Записка сумасшедшего

Every time you seem to come around
I'll describe the way I feel
You're my new Achille's heel
Can this savior be for real
Or are you just my seventh seal?
Placebo

Сколько времени прошло? Неделя, месяц, год? Белые стены, белые окна, белые шторы, такое впечатление, что все остальные цвета не воспринимаются твоим глазом. Минимум звуков, минимум желаний.
Я не помню, как сделал это, помню только руки в крови, кухонный нож в руках. Я вижу ее лицо, исказившееся от ужаса, а может просто нежелания умирать. Ее бездыханное тело лежит у меня на коленях, а я прижимаюсь к ее остывающей щеке и шепчу: «Не плач, моя девочка, я спасу тебя».
Потом какие-то незнакомые люди, какие-то темные помещения, пустота. И вот я здесь.
Здесь хорошо. Тебя не любят и не ждут от тебя ничего, тебя кормят и содержат в чистоте, дают необходимые тебе вещи и не пытаются учить. Здесь ты становишься тенью. В детстве, когда я еще был маленьким мальчиком, я всегда мечтал о таком существовании. Но не знал, что такое на самом деле возможно.
После того, как меня признали невменяемым и оправдали в суде, меня отправили в городскую психиатрическую больницу №3. Да, в начале мне не нравилось это заведение. Доктора и обслуживающий персонал казались мне угрюмыми и неприятными людьми. Но со временем я обвыкся и присмотрелся к ним получше. Я заметил, что большинству из них отнюдь не чужды человеческие эмоции. С этого момента я оценил всю благостность своего положения и зажил счастливо в городской психиатрической больнице №3.


Жизнь медленно, но верно превращается в ад. Чувствую, что с каждым днем я становлюсь все ближе к краю. Долго думал, возможно ли, чтобы люди перестали смотреть на меня с любопытством. Ненавижу это, но всегда натыкаюсь на один и тот же результат. Надоело, что люди с таким постоянством прогибаются под меня. Не хочу больше производить неизгладимое впечатление на человеческие души. С кем бы ни столкнулся – одно и тоже. Во всем мире не найдется человека, которого можно полюбить, и, который полюбил бы меня.

Примерно так я рассуждал, до того момента как не встретил Марлу. Никогда не встречал ни в ком такой жизненной энергии. Она поражает своей нелюбовью к жизни, но в тоже время видно, что она любого заставит жить. И когда меня посетила эта мысль, то за ней пришла и другая: а может быть и меня заставит? Во мне появилось еще какое-то чувство, кроме неприязни к целому миру - интерес к ней. Он стал моим двигателем. Мое любопытство по отношению к Марле переросло в привязанность, а затем и в любовь. Странное состояние души, которое мне всегда хотелось обрести, но которое на вкус оказалось горьким и черствым. Теперь я понимаю людей, на которых действовал сам. Неприятно оказаться пешкой в игре собственных чувств. Марла, казалось, состояла из какого-то сверхпрочного материала, и путь к ее сердцу невозможно было пробить даже с помощью новейших бурильных установок. Смотрел на нее со стороны, как на произведение искусства, как на лучшее произведение лучшего мастера. Она смотрела на меня с таким выражением, с каким смотрят на мусор в корзине. Полное неравенство между нами начинало действовать на нервы. Но я, к сожалению, не привык отступать и  приготовился к долгой осаде. И, спустя не такой уж огромный срок, мне удалось добиться маломальской взаимности. Теперь ее улыбки не снисходительны, а искренни и натуральны. Теперь она ведет разговоры со мной почти на равных, изредка указывая, что мое место на эволюционной ступени ниже. Но потом она снова становилась прежней, и мне казалось, что я ничего не значу.
А мне так хотелось, чтобы меня кто-то любил. И тут появилась Хло. Она смотрела застенчиво и преданно. Я целовал ее в белую, покрытую легкими веснушками шею. Снимал влажную, короткую майку. Она стонала тихо и покорно. В постели была испуганная. Я спал с ней, а перед моими глазами была Марла; я говорил ей, что люблю, а сам говорил это Марле. Я кидался, я хотел уйти, но Марла не пускала, ее холодные бесстрастные пальцы все сильнее сжимались на моем горле. Я был как наркоман, я не мог избавиться от этой зависимости. Этот моральный мазохизм приносил мне столько удовольствия, что теперь я хотел, но не мог от него избавиться.
В это время, самым страшным моментом для меня стало наступление ночи.
Фонари, фонари.… Не скучно, не грустно, никак. Хотя, осталось одно чувство – чувство холода. Оно напоминало о себе сильной беспрестанной дрожью. Кутаюсь сильнее в халат. Балкон. Мое место обитания по ночам. Нет сна, нет мыслей, есть этот балкон и фонари и асфальт.
А Марла где-то…Моя глупая странная девочка. Она спит. Я очень люблю смотреть, как она спит. Как подрагивают ее ресницы, как она ровно и сладко дышит. Я до сих пор помню ее запах, который и сейчас преследует меня по ночам, тихим и полным одиночества. Одиночества, несмотря на то, что она у меня все еще есть. Хотя, правда ли это? Она такая странная, моя милая девочка. Я всегда пытался понять ее, но вряд ли это возможно. Я не могу оценивать ее адекватно, я полностью нахожусь под ее влиянием. Влиянием ее глаз, губ, щек, рук, ее запаха, голоса и ее тепла.
Мне казалось, что я единственный человек, который еще не спит, на этой Земле. И мне становилось как-то жутко. Как-то возмутительно. Хоть секундочку сна? Чтобы приглушить, притупить все чувства, которые так обострились во мне. Казалось, пошевелись я сейчас, вздохни, обязательно наткнусь на них самым сердцем. Я лопну как мыльный пузырь. И не останется от меня ничего, кроме звуков падающих капель. Я ненавижу их! Я ненавижу ее и себя за них…
Я не мог больше терпеть. Одна очень четкая мысль засела в моей голове, сейчас я уже не помню, что именно это была за мысль. Я вышел с балкона. Поспешно стянул с себя халат, оделся, в то, что попалось под руку, и помчался к ней домой. А потом в памяти - ее бездыханное тело лежит у меня на коленях, а я прижимаюсь к ее остывающей щеке и шепчу: «Не плач, моя девочка, я спасу тебя».