БЕЗ названия

Куда же ты девался? Утром по привычке, ещё не открыв глаза, я ткнула ногой в кнопку «Play», чтобы первое, что я услышу, был джаз. Старый. Добрый. Классический. Потом тот, который теперь играешь ты…
Я не из тех, кто любит долго валяться в постели, истязая себя ещё пятью минутами. Как можно ими насладиться, если то и дело, думаешь о том, как бы только снова не уснуть и не проспать начало рабочего дня?  И не проспать своё рабочее место вообще? Я лучше возьму ручку, блокнот с листочками в клетку, с такой мягкой бумажной обложкой – с таким особенно утром легко справиться, откапав его среди вчера брошенной, как попало одежды – и запишу туда чего-нибудь: свой сон, например. Или свои впечатления от увиденного. Или от того, что чувствую сейчас.
Мои впечатления от увиденного. Точнее, от не увиденного. Тебя не было нигде. На кухне одиноко стоял чайник. Причём так одиноко, что даже стало как-то не по себе.  Окно нараспашку. Душа нараспашку. Мурашки по коже от утренней свежести. Хлоп! Включила плиту. Плюхнула на неё чайник. Всё так же не нахожу… Утро как утро. Как и все утра. Как и утра всех. Единственное, о чём бы я могла рассказать как об утре, это о джазе. Именно он делает каждое моё обычное утро необычным. Каждое по-своему моё. Совсем другое, не такое, как в прошлый раз.
Иду и за пределами своей квартиры нахожу своё настроение. Размозжённым апельсином лежащее на тротуаре среди переступающих и обходящих его ботинок, сапог и сапожек. Шлейфом утренних духов витающим над. Утро закончилось. Впереди реальность. Мои дела? Лучше я поговорю о джазе…

И к вечеру  тебя не нахожу. И вечером тебя не вижу. Нет тебя и всё тут. Всё кругом странно как кусок хозяйственного мыла. Метель, вьюга, снегу, но его ещё не замело. И он лежит себе на тротуаре. Советского образца. С надписью классически большими буквами «72%», кажется, и ещё что-то там. Холодно было. Спешила, как обычно. Бегу. Смотрю под ноги, по-другому не могу - вон какая метель! А тут - кусок хозяйственного мыла. Хм… Даже не посреди города, чтобы никого особенно не удивлять, так, захолустная тихая старая улочка. И кусок мыла. Не странно ль?
Где же ты? Где? Я даже не могу прочитать о тебе в гороскопе – потому что ты не читаешь гороскопов. И я гороскопов не читаю. Потому что о нас не пишут в гороскопах. О нас не говорят в новостях. И телевизора мы почти не смотрим не потому, что его у нас нет. О нас не говорят. И за нами не едут трамваи.
Я сфотографировала тебя. Но мне никто не сможет помочь тебя найти, потому что на фото скамейка и кем-то забытый полосато-зелёный шарфик, отражение в луже и цвет жжёного сахара – это из-за фонарей, это всё их оранжево-розовый свет. И фотка скрипит старым патефоном. Как музыкальные открытки в детстве. Только эта музыка у меня внутри.
Я искала тебя в собою же зашифрованных мыслях. Рисовала гуашью на проводах. Провода получались цвета индиго. Но мне говорили: «Такими они не могут быть!». А я не верила и складывала тебя из циферок, найденных в сыре и выцарапывала пальцем по салфетке в кафе. Ты прилипал к губам стаканом холодного ананасного сока и выплёскивался на листочки в клеточку моим отсутствующим почерком. Иногда ты заставал меня врасплох: когда я спала, например, или, забыв о тебе, шагала по каким-то делам. А я пришпиливалась кнопкой к стенке и чего-то там ждала. Я превращалась в свою блеклую тень и, всё так же зашифровывая свои мысли, чувствовала отторжение миром меня. Ты просочился в трек от опускающейся на дно стакана чаинки и ждал, когда же я тебя там увижу. Твой путь был таким коротким и мой шанс тебя заметить улетучивался с каждым поднявшимся клубом пара над стаканом.
Профильтровывая через душу образы, иногда спотыкалась на голос. Могла влюбиться в голос. Такой влюблённости хватало на день. Или на час. Пока не накатит волной новый - походка или случайный взгляд. Это похоже на пригревшуюся кошку, довольно прищурившую глаза и от удовольствия такого умиротворения, медленно впускающую коготки в подушку или плед, или в плечо, издающую звуки блаженного урчания, похожего на крошечный заведённый моторчик какого-то невидимого механизма, шёрстку подставив под скользящую струю света, внезапно выпавшего из подола тяжёлых запылённых штор. Всё рассыпалось приправой из специй в ещё один день, остротой своей врастающий в список израсходованных дней также внезапно, как и появлялось.
И шла дальше, дыша ожиданием солнца, моря, и абсолютной свободы, отсутствия мыслей, принципов, правил, указателей, знаков, запретов - попробуй всё, что тебе не во вред, простив за банальность слов - верный способ согреться в буре однообразия, припёкшегося на слегка уставшем воображении. Гнала его, отшвыривала, растаптывала, захлопывала перед ним дверь, вышвыривала в форточку голубями и самолётами из непонятно откуда взявшихся газет, раскалывала на куски уверенным хрустом из-под молотка по грецкому ореху, холод бывает вкусным - килограмм мороженого с друзьями, вечерней пробежкой и тонким слоем воды по кафельной плитке в течение часа или полутора; письмами без ответа старым друзьям, истерично доказывая, что "потом", "скоро", "когда-нибудь" УЖЕ СЕЙЧАС!!!
Старые пластинки на  стенку гвоздями, бабушкин шкаф - острота ощущений, фотоснимки - вызов воображению и бесконечность возможности увидеть нескончаемо многое в том, что давно изучено наизусть и не задевает уже годами внимания - оно есть, а есть ли? Уровень лейкоцитов в крови - ускоритель пронёсшейся жизни перед глазами, а слово, одна фраза, короткая, предательски короткая для нескольких дней ожидания и переборов цвета глаз конца пути, который только начался, только открылся парашютом, летишь! Чёртов клок бумаги с непонятными закорючками и эта фраза... "В норме". В норме!

Я забыла о тебе. Наверное, подсознание моё решило отпраздновать это дело – его избавили от напоминания: «Где же ты?» Ты как-то снова исчез. Это твоё привычное занятие – исчезать. Теперь как-то надолго. И вот я иду, буравя горизонт толпы. Не буду говорить о красках – смешай все шесть цветов привычной упаковки гуаши – тебе ли не знать того цвета!  Тебе ль не слышать глухих шаркающих шагов этого цвета! Тебе ль от этого цвета не убегать? Тебе ль не уметь видеть мелкие детали на его фоне, рассматривать переворачивающие что-то внутри мелочи его тела?
И вот я убегаю. Убегаю от размышлений. От этого цвета. От понимания отсутствия тебя, хотя я вовсе о тебе забыла… Открываю тяжёлую высокую дверь маленького кафе. Мне показалось, что дверь – половина этой кафешки. Такая она высокая, массивная. И скрипнула так, что позвоночник холодом захлебнулся, и взбудоражило что-то из давно забытого. Сейчас каждая моя клетка захлебнётся тем, что я слышу… И мускусный аромат. Мягкий свет. Маленькая сцена. Синий бархат. Ветхий бархат. Всего несколько столиков. Саксофон!… Играет старый патефон, пока музыканты курят в соседней комнате. Твой полосатый сине-зелёный шарфик…