Роковая ошибка

Лесник  Трифон Даньков собрался пройти по просекам, пока не выпал густой снег, осмотреть свой участок.  Неделю  стояла голоморозица, окаменела земля. В день Андрея Первозванного   завьюжили метели.
Побаливали от перемены погоды суставы ног. Надел валенки. Все же возраст, к шестидесяти годам осталось добавить зиму и весну. Можно уходить спокойно на пенсию.
Ростом Трифон невелик, накинул поверх шерстяной одежды овчинный полушубок, надвинул на лоб лисью шапку. Прямо сказочный Колобок.
–Ну, бабка, нонче не жди, а  через неделю нагряну. Поживу в сторожке, лес послушаю, не рубят ли сосну.  Если сдюжу, принесу  домой  на Миколу зимнего  зайчатины.  На петли поймаю или ружьишком стрельну. А повезет, глухаря выслежу на местах кормежки  либо рябчика заманю  пищиком.
–Ты только сразу домой иди, к куму в деревню не сворачивай. Знаю я, как сойдешься с ним. Пьянка у вас на месяц. Прости меня Господи!
–Иш-ты!  Поедом ешь!  Ещё за порог не ступил, уже крестишься!  Не на беду ли?
–Свят!  Свят!  Типун тебе на  язык!  Вот старый петух! И напомнить о твоих подвигах нельзя, заклюёшь! –  осерчала  Пелагея, вытирая ладони о фартук, продолжила примирительно,  – Я тебе полную кастрюлю щей с лосиной заморозила, в пакет положила, сунула в рюкзак. Истопишь печь, горячего похлебаешь.   
Стала рядом долговязая и тучная, почти касалась головой до низкого дощатого потолка, подала Тифону рюкзак с продуктами и сменным нижним бельем.  Помогла ему надеть лямки рюкзака на плечи.
–Много ли еще банок с лосиной осталось в погребе? –  поинтересовался старик.
–Банки две, поди, ещё  есть.
Трифон взял ружье, открыл дверь, спустился с крыльца. 
Пес Великан радостно залаял.   Гремел цепью и взвизгивал.
–Нет, я тебя не возьму, – сказал собаке дед.  –  Распугаешь мне всю дичь.  Кормить тебя нечем будет.
На лёгких охотничьих зелёных  лыжах тронулся в путь. До избушки пятнадцать километров.  При сноровке можно  пройти это расстояние за три часа. Где под горку, где в горку. Бодрящий воздух  веселил душу.
Утро стояло чудесное. Щедрое солнышко озолотило снега. Берёзовые рощицы выбежали на околицу.  Спустился  через час к реке.  Лёд окреп.  Свободно выдерживал тяжесть человека и зверя.
К обеду добрался до зимовья.  Избушка  служила леснику добрую службу уже тридцать лет.  Её Трифон  срубил вместе со своим братом Степаном, тоже лесником, ныне покойным.
Разбился Степан на мотоцикле на лесной дороге. Кто-то протянул через дорогу проволоку на уровне его головы.  Знали подлецы, что лесник должен скоро проехать. 
Браконьеры отомстили.  Но виновников не нашли. 
На делянке ещё с лета была заготовлена поленица дров, её хватит на всю зиму.
В овраге  бил незамерзающий ручей. Трифон протоптал к нему тропинку. Набрал в ведро студёной парной воды. Растопил буржуйку сухими поленьями. В морозный воздух  из трубы вскружился едкий чёрный дымок, ветром его относило книзу.    
Быстро согрелась маленькая комнатёнка.  Приятно отшельнику раздеться до майки, походить по скрипящим половым доскам, словно за замёршим окном не зима, а лето. Зажёг к вечеру свечку. Выпил сто грамм. Поужинал и лёг спать на топчан. 
Проснулся по-стариковски засветло. Слушал, как гудит в  елях непоседа ветер.  Тёпло из избушки за ночь выдуло. Кряхтя, оделся потеплее. Открыл заслонку. Из трубы пахнуло стужей, тягой слегка взметнуло золу.  Настругал топором лучину для растопки, сунул её в печь горочкой, чиркнул спичкой. Весёлый огонек и треск еловых дровишек приглушил  лесные звуки. 
За косогором в трёх километрах от этих мест начинались торфяники. Бывшие торфоразработки –  карьеры, каналы соединялись протоками  и речками.  Глухие места, летом залитые водой, стали убежищем для волков.  Неожиданно для близких деревень волки размножились, нападали на коз, коров и собак. Зимой, перебегая по льду,  матёрые волки и переярки  сбивались в стаю. 
На поляне в березняке лежал лось в  лёгком как пух снегу,  торчали кверху только холка и голова. Отдыхал сохатый после кормёжки, больше полагаясь на слух, поворачивая  ушами, точно  эхолокаторами,  не надеясь на слабовидящие глаза.
Взвыли  за болотом протяжно волки.  Эхо повторило их призывный вой. Лось мигом вскочил.  Буровато–чёрная окраска шерсти видна издалека на зимнем пейзаже. Лишь ноги под цвет наста – от середины голени и предплечья вниз светло-серые, почти белые.
Хорошо, что снега ещё выпало мало. По глубоким сугробам трудно убежать от волков. Лось постоял спокойно, всматриваясь, вслушиваясь, не чувствуя опасности и преследования,  нагнув широкие лопатообразные рога, отростки которых напоминали ладонь человека с растопыренными пальцами, не торопясь пошел по пробитой тропе.
Легко затеряться гиганту в смешанном и хвойном лесу с густым  молодняком сосны, ивы, осины, берёзы, рябины. За сутки скромный  вегетарианец  с аппетитом съедает 7-9 кг  веток, в четыре раза меньше чем медведь.  А вес у них почти одинаковый.  Только привередливый Мишка зимой спит, ему  пищу, как барину, прислуга–лес  даёт сочную и  разнообразную. 
Трифон прикрыл дверь сторожки, повернул щеколду, надел лыжи.  Направился по просеке в сторону реки. Там росли наиболее ценные строевые сосны.
Для санитарной  рубки от жука–короеда лесничество летом наметило угнетенные, изогнутые и поврежденные деревья. Поставили метки на стволах, одну на уровне груди, вторую – внизу, чтобы сохранилась на пне.
Самовольные рубщики знают, что брёвна могут проверить на пилораме. Поэтому  пилой “Дружба” режут дерево на части, чтобы скрытно потом увести.
Печальную картину увидел Трифон.  Чуть прикрытые снегом  срубленные сосны лежали вперемежку, словно сраженные ветровалом. Лесовозами  проложена колея к дороге. Ни о какой санитарной рубке не могло быть речи на этом участке. У наемных артельщиков заработки зависели от кубатуры. Чем больше, тем лучше. Срубили все подряд. Даже развилистую двуствольную красавицу сосну с неохватными ветками. Трифон на ней убил в прошлом году глухаря. Сто пятьдесят погубленных  деревьев  насчитал лесник.  А сколько вывезли?
Отсеченные ветки лежали рядом грудой. Длинная сизовато-зелёная хвоя пожелтеет только летом. 
Это не деревенские.  Видно фирмачи наняли безработных, решили вывести лес с коммерческим размахом.   Дождались, сволочи, что застыла смола в сосне от морозов. 
Трифон  поморщился, сбил рукавицей снег с бревна, присел на него с краю, не снимая с плеч рюкзака,  ружьё прислонил к ноге, достал из кармана пачку папирос, закурил.
Нужно сообщить  лесничему.  Брала обида, что не пришли к нему, не посоветовались, срубили  прочные  и красивые деревья. А ведь, шельмы построят-то не дворец! Красновато-бурая кора печально  искрилась светом на ровных стволах. 
Глянул по сторонам, примечая место. Недавно через сосняк прошёл лось, проваливаясь копытами в снег.  Длина шага  у него как у человека.  Значит,  был спокойный.  Подошел к берёзе почистил рога, ободрал нижние ветви и кору.
“Куда же он  направился?” – подумал лесник.  Посмотрел  вперёд и увидел около молодых ёлочек и сосён в тридцати метрах от него тёмно-синий сказочный силуэт лося.  Словно не живой застывший облик животного. К шерсти ног  и к спине прилип  снег, он лоснился, издалека казался стальным.  Лось к нему стоял боком, смотрел куда-то в сторону.  Ободок около глаза очерчен  радужным ореолом. Не глаз, а алмазное колечко из света.
– Мать моя!   Вот те, бабка, и свежее мясо! – прошептал чуть слышно.  Тихонько взвёл смазанный ружейным маслом курок.  Поднял, не спеша ружьё. Прицелился.  Прозвучал оглушительный  выстрел.
Взметнулось снежное облако под тяжестью тела. Лось, сражённый наповал, дёрнулся ногами и затих.
Трифон зарядил на всякий случай ружьё, осторожно на лыжах подъехал к  убитому лосю. Так и есть, пуля попала между глазом и ухом – в  уязвимое, убойное место.   
Лесник  был метким охотником.  Глаза зоркие. Трифон снял лыжи и положил на них ружьё.
“На три рюкзака, наверняка, успею мяса нарезать, отвезу за три рейса к сторожке”, - подумал он, -  а больше не удастся, быстро замёрзнет  туша на морозе. Топором  придётся рубить”.
Снял  рюкзак,  из-за пояса достал охотничий нож,  чтобы перерезать горло. Подошел к лосю. Рукавицы, не желая испачкать кровью, сунул  за пазуху под шубу…
Пелагея часами сидела у окошка. Прошло уже десять дней. Скоро Новый год. Ждала мужа с гостинцами. Всю неделю пуржило. Что белого света не было видно. 
“Вот прояснится небо. Придёт”. – Успокаивала она себя.
Но закончились вьюги, а Трифона всё нет. 
“Запил, мерзавец. Вот  подлец!” – изводилась   мыслями. Пропал сон.  Одной тяжёло зимой. Скотину нужно кормить. Дом топить. Навоз убирать. Хоть и трехжильная  женщина, но руки от тоски опускаются.
Не выдержала,  пошла к участковому.
–Павел Сергеевич, мой Трифон пропал.
–Куда ушёл? – спросил  тот.
–В лес. Уже две недели. Чаю,  окаянный,  запил в деревне. 
–Подождём ещё три дня. Я завтра поеду в Жигалово. У кого он может жить?
–Если только у Федьки Кириенко.
На следующий день участковый пришёл к Пелагеи.
–Не видели твоего мужа в деревне.
Старуха всплеснула руками. Чуть не упала на пол без чувств.
–Неужели сбился с дороги и замёрз!
 –Ладно. Заранее не хорони!  Завтра начнём искать.
Искали Трифона  три дня по всему лесному массиву радиусом на десять километров. Никаких результатов.  Ясно было одно,  из избушки он ушёл, чтобы снова  туда вернуться.  В кастрюле остались щи.  Продукты на неделю. 
Глубокие снега скрыли все следы.
Вторичные поиски повторили через неделю. Взяли с собой собак.
На поляне случайно нашли заготовленные брёвна самопила.
–Не убили ли Трифона за эти брёвна? – спросил  милиционер из района.
–А кто его знает. На прошлой неделе гаишники задержали на дороге лесовоз. Оштрафовали за незаконную рубку и вывоз. Сейчас человека за сто рублей убьют, – ответил  участковый.
–Где же его искать?  До весны придётся отложить, – засомневались деревенские мужики.
В это время собаки носились по лесу, распутывая заячьи следы.
Одна из них стала раскапывать снег.
 –Она у тебя, Васька, охотничья, как лисица, почуяла видно мышь.
 –Какая мышь!  Глухаря в лунке учуяла!    – похвалил своего пса хозяин.
–Нет. Там что-то другое?  Сугроб раскапывает, –  заметил участковый, – надо бы посмотреть.
Отогнав собаку, очистив бугорок, люди наткнулись на труп  лося.
–Кто же его убил? – поинтересовался уполномоченный.
–Да местные охотники! Кто же еще? – обрадовались деревенские, их лица посветлели, – мяса на всех хватит! Как раз к  Рождеству.
Забыв  о том,  зачем  сюда пришли, мужики стали рубить топором на куски тушу.
–А тут ещё какой-то предмет под снегом? Брёвно что ли? –вдруг сказал один из мужиков, почувствовав ногой, что-то твёрдое,  не похожее на землю.
Когда раскопали наст, нашли труп человека. По оледенелому лицу трудно опознать личность. Грудная клетка у него была проломлена насквозь. Рукавицы, которые были им, видимо, сунуты за пазуху, оказались со стороны спины в разорванной   шубе.  Таким сильным ошеломляющим был удар. В руке мертвеца был нож со следами  крови.
Увидев все это, мужики с отвращением побросали куски мяса  в снег.
–Это Трифон Даньков?  – спросил уполномоченный.
–А кто его знает!  –  пожали плечами мужики, – вроде похож и не похож. Надо у бабки Пелагеи  спросить.
–Как же его так угораздило! – сказал Василий. –  Вроде был опытный охотник, а встал у ног. А надо было заходить со стороны спины.  Наверное, хотел горло перерезать. Да лось в судорогах ударил его ногой.