Нелюбовь финальный вариант

НЕЛЮБОВЬ


Когда раскрыта книга Бытия последней непрочитанной страницей,
То невозможно разумом коснуться последних слов последней строчки жизни.
Нет времени, оглядываясь внутрь, с любовью, бережно хранимой, распроститься.
Падшей душе не доползти до рая – меж небом и землей она зависнет.

И океаном брызг взметнется радость последней неизбежной остановки,
Где, слившись воедино, наши чувства становятся предвестниками смерти.
В конце пути нам засияет солнце, так неизбежно нас толкая к бровке.
Любовь мы постигаем после жизни, лежа в холодном цинковом конверте.




Ее рвало. Долго и неудержимо. Она вытирала рот ладонью, содрогаясь от отвращения к себе и к этому подонку, который стоял перед ней, брезгливо морщась. В его глазах читалось презрение и бешеная злость. Когда он поднес к ней руку, схватил за волосы и притянул к себе, ее опять вырвало. Он наотмашь врезал ей по щеке, откинув ударом прочь. Падая навзничь, она больно ударилась спиной о поваленный стул и, скривившись, застонала. Тогда он, взорвавшись, голой пяткой надавил ей на грудь, вминая сосок – она зашлась от боли криком…

Все начиналось как обычно. Она проснулась поздно вечером, проспав целый день, и, с распухшей после выпивки головой, поплелась в ванную. Долго стояла под теплым душем (она так и не решилась включить холодный – даже мысль об этом вызывала в ней  дрожь). Намылившись, долго терла себя мочалкой, пытаясь отмыть тело от «грязи» – она давно уже не пыталась отмыть душу, истоптанную сапогами и похотливыми взглядами.

Она привыкла за тот год, что отдавала свое тело заплатившим за нее деньги, загонять мысли глубоко в себя и отрешаться от действительности, когда очередной клиент пыхтел на ней. Она тогда вспоминала детство, маму, маленький деревенский домик со сломанной ступенькой на крыльце и гнездом ласточки под крышей, на которое она, замирая надолго, смотрела часами, радуясь писку птенцов, появляющихся там в свое время. Ее больше не коробило, когда ее называли проституткой или шлюхой – она, улыбаясь, подыгрывала, научившись грязно ругаться, курить и пить столько, что матросы, сходящие на берег после длительного плаванья, могли бы позавидовать ей.

Ее история жизни была так стандартна и похожа на жизнь любой проститутки, что уместилась бы в короткий отрезок телеграфной ленты. Детство. Первая любовь. Естественно, несчастная. Изнасилование любимым. Попытка суицида. Приезд в большой город – скрыться и убежать от себя самой. Поиск себя. Сутенер. Проститутка.

Она усмехнулась, вышла из ванной, строго и внимательно осматривая в зеркало свое тело – оно еще не потеряло свежести молодости. Холодные пустые глаза и две морщинки, прорезавшие лоб, говорили об обратном. Она слегка приподняла груди, поглаживая, – они еще были крепкими и упругими, соски торчали. Она повертелась перед зеркалом. Ничего не висело, жира не было; она удовлетворенно провела рукой по плоскому животу, проверила, не пора ли подбрить волосы на лобке, подняв руку, осмотрела под мышками, проведя ладонью – там тоже все было в порядке.

Кофе показался ей невкусным, и она плеснула туда виски. Потом, подумав, запрокинула бутылку, сделав большой глоток, поморщилась от отвращения – сколько раз она давала себе зарок не пить по утрам (хотя было совсем не утро, но для нее, только что проснувшейся, в силу своей профессии поменявшей любовь на секс, а день на ночь, было утро). Она так и не могла удержаться, чтобы не сделать хотя бы глоток. Есть не хотелось совсем. Она заставила себя проглотить два глазированных сырка и, допивая кофе, закурила. Звонил телефон – подружки-проститутки делились с ней впечатлениями о прошедшей ночи. Они смеялись, рассказывая друг другу прикольные моменты, которые возникали чуть ли не каждый раз с каждым новым клиентом. Поболтав, она взглянула на часы – еще успеет сбегать в магазин за углом, чтобы купить колготки, презервативы, сигареты и томатный сок – она так пристрастилась к соку (именно томатному), что уже не могла представить свою жизнь без него. В магазине ей пришлось отстоять небольшую очередь в кассу. Разозлившись почему-то на это, она так обложила матом мужчину, нечаянно толкнувшего ее, что очередь притихла, съежившись. Она нагло обвела взглядом стоящих людей, презрительно усмехнувшись, растолкала всех, пробившись к кассе, оплатила покупки и вышла на улицу. Вечерний ветер охладил ее пылающее лицо, она остановилась, оглянувшись сквозь витрину на все еще оторопевших людей в магазине и развеселившись, заразительно рассмеялась, вытирая выступившие от смеха слезы.

Она оделась подобающим ее профессии образом, накрасилась. Выйдя на улицу, поймала тачку. Водитель уставился на нее, как на картину Джоконды. Она закурила, положила ногу на ногу, задрав юбку так, что было видно край трусиков, и нагло взглянула на него. Увидев в водиле породу семьянинов, украдкой от жены смотрящих порножурналы в туалете, гоняя там до изнеможения свой застоявшийся стручок, развязно предложила ему расплатиться минетом за поездку. Увидев его нерешительную смущенность, положила руку ему между ног, лаская его. Он покраснел, кивнув на ее предложение об оплате. Когда они приехали на место, она расстегнула его ширинку, достала возбужденный член и взяла его в рот. Он заерзал, оглядываясь на освещенную фонарями улицу, с толпами проходящих людей, и предложил отъехать в более темное и безлюдное место. Ей было все равно, времени оставалось мало, и она, махнув рукой, продолжала, откинув его на спинку сиденья. Он быстро кончил, задергавшись, наполняя ее рот спермой. Она продолжала отсасывать, а когда почувствовала, что он закончил, оторвалась от него, открывая дверцу, и выплюнула все изо рта на мостовую. Порылась в сумочке и, не найдя салфетку, вытерла рот о его рубашку. Мило улыбнулась на его робкое предложение оставить ему свои координаты, не прощаясь, вышла из машины, захлопнув дверь. Посреди тротуара  задрала юбку, подтянув черные чулки и расправляя их, одернула юбку, жестко посмотрев на жирную мамашу с ребенком, проходящую мимо, и направилась к месту своей обычной дислокации.

Все девочки были в сборе. Время от времени подъезжали машины, тогда проститутки выстраивались в ряд под светом фар, безучастно позволяя себя рассматривать, по указанию мамки то приподнимая юбки, то распахивая кофточки на груди. Выстраивались не все – всё зависело от цены, предложенной клиентом. Она все еще входила в элитную группу дорогих девочек, понимая, что ей не долго уже осталось пребывать в элите – время шло, совсем еще девчонки приходили и приходили – свежее симпатичное мясо ценилось гораздо больше. Она смирилась, пытаясь философски относиться к этому факту, как ни противно было бы переходить в группу дешевых шлюх, а никуда не денешься – эта участь предрешена жизнью.

Когда подъехала та машина – старенький БМВ с грязными стеклами, мамка ей как раз выговаривала за то, что она, нехорошая девочка, снова не заплатила за снимаемую квартиру, грозилась выгнать ее оттуда и переселить в дешевую маленькую комнатушку. Она оправдывалась, в тысячный раз повторяя слова, постоянно слышанные мамкой. Та, усмехаясь,  скептически посмотрела на нее и сказала: «Это последнее предупреждение, девочка моя». От этих «сладких» слов по всему телу побежали мурашки – такого дикого испуга не испытывала давно. Она знала, что о жестокости мамки между девчонками ходят легенды, передаваемые из уст в уста. Страшные подробности опускания непослушных на самое дно, избиения, изнасилования кучей мужиков. Она вздрогнула, вспомнив подружку, которую ласково проводили в дом, где было полтора десятка ментов, пришедших на этот «субботник», а дождавшихся лишь одну вместо обещанных пяти. Она даже представлять не хотела, что могло произойти с подругой в том доме. Только больше свою подружку она никогда не видела. Мамка на робкие расспросы сладко и зловеще улыбалась, говоря, что даже и не знает, куда же могла запропаститься ее милая девочка.

Она вышла вперед вместе с тремя другими дорогими девочками, встав перед машиной, ослепленная бьющим в глаза светом и показывая себя невидимому клиенту в БМВ. Мамка стояла рядом с водительской дверью, оживленно переговариваясь с водителем, все время кивала на них и показывала холеным пальцем то на одну, то на другую девушку.

 Она стояла в одном ряду с другими, жмурясь от яркого света фар, бьющих в лицо. По приказу мамки распахнула кофточку, руками приподняла груди и застыла в этой позе. Потом запахнулась и, повинуясь приказу, пошла к машине, подхватив по дороге свою сумочку. Села на переднее сиденье, смотря прямо перед собой. Машина тронулась, она достала из пачки сигарету и закурила, не спрашивая разрешения. Они ехали долго, молча, не смотря друг на друга, пока, остановившись на светофоре, он не взял ее за подбородок и не повернул к себе.

Она не стала смотреть ему в глаза (один из первых уроков мамки), а бегло осматривала внешность. Шляпа с широкими полями, прикрывавшая тенью глаза, противные тонкие усики над верхней губой, такая же противная маленькая козлиная бородка, небольшая небритость на щеках, помятое черное пальто. Короче, он сразу же не понравился, вызвав брезгливость и какое-то внутреннее чувство опасения, на которое она привыкла полагаться. Но… работа есть работа, и придется терпеть – в конце концов, что он может сделать с ней? трахнуть? Так для этого она и была куплена, за это он и заплатил деньги, этого-то как раз стоило опасаться меньше всего. Сердце сжалось от предчувствия чего-то более страшного.

Он притянул ее лицо к себе, пытаясь поцеловать. В последний момент она чуть повернула голову, скользнула по щеке губами, не давая целовать себя в них, и, как бы извиняясь, припала к шее, просунула руку под его пальто и положила на грудь. Он несильно, но грубовато отстранил ее и тронул машину с места. Подъехав к дому, припарковал машину у подъезда. Они вышли из нее и поднялись на лифте на пятый этаж. Железная дверь была закрыта на три замка. Он долго возился с ними, зашел в прихожую, позвонил по телефону и снял квартиру с охраны. Уже потом она подумала: зачем ставить на охрану квартиру, в которой ничего особенного с виду не было: ни кричащей роскоши, ни богатых ковров и картин – даже мебель не отличалась вычурностью. Все было просто и буднично.

Он, не раздеваясь, прошел на кухню, достал из холодильника начатую бутылку водки и, не обращая на нее внимания, налил только себе в обычный граненый стакан и залпом опорожнил. Она подождала немного, потом скинула с себя плащ, поискала взглядом, куда бы его повесить. Положила его на тумбочку в прихожей, достала из сумочки расческу и привела в порядок прическу. Он неторопливо подошел, снял шляпу, кинул ее на тумбочку и повернулся к ней. Редкие темные волосы топорщились в разные стороны, напоминая массажную щетку. Не дав ей привести себя в порядок, он рванул ее за руку, повернул к себе лицом и  впился слюнявым и неприятным поцелуем в губы, пробуя просунуть язык в рот. Она сжала зубы, не давая ему это сделать, чувствуя, как его рука больно сжала грудь. Он отстранился, быстро разделся, в спешке разбрасывая одежду по сторонам. Она стояла и смотрела, не выражая никаких эмоций, как он, раздевшись, остался в одних носках. Член безвольно болтался между ног маленькой съеженной сарделькой с морщинистой головкой. Ей не было противно. Ей было просто никак – настолько уже насмотрелась на разные члены. Большие и маленькие, огромные и малюсенькие, толстые и тоненькие, налитые кровью и сморщенные, стоящие и вялые – даже по ночам ей снились безукоризненно ровные ряды построенных в шеренги членов. Они уходили куда-то к горизонту бесконечным частоколом со свисающими мошонками.

Она прошла в комнату и стала медленно раздеваться, аккуратно складывая одежду на спинку кресла, огромного и глубокого. Улыбнулась своей мечте иметь когда-нибудь подобное – не для секса, нет – а чтобы просто уютно устроиться в нем, забравшись с ногами, поставить рядом стеклянный столик на колесиках с напитками и орешками в вазочке, включить телевизор и расслабиться, укрывшись бабушкиной шерстяной шалью. Это была семейная реликвия – чуть ли не единственное воспоминание о доме – взятая тайком от мамы, когда уходила в неизвестность.

Перегнувшись через спинку кресла, она рукой попробовала его мягкость, подумав, насколько возбуждающе выглядит такая поза. Он прервал ее мысли, грубо развел ягодицы и вставил большой палец в зад. Она дернулась, пытаясь освободиться, а он вводил палец все глубже и глубже.

Не то чтобы она была противницей анального секса. Ее пропавшая подружка была первой учительницей анала. Она была нежной, ласковой и терпеливой, долго приучала, меняя фаллоимитаторы с маленьких на большие, объясняла, что и как надо делать. Она так и не научилась получать удовольствие от анального секса, но принимала его как такую же необходимость, как минет или обычное сношение. Вот только позволяла анальный секс только в случаях, когда клиент специально обговаривал с мамкой этот момент, выкладывая дополнительные деньги.

А тут… тут все было без договоренности, грубо и жестоко. Она все-таки сумела вырваться, тяжело дыша, и спряталась за кресло. Он ухмыльнулся и похвалил ее упругую задницу, пообещав больше не делать этого. Она, конечно, не поверила и держалась настороженно. Сердце громко стучало и, предвещая отвратительную ночь, заходилось от страха. Весь его вид внушал страх. Даже насилуя ее, он так и не возбудился – член продолжал бессильно болтаться.

Самое неприятное было то, что от него исходил мерзкий запах. Запах немытого потного тела, запах застоявшейся мужской плоти, резкий неприятный запах. Она улыбнулась, как бы поверив, и предложила ему сходить в ванную. Он с возмущением заметил, что это ни к чему, а она – дешевка, купленная им, обязана трахаться с ним в любом виде – зря он что ли платил деньги за ее тело?! Она пропустила мимо ушей его слова и снова предложила сходить в ванную и принять душ, заигрывая с ним словами о том, что готова помочь ему помыться. Или, если ему этого хочется, помыла бы его сама.

Он подошел поближе к ней, внимательно, без эмоций, выслушал, саркастически хмыкнул, приоткрыв желтые зубы, и спокойно, буднично, ударил ее кулаком в живот. И еще раз. И еще.

Она согнулась, упала на колени с широко открытым ртом, пытаясь вдохнуть хоть каплю воздуха в себя, но не могла. Тогда он вдогонку влепил ей пощечину – ее откинуло назад. Она упала на спину, скорчившись, схватилась за живот. Дыхание медленно возвращалось к ней, она судорожно наполняла легкие воздухом, забыв про пылающую щеку с красными следами оставленных на ней пальцев. Страха не было. Она не в первый раз попадала в подобные ситуации – издержки профессии – и знала способы выхода из них. Она, отдышавшись, посмотрела на него – по лицу блуждала по-прежнему веселая ухмылка, глаза его как будто бы жили отдельно (они с холодным вниманием изучали ее поведение и состояние, подмечая все мелочи), протянутая рука предлагала подняться… И тут ей стало по-настоящему страшно.

Она впервые растерялась, потому что не знала что делать, какую линию поведения выбрать. Она поняла, что сопротивляться ему бесполезно – будет еще хуже. Самое паршивое было то, что, согласившись подчиниться всем его требованиям, она не могла гарантировать себе, что все обойдется – ей казалось, что чтобы она ни делала, результат будет одним и тем же – побои еще не самое страшное, что может произойти. Она затравленно смотрела на него, притихнув. Он громко рассмеялся, поняв, что верно просчитал ее реакцию и поведение, и был доволен тем, что занятия психологией человеческих отношений не пропали даром – он прилежно изучал это, потратил кучу времени на штудирование многих умных книжек и научных работ – он стал бульшим психологом, чем повидавшие казалось бы все на свете проститутки.

Он улыбнулся ей и предложил поласкать его ротиком – ну, не стоять же ему вот так – с поникшим членом. Она приблизилась к нему, но, когда он поднял руку, чтобы поправить упавшие на лоб волосы, она вздрогнула и съежилась, ожидая удара. Он погладил ее по волосам, успокаивая словами, что бояться нечего – главное, чтобы она правильно выполняла его просьбы. И так же буднично добавил, что если она будет кричать и звать на помощь, он ее просто пришьет. Тут же, на месте. Он резко поднял ее голову за подбородок и посмотрел в глаза – и она поверила, что он способен сделать это, увидев жесткий взгляд колючих ледяных глаз.

Она обхватила его член и яички обеими руками и начала ласкать. Потом, стараясь не дышать носом, чтобы не чувствовать этого запаха, взяла его член в рот. Подспудно страшась новых побоев, пыталась угодить, активно лаская его, чувствуя, что он начинает возбуждаться. Он резко дернулся вперед, полностью введя член в рот. Так, что она не могла уже дышать ртом – ей пришлось вздохнуть носом. Резкий запах ворвался в нее, член застрял глубоко в горле…

…Ее рвало. Долго и неудержимо. Она вытирала рот ладонью, содрогаясь от отвращения к себе и к этому подонку, который стоял перед ней, брезгливо морщась. В его глазах читалось презрение и бешеная злость. Когда он поднес к ней руку, схватил за волосы и притянул к себе, ее опять вырвало. Он наотмашь врезал ей по щеке, откинув ударом прочь. Падая навзничь, она больно ударилась спиной о поваленный стул и, скривившись, застонала. Тогда он, взорвавшись, голой пяткой надавил ей на грудь, вминая сосок – она зашлась от боли криком…

Он с интересом смотрел на нее, пока она не притихла. Потом перевернул ее на живот, просунул под нее руки, поднял, напрягая мышцы, и отнес к креслу. Перекинув через подлокотник, развел пошире ее ноги и, уставившись на плоть, начал мастурбировать. Когда член стал твердым, он приставил его к заду, раздвинув ягодицы. С трудом вошел в нее, прислушиваясь к ее реакции. Она тяжело дышала и молчала. Он удовлетворенно хмыкнул, начав ритмично двигаться. Потом больно ущипнул за ягодицу, заставив ее дернуться и сжать анус. Быстро двигаясь, он разрывал ее внутренности, пока бурно не кончил, выбрасывая толчками горячую сперму. Затих на время, навалившись на нее всем телом, вытащил обмякший член и обтер об ее ляжку. Подошел к столу, вытащил из пачки сигарету. Потом передумал, пошел на кухню, достал из холодильника бутылку и сделал несколько глотков прямо из горлышка. Только после этого он закурил, подошел к креслу, усевшись в него поглубже, и заставил ее вылизать остатки спермы с его опавшего члена.

Она подчинилась. Ее больше не рвало – чувства атрофировались, она не знала даже, дышала или нет – ей было все равно уже. Он потрепал ее по щеке, затягиваясь. Докурив, потушил окурок в пепельнице – она боялась оторваться от его члена, а он, благосклонно подбадривая ее, говорил, что ночь длинна и что это еще не все. Он обрисовал ей свои планы на эту ночь, рассуждая, что никогда не пробовал кончить в женщину в момент, когда та умирает. Когда последний вздох сливается с оргазмом в миг наивысшего наслаждения – вот что он хочет испытать сегодня. Ну, а пока она может наслаждаться вкусом его члена и ни в чем себе не отказывать.

Она спокойно выслушала его, попросила разрешения пройти в ванную и принять душ – он позволил. Она медленно пересекла комнату, прикрыв за собой дверь, и бросилась к входной двери. Та была заперта. Как она ни пыталась открыть ее, ничего не получалось. Она обернулась – он стоял в дверях, улыбаясь, потом повернулся, снова подошел к креслу и уселся. А еще посоветовал попробовать вылезти через окно – всего-то лишь пятый этаж, даже если сорвется и упадет, глядишь, отделается только переломами и останется в живых. И тогда он спустится вниз и отымеет ее, размазанную по асфальту, еще живую, теплую. Она подошла к окну, посмотрела вниз и поняла, что он не беспокоится за то, что она может выбрать этот путь – он был обречен.

Когда она оглянулась, то увидела, что он роется в выдвинутом ящике шкафа, что-то выискивая там. Он распрямился, повернулся – в руке блеснуло. Она присмотрелась – лезвие бритвы. Он, улыбаясь, двинулся к ней. Страх в ее глазах заполнил кухню. Она неосознанно распахнула окно и вскочила на подоконник, держась за раму одной рукой. Он остановился на мгновенье, оценивая ее состояние, и, поняв, что она не сможет сделать это, приблизился к ней вплотную. Она закричала, отшатнулась – нога соскользнула с подоконника. Судорожно вцепилась обеими руками в раму – нога висела в воздухе, в глазах был ужас. Он подождал, пока она выкарабкается, даже не думая помочь. Когда же она твердо встала на ноги, то подошел и полоснул лезвием по ее животу.

Они оба зачарованно смотрели на расширяющуюся полоску поперек живота, вмиг покрасневшую от выступившей крови. Порез был неглубокий. Капелька крови, вытекшая из него, пробила дорожку между маленькими светлыми волосками и, оставляя за собой красную полоску, неспешно стекла в пупок и пропала там. Он снова поднял руку и резко провел лезвием вдоль живота, начиная от грудей и спускаясь к лобку. Она не чувствовала боли. Он полоснул еще раз, еще…

Схватив ее за руку, втащил в кухню, бросил на холодный кафельный пол. Она так и осталась лежать на животе, пока он полосовал ее руки и ноги. От крика у нее сорвался голос – хриплые булькающие звуки вырывались из ее горла. Перевернув ее на спину, он увидел, что весь пол под ней был красным. Присел, высунув язык, лизнул живот, чувствуя соленый привкус крови. Ему захотелось писать. Он встал, направив член на нее, и долго ждал, пока моча подойдет к концу вставшего члена – как же трудно писать, когда член стоит – почти невозможно. Но он сосредоточился, и у него получилось. Водя рукой, он поливал ее тело, стараясь побольше попасть ей на лицо, особенно в рот. Когда он закончил, член его потерял прежнее возбуждение. Он надавил ей пальцами на скулы, заставляя раскрыть рот, и всунул член туда. Двигая тазом, вводил его до упора в рот, шлепая сморщенной волосатой мошонкой по подбородку. Ее рот был безвольно открыт, глаза стеклянно смотрели в потолок, и только дыхание выдавало жизнь в ней. Он ткнул кулаком ей в живот, пытаясь заставить пошевелиться и сжать ртом член. Она сжала. Он продолжал трахать ее в рот, откинувшись телом назад, оперевшись на руку. Другую руку, раздвинув ей ноги, сунул во влагалище, пытаясь пропихнуть поглубже, чуть ли не по локоть, разрывая болью ее внутренности.

Он бурно кончал, дергаясь телом и закрыв глаза. Опираясь кулаком на ее живот, поднялся. Посмотрел на распростертое тело на полу, не чувствуя отвращения. Из влагалища вытекала тонкая струйка крови. Растекаясь по полу ровными линиями, заполняя цементные дорожки между плитками, скапливалась у раскинутых в стороны ног двумя маленькими лужицами, смешиваясь с мочой на стыке кафельных плиток. Из ее рта, теперь уже закрытого, по подбородку и щеке стекала сперма, капая в лужицу мочи, но не растворяясь в ней.

Он снова открыл холодильник и допил остатки водки, удивляясь, что она совсем на него не действует, что он пьет ее как воду – слишком велико было воздействие другого фактора возбуждения. Он закурил, сделал несколько глубоких затяжек, сдул пепел и приложил горящую сигарету к ее соску. Она передернулась всем телом, прохрипев что-то нечленораздельное, и приоткрыла глаза. Яркий свет люстры бил ей прямо в глаза, преломляясь радужными кругами на мокрых ресницах. Глаза были пусты. Две серые стекляшки с маленькими черными точками зрачков.

Человеку в любом состоянии свойственны чувства. У нее не было чувств. Никаких. Она больше не была человеком. В голове у нее была мысль – только одна мысль – больше ничего у нее уже не было. Но она дышала, она видела, у нее была мысль – значит, она пока еще жива.

Она перевернулась на бок, попыталась приподняться и не смогла. Боли не было, она не чувствовала ее, просто не могла подняться, но мысль заставляла встать. Она попыталась выпрямиться, покачнувшись, ухватилась рукой за стол. Он выжидающе наблюдал за ней, обжигая пальцы забытой сигаретой. Она протянула руку к деревянной полочке, на которой висели ножи. Опираясь рукой о стол, другой рукой вцепилась в рукоятку Slazenger. Спрятав нож за спиной, она повернулась лицом к нему.

Он снова почувствовал возбуждение. Представил, как медленно подойдет к ней, вывернет ее руку из-за спины, разожмет скрюченные слабые пальцы, отнимая нож, поиграет им в ладони, глядя на нее… и воткнет нож в ее тело – он еще не придумал куда именно. Его член снова встал, он несколько раз провел по нему рукой вперед и назад, крепко обхватив его, возбуждая себя еще больше.

Когда он оторвал взгляд от члена, чтобы посмотреть на нее, то успел увидеть только тень, мелькнувшую перед глазами. Это было последнее, что он увидел в жизни. Метнувшись к нему, опережая звук взмаха занесенной руки, она воткнула нож ему в горло. Выдернув его, она поняла, что второго удара не потребуется – кровь хлынула, заливая его. Теплая и липкая, она ударила ей в грудь, растекаясь по телу. Капли, срываясь, падали  на пол и образовывали красное пятно.
Он был мертв.

Она выронила нож на пол, и он, звеня острым лезвием, попрыгал немного по полу. Мысль умерла. Больше в ней не было ничего.

Она подошла к окну, с трудом взобралась на подоконник, задержалась на нем не больше секунды и, оттолкнувшись, раскинув в стороны руки, шагнула в вечность.


…Мамка сидела в автобусе вместе со своими девочками. На улице было мерзко – пронизывающий холодный ветер с моросящим дождем бил в лицо, и некуда было скрыться от этого – только в автобусе. Она нервничала – погода не благоприятствовала работе, клиентов было совсем мало, но девочек отпускать по домам было нельзя – а вдруг все же будет наплыв? Всякое бывало в ее практике, иногда поначалу пустые вечера оборачивались неожиданными толпами мужчин, желающих приятно провести время.

Девушки собрались в хвосте автобуса, громко смеялись каким-то шуткам и выжидающе поглядывали во двор – подъезжающих машин не было. Дождь кончился, в разбросанных по асфальту лужах отражалась луна. Далеко за полночь мелькнул свет фар. Дверь автобуса открылась, и мамка вышла навстречу машине. Резко махнула рукой, и девочки высыпали во двор. Переговорив с водителем, возвращалась к ним, весело улыбаясь, глаза же были холодными и жесткими. Несколько коротких фраз-приказов, и часть проституток выстроилась в привычный ряд, остальные же отошли в сторону и сбились в кучку.

Стандартная процедура осмотра прошла без происшествий. Шесть девушек показывали себя: распахивали плащи, вертели бедрами, приподнимали груди… Мамка стояла у машины, склонясь к открытому стеклу водительской двери, и оживленно переговаривалась с невидимым клиентом, рукой то и дело показывая на кого-нибудь из своих девочек. Дождавшись, пока мужчина сделает выбор, позвала по имени одну из ряда, и та, отделившись от всех, подошла и села на переднее сиденье. Машина, освещая все вокруг фарами, развернулась и, мелькнув красными огоньками, скрылась за поворотом…


23.11-5.12.2004 Москва


* * *