Один день Марии Кирилловны

Один день Марии Кирилловны
За коном медленно падали снежные хлопья.
-- Ох, старость, старость…Мария Кирилловна проснулась в четыре утра. «Опять не спиться. Снова снилась колючая проволока. Господи, уже восьмой десяток разменяла, а все война сниться. Да лагеря эти, будь они неладны!.. Опять печень пошаливает. Пойду-ка я к участковому. Может, какие другие лекарства посоветует», -- с этими мыслями Мария Кирилловна, кряхтя, села на кровати. Неторопливо перебирая ногами, нащупала старенькие тапочки, медленно одела их. Потянулась за таким же ветхим халатом. С причитаниями попыталась попасть в рукав. Получилось с трудом. «Опять в квартире холодно, надо в Думу написать, пожаловаться, ох уж эти коммунальщики. А еще квартплату повышают». Мария Кирилловна с нажимом оперлась на спинку кровати. Встала, шаркая тапочками, пошла на кухню. Зажгла плиту и поставила чайник. Посмотрела на отрывной календарь. «Первое сегодня. Через 30 дней Новый год. Татьяна обещала приехать с внуками. Скорей всего не приедет. Такие цены… Хоть Саратов и не далеко». Дочь Татьяну Мария Кирилловна уже не видела года три. Та не помогала матери, сама еле-еле концы с концами сводила, если бы не старшая сестра Ксения, да ее дети, Мария Кирилловна на одну пенсию и доплату целых (!) сорок рублей по инвалидности не выжила бы. «Надо же, Ксении уже за восемьдесят, а бегает, шибче меня, крепкая еще. Надо позвонить ей, пусть придет. Поболтаем».

                * * *
Не сказать, что Мария Кирилловна не любила своего участкового врача Ольгу Владимировну. Понимала, что все ее ворчание, стариковское, однако раздражало во «врачихе» не внимательность и суетливость. На скорую руку осмотрела, не поднимая глаз, что-то выписала и уже медсестра кричит «следующий». Хотела Мария Кирилловна попросить, помочь ей спуститься по лестнице с третьего этажа, а то что-то голова стала в последнее время как будто не своя: все кружится и кружится. Но постеснялась, решила, обойдется.
Раз ступенька, два ступенька, пенсионерка обеими руками уперлась в перила, и не спеша, спускалась. В немытое несколько лет окно увидела снег. «Да-а, зима-а». Это последнее о чем подумала Мария Кирилловна, дальше свет погас и наступила тьма… Очнулась от невыносимой боли. Нестерпимо болело все: голова, плечи, руки, особенно жуткая боль, была в правой ноге. Женщина открыла глаза. Почему-то совсем близко находился бетонный пол. Еще подумалось: «Вот тебе и поликлиника, а так грязно». Затем какие-то сильные руки подхватили и усадили ее на скамейку. Мария Кирилловна подняла глаза. Встретилась взглядом с симпатичным молодым мужчиной. 
-- Бабушка вы упали, скатились по ступенькам… Вы меня слышите?
Мария Кирилловна вроде бы понимала, общий смысл сказанного, но до сознания не доходило, что речь идет о ней. И тут вновь обрушилась жуткая боль. Что с моей ногой? Что с ней?..
«Скорая» приехала достаточно быстро. Молоденькая медсестра безучастно сказала:
-- Женщина пройдите в «скорую».
Мария Кирилловна морщась от боли, прошептала:
-- Деточка, кажется, нога у меня сломана. Не дойду.
-- Я вас не понесу, -- медсестра брезгливо сжала накрашенные губки. У пенсионерки мелькнуло в голове, наверное, брезгует. Старостью брезгует. А может, думает, что я бомжиха. Конечно, зимнее пальто, дай Бог памяти, лет двадцать назад справила. Но оно еще ничего, крепкое.
-- Деточка, - от боли перехватило горло. Так больно, может укол, какой сделаете?
-- Приедем в отделение, там врач вас посмотрит и решит, что надо делать.
-- Не беспокойтесь, я вам помогу.
Мария Кирилловна не заметила, что близ нее сидел и с сочувствием смотрел, тот молодой мужчина, который помог добраться до лавочки.
-- Посидите, я сейчас еще кого-нибудь попрошу и мы вас мигом, как пушинку…

* * *
«Почему у медсестер руки всегда такие холодные»? – думала Мария Кирилловна. В отделении вроде бы тепло. Гипс что ли ледяной водой разводили.
-- Как же вас так угораздило, Мария Кирилловна? – немолодая медсестра знала свое дело, гипс накладывала уверенно и аккуратно, стараясь не причинять пожилой женщине лишнюю боль.
-- Как Никулина… Лихо вы меня запеленовываете.
-- Не поверите, пятьдесят пять в травматологии отработала.
-- Тогда понятно.
Марии Кирилловне сделали обезболивающий укол, и жгучая боль спряталась где-то в глубине тела. Женщина знала, что когда действие лекарства закончится, боль вернется и начнет, есть ее изнутри с новой силой. Но пока она дала ей короткую передышку и Мария Кирилловна стала словоохотливой. Ей захотелось рассказать  медсестре все с самого начала: как проснулась утром, о чем думала, как в поликлинику пошла. Медик слушала не перебивая, лишь в знак согласия, кивала головой.
-- Мария Кирилловна, кому позвонить, чтобы вас забрали?
-- Никому. Одинокая я. Дочь живет в Саратове, а Ксении, сестре моей восемьдесят два, да и машины у нее нет. Живу на четвертом этаже, одна туда никак не доберусь.
-- Ай-ай-ай…ладно, что-нибудь придумаю. Сейчас оденемся, и я помогу вам дойти до коридора. Вы там подождите.
Мария Кирилловна прождала практически весь день. Сначала подошел посланный медсестрой мужчина. У него сынишка сломал на тренировке руку. Сказал, что если она подождет, то он ее отвезет. Но пока им некогда, проходят обследование. Мария Кирилловна кивнула, что согласна подождать, выбирать не с чего. Но прошел час, второй, заныла нога, а мужчина все не возвращался.
Потом подошла разодетая в меха важная дама с ярко накрашенными губами. Точнее сначала «подошли» губы, затем дама.
-- Кто тут больная? Кого вести? – тон у женщины был разраженный и злой, словно она не помощь предлагала, а интересовалась, когда Мария Кирилловна ей рубль вернет, который одолжила, когда еще СССР существовал.
-- Я, -- пенсионерка запнулась, - Больная.
Смерив пожилую женщину оценивающим взглядом, «меха» сказали:
-- Довезу до подъезда, а там выброшу…
-- Мария Кирилловна аж задохнулась, густо-густо покраснела, словно ей влепили пощечину:
-- Я не ковер, чтобы меня выбрасывать. Спасибо, не нужна мне ваша помощь.
«Меха» не выразили никаких эмоций, развернулись и ушли. Мария Кирилловна не выдержала и разрыдалась, громко, без стеснения, на весь коридор. «Бог мой, пятьдесят лет в школе проработала. Наверное, зря. Недоучила. Недовоспитывала. Никому не нужная развалина я». Поток слез прервала чья-то рука, легшая на плечо.
-- Женщина, вам плохо?
На Марию Кирилловну смотрел седой старик в больничной пижаме.
-- Я в туалет хочу. А тут видите, ногу сломала, - Мария Кирилловна решила не рассказывать про «меха».
-- А я вам помогу, доведу. Обопритесь об меня.
-- Мне неудобно вас беспокоить, так неловко.
-- Бросьте, своих мы на поле боя не бросаем, - пенсионер ободряюще подмигнул.
… Потом прошел еще час. Подходила медсестра, спросила, нет ли у Марии Кирилловны с собой денег, а то «скорая» только за триста рублей готова отвезти ее домой. Пенсионерка покачала головой. Откуда у нее с собой такие деньги, она же не на рынок шла, а в поликлинику. Медсестра вновь ушла и в который раз пообещала, что что-нибудь обязательно придумает. И придумала! Пришли два молодца, подхватили под обе руки и отнесли пенсионерку в машину. Не только до дома доставили, но и лихо подняли на четвертый этаж. А там уже в квартире ее перепуганная Ксения ждала. Сестра звонила весь день. Затем, почувствовав не ладное, приехала, открыла дверь своим ключом. Не обнаружив, Марии дома, обзвонила все морги и больницы. Нашла-таки в травматологии, сидела и гадала, как Марию привезти домой. «Ксения всегда такая была, как огонь. Даже когда немцы ее хотели в Германию угнать, сбежала с товарняка. Надо же с тех пор 62 года прошло! Ксению не угнали, но вместо нее угнали меня. Я-то совсем ребенком была». 
… Ксения позвонила детям и предупредила, что сестра в двух местах сломала правую ногу и теперь пока не выздоровит, она поживет у нее. Всю ночь сестры не сомкнули глаз. Сломанная нога болела страшно. Добросердечная Ксения несколько раз вызывала «скорую», но медики не торопились. Приехали лишь после третьего звонка. Сделали укол и Мария уснула. «Охушки, ох, хоть бы Маша выздоровела. Кости старые, еще неизвестно как срастутся. Вот угораздило ее… Моя вина, надо было в поликлинику вместе с ней пойти. Ведь жаловалась она на голову, говорила, что кружиться в последнее время… Может теперь Таня приедет. Навестит мать. Глядишь, та к Новому году оклемается…»
Ксения уснула лишь под утро. А за окном медленно шел снег.
Fler