И ещё раз про любовь

    Глава 1.

Ну вот! Опять он опаздывает! - с раздражением думала Светка, поглядывая на часики на правой руке. После недавно пронёсшихся проливных дождей воздух был чистый и свежий. Особенно хорошо было в приморском парке, где они обычно встречались после работы с Сашкой. Скамеечка, на которой она сидела, уже высохла и Света с удовольствим разлеглась бы на ней, благо никого не было поблизости, но жёсткая деревяшка не располагала к воздушным ваннам.

       Ей было приятно вдыхать аромат цветов на ярких клумбах и слушать чечётку проснувшихся цикад. Сколько она жила на свете, - а жила она ещё не так долго, всего восемнадцать лет, - ей всегда было очень любопытно взглянуть на этих чирикалок. Странно, но они никогда не попадались ей на глаза. Невидимки какие-то... И только однажды она увидела под ногами на дорожке, усеянной упавшими после летнего дождя листьями, серенькие сухонькие трупики невзрачных насекомых величиной с детскую ладошку.

       Это и есть цикады. - Объяснили ей. Но они оказались совсем не такими, как она ожидала, представляя нечто воздушное и тоненькое, судя по красивому, чуть цокающему названию. Ци-ка-да.... Ци-ка-ды...

       Светка легонько вздохнула и приготовилась к длительному ожиданию, стараясь не злиться. Нахмуренные брови и надутые губки искажали её хорошенькое личико, делали его противным. Так говорил ей Сашка, когда ему надоедало её плохое настроение и он уже не знал, что и придумать, лишь бы стереть гримаску недовольства на любимом лице. Поцелуи, обычно, действовали безотказно.

       Девушка ещё раз взглянула на часы и лениво потянулась, подставив тело в открытой маечке и короткой джинсовой юбочке лучам солнца, пробивающимся сквозь зелень тёрпко пахнувшей "вонючки". Так, почему-то, называли в их городе акацию, роскошное ветвистое дерево с бледными жёлто-зелёными маленькими цветочками, которые пахли так одуряюще сладостно, что иногда от их запаха болела голова. Она на минутку закрыла глаза, представляя, как подойдёт Сашка и поцелует её вначале в закрытые глаза, а потом в губы и поцелуй этот будет длиться так долго, пока у обоих хватит дыхания...

       Послышались шаги по шуршащему гравию. Приоткрыв глаза, Светка увидела пожилую пару, направляющуюся к скамеечке неподалёку, в глубокой тени под шатром акации. На даме были обтягивающие летние цветастые брючки в три четверти длиной, по самой последней моде, и лёгкая белая блузка, свободно спадающая чуть ниже пояса. Светлые пышные волосы были небрежно заколоты на затылке в узел, что издали, вместе со стройной фигурой и лёгкой походкой, делали её похожей на молодую женщину. Но только издали. Вблизи же её лицо выдавало страшную тайну, которую женщине, очевидно, очень хотелось скрыть. Да, лицо и моложавая фигура явно не соответствовали друг другу...

       Дама опиралась на руку худощавого, не по годам, мужчины, одетого в голубую тенниску, заправленную в холщовые брюки. Соломенная шляпа прикрывала седые волосы от палящего солнца. Он ласково заглядывал ей в лицо, а она со смехом ему что-то говорила.

       Что привлекло к ним её внимание, Светка и сама не знала. Только она, снова закрыв глаза, стала вдруг прислушиваться к их разговору, довольно отчётливо доносившемуся с соседней скамейки, где необычная пара нашла, наконец, приют.
      
       - Нет, ты скажи, скажи! - приставала дама к своему спутнику, а он явно не хотел продолжать этот разговор.
      
       - Ну зачем тебе это знать? - слышался его чуть хрипловатый, наверно, от курения, басок. - Много будешь знать, скоро состаришься.
      
       И он ласково погладил её по щеке, к великому удивлению Светки. Разве в таком возрасте ещё возможны ласки?
      
       - Нет, ну правда, скажи, - не унималась женщина. - Я всё ещё тебе нравлюсь?
      
       - Ну конечно, нравишься, разве не видишь? - с лёгким смешком отговаривался её спутник.
      
       Интересно, кто они друг другу? Любовники, или муж и жена? - гадала Светланка. - На супругов что-то не похоже. Больно заигрывают друг с другом. Неужели ещё не потеряли интерес? Нет, наверное любовники! Но тогда зачем она допытывается, нравится ли ему? Ничего не понимаю....
      
       А разговор на соседней лавочке принимал всё более жаркий оборот. В звенящей тишине, наступившей в перерыве между треском цикад, отчётливо слышалось каждое слово. Старички, казалось, и не замечали присутствия молодой девушки.
      
       - Скажи, я всё ещё нравлюсь тебе, как женщина?
      
       - Я люблю тебя. Ты же знаешь.
      
       - Я не обижусь. Но мне интересно, я тебя возбуждаю? Ты когда смотришь на меня, тебе хочется?...
      
       Вот дурная! - чуть не рассмеялась Светка. - В таком возрасте разве всё ещё хочется?
      
       - Нет, не хочется. Но я всё равно люблю тебя. Это другая любовь. Но всё равно любовь. Ты мне дорога ещё больше, чем раньше. - сдался наконец мужчина.
      
       Значит, всё-таки, муж и жена, решила Светка. Разве любовник сказал бы такую чушь?
       Она сидела, затаив дыхание, боясь пропустить хоть одно слово. Почему-то ей было очень интересно. Так вот как бывает у стариков? Хотя, разве они такие уж старики? Наверно постарше её родителей, но ненамного. За пятьдесят им точно будет!
      
       Женщина как будто успокоилась. Она откинулась на спинку деревяной, выкрашенной в зелёную краску скамеечки и о чём-то глубоко задумалась. На её приятном, чуть накрашенном лице, появилась улыбка. Она уже не смотрела на мужа. Взгляд её был обращён к облакам, застывшим на ярко-голубом предзакатном небе. Казалось чья-то неопытная рука нанесла щёткой беспорядочные мазки белой краской на эмали опрокинутого купола.
      
       Наконец, она чуть вздохнула и негромко произнесла, всё ещё глядя куда-то вдаль:
      
       - Знаешь, напрасно я у тебя допыталась. Лучше бы мне этого не знать.
      
       И добавила ещё тише, Светка скорее догадалась, чем услышала: - Больно сознавать себя не желанной... не вызывающей чувства....
      
       Мужчина взял её руку и поднёс к губам.
       Они ещё немного посидели, потом тяжело поднялись со скамейки и неторопливо пошли по аллее.
      
       Боже мой! - подумала Светка. - Неужели и у меня с Сашкой так же будет, когда мы состаримся? Ужас какой! Не быть влюблённой, это почти, как умереть...
      
       - Ты давно здесь сидишь? - раздался мальчишески звонкий голос. - Ну, извини опять! Работа эта, чёрт бы её побрал!
      
       Светка подняла глаза на своего любимого. Его рыжие вихры золотились на солнце, а в руках он держал букетик ромашек. Золотые головки в белых венчиках радостно кивали ей и у Светки разом поднялось настроение. Она вскочила как ненормальная со скамейки, крепко обхватила руками изумлённого таким неожиданно бурным порывом Сашку и вихрем закружила его на узенькой дорожке.
      
       Она и не заметила, что старая дама оглянулась и смотрит на них, то ли с завистью, то ли с сожалением...


И ещё раз про любовь.
Глава 2

  Первое, что почувствовала Марго, открыв массивную, обитую кожей дверь в квартиру, едва уловимый чужой запах.

  Устала... Вот и кажется, с дороги, - подумалось ей.

  Она скинула чёрный шёлковый плащ, аккуратно повесила его на плечики в стенной шкаф и едва взглянув на себя в зеркало в прихожей, прошла в комнату.
  Небольшая гостиная с задрапированными тяжёлыми портьерами окнами от заходящего солнца подействовала, как всегда, успокаивающе.
  Как дома хорошо! - подумала она словами своего маленького любимца внука. Ей всегда вспоминались эти его слова, сказанные им в таком крошечном возрасте, что не могло не удивлять.

  Нынешние дети!... Как быстро они растут и развиваются...
  Настроение было не из приятных. Мама, которую она еженедельно навещала, безнадежно старела и как-то потихоньку, незаметно, уходила... Больно было смотреть, как эта когда-то очень подвижная, полная энергии и радости жизни женщина, становилась всё беспомощнее и всё меньше, меньше... Усыхала, как цветок на корню. Страшно было сознание, что и её саму ждёт такой же конец. Старость... болячки...

  Эх, правду люди говорят, надо пользоваться жизнью. Каждым её мгновением! Пока возможно...

   От усталости аппетит почти пропал. Но надо было чем-то подкрепиться, выпить хотя бы кофейку.
   К кофе она пристратилась недавно. Врачи не рекомендовали кофеин из-за кисты в груди и Марго послушно пила чай без кофеина. Чтобы не было так безвкусно, чуточку разбавляла его молоком. Ложка сахара. Белая булочка с мёдом и творогом - вот и завтрак, вполне съедобный и вкусный.

  Теперь же, с болезнью мамы, она махнула рукой на все эти предосторожности – всё равно один конец! Что уж тут поделаешь... Радостей так мало в жизни. И кофе стал её любимым вкусным развлечением.

  Марго вошла в блестящую кафелем ванную помыть руки.

  И снова, какой-то раздражающе сладкий, чужой аромат повеял в воздухе.

  Странно... что бы это могло быть? Неужели Аркаша купил новый дезодорант или духи во время её недолгого отсутствия?

  Она поискала глазами на стеклянной полочке, где лежала парфюмерия мужа, увлекающегося разными одеколонами, но ничего нового не нашла.
  Помыв руки и освежившись, она обернулась к висящим на мельхиоровой полочке на стене полотенцам, и заметила на своём белоснежном махровом полотенце следы губной помады.

   Это ещё что такое?? Не может быть, чтобы она позволила себе вытереть лицо так неаккуратно , не сняв, как обычно, помаду с губ специальным лосьоном. Уж в этом она никак не могла обвинить себя. Муж недаром называл её чистюлей. Аккуратность была в её крови. И никакая усталость не могла отвлечь её, чтобы так небрежно обойтись с полотенцем.

   Боже!...

   Краска бросилась ей в лицо.

  Неужели... неужели здесь побывала чужая женщина?...

  Она задохнулась от гнева и возмущения. Противно задрожали колени.

  С отвращением бросив полотенце на пол, как жабу, запачкавшую ей руки, она чуть ли не бегом бросилась в спальню.

   Не может быть! Не может этого быть!  –  Снова и снова повторяла она себе, стараясь унять колотившееся сердце.  – Быть такого не может! Чтобы Аркаша позволил себе такое? Так унизить, так оскорбить её? Привести в дом женщину в её отсутствие? Она просто глупая дурёха! Наверно сама не заметила, как оставила губную помаду на полотенце. Наверно просто плохо, не до конца протёрла губы лосьоном. Ну может же такое случиться, хотя бы раз в жизни?! В конце концов, это просто недостойно подозревать мужа, с которым прожила тридцать лет, и который никогда не давал ей повода для ревности. Хотя, сама она его ревновала в молодости ужасно. А он всегда смеялся над нею. А иногда обижался. Ну, в самом деле, нельзя же себе так придумывать приключения! Наверно, ей тогда просто адреналинчику не хватало. Уж слишком спокойной и размеренной была их жизнь.

   Марго постаралась взять себя в руки и унять дрожь, пробегающую по телу.

  Медленно подошла к зеркалу, висящему в овальной белой раме над белым туалетным столиком. Подняла глаза. На неё испуганно глядела незнакомая пожилая женщина.

  И это я?  –  С удивлением подумала она.  –  Разве я такая? Где мои большие глаза? Сейчас они за отёками почти не видны... Где мои тонкие высокие скулы? Лицо оплыло, стало тяжёлым и серым... И только волосы ещё сохраняют свою пышность. Правда, она из брюнетки давно превратилась в блондинку. Но ей всегда казалось, что новый цвет молодит её. И подружки хором поддерживали. И Аркаше нравилось. Впрочем, кто ж не знает, что мужчинам всегда нравятся блондинки!

  Не отводя взгляда от своего отражения, она потянулась привычным жестом к щётке, чтобы пригладить непослушные пряди, свисающие на лоб и щёки. Но рука щётки не нашла.

  Взглянув вниз на блестящую поверхность столика, Марго, наконец, увидела щётку. Она была странно сдвинута с привычного места и лежала теперь рядом с коробкой, где она держала свою немногочисленную бижутерию.  Драгоценности, она всегда хранила запрятанными в шкафу. Так, на всякий случай.

   Марго не донесла щётку до своих волос.

  С щетины свешивались два длинных чёрных волоса.

  ***
   –  Ты здесь? Уже приехала?  – Донёсся до неё голос мужа, отвлекая от ступора, с каким она сидела на кресле возле кровати. Марго всё ещё судорожно сжимала в руке щётку с противными волосками, разбившими её устоявшийся и казавшийся таким прочным мир ещё пару часов назад.

  Она не двинулась с места, не шелохнулась.

  В проёме двери показалась голова мужа с удивлением и тревогой на лице.

    – Что с тобой? Почему не отвечаешь? Тебе плохо? Нехорошо?

  Не получив ответа на град своих вопросов, Аркадий Семёнович подошёл ближе к жене и перевёл взгляд с её лица на руки.

    – Ты можешь, наконец, ответить? Что с тобой?  –  уже начиная серьёзно тревожиться, спросил он, не понимая, почему она сидит с таким похоронным видом и не переодевшись после дороги. домашнюю одежду.

    – Что-то с мамой?  –  мягко спросил он, понижая голос и готовый придти на помощь и утешить жену, с которой явно что-то стряслось.

   Марго, не поднимая глаз, и всё так же не двигаясь, протянула ему щётку.

  Ей трудно было взглянуть в лицо мужа. Чувство гадливости, будто она съела что-то липкое, грязное, вонючее, поднималось в груди и ей казалось, что её сейчас стошнит прямо в холёное лицо того, кто ещё совсем недавно был так дорог и любим.

   Аркадий Семёнович, всё ещё недоумевая, принял протянутую ему щётку и наконец увидел то, что подвергло его жену в такое состояние.

   Отвергать, увиливать, придумывать что-то было бы глупо. Попался – отвечай.

  Да и какое оправдание можно придумать тому, что на щётке два тёмных длинных волоса, когда у него самого они короткие и седые, а у жены...

   Не додумав до конца мысль, он почувствовал, как ослабло вдруг всё его тело. Захотелось, как детстве, убежать, спрятаться, чтобы никто не нашёл, не отругал и не наказал за нечаянно разбитую дорогую хрустальную вазочку на столике.

  Но бежать было некуда и не от кого. Разве от собственной совести убежишь?

  Он опустил глаза и тяжело присел на кровать рядом с женой.

  Никогда ещё так погано не было на его душе.

   Зачем, ну зачем ему понадобилась эта чужая девочка? Разве минуты сладострастия, что он испытал в экстазе слияния и обладания чужим молодым телом, стоят того унижения и боли, которые они оба испытывают сейчас с женой? Да, он доказал себе, что всё ещё мужчина в полном соку. И не его вина, что давно уже не испытывал ничего подобного со своей законной женой. Да и Розочка (как он любил называть Марго в приливе нежных чувств), разве она виновата в этом? Годы, привычка, берут своё. И острота ощущений теряется: разве это новость для кого-то? Но ведь любит он по-прежнему только её, свою дорогую девочку Розочку-Марго-Маргариту! Уж в этом он нисколько не сомневается. Но как объяснить теперь это ей, своей жене, когда она сидит вот так, потерянно, как чужая в собственном доме, который они строили так долго и так бережно?

   А она всё молчит... И всё так же не выпускает из рук проклятую щётку, словно на этих волосках висит теперь вся её жизнь, и выпустив щётку из рук, она рухнет в пропасть, которую вырыл для неё беспутный развратный муж.

   Наконец, он собрался с духом.

    – Марго.... Я не буду, не могу ничего объяснять... Прости, если можешь... Прости!

  Марго слушала и не верила собственным ушам.

  Вот так, просто, как будто ничего такого особенного, экстраординарного не случилось, как будто её только что не втоптали в грязь, и только потому, что её тело «осмелилось» уступить природе и состариться, надоесть, перестать быть лакомством для не ослабевающего аппетита самца, на её собственных простынях извивались два чужих тела (тело мужа казалось ей таким же чужим и отвратительным, как тело неизвестной самки), и никакими усилиями ей не удастся стереть это из своей памяти, из своего сердца, вот так просто её муж говорит о том, что произошло в их жизни и даже не пытается оправдаться?

  Впрочем, что за глупости. Какие уж тут оправдания...

  Нагадил - и всё тут.

   Марго поднялась, тяжело опираясь на подручники кресла. Слава богу, у них есть ещё одна комната, где она может спать на диване. Никогда больше она не вернётся в спальню, где навсегда поселился призрак чужой женщины, пахнущей своим телом, своими духами. В молодости она бы вообще ни минуты не осталась в этой квартире. Она хорошо знает себя. Убежала бы куда глаза глядят.

  Но теперь ей некуда да и незачем бежать.

  Пройдёт время. Шрам загладится, зарубцуется. Это сейчас тяжело и больно. Потом будет легче. Она от всей души надеется на это. Хоть бы не ошиблась!

  Нужно жить дальше. А там видно будет.

  Жизнь обманула её. Самый главный, самый близкий человек предал её. Изменил ей. Она физически ощущала эту измену. Гнала мысли из головы, а тело противилось, не поддавалось на уговоры. Противно сжималось и болело внизу живота, там где только мужу было разрешено прикоснуться, дотронуться, и никогда никому кроме него...

   Аркадий Семёнович не пытался остановить, удержать жену. Помимо его воли вспоминалось горячее молодое и упругое тело, которое так сладко прижималось к нему ещё несколько часов назад. Душа рвалась утешить жену, соврать, что ничего не произошло, ей причудилось, приревновалось понапрасну! А тело вспоминало жгучие ласки и хотелось ещё, ещё... Безумие какое-то!

    Марго сидела в своей маленькой комнатке, которая только сейчас, сию минуту, стала действительно её собственной, раздельно от мужа. Она ушла в неё, как в раковину улитка, как в своё спасение, для того, чтобы спокойно, насколько это возможно спокойно, обдумать случившееся.

   То, что Аркадий не спорил, не пытался выкрутиться, переубедить её, не сказал, что она дура несусветная, резало по сердцу, как ножом. Уж лучше бы соврал... Подумаешь! Волосы! Мало ли как они могли попасть на щётку? Может, кто-то из её подруг пользовался ею? Правда, у неё нет подруг и знакомых с длинными тёмными волосами.... Но это ничего не значит,  – пыталась переубедить она сама себя. Лучше поверить в несусветное, чем в измену мужа...

  Неужели этот несчастный волосок должен перечеркнуть всю их долгую и счастливую совместную жизнь?!

   А правда... неужели должен?...

  Мысли кружились в голове с отупляющей быстротой. Они, как нитки в клубках разноцветной шерсти, переплетались, путались между собой, по очереди выставляя то один, то другой конец нити. Но стоило Марго ухватиться за него, как он исчезал, прятался обратно в клубок, не давался в руки...

   Успокойся!  –  снова и снова приказывала она себе.

  Но успокоиться не удавалось.

  За дверью стояла могильная тишина. Видно, Аркадий боялся шелохнуться, замер там, у себя в комнате, надеясь не потревожить , не разбить хрупкий мир, ненадолго воцарившийся в квартире. Как у постели тяжелобольного боятся сказать громкое слово, ходят на цыпочках, так и Аркадий, притаился, замер..

   За что? За что? За что?? - бился кулаками в её душу вопрос. Бился так больно, что хотелось расстаться с душой. Ничего больше не чувствовать.

  На миг мелькнула мысль взять своё лекарство от давления и выпить сразу всё, что осталось в коробочках. Но только на миг.

  Она решительно вышла из комнаты. Ей нужен был воздух. Сейчас. Сию минуту. Иначе, задохнётся!

В прихожей схватила свой плащ и сумочку и закрыла за собой дверь.