и по стенам, и на полу крови было. Сам в окно выпрыгнул, это второй этаж, в январе было дело, окна были закупоренные. А тут на углу парочка целовалась, они всё видели и куда побежал видели, лицо его сразу описали, мимо их пробежал. Он побежал на станцию, там вторая жиличка работала путейкой, она одна в каптёрке сидела, придрёмывала. Он заскочил и молотком по голове ей дал..., выжила, вовремя коллеги обнаружили. Третья у друга своего где–то ночевала, а утром этого парня поймали по приметам. Скоро здесь суд показательный будет в актовом зале, он на следствии сказал, что комната проиграна: кто там будет жить, того будут убивать. Но там в время следствия одну неделю следователь жил, после ремонта конечно, ничего, не убили. Специально жил, чтоб версию проверить. Так что.., решайте, я тоже в интересах заселить эту
комнату, но никак не в интересах, чтоб всё повторилось.

21

- Мы согласны, согласны, ведите нас туда, пожалуйста, мы хотим быть вместе, мы не боимся.
- Ну что ж, идите на второй этаж к двадцать восьмой комнате, я принесу ключи, посмотрите, и, если устроит, придёте получать постель. Поторапливайтесь, мне домой надо.
Мы зашли в комнату.
- А где её была постель?
- Здесь.
Она показала в угол на против двери, значить наши будут параллельно возле окна. У стен стояли койки железные с натянутой железной пружиной. Посередине было большое окно. У каждой койки по тумбочке и всё, да, у самой двери голубой деревянный шкаф до потолка.

- Вот тут полочки для посуды, вот здесь вещи складывать, а тут вещи вешать. А стол, на котором есть и письма писать, получите в понедельник у завхоза, он из отпуска выйдет. Ну, остаётесь? Хорошо, тогда в кладовку за постелью. Мы сидим напротив друг друга, иногда посматриваем на пустую кровать Нины.

- Лен, я там видела в шкафу её вещи, обувь, давай не будем выкидывать, пусть всё так и лежит?
- Мне всё равно, ты любишь покойников, да их барахлишко охранять, я ли не права? Тань, а нам крупно везёт, нам всё время везёт. Мы всего пару дней, как в Тюмени, а у нас уже работа, да ещё какая, общага. Я так устала, давай спать? Когда он меня не хотел брать, я думала, что для меня жизнь кончилась, я не хотела жить.
- Я тоже устала, давай укладываться.

В дверь тихо постучали. Мы открыли, не спрашивая, всё равно никого не знаем. Перед дверью стояли две девушки:
- А мы Ваши соседки по комнатам.
- Ну заходите.
- Нет, нет, мы просто хотим Вам сказать... А Вы не боитесь здесь жить?
- Нет.
Они замялись:
- Говорят, что эта комната проиграна.
- Мы знаем.
- Мы вот в эту дырочку, как–то ночью подглядывали в двери, когда ещё ремонта здесь не было, стены в крови были и видели её, Нину, её призрак.
- Хорошо, мы не боимся призраков, значить надо попросить третью постель и постелить для Нины.
- Вы шутите?
- Нет, мы серьёзно.
Это Лена говорила, и вид у неё был вполне серьёзный. Я в это время рассматривала дырку в двери, она была над самым замком, круглая, сантиметров пять.
- А зачем здесь дырка?
- Не знаем, она здесь всегда была. Ну, мы пошли?
- Заходите в гости.
- Нет, Вы лучше заходите к нам.
И ушли в дверь напротив.

22

В пятницу утром в девять мы стояли все три у вагонов туристического поезда. Красивые таблички «Тюмень» были уже сняты, но по рисункам на занавесках и по чистоте вагонов было понятно и дураку, это «турист». Со стороны резерва проводников шёл Петрович в окружении своих проводниц – красавиц, все в униформах, все такие! Подошли к нам.

- А где Ваша униформа, почему в свитерах и джинсах?
Он смотрел мне в глаза.
- А сын бабкин нам сказал: - выметайтесь, - ну мы пошли общагу просить, не дали, нет мест, вернулись, а наши вещи посреди ограды сожжённые и канистра от бензина недалеко. Вот, в чём стоим остались.
Петрович мне поверил, в глазах у него было столько жалости:
- Да..., есть ещё идиоты на свете, вот Вам десяточка на двоих, купите себе по халатику домашнему.
- Да что Вы, не надо.
- Дарю, берите, купите по халатику. Общежитие получили?
- Да.

- Примете вагоны и пойдёте со мной в резерв, получите униформу. Я Вам выпишу всем новую, чтоб форма хорошо сидела, примеряйте хорошо. Пойдёте в прачечную, там модистка есть, она Вам подгонит всё по фигуре. Только сегодня же идите, чтоб к поездке успеть получить назад, в среду на той неделе уже по городам – героям едем. Да купите себе туфли чёрные на высоких каблуках и сапоги чёрные, тоже на высоких каблуках.

Мы сначала считали матрасы, подушки, одеяла, стаканы, ложечки и так далее..., всё по списку. Расписались каждая за свой вагон: «принято» и должны уже были ночевать до самой поездки здесь – в вагоне, подтапливать и следить, чтоб проводники из других поездов не залезли и ничего не утащили. Лене достался последний – первый вагон, мне пятый, возле штабного, а Людочке – куколке шестой – штабной. Потом мы пошли получать форму на склад, потом в прачечную к модистке:

- Вот эту юбочку так и оставим, чуть–чуть подкоротим, сантиметров на пять и в талии ушьём. А эту юбочку сделаем вот посюда.
И приложила ребро ладони к моей ноге. Ленка возмущённо:
- Да Вы что, у неё же письку видно будет?!
- А на письку она оденет тоненькие секси трусики, а не бабские трусы и мужскую майку. Девочки, Вы на «туристе» и это не моя мода, а просьба Петровича. Ваш вид, это реклама и как Вы себя «продадите», так и путёвочки на Ваше путешествие люди покупать будут.

- А как же я в Вагон залезать буду, вся попа на виду будет?
- А Петрович так и просит, чтоб как ручки подняла, так чтоб попочка и оголилась. Не забудьте трусики купить, перед посадкой на планёрке он у Вас сам их проверит.
- Я шепнула Ленке:
- Гарем.
Она мне в ответ:
- Бордель.
А Людочка стояла бледная, она начала догадываться, что ей лично предстоит в ближайшие дни пережить. Мы пошли в буфет набрать продуктов на вечер и за одно поесть. Шли молча, у каждой свои мысли, но по-видимому мысли одинаковые, настроение испортилось. Заговорила Ленка:

- Слушай, если Людка к тебе прибежит жаловаться, что мол шеф пристаёт к ней, скажи ей так: «А что тут такого? Ты – женщина, он – мужчина, хоть ему и сорок, но он высокий, худой, красивый, и ничего тут такого нет, и никто тебя не осудит. Если не убедишь, она запротивится и ублажать его не будет, смотри, ты рядом, тогда ты на очереди, к тебе пристанет. Пожалеешь ещё, сама в немилость попадёшь. Он тебя хотел в штабной поставить, не забывай это.
- Ладно, если обратится, так и скажу.

23

Ленка пошла проверить свой вагон, потом пришла ко мне:
- Надо колготки капроновые купить, туфли на высоком и трусики, вдруг не врёт, да действительно он нас в таком виде выставит? Тань, кажется кто–то ключом стучит в боковую дверь?
Я выглянула в тамбур, за дверью в проходе стояла Людочка:
- Можно с Вами поболтать?
- Заходи, угощайся лимонадом. Тань, стакан ей дай.

Ленка продолжает:
- Получим перед поездкой аванс, надо продуктов в дорогу купить и по куртке.
- Но мы же пальто получили?
- Ты его замызгаешь, оно натуральное, хорошее, тёплое. Пальто будем носить, а в куртках топку топить, да на отстое, когда в вагоне сидеть. Сменное бельё надо купить, сходить в баню тоже надо. Наши–то не крадут, а вот их других поездов могут залезть, поэтому, отлучаться надо не надолго и уходить с той стороны, чтоб не видели, что уходим.

- Мудрая ты Лена, я бы не догадалась до этого, просто не додумалась.
- Переживёшь с моё, такая же станешь.
- Лена, а как ты Тане жизнь спасла?
- Очень просто..., она напилась до беспамятства, а я ей скорую вызвала. Когда ей желудок промыли, то врачи сказали ей: «Если бы не твоя подружка, ты бы уже с Богом беседовала»

- Люда, а почему ты из Ленинграда сбежала?
- Я замужем за военно-морским офицером, пол года ждала с плаванья. А друг его, вместе плавают, любит меня очень, он холостяк. Вот они приплыли, я его на причале встретила, а он дома пару часов со мной побыл, сексом позанимались, да и говорит: «Схожу на корабль, рапорт сдам и вернусь.» До вечера дождалась, нет его, звоню другу в офицерскую общагу, мол не у тебя пьёт? А он говорит: « Ты мне не веришь, что у него баба есть, сейчас приеду на такси и поедем в ресторан, где они кушают, и тебя носом ткну в их тарелку." Поехали, а он там с бабой, да не с одной, с двумя! На такси назад, паспорт взяла, все деньги и с одним чемоданом, куда глаза глядят. Так в Тюмени и очутилась. К кадровичкам пришла, а они меня к Петровичу направили, я правда пару дней в гостинице пожила. А к приезду «туриста» опять явилась к кадровичкам. Они мне трудовую выписать пообещали новую, если Петрович к себе возьмёт. Только подкраситься хорошо посоветовали, шансов больше.

- А трудовая твоя где?
- Я в госпитале работала, у меня медучилище, там и осталась.
Люда ушла, Ленка спрыгнула с площадки вагона, она шла в свой вагон подкинуть в топку уголь и спать. На улице было прохладно, она съёжилась, обхватив себя руками:
- Я побежала?
Я перед тем, как закрыть за ней дверь, сказала:
- Лен, ты знаешь, мы здесь всего ничего, а мне кажется, что я здесь живу вечность.
Она понимающе кивнула головой и произнесла только:
- Пока.

24

И вот, наконец–то день нашей первой поездки на «туристе». Мы, вот уже два дня моем наши вагоны и внутри, и с наружи огромными щётками, каждая готовит свой вагон к принятию туристов. Получили бельё, расстелили в каждом купе по две постели, всё должно быть ровненько и красиво, повесили шторки. Казалось, что мытью и приготовлению никогда не будет конца, как люди готовятся к пасхе, так и мы готовились к вечеру. Нам, вот уже как три дня, выдали аванс и мы купили всё необходимое в дорогу, и осталось ещё с собой.

Одели очень коротенькие юбочки, их надо одевать только в первый день поездки, на посадку. Тоненькие капроновые колготки, туфельки чёрные на высоких каблуках, кителя, где на груди красовался фирменный значок нашего поезда «Тюмень» и у некоторых значок – образование. Прошла комиссия из двух нам незнакомых тёток и носовыми платками кое–где вытирали. Если платочек к концу вагона марался, они в своём журнале ставили напротив номера вагона минус, а если нет, то плюс.

По всем коридорам расстелили длинные, во весь вагон персидские ковровые дорожки, а в каждом купе по персидскому коврику. Мы одеты, покрашены, ждём команды в своём вагоне. Поезд наш через пол часа потащат на перрон. Усталость не чувствуется, это как–бы открылось второе дыхание, это был какой–то праздник. Вдруг прозвучала по радио команда: «Всем проводникам в штабной вагон на планёрку!»

Бригадир давал нам последние указания:
- С туристами не спать, не пить, быть вежливыми. В ночь будет две остановки по пять минут, станции провожать. Завтра будем в Свердловске. Одна остаётся на два вагона дежурить, всё перекрывать и никого не пускать, сторожить личные вещи туристов, а другая может идти в город, или с туристами. Быть в вагоне за час до отправления. Со всех городов отправление поезда в семь вечера.
Петрович остановил взгляд на мне:
- А ты на кого походишь? Почему плохо накрасилась? Ты какая ко мне в первый раз явилась – глаза в пол лица, а сейчас что?! Покраситься всем хорошо, чтоб на кукол все походили! А к тебе я лично на посадке подойду убедиться, смотри мне! Всем по вагонам. Мы пошли по вагонам.
- Лен, а что он у нас трусики не проверил?
- Забыл, ему Людка их за нас покажет.

Было приятное волнение, вагоны дёрнулись и медленно поплыли мимо других вагонов на перрон. Мы стояли у дверей, представлялись туристам и проверяли их путёвки, они были похожи на поздравительные открытки. А туристы, провожающие, просто зеваки любовались нами, фотографировали нас, делали комплименты. Это был такой триумф! Туристы в вагонах, а провожающие все свои взгляды устремили на окна.

Вдруг, я заметила, что напротив меня стоит группа парней с фотоаппаратами и дошло: они ждут, когда я начну подниматься в вагон, чтоб сделать фото. Ну, какая же я дура, ну кто мог знать, что придут люди специально для того...? Всё, в следующий раз трусов не одену вообще, а на ноги капроновые чулки с резинкой – бантиком.
 
Что ж, шеф не видит, я приподняла пальцем немного подол юбки и опять быстро опустила. Послышалось со стороны парней одобрение, они попытались ко мне подойти, но бригадир их не подпустил выкриком. Раздался свисток, фотокамеры поднялись к лицам, я повернулась спиной, подняла руки высоко, как только могла и взялась за поручни. Поднималась специально медленно, а когда повернулась к парням лицом, они уже подскочили к вагону и кричали:

- Спасибо красавица, мы тебя с цветами встретим, счастливого пути!!!
Я посмотрела на дверь штабного вагона, из неё смотрел на меня Петрович, он, оказывается, за всем этим наблюдал. Петрович мне одобрительно кивнул и улыбнулся.
- Модистка не соврала: Петровичу нужна реклама. Нет, в следующий раз так не оплошаю: в следующий раз я им голую письку покажу... и жопу.

25

Мы едем вот уже пол часа, туристы расселись по купе и знакомились. Через пол часа предложу чай, а сейчас просто стою в коридоре одна и смотрю в окно. Из первого купе вышла седоватая женщина, очень приятная на вид и стала рядом со мной.
- Вы, почему разулись, холодно от пола?
- Нет, не холодно, да тут так чисто, такие ковровые дорожки, топтать жалко обувью.
- Ну что Вы, обуйтесь.
- Танечка, у Вас прекраснейший парик, действительно, как натуральный волос, а я–то в этом разбираюсь.
- Ну, Вы ведь узнали, что это парик, значить не прекрасный. Вообще.., мне ещё ни раз никто не сказал, что это парик, думаю, что никто не догадался.
- Хороший парик – большая редкость, их столько на моей голове побывало.
Я работала раньше в театре, актрисой.
- А почему сейчас не работаете?
- Текст стала забывать – склероз.

Часов в девять пришла ко мне Людоча:
- Таня, ты представляешь, что этот Козёл придумал?! Он целое купе, вот такой высоты, постелил матрасами и говорит, что это будет наша спальня.
- Чья наша?
- Его и моя! Что мне делать, я его ненавижу, что мне делать?
- Тебе решать.
- Спасибо, посоветовала.
- А что я посоветую?
- Как ты думаешь, если откажусь, он меня выкинет?
- Возможно.
- Но меня и из резерва выкинут, у меня нет корочки.
- Люда, какое бы ты решение не приняла, тебя никто не осудит. Мы все здесь взрослые люди и всё понимаем. Твоё положение понимаем.
- Меня будут считать за шлюху!
- Не будут, мы все здесь шлюхи.
- Мне он противен, но я думаю, наверно мне придётся переступить и через это, я не хочу возвращаться. Спокойной ночи.
Вот так закончился мой первый рабочий день на «туристе», потом был второй, третий..... Людочка продолжала работать, а это значить, что в штабном вагоне мир и согласие. Я не слышала, чтобы кто–то Людочку или бригадира осудил, все всё понимали, но никто об этом даже не заикался, так должно было и быть, принимали за нормальное явление. Самое примечательное было то, что в таком большом коллективе, состоящего в основном из молоденьких женщин, не было вообще сплетен, было только взаимопонимание и взаимовыручка. Казалось, что это только какой–то скрытый лоск, но в общении и в таком житейском понимании, явно чувствовалось, что за спиной у каждой было прожито то, что так быстро нас всех сделало взрослыми. Прошло с тех про двадцать пять лет и я всех моих коллег – проводниц не могу вспомнить. Постараюсь описать кого вспомню:

26

В первом вагоне ехала Алла Гурзо, тридцать два года, немного пухленькая, но выглядела на двадцать шесть – двадцать восемь лет. Она была сторожилой, мы её возраст считали самой древностью, потому, что остальным было по девятнадцать и чуть больше. Алла начинала ездить в штабном вагоне, сразу после окончания школы, наверно тогда Петрович дал ей слово, что никогда с «туриста» не выкинет (возможно, шеф это ей пообещал после аборта от него?). У неё в Тюмени была квартира наследственная, но она там почти не жила, обжилась в вагоне. Насчёт мужчин ей не везло: всё попадались которые детей хотели, а Алла была бездетной. Даже вдовца нашла с ребёнком. Эта девочка к Алле в вагон ходит в гости, когда вагон на отстое, а Алла ей привозит подарки. Они очень привязались к друг другу. Но отец на Алле не женился, он хотел, чтоб Алла ему родила ребёнка, потому и расстались. Глаза у неё тёмно-коричневые и большие миндальные, и внешне Алла была красивой, с пухленькими губками, с шикарным волосом. Алла Гурзо, человек обладающий прекраснейшей душой...

Кто ездил во втором вагоне и третьем, я так и не вспомнила. Зато помню Верочку – девочку из четвёртого вагона, мою соседку. Она всем говорила, что она – девочка, но почему–то и мы – коллеги, и бригадир её часто ловили в постели с туристом. Один раз я в её постели такого красивого туриста увидела, у меня чуть обморок не случился – с зависти. Если кто другой спал с туристом из нас, сразу же вылетали вон, но Верочке – девочке это «безобразие» сходило с рук: она могла легко «договориться» с бригадиром и спокойно ездить дальше.
Это была девятнадцати летняя девица, с смуглым лицом азиатского типа, лицо японки, но..., глаза были огромные и голубые, в плохом свете они казались даже неестественно синими. Такое несоответствие с нормальным видом нормального человека просто завораживало. Наверно уже тогда существовали контактные линзы и наверно Верочка – девочка ими пользовалась, линзами голубого цвета глаз. Но мы все о линзах тогда не имели никакого представления, мы знали только очки, у нас в бригаде и очки никто не носил. Ростиком Верочка была чуть выше меня, примерно метр шестьдесят и больше я о ней ничего не знаю, она ничего нам о себе не рассказывала.

27

В пятом вагоне была я..., в шестом – штабном вагоне ехали: Петрович, Людочка и во время поездок сопровождал поезд электрик Вова – болонка. У него была белая мелкими кудрями шевелюра, он был альбинос, но всем говорил, что он седой от пережитого. Вид у него был подростка, а всем говорил, что ему уже двадцать семь лет. С Людочкой, с проводницей шестого вагона, вы уже знакомы. Я приглашаю вас дальше идти за мной: это ресторан «туриста», ресторанщиков я не знаю, они находятся и отдыхают в свободное от работы время во время поездок в седьмом вагоне. Кто ехал в восьмом вагоне?

Там ехал Саша, наш философ, пол года назад сменивший Алика. Саша был симпатичным парнем, его все уважали и любили за характер. Он был среднего роста, очень начитан и культурен. Саша видел юмор во всём, он мог всегда рассмешить, но никогда никого своим юмором не обидеть. Почти всё, что он на «туристе» зарабатывает, он тратит на книги и когда у него свободный день в поездке, он бежит по книжным магазинами – достать что–то новое. Его невозможно устать слушать, эрудирован, поддержит разговор с любым человеком и на любую тему. Кажется, он писал о нас всех книгу, и мы его за это нарекли Куприным. Когда Куприн писал книгу «Яма», он жил в борделе, а Саша писал книгу о нас и работал с нами..., а с некоторыми жил (спал). Меня тоже как–то уговаривал с ним на ночь остаться, но не уговорил – жалко Дылду.

В девятом вагоне ехала Сашина почитательница, которая считала его гением. Это была Дылда. Конечно, у неё есть имя, её звать Таня, но почему–то Дылда не любила своего имени и всех нас просила её звать Дылдой. Это высокая блондинка, даже очень высокая, её этот «гений» был ей по плечо. Дылда – блондинка с очень длинными пышными волосами, серые глаза и довольно приятная внешность, но она была всё же такой высоченной Дылдой.... Она как мамка, взяла Сашу на своё обеспечение и под свою опёку: «гениям не до земного», чем гений очень даже пользовался. Дылда покупала ему всё, она его кормила, ночью грела, а когда Саша ночевал или спал с кем–то из коллег, Дылда кротко терпела: ему нужен материал для книги, и он, это гений, мог, как шпион с нас «выудить» информацию только в постели. Так что Дылда терпела, его ****ство такое, ради искусства.

28

Десятый, одиннадцатый, двенадцатый вагоны: этих проводниц я помню смутно, так как общалась с ними редко, их лучше знала моя Ленка. В тринадцатом вагоне ехала Ленка, о ней Вы почти всё знаете и это был последний вагон. Бригадир считал Ленку самой некрасивой и поэтому держал её подальше от себя, то есть в тринадцатом вагоне. В туфельках, а зимой в сапожках, я, как правило, поднимала, при первой посадке, парням на перроне, пальчиком свою юбочку незаметно и показывала им свою голую письку, они фотографировали и были в восторге, а меня такая игра очень забавляла. Бригадир мне за это мило одобряюще улыбался – реклама! И заповедь – не спи с туристом, тоже часто проводницами нарушалась. Они не спали с туристами, когда была ночь и поезд шёл, такое могла себе позволить только Верочка – девочка.

Облюбованный турист оставался в вагоне днём, он просто не шёл в этот день с другими туристами в город, не садился в автобус туристический на вокзале и не ехал по маршруту, он «дежурил» в вагоне. Мне с туристом спать не пришлось ни раз, не потому, что я такая праведная, просто мне не везло: стоящие мужики разбирались туристками, а ко мне приставали всякие ни то – ни сё. Я так им и говорила: ты мне не понравился. Зато Ленке и другим коллегам частенько везло. Но..., не только мы – проводницы грешили, грешили и туристы. Часто при высадке, «семейные пары» вдруг выходили из вагона, как–будто друг друга не знают: она подходила к своему мужу и детям встречающим, а ему вешалась на шею своя жена, и прыгали рядом дети.

Было много поездок: по городам – героям особенно запомнился Сталинград, по ленинским местам возили ребятишек раз, по республикам. Когда ехали по Средней Азии, ночью пронеслись мимо Семипалатинска, но остановки не было и я свой город проспала. А вообще, если сказать честно, все города смешались в голове, их так много и если говорят, что каждый город имеет своё лицо, то для нас это было уже одно лицо. Топка, бельё, уголь, туристы, посадки, прощания, мойка вагонов, общага, чай, города, города... Мы часто «угощались» туристами винцом или водочкой, но не напивались, а бригадир унюхать этого не мог, он сам с ними часто «угощался». Так что и заповедь – не пей, тоже частенько нарушалась.

Особенно запомнилась последняя поездка на Кавказ. Она продолжалась двадцать дней: ночь едем, днём в городе или в вагоне. Понравилось нам с Ленкой на Голубом озере, озеро такое голубое, голубое и окружённое горами. Ребята, что там шашлык жарят и продают в беседке рядом, угостили нас вином «Чёрные глаза» и шашлыками, мы с ними разговаривали и пели «Сулико». Оказывается, они хорошо знают Алика, Алик тоже был здесь с туристами. Знают его невесту, оказывается она не только похожа на Алёнушку из сказки, её действительно так зовут. Алик именно здесь, у Голубого озера, у этих ребят покупал вино «Чёрные глаза», а в последний раз купила вино Алёна. Чтоб не нарушать традицию, хотели и мы с Ленкой купить по бутылочке, но ребята нам вино подарили, с условием, что мы четыре бутылки передадим Алику. Там я сфотографировалась у озера, в черкеске и папахе грузинской, верхом на коне. А может это была лошадь? Лошадь была коричневой и такой спокойной: турист на неё лезет, а она как каменная стоит, хотя и живая. Накупили дешёвых мандаринов, нам местные прям вёдрами их к вагону приносили. Это была самая впечатляющая поездка, но и последняя..., для нас с Ленкой.

29

Вот и перрон..., пассажиры прощались, благодарили за хорошую поездку. Мужчин встречали жёны, жён встречали мужья, всё как всегда, а я–то думала,что у меня едут пары семейные. Наверно это нормально, - тогда подумалось мне,- наверно это и есть взрослая жизнь, а любовь, верность друг другу, это всего лишь пропаганда чья–то? Мои туристы все вышли, прошли кадровички с ящиком мандаринов от вагона Аллы Гурзо. Прошёл бригадир и сказал, чтоб каждая сразу принималась за порядок, он сходит в резерв и примерно через час будет планёрка, он объявит по радио. А мне он ещё сказал:
- Закрой вагон и иди к своей подруге, она там пьяная, как свинья, закрыта в купе, Болонка туристов высадил.
Я закрыла быстро свой вагон и побежала к Ленке. Только заскочила в её вагон, как состав дёрнуло и вагоны потащили на отстой. Вовка – болонка ( электрик ) стоял возле Ленкиного купе и ругался:
- Надо пить, все пьют, но осторожно.
- Заткнись пудель!
Послышался пьяный Ленкин голос.
- Все с туристами прощаются и пьют, но не много.
- Не тявкай сказала!
- Открой её, Лена, я здесь!
- Ты тоже пошла вон!
- Лена, я – Таня!
- Я не хочу никого видеть! У – у – у....
- Ты чего плачешь, тебя Болонка обидел?
- Пусть он меня откроет.
- Открой её!
- Петрович сказал не открывать.

Дверь была подпёрта кочергой от топки. Я попыталась убрать кочергу, Болонка меня оттолкнул и поправил кочергу.
- Я тебе больше не дам!
- Ну и не надо! Петрович сказал не открывать!
Пришёл Петрович, Люда, Саша и ещё кое–кто из проводниц. Ленка начала ругаться громко и похабно. Петрович убрал кочергу, открыл купе, Ленка лежала на лавке. Он сказал:
- Выходи!
Ленка замахала ногами, стараясь его стукнуть в лицо. Петрович набросился на неё и схватив, как щенка, за ворот кителя, потащил к двери. Болонка дверь уже открыл – выдрессированный, наверно не раз вот так выкидывать приходилось. Бригадир вытолкнул Ленку на землю. Она упала, быстро соскочила на ноги и закричала:
- Пошли Вы все - на х"й! Суки, проститутки, ****и, я Вас всех видеть не могу!!!
Плюнула на уже захлопнутую дверь и пошла, шатаясь, прочь. Петрович повернулся ко мне:
- Это твоя подруга, я её из-за тебя держал, чтоб я её больше здесь не видел!
- Тогда я тоже уйду.
- Уходи!
Он пошёл прочь, дошёл до середины вагона, наверно вспомнил рекламу, в полуоборот повернул голову и бросил:
- Как хочешь: можешь остаться, можешь уходить.

30

Я зашла в комнату, свет был выключен, на кровати лицом к стенке спала Ленка. Чтоб не будить, оставила наши две сумки у двери, не включая свет, осторожно прикрыла дверь и села на свою кровать. Вдруг Ленка тоже села и спустила ноги с кровати.
- Лен..., ну зачем ты так напилась?
- Я больше не могу.
Пошептала она.
- Ты ездий.., опускайся дальше, а я больше не могу. Я не могу никого больше видеть и не хочу. Всё, мне всё противно. Таня, мы ведь в бордель попали. Я ничего в жизни хорошего не видела и не вижу... Я начинаю новую жизнь.
- Какую?
Она замолчала.
- Ты хочешь начать пить и быть подзаборной алкашкой?
Молчит.
- Лена, я тебя знаю, ты мне что – то хочешь сказать и не можешь. Ты что, беременная?
Молчит.
- Лена, скажи, что с тобой?
- Я уже сказала.

- Лена, нам надо серьёзно поговорить. Мне надо тебе что–то очень важное сказать, но я не могла решиться, а сейчас сам случай подталкивает на это.
- Что?
- Я завтра уезжаю к себе в Семипалатинск.
- Ты уже билет взяла?
- Нет, возьму при отправлении.
- А трудовая?
- Я её уже забрала. Московский после завтра приходит в двенадцать дня, передашь Алику вино?
- Передам.
- Мне надо завтра сдать постель комендантше.
- Вагон сдала?
- Да, Люде.
- А мой?
- Дылда приняла, всё точно, ничего не потерялось, пару ложечек не хватило, потом нашли. Он уже нам замену нашёл.

- Таня, я тебя предала...., я предатель.
- Лена, расскажешь, тебе легче станет.
- Я потому и напилась, что мне было стыдно, я сделала всё за твоей спиной, я боялась, что ты меня остановишь, а это моя мечта. Ты ушла с «туриста»?
- Да.
- Зачем?
- Потому, что всё.., я решила ехать домой.
- Да там же твой дружок детства, твой Афанасьев будет со своей целоваться и колясочку с ребёнком туда–сюда возить?
- Пусть возит, я буду дома появляться только спать. Устроюсь проводницей на Чаганский, у нас там военный городок есть – Чаган, в восьмидесяти километрах, восемь вагонов. Поезд ходит ежедневно: в пять вечера отправляется, а утром в восемь приезжает обратно. Там я точно с офицерчиком познакомлюсь и замуж выйду. А тут только молодость пройдёт, в этом борделе, за зря. Они же, офицеры, в отпуск домой едут, к родителям, а так как денег много, летают на самолётах, а до своих городков добираются вот на таком Чаганском. Вот там-то он и встретит своё счастье – меня. Я уже давно об этом думала, но из-за тебя здесь держалась.

- Ну вот.., у меня тоже самое, а я тебе сказать боялась. В прошлую поездку я разговорилась с одной туристкой, она очень одинокая, никогда замужем не была и детей нет, а уже в годах. Её и туристические поездки от одиночества не спасают. Детей всю жизнь мечтала, но она бездетная. Я ей рассказала всё о себе, всё честно, даже про гонорею и как меня меняли на часы, всю мою жизнь… Мы обе плакали... У неё квартира в центре. Она меня пригласила жить к себе, предложила быть её дочерью. Она меня хочет к себе прописать... Она местная, у неё большие связи. Я ещё раньше узнавала: на стюардесс берут местных, в пропиской. Я уже там была: меня берут на курсы стюардес, если, конечно, я буду с пропиской.
- Лена, это ведь прекрасно!
- Я думала..., я чувствую.., я думала, что я тебя предала. Я сделала всё тебе не сказав, я боялась тебе сделать больно..., я не верила, что у меня получится туда попасть...
- Теперь ты знаешь мои планы, теперь ты не чувствуешь вину?
- Не знаю.., твоё известие так неожиданно. Ты действительно хотела уехать в Семипалатинск?
- Да.
- Не уезжала из-за меня?
- Да.
Лена вздохнула:
- Какое облегчение, Господи..., как мне стало легко...

Наше общежитие стояло рядом с тайгой и наши окна были в сторону тайги, поэтому фонарей не было, а освещалась комната только звёздами и на стене над пустой кроватью было пятнышко от дырочки в двери – свет из коридора. Мы сидели в темноте, на против друг друга и мечтали. Вдруг, я заметила, что светлое пятнышко над кроватью Нины стало расти и превратилось в Нину. Лена посмотрела в сторону, куда мой взгляд остановился.
- Лена, ты её видишь?
- Нет.
- А если честно?
Лена уставилась на меня с расширенными глазами.
- Ну, Лен, ведь ты её видишь, да?
Молчание..., потом она глубоко вздохнула и не сводя с меня взгляда:
- Да.
- Ты её часто видела?
- Не часто, но видела.
- А почему мне не говорила?
- Думала, что ты будешь бояться здесь находиться. Тань, а ты её и раньше видела?
- Да.
- Часто?
- Нет, но видела.
- А почему мне не сказала? Таня, почему не сказала?
- Я думала, что я рехнулась от взрослой жизни. Я думала, что она мне кажется. Я с ней пыталась заговорить, но она исчезает. Я её спящую на кровати видела
- Я тоже.

- Надо завтра комендантше рассказать, пусть застелет кровать, жёстко ей на железках.
- Ты думаешь, она поверит?
- А мы скажем, что девчонки, что напротив комната, тоже её видели, пусть спросит.
- Завтра обе сдадим всё, я тебя провожу и пойду на квартиру к хозяйке.
- А адрес знаешь?
- Это в центре, я там была. Как идти знаю, но адреса не спрашивала, незачем было.
- Я тебе свой адрес дам Семипалатинский, а ты мне напишешь и адрес укажешь свой, вот и не потеряем друг друга.
- Уже ночь, сколько время?
- Не включай, она исчезнет. Давай свет не включать, пусть с нами побудет. Она ведь тоже в курсе нашей жизни, тоже с нами переживает и прощается с нами? Кто и когда теперь сюда поселится после такого?
- Тань, обратись к ней, может, ответит?
- Она сразу пропадёт, это уже было.
- Давай спать ляжем?
- Я есть хочу, у меня яблоки и мандарины есть.
Я пошла к сумкам и Нина исчезла. Нашла на ощупь яблоки и одно бросила Ленке на койку:
- Держи.

31

Нужно описать одно необъяснимое явление, которое происходило в нашей комнате, но мы боялись это кому–либо сказать, вдруг начнут серьёзно изучать, а нас разгонят по разным комнатам? Первой заметила на полу кровь я, кровь была свежая, не засохшая ещё, налетела на Ленку, с обвинением, что она болтается по комнате без трусов, в её «критические» моменты. В том же самом она обвинила меня. Орали так, что чуть не подрались, капитулировала первая я: она меня старше на пару лет, выше и упитанней. Легла на кровать лицом и увидела на стене прям перед глазами кровь, такая розовенькая выступала сквозь извёстку, когда пригляделись лучше, мы заметили, что кровь была повсюду: на полу, на стенах и поняли, что это Нины кровь. Отнеслись более спокойно, чем это оказалось бы кого–то из нас, тут же извинились друг перед другом и решили о крови никому не рассказывать. Когда вернулись с поездки, всё было чисто, кровь исчезала в наше отсутствие, но чем дольше мы находились в комнате, тем она была ярче и даже начинала пахнуть кровью, а на полу буквально были свежие пятна мокрые и мы старались чаще мыть пол. Благо, что к нам вообще никто не ходил, да мы никого из общаги и не знали.

32

На вокзале прощались молча, как–то даже безразлично. Нам нечего было друг другу говорить, мы обо всём уже наговорились. Мы стояли со своими сумками друг против друга.
- Ты сейчас туда?
- Да.
- А если она на работе?
- Я к ней на работу сначала пойду, ключ возьму.
- Лен, а ты почему меня никогда не просила погадать тебе на картах?
- Я верю, что ты говоришь правду..., я боюсь, что ты скажешь, что лётчика у меня никогда не будет... А что за смысл жить без мечты?
Когда поезд тронулся, Ленка мне крикнула:
- Таня, я тебя никогда не забуду!
Адреса Лены у меня не было, адрес мой был у неё, но она мне никогда не написала. Это потом.., а сейчас я уезжала всё дальше и дальше от Тюмени и думала: о том, что уехала я на север в мае, возвращаюсь через год, тоже в мае.

Что дал мне этот год, стала я лучше, хуже? Да: я стала взрослей, я не боюсь призраков, я познакомилась с мужчиной, который мечтает о гареме, я приобрела подругу Лену и может быть на всю жизнь. Что Илюшка меня променял на первую же красивую мордашку, самое главное: Саша Афанасьев мне стал безразличен – я повзрослела, у меня есть цель и мечта. В Новосибирске была пересадка и там я дала телеграмму домой, чтоб меня мой братишка встретил. Поезд приходит в одиннадцать ночи, вряд ли что? Когда поезд тормозил, брата я увидела среди встречающих сразу, а рядом.., Галку! А эта что притащилась?! Галку я ненавижу, это дочь моего дядьки по – матери, любимая внучка нашей бабки. Так вот, эта вот «галочка» как залетит, так у меня что-нибудь хорошее пропадает. Она ведь знает, что я её ненавижу?
- Привет.
- Таня, а у нас сегодня бабушка умерла.
%%%%%%%
Стоп! А это уже начинается новая история и новая повесть. Я всего лишь в этой повести описала один год моей жизни: возможно длинной, возможно короткой, время покажет, главное, чтоб «вертолёт» всегда был во время и в нужном месте. Вроде всё... Ну, я пошла? Куда? Осуществлять свою мечу - искать офицера.

2001

Продолжение: повесть "ОБОТРИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, КРОВЬ".