Угасающий танец ночи

Угасающий танец ночи. Я опять валяюсь без сил и в окна мои смотрит ненужное мне солнце. Нагретая плитка. Тяжелые бетонные панели балконных щитов. Мне кажется, они сорвутся, они так ненадёжно тяжелы.
И когда это произойдёт, из моей комнаты можно будет без усилий выйти в воздух. Просто продолжать шагать, как вдруг сердце ёкнет, ноги повиснут в воздухе, набирая скорость ты врежешься в твёрдую землю. Будет резкая, невыносимая боль. А после ничего не будет. Боль - это последнее, что тебе останется. Не будет ни памяти, ничего. Просто ничего. А если ты останешься жив, пусть даже ненадолго, мир будет очень маленький. Дребезжащая травинка, окурки, палочка, песчинки. И голова, налитая кровью и от боли ничего не соображающая уже - связи нарушены, этот крошечный кусочек функционирующего тела ещё принадлежит тебе, но очень быстро такое существование станет невозможным. Потом вдруг тебя не будет, совсем не будет.
Может быть, и даже, скорее всего - появятся туннели, движение, свет. Но это будет уже всё равно не с тобой. Это будет рождение новой жизни. Перед тем, как стать кем-то другим, оно вдруг вспомнит сразу и на мгновение, что было тобой, что было ещё кем-то. А потом снова боль, свет, чистый лист сознания - рождение нового мира. А тебя уже нет. И не было. И никогда не будет.
Я лежу и понимаю умирающих людей. Я лежу и знаю, что больной - это такой же, как я, умирающий человек. Только он знает, что умрёт гораздо быстрее, чем положено. Он постареет за несколько месяцев, недель - за столько, сколько ему отпущено болезнью, пока она его не разрушит. Ему очень трудно жить с такой мыслью. Он осознаёт, что с каждым днём всё труднее будет встать, всё тяжелее себя обслуживать. И любое улучшение, временное, будет его наполнять надеждой, что он всё-таки выздоровеет и проживёт ещё какое-то количество лет, желательно - побольше.
А я лежу и старею. Я болею возрастом. Много мелких, незначительных недомоганий говорят, что их будет с каждой минутой всё больше. И покуда скорость этого распада держится в пределах нормы, я ни о чем не беспокоюсь. Я не отягощён мыслью, что точно умру раньше других. Но я знаю, что не буду моложе, здоровее, и при этом мне очень тяжело поверить, что я всё равно рано или поздно умру - развалюсь, даже если меня не убьет что-то извне.
Мне становится дорога каждая минута. Пение птиц, воздух, чайник и телефон - какая радость, что всё это моё. У меня ещё осталось довольно много времени, и если мне ничего не помешает, я наполню этот промежуток радостью, горем, любовью, творчеством. Ведь больше ничего и не надо, дай только Бог, не лиши возможности быть, дай дожить эту жизнь до конца...
И когда тебя согревает осознание этого счастья, просто быть, ты уже хочешь с кем-то поделиться таким чудом. Ты любишь и жалеешь сейчас всех людей, как будто они осознают то же самое. Но тот, с кем ты хочешь разделить это чудо сейчас же, тот человек чем-то занят, он не осознаёт в данный момент этого счастья - просто быть. Человек этот загружен, он решает, как ему жить. Он перебирает бесконечные возможные варианты, он увяз в разъезженной колее ненужного, чужого быта. Тебе становится досадно, и ты словами не можешь передать ему ничего уже, твои слова вянут, как ненужные цветы. Ты ощущаешь себя одураченным. Ты бесишься от собственного бессилия помочь близкому, от неумения приблизить его к себе, приблизившись вместе к ощущению жизни как таковой. Человек сейчас бесконечно далёк от тебя. Ты не в силах его приблизить. Ты можешь только приблизиться сам, вяло выслушивать бесконечные проблемы и жалобы, вяло комментировать, потом раздражаться и крыть все его проблемы матом, ругать его за мягкотелость и нерешительность, неспособность прорвать сети, которыми он сам же себя и оплёл.
Краски блекнут, перегорают. Быт тяготит. И в магазин надо, и носки не постираны, и позвонить по делу нужно было ещё вчера... А завтра опять на работу, и ещё неизвестно, чем тебя там обрадуют. Твой труд сродни труду артиста. Сегодня тебе аплодирует зал, завтра перед тобой хмурые, унылые лица. Хотя ты вроде из дня в день делаешь то же самое. Однажды ты себя ощущаешь вдохновенным гением, которому всё по плечу. И тут же ты опять ленивый халтурщик, бездарь, которая только и ждёт конца рабочего дня и зарплаты раз в месяц.
Каждый день эти скучные метаморфозы. Ночь не приносит облегчения. Спать себя заставляешь. И уже абсолютно не уверен в том, что вся проблема в одиночестве. Мыслью наталкиваешься на какую-то тотальную непригодность. Стоя на балконе и глядя в шершавую темень под окном, на дохлые огни у горизонта, уже сомневаешься в том, что тебе когда-нибудь вообще что-нибудь поможет избавиться от хандры и тоски. Ведь для получения обратных ощущений нужно прилагать невероятную массу усилий. А иногда ты сам с собой не можешь справиться.
Трясясь на узком сидении маршрутного такси, видишь перед собой только цель - ты едешь к ней, а там уже всё будет хорошо. Все слова, обращённые к себе же самому, напрасны. И радость бытия отступает, сплющивается и становится совершенно ненужной, если её не с кем разделить. Даже если есть с кем - но сколько усилий нужно приложить, чтобы этим счастьем поделиться, не ощущая его в данный момент?
Начинаются слова. Тебе плохо, как на колу. Окна вывернуты наизнанку - улица дома, дом на улице. Хочется сбежать, но это не поможет. Хорошо, ты всеми усилиями просто желаешь находится с ней в одном помещении, потому что в разных, да ещё на других концах города, там ещё горше, там вообще невыносимо.
Опять рядом два самых близких человека, но так как сейчас на земле никого больше нету, то это одновременно два самых далёких человека, двое самых-самых чужих на свете сирот в одной кухне, в два часа ночи, когда уже ни туда, ни сюда. День ушёл, ночь уходит, утра не будет, потому что не хочешь, чтобы было утро.
Хватит, я уже пил одиночество в смертельных дозах, я знаю ему цену. Ему цена - жизнь. Это пойло не по мне. Теперь твоя очередь. Налей мне радости - моя закончилась...

21 июня 2004