kogda agenti pili kofe

КОГДА АГЕНТЫ ПИЛИ КОФЕ

От нашей слободки до храмов томской науки и культуры было рукой подать, но жили у нас больше вчерашние выходцы из деревень, пытавшиеся переделать окраину под деревню пасли на лужайках скот, распахивали неудобки
Чаще всего эти люди в городе делались возчиками грузчиками и почти не мечтали стать профессорами или ювелирами, ювелиры-то мастерство на ушко по наследству передают! Но вот пойти в милицию - так сразу станешь выше ювелира Гаркнешь "Предъявите документы!" -академик и то вздрогнет
А бывало, что днем крутили хрюшкам хвосты, гребли навоз а стемнеет - могли сдрючить с запоздалого прохожего часы и пиджак зимой - и шубу Это тоже самоутверждало
Так слободские пополняли и милицию и шайки тех, кого она ловила, не лучшую их часть Скажем, карманник - и актер и психолог, а бандит просто берет человека за горло сила есть - ума не надо!
Недавно занимаясь в архиве, наткнулся я на документы, напомнившие мне нашу слободку Оказалось что по части "малин" в ней были более богатые традиции чем я думал В начале тридцатых годов осведомители доносили, что в доме по улице Тверской N 3 Марфа Баканас содержала воровской притон с проститутками и самогоном Я был польщен ведь именно в этом доме я родился и вырос правда, в мое время Марфа там уже не проживала и дом значился уже под номером пятым, ибо возле самой Ушайки выстроили еще один новый дом
Судя по донесениям, неподалеку от нашего дома было еще немало вертепов на Мухинской во многих домах жили известные рецидивисты, а также шла скупка краденого, на окраине Мухинской скупали угнанный крупно-рогатый скот
Читая про Мухинскую я подумал про живучесть традиций и вспомнил жившего там уже в мое время потихушника Витьку Урасова Говорили, что в юности его мама скупала "темные" вещи Витька был классным вором, а в свободное время играл в своем небольшом доме на фисгармонии фуги Баха а мы стояли возле открытых окон и восторгались его искусством Часто можно было его видеть и на крыше дома где он выстроил шикарную голубятню у него были лучшие голуби во всем околот ке
Однажды Урас сидел с топориком на крыше и что-то там перестраивал в своей голубятне откуда-то из переулка высыпала толпа инсперовцев и завопила
-Жаркое жаркое!
Надо сказать что в те времена в здании нынешней травматологической больницы размещался институт социального перевоспитания, сокращенно - инспер Его питомцы наводили страх на всю округу Дети и подростки от девяти до четырнадцати лет стриженные наголо в мышиного цвета заношенной форме они делали набеги то на одну, то на другую улицу В руках у них были гирьки, привязанные резинками пики папки с набалдашниками они дико вопили загоняя жителей в дома а затем опустошали сараи погреба, огороды
И вот они увидели откормленных Витькиных голубей и полезли на крышу Витька откинул лестницу но это их не остановило цеплялись за водосточные трубы за карнизы
- Давай-давай' - поощрял Витька Потом тюкнул ближайшего инсперовца топориком по темечку Дикая орда панически бежала
А Витька продолжал спокойненько налаживать голубятню Синие глаза его в длинных ресницах смотрели безмятежно Он был человек городской и знал что такое самооборона
Из милицейских сообщений я узнал чтов нашем околотке в 1921 году притоны и скупки краденого были не только на Тверской и Мухинской но и на Петропавловской N 2 на Никольской 37, в Третьем Казанском переулке N 1 где жил вор Никитка Лысый Известные воры Иван Живетив и Степка Цыган жили на улице Полинской
Милицейский протокол 1921-го года зафиксировал ограбление дома в конце Мухинской "возле новой заразной больницы" Ночью воры пробуравили дыры в наружной и внутренней двери, отодвинули засов и сняли крючок Хозяева мирно спали и проснулись в дочиста обобранном доме
Я слышал предания об этой краже уже в году 1936-ом Родители вообще много рассказывали отом, как небезопасно было жить в их слободке в тридцатые годы Если случалось куда-то идти под вечер отец клал в карман молоток Это -вроде как орудие производства но при случае можно применить как средство обороны
Ночью в нашей квартире сами собой открывались ставни а однажды было выставлено стекло Тогда завели собаку Она была свирепой и умной Однажды пришел нищий попросил корочку Христа ради а уходя бросил нашему догу изрядный кусок колбасы Дог зарычали ухватил нищего за штаны Колбаса оказалась густо нашпигованной кон шками иголок
В отчете о работе Томской милиции с 20 декабря 19?0 года по 20 декабря 1921 года отмечается неопытность милиции Бандиты совершали грабежи и налеты с бомбометанием и перестрелками Томское милицейское начальство сообщает вышестоящим органам о том что население недовольно советской властью "Происходит это из-за нехватки продовольствия одежды "
Милиционеры делали, что могли старательно осваивали профессию В 1921 году в штате у| оловного розыска состояли фотографы гримеры тренеры по стрельбе, медицинские эксперты
В одном из своих грозных приказов начальник милиции писал о том что воры-карманники вовгю орудуют в кассах гор-театра и цирка, а агенты между тем "спокойно пьют в буфете кофе " Начальник грозил нерадивым агентам всякими карами и приказывал часть свободных от службы милиционеров посылать в цирк и театр в штатском платье дабы следили там за порядком
Судя по этому приказу, театр в те времена пользовался гораздо большей попу-лярностью чем теперь Увы в наши дни столпотворение у касс театра - редкость
Интересными мне показались отчеты милиционеров которые следили за опрятностью усадеб и жилых помещении в го роде Томске Не сказать что в те времена не было у них других дел Совсем наоборот а вот - тем не менее'
Во времена НЭПа о недовольстве томичей властью уже не сообщалось но нередко фиксировались случаи лихих разбойных нападении
Ранней весной 1923 года разыгралась трагедия в доме по улице Набережная Ушайки 14 Владелец комиссионного магазина "Дартуэм" Сухоруков запирал квартиру его жена играла во дворе с соседской породистой собакой
Настроение у женщины было отличное но муж что-то задерживался такведь недолго и на спектакль опоздать Жена решила поторопить супруга Нов квартиру она не вошла супруг валялся возле крыльца на окровавленном снегу
В милицейском отчете говорится, что Сухорукова пристрелили "конкуреты по скупке драгметалла" то есть рэкетиры, как бы мы теперь сказали.
В том же году но в августе была ограблена контора ассенизационного обоза находившаяся на Ярлыковской (ныне Карташова). Бандиты связали и положили под стол заведующего конторой и канцеляристок. Затем очистили сейф. Из протокольной записи явствует что томские ассенизаторы неплохо зарабатывали и что в августе зарплату им пришлось получить с большим опозданием.
Милиция отмечала грабежи на мостках через Ушаику в районе Петропавловской Петровской и Средне-Кирпичной улиц. Но из милицейских донесении видно что был тогда в Томске и честный народ Описывается например случаи когда пожилая томичка купила на базаре масло муку в таком количестве что ей пришлось нанять извозчика Пока дама приобретала в других лавках различные приправы и пряности извозчик исчез вместе с закупленными ею продуктами Об этом она заявила в милицию.
Однако через час извозчик доставил все продукты к ней домой ведь подряжаясь он спросил ее адрес. Оказалось, что у зазевавшегося извозчика ушла лошадь прошло какое-то время пока он ее нашел
На этой мажорной ноте и закончим маленький экскурс в специфическую область жизни нашего города, Теперь как говорится и Русь не та и мы не те Пусть же достанет у нас сил выдержать новые испытания ч° испугаться не опуститься не забыть о высоком.
Борис Климычев.


СТАТЬ ПОДЛЕЦОМ

Приехала к нашей квартирной хозяйке Надежде Николаевне племянница из Красноводска поступать в  ашхабадский медицинский институт. Она приехала с мамой, Верой Николаевной. И они на веранде  пили чай и обсуждали будущее Ирины.
Надежда Николаевна свои рыжие облезлые волосы вечно накручивала на бигуди, намазывала пудами крем и помаду на морщинистое, обрюзгшее лицо.  Её сестричка была тоже рыжей, но несколько моложе.
А дочь... Рыжий огонь. Копна волнистых рыжих волос, и глаза большие, изумрудные удивленные. И ямочки на щеках.  Пышет здоровьем. Семнадцать. Лозинка!
И на веранде звучало, что красноводской  мамаше бывать в Ашхабаде некогда, что она доверяет сестре свое сокровище, что вообще —    то это девица скромнейшая и воды не замутит. И мамаша вскоре уехала. И Ирина —    лозинка, абитуриентка начала знакомиться с новой жизнью.
 У Надежды Николаевны огромная усадьба, в улицу смотрит капитальный дом с верандой. Ворота, высокий забор. На всю длину усадьбы протянуты шпалеры, с них свисают лоза и гроздья винограда и образуют привлекательный такой коридор. И в коридоре этом есть скамьи и стол, для летних трапез. Возле одного забора времянки глиняные налеплены. Первоначально после землетрясения Надежда Николаевна с покойным мужем своим построили здесь одну единственную времяночку, где и жили сами. Затем стали к этой времяночке приделывать новые. Приделывали одну времянку к другой. Одна —    то стена есть, три приделают, крышу какую-никакую, вот и новое жилище. В результате получилось у них нечто вроде времяночного поезда. Между тем, они начали  себе и капитальный дом возводить. Квартиранты давали им неплохой доход. Муж —    строитель пластался на двух работах. Может, от перенапряжения и помер.
И тогда женился на Надежде Николаевне  молодой милиционер Воронкин, мало бы что она его вдвое старше, зато богатая. А Воронкин на юрфак поступил. Учится, жена его кормит, а он все в милицейской форме ходит, так больше выгоды. Милиционеров боятся. Продавцы лучшую селедку дают, и не надо им про сдачу напоминать, и на базаре никто не обманет  —   себе дороже.
Население усадьбы разношерстное. Есть девчата с шелкомоталки, есть и с хлебокомината. Приехали по оргнабору из России в сказочные места. Некоторые уже разочарованы, тут замуж не за кого выходить, русских мало.
Надежда Николаевна ставит всем квартирантам условие: чтобы никаких гостей не водили  —   раз, чтобы платили в месяц по десятке с носа  —   два, чтобы отдельно платили за свет и воду  —   три, а если кто будет лить помои, то пусть платит еще дополнительно, ибо помои истощат на усадьбе почву.
Туалет один на всю усадьбу, досчатый нужничок такой приткнулся в углу.  И когда  я туда хожу, то прикалываю там, на гвоздики, черновики своих стихов. Получается что-то вроде публикации, ведь кто-нибудь да прочитает. Я все ночи колочу по клавишам машинки, она допотопная и  каждый удар отдается в голове. А я жду, когда у хозяев погаснет свет, Воронкин долго не ложится, все учебники читает, конспекты переписывает. Но вот свет на веранде погас, я беру ножницы и тихонько крадусь по виноградной аллее. Я срезаю виноградные гроздья, но так, чтобы потом Надежда Николаевна ничего не заметила. Одну гроздь срежу в одном месте, другую  —    в противоположном конце аллеи. Глаз у хозяйки  —   алмаз, я опасливо оглядываюсь...
Пара виноградных кистей  —   мой ужин. Никак не дотягиваю от аванса до получки.
Встаю по звонку будильника, бегу в редакцию, а там через какое-то время заявляю, что иду собирать материал. И —  домой. Стихи надо дописать для альманаха. И в калитке сталкиваюсь с этой абитуриенткой, Вот словечко-то! И она спрашивает:
 —  А  вы вправду корреспондент?
Я польщен. Такая обратила на меня внимание! А что? Пусть мне двадцать пять, но на вид не дашь никогда, брюнетистый, и девчата говорили, что ничего себе, разве только ростом не совсем вышел, капельку ниже среднего.
А Ирине всё интересно. Что она видела? В Красноводске своем? Да и куда её родители пускали?
Вечерами я иногда пел под гитару, жара, окно распахнуто. Я, может, в тот вечер пел чуть громче, чем обычно.
Тук-тук!..
—Да!.. —   и в мою комнатушку втискивается чудо:
 —   Вы не знаете, случайно песенку  —   Мишка, Мишка, где твоя улыбка, не сердись любимый мой малют...
 —  Знаю, только там надо петь не малют, а молю.  Молит она его, ясно? Не сердиться молит.
 —  А я-то думала  —   малют, в смысле маленький. Да где в Красноводске правильный текст спишешь? Модных пластинок не достать. У нас в классе никого не было, кто бы так на гитаре играл. Вы много новых песен знаете?
 —  Я? Лучше бы спросили, что  я не знаю...
Я повторил «Мишку». Пришло вдохновение, я чувствовал себя этим Мишкой, я представлял себе даже Иринкины чувства к Мишке, и даже отчасти как бы Иринкой становился. И взбалмошно — глупые лучи юного солнца в крови, и радость оттого, что жизнь только начинается, а впереди — неведомые долины, полные приключений и неизведанных  прекрасных потрясений: я всё чувствовал как бы уже за неё.
И я потом пел еще « Караван» и обращался в старого Керван-Баши, и в юного погонщика одновременно. И была тоска по родному краю, которого погонщик не видел так давно, караван плывет среди бурых песчанных волн и, куда ни погляди, до самого горизонта, нигде — ни кустика. Но в гортанной  песне погонщика журчит светлая горная река, кудрявятся тенистые рощи, и в тени дубрав бродит любимая, единственная на земле, считает дни, часы, минуты...
  И я пою, в комнатке тесно, еле вмещаются столик, стул и топчан. Я на лежанке сижу, Ирина стул придвинула, её коленки в мои упираются. Раскраснелась, рот полуоткрыт... А тут  приемный сын хозяина Вилька, девятиклассник, наглый, как паровоз, вторгается и говорит ехидно:
 —  Поете? Можно послушать?..
Первый раз я подумал, что Вилька зашел случайно. Но через день мы допелись с Иринкой до того, что мои коленки вторглись в её очень глубоко, и моя лежанка была рядом, Иринка к ней клонилась уже, а Вилька опять:
 —  Поете? Можно послушать?
Видимо, мать посылает оболтуса за сестренкой двоюродной следить.
 —  Разве можно без стука входить? Если я квартирант, так можно вторгаться? Так?
 —  А зачем стучать? Я же слышу —  поете, хочется же послушать. Ну, пойте же, чего перестали...
Однажды  зашел  на хозяйскую веранду, утюг хотел попросить, постучал, но дома никого не оказалось. И тут Ирина откуда-то вернулась, сияющая. Мы с ней  на  веранде столкнулись.
 —  А я студенткой стала! Понимаете? Все сдала, и зачислили! Вот!
Я видел, что она счастлива, я привлёк её к себе, поздравляю, мол. И она прильнула ко мне! И тотчас отпрянула, но я  успел ощутить её всю. Я такое испытал! Но ведь и она меня ощутила!
Отпрянула она красная, даже бордовая вся,  и  быстро юркнула в комнаты.
Я теперь искал случая. И однажды опять мы были в усадьбе одни, попытался приобнять, а она со злостью неподдельной сказала:
 —  Уж от вас-то не ожидала! Неужто и вы, как все, пошляк?
Здравствуйте, я ваша тетя! Будто не она ко мне тогда прижималась! Пойди —    пойми.
А тут новый год незаметно подошел. Я Иринке сказал, что меня в гости позвали в интеллигентную компанию. У неё глазищи загорелись:
 —  Ой, журналисты будут? Писатели? И  директор центрального парка даже? Ой! Я никогда еще в гостях новый год не встречала!
А пригласили меня в компанию к  персам. Точнее не меня даже, а Мишку Зацкого, он сказал, что придет с другом. Там надо было деньги дать. Мы и дали на четыре персоны. То есть мы  —   с дамами. У Мишки дамы каждый вечер были разные, я не знал с кем он придет на новогодье, но я-то приду —  с красоткой!..
 Вот и тридцать первое декабря. В гостях у персов Мишка Зацкой поглядывает на часы, пока выпить что-то не предлагают. Хозяйка, с другими женщинами, бегает из зала в кухню,  с заговорщицким видом что-то таскают на стол, накрывают салфетками, угадай? Мишке выпить охота, слюну глотает. Остальные гости чинно сидят на стульях, многие незнакомы, стесняются, полушепотом изредка перебрасываются фразами. Вдруг Мишка громко с пафосом говорит:
 —  Здесь  —   что? Новый год по-армянски встречают?
Хозяйка аж присела от испуга пролепетала про некий соус, который еще не готов. И тут же разлили по стопкам водку, и прозвенели стеклом:
 —  С наступающим новым годом!  —   провозгласил Мишка.
И пошло! И моя Иринка сидела рядом со мной. И выпивала наравне, яблоки румянца на щеках рдели. И я думал, как поведу её по темному ночному Ашхабаду, где столько сухих арыков, с крупными листами платанов, столько скамеек, укромных уголков. Все было хорошо. Гнусный Вилька, поди, уже попил чая с тортом и спит. Он и понятия не имеет, где и с кем теперь Ирина. Теперь уж не помешаешь, гад!
Всё было великолепно, и вдруг явился могучий, мускулистый и скуластый, выпил. Он  —   следователь. И воззрился на Ирину, и говорил о своих подвигах, о  погонях, о перестрелках с бандитами. И мало того, вытащил пистолет и говорит:
 — Салют сделаю!
И трижды пах-пах-пах!  —   в распахнутое окно. Да так оглушительно. Я потом уж и на гитаре играл, и пел, а Ирина на этого сыщика воззрилась, а на меня — ноль внимания.
А времени уже три часа. Я говорю Ирине, что иду домой и что, если она хочет, то провожу её. А она:
 — Я бы еще посидела немножко!
Ах ты, думаю, макитра чертова! Увидела хмыря наглого, самоуверенного, с одной извилиной в мозгу и,  —   пожалуйста! Пистолет у него, ну что же? Обезьяне в цирке дают пистолет, и она тоже стреляет.
Встал и говорю:
 —   Не хочешь идти домой, как хочешь. Я Надежде Николаевне скажу, что звал тебя домой, а ты  не захотела. Надежда Николаевна, думаю, с ума сходить будет от беспокойства.
Запрещенный был прием, но уж очень было обидно. А сыскарь этот:
 —  Я, Ирочка, сам вас провожу, со мной  —   надежно.
Я бледнел и краснел. Но Ирина встала и сказала:
 —  Нет, я с ним пойду, мы в одном доме живем...
И пошли мы с ней. Я понял, что в ней вчерашняя школьница заговорила, привычка к дисциплине. Боялась тетку.  Возьмет, да матери нажалуется. И меня она считала человеком порядочным, который девушку не обидит.
Пришлось мне быть таковым. Правда, я сделал несколько попыток разместиться с ней в сухом арыке, либо на скамье. Мол, давай,  посидим, а может, и полежим немного, отдохнем, а то после выпитого ноги плохо идут!
 Никак!
 — Надежда Николаевна волноваться будет, Она, может, теперь с ума сходит! Я виновата  — не предупредила её! Это ужасно!
Хотел я ей сказать, что ужасно другое. Не  сегодня, так завтра встретится  ей такой вот стреляльщик, не важно  чем: патронами, словами, мнимыми своими достоинствами, соблазнит, лишит девственности, свежести, привлекательности. Насладится ею, и бросит. А я останусь опять ни с чем. Это из-за моего малодушия. Из-за боязни побыть хоть раз негодяем. Черт бы меня побрал и её тоже!  И этих всех наглецов, которые ей скоро встретятся! Ну а я? Женился бы я на ней после? Тоже вряд ли... Сорвать цветок, растоптать —  не хватает духу. Никчемный человечишко! Трус! Тряпка! ...— Так я себя ругал той ночью.
И уже подходили к дому, когда злоба закипела, подумал: нет, не отпущу её так! Вот еще! Я более достоин это испытать, чем кто-либо другой. Я знаю!
И тут грохнула калитка и Надежда Николаевна, пьяная с распущенными жидкими волосами, и Воронкин пьяный, в расстегнутом кителе, и Вилька трезвый и ехидный выскочили нам навстречу. И Вилька завопил:
 —  Ага! Я же говорил!
 —  Девочка! С тобой всё хорошо? Ты должна всё мне рассказать, во всех подробностях...
 —   Где это вы пели так долго? —  не унимался ехидный Вилька.
 —   Ирину допроси, она тебе всё расскажет, —   сказал я… —   у тебя, брат, сыщицкие задатки, развивай, пока не поздно. Поступай на юрфак, стрелять из пистолета будешь, стопроцентный успех у деревенских дурочек...
Пьяный Воронкин замешкался, запирая ворота, хозяйка с Вилькой и Иринкой уже  ушли в дом, и Воронкин шепнул мне, дыхнув перегаром:
 — Я юрфак окончу и уйду от этой мегеры,  только ты пока молчи...
И до самого рассвета не мог уснуть в своей кибитке. И   в ту давнюю новогоднюю ночь порхала надо мной эта юная рыжуха, во всей своей первозданной росиночной свежести, почему-то на лету, старея, страшнея, и превращаясь в старуху с остатками рыжих волос на оголившемся черепе.
Через год я случайно встретил её в гастрономе, она покупала кисель в гранулах. Я поздоровался, она мельком глянула на меня, отвернулась.Она коротко остригла волосы, и показалась мне потускневшей, что ли. Возле прилавка её ждал прыщавый будущий потребитель малинового киселя. Герой её новой общежитской жизни. Он и ростом был не выше меня, и в плечах не шире.Просто он оказался в нужном месте и в нужное время.


ПОД ПСЕВДОНИМОМ "АНТОН КРОТОВ"
==============================

Как я уже известно, -- некоторые журналисты готовы любыми путями
выманить у меня материалы и фотографии, напечатать в искажённом виде под
своим именем и заработать на этом свою журналистскую копейку. Вот какое
приключение произошло недавно с одним из этих странных журналистов. Его
псевдоним -- Андрей Странников (настоящая фамилия Сотников) -- как раз
выдаёт его странность, чего я сразу не понял. История такова.

Осенью, стоило мне вернуться из Афганистана и напечатать свою (настоящую)
статью в еженедельнике "Большой город", этот страннюк пишет мне E-mail:

"Говорят, что статья в "БГ" была значительно сокращена. Хотелось бы
прочитать полный вариант. Можно было бы присторить его в какие-нибудь
издания, например в "Московские Новости". Хотелось бы взять на время
фотографии, за которые газета заплатит гонорар, не самый маленький".

Из добрых побуждений, а возможно и корысти ради, я послал ему по Е-mail'у
текст моей опубликованной статьи. Вскоре он зашёл ко мне в гости, с целью
взять для печати несколько фотографий в статье. Зная уже сущность
журналистов, я попросил в залог паспорт. Журналист долго отнекивался,
паспорт давать не хотел, предлагал мне в залог (за комплект фотографий) аж
целых сто рублей. Я побоялся, что фотографии не вернутся, и паспорт всё же
забрал.

Сотников-странников пропал на пять месяцев. Некоторые журналисты,
поистине, готовы на всё, лишь бы украсть мои фотографии. Одни, было дело,
на полгода оставил у меня своё редакционное удостоверение; сей же --
паспорт. Попросишь в залог голову, даже голову оставит, а фотографии
унесёт! Через пять месяцев, уже 23 апреля, звонит мне его жена.

-- Вот, наконец-то материал напечатали, хотим получить обратно паспорт и
вернуть фотографии, -- говорит она.

В каком из журналов напечатали? В жунале "Персона", -- был ответ. На
вопрос о гонораре был ответ, что таковой отсутствует. Забили стрелку.

Приходит он сам, отдаёт фотографии. А где журнал?

-- Нету, -- говорит, -- мне всего 1 экз. дали гонорарный, и его я сегодня
подарил, извини.

Вот те раз! Пять месяцев фотографии мурыжили, и нет ни обещанных денег, ни
даже журнала не подарили на память.

-- Какой гонорар? -- обижено восклицал А.Сотников, -- вот неблагодарность!
Я тут раскручиваю ваше имя, о вас узнает весь мир... Я вас рекламирую в
престижных изданиях... А вы с какими-то гонорарами лезете!

-- А координаты, телефон наш указал в статье?

-- Ну конечно, конечно, так что вы сами должны мне ещё и за рекламу...

Я настоял поехать вместе за журналом. Оказалось, что он продаётся (якобы)
только в одном месте г.Москвы, весьма удалённом.

Интересно, как он напечатался? Или он и статью, и фотографии сделал под
своим именем? Но я тогда смогу доказать, что фотографии мои, а не его.
Он-то в Афганистане не был! Или он сделал статью под своим именем, а фото
А.Кротова, и получил гонорар и расписался за меня. Тогда тоже приду в
редакцию и устрою неприятности. Надо только увидеть журнал.

Всё-таки пришли в какой-то подвал, старуха открыла книжную лавку и достала
журнал "Персона" N2/2003 г. Он купил. Я беру, открываю статью и -- о чудо!
вот не думал, не гадал!

Сотников написал всю статью ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА, ПОД ПСЕВДОНИМОМ "А.Кротов"!

При этом автор материала в моём мифическом лице объединил всех
участников поездки: и настоящего меня, и Книжника ("По глупости я взял с
собой гитару, в чём скоро раскаялся..."), и В.Шарлаева с Лекаем --
вероятно, он посетил тусовку АВП, в Музее Маяковского, где рассказывалось
про Афган, и нужное выписал из наших рассказов и моей статьи
"Бурубахайр"... И на фотографиях гордо стоит "фото автора".

Вообще непорядок! Спёр не только мои фотографии, но и имя. А теперь ещё
попытался отобрать журнал: посмотрел, мол, и хватит! Я его купил для
себя!

-- Стоимость журнала вычтешь из гонорара за фотографии, а сейчас поедем в
редакцию, -- сказал я ему. Редакция находилась на Новом Арбате. Величину
гонорара, в том числе за фотографии, журналист тщательно скрывал. Видимо,
провалы в памяти на самом интересном месте. Медлено идя, весь злой, он
горевал:

-- Буду знать: никогда больше не буду с вами связываться!

-- Я тоже не буду никогда с вами связываться, -- отвечал я.

-- Столько из-за вас мороки, из-за каких-то денег, и фотографий!

-- Это из-за вас столько мороки, из-за каких-то денег, и фотографий! --
отвечал я. Журналист делал вид, что спешит, что ему некогда... Но всё же
пришли в редакцию.

Конечно, у него был редакционный пропуск, а у меня не было. Страннюк хотел
сходить сам в редакцию, но я видел, что он хочет избавиться от моего
общества любым методом, и не допустил такого прокола.

-- Звони в редакцию!

-- У меня нет карточки, -- обрадовался он, увидев в проходной карточный
телефон.

-- Зато у меня есть, -- злорадно отвечал я, доставая телефонную карточку.

-- Я не умею пользоваться таким телефоном! -- воскликнул злодей-журналист,
таким образом пытаясь оттянуть момент истины.

-- Зато я умею, -- отвечал я, вставляя карточку в щель телефона. --
Посмотрите, это несложно!

Позвонили в редакцию; да, 600 рублей -- невеликие деньги за две
фотографии, но я боролся не за деньги, а против хамства! Весьма горюя,
Андрей Сотников, он же Андрей Странников, он же Антон Кротов (един в трёх
лицах, свинья!) достал мне 600 руб. Я благородно сдал ему 30 рублей сдачи
-- за тот журнал, что он купил сегодня в подвальном киоске, и взял журнал
себе.

-- Никогда больше не буду с вами связываться. -- тихо сказал он.

-- Я тоже.

* * *

Статья в "Персоне" -- не единственное произведение А.Сотникова на
афганскую тему. Такую же статью он поместил в газету "Русская мысль".
Уверял меня, что найти бумажный вариант невозможно, что газета очень
дорогая и в России не продаётся, и редакционного пункта здесь никакого
нет. Дома в Интернете я нашёл её; статья точно такая же, но уже не под
псевдонимом А.Кротов, а иначе: А.Кротов рассказывает А.Сотникову свои
приключения, -- и тут же фотография, типа: А.Кротов и моджахеды, но
фотография не моя и вообще меня там нет! Там какие-то душманы и танк!
Интересно, у кого он спёр эту фотографию?

Если к вам, когда-нибудь, обратится журналист Андрей Сотников, он же
Странников, с предложением написать про вас статью в престижные СМИ мира,
-- будьте очень внимательны с этим человеком!

А.Кротов. (НЕ ПСЕВОДНИМ.)


Вы читаете этот текст на сайте Академии Вольных Путешествий.