Первый контакт

Всё, что Николаич знал об инопланетянах, уместилось бы на тетрадном листе. Ну, зелёные, щупальца у них, глаза без век, на тарелках летают… Что ещё? Нет, пожалуй, на страницу-то и не наберётся. Вот же, мать их, - думал Корягин, – на кой мне их лекции? Я что, болван? Что я здесь делаю? Сотни лет не было никого, а тут прилетят что ли? Да и на кой они нам сдались-то, пришельцы эти… Он достал вибрирующий мобильник. Звонил Козлов из ЦУПа, матерился и грозил заменить весь состав экспедиции. То есть, его, Николаича, докторшу, техника, и физика. – Да физика своего хоть щас забирайте – пробурчал Николаич в трубу и нажал кнопку отбоя. Ишь ты, заменит он… Командир завелся. А и в самом деле. Крутишься, крутишься, как белка в колесе. Техникам хвост накрути, ракета-носитель до сих пор в монтажно-испытательном, в среднем космосе чёрт ногу сломит… Переориентировать орбиты кто будет? Пушкин? Он что, должен в средний врубиться, как слон в посудную лавку? Со связистами всё ещё трясти не перетрясти… Да как будто ему больше всех надо, в конце концов… Его дело маленькое – сказать «поехали» и махнуть рукой. Ну, и присмотреть, чтобы на орбите ребята не передрались…

Дверь в аудиторию открылась, из-за неё показалась голова в очках, слегонца опушённая по периметру… Вот же, - чертыхнулся про себя командир, – и это вот чмо будет мне сейчас с умным видом жевать. Голова старческим голоском пригласила его, и ещё нескольких ожидающих в коридоре, пройти внутрь – лекции проводились не только для командиров стартующих в ближайшее время экипажей, но и для вообще желающих. Проводились по раз и навсегда заведённому много лет назад сценарию. Относились к ним несерьёзно.

В президиуме на подиуме расселись один к одному – лысоватые, очки блестят, ростом с тюбетейку, в разномастных пиджачках с вытертыми локтями. Количество мела на одежде свидетельствовало о накале страстей, ещё минуту назад разгоравшихся в зале. На доске были нарисованы круги, шарики, формула Е=МС2 и рожа без ушей с огромными глазами. Без век. Художником был явно не Репин. «Начинается…» - с тоской подумал Николаич, и занял место подальше от подиума.

- Итак, товарищи, - завел шарманку приглашавший, - человечество не имеет права не быть готовым к контакту первой степени, поскольку наши изыскания и расчеты в этой области показывают, что, несмотря на безрезультатность… Слово «безрезультатность» ни по форме ни по содержанию никак не тянуло на колыбельную, но именно на нём командир и приснул, погрузившись в зыбкий и сладкий мир, где ракета-носитель уже была на стартовой площадке, пищевые её отсеки были забиты воблой и пивом, а техники и Козлов на площади перед ЦУПом получали прилюдных розог…

Предстартовые приготовления и текущие организационные моменты, события, происходившие после лекции, ничем особенно не отличались от случившихся до неё. Разве что насыщенность возрастала с каждым днём, приближавшим экипаж к старту. Козлов копал и интриговал, замена стояла третьим вопросом на повестке совещания двадцатого мая, но доводы в пользу снятия утверждённого состава не впечатлили, и Николаич был поздравлен с согласованием и утверждением. От волнения за последний месяц он набрал лишних пять кило, и на скафандре не ввинчивался какой-то штуцерок.

На сутки в номере профилактория был выключен кондиционер. Корягин мотал километры, застревая на велотренажёре, потом в туалет и обратно, в дублёнке поверх костюма для подводного плавания и пил чай с малиной – баня перед стартом не поощрялась. Пот тёк градом, глаза ело, но пять кило улетучились, прихватив с собой ещё два триста нужных. Перед контрольным последним взвешиванием пришлось встать на весы и есть курицу в томатном соусе, запивая её молоком - в холодильнике, как назло, ничего больше не оказалось…

С молоком Корягин, как он вскоре понял, погорячился, поскольку смотрящие на взвешивании его сосредоточенность и устремлённый в себя взгляд ошибочно приняли за назревающий стресс и посоветовали дополнительно посетить психотерапевта. Псих, старой закалки КаГеБешник, обстоятельно порасспросил подозреваемого про время года, общественный строй и коллизии таблицы умножения. Выверенность ответов впечатляла, скорость, правда, настораживала… В конечном итоге командира пронесло в обоих смыслах и взвешивание, до которого он всё же был допущен, показало точнёхонько тот вес, который и был необходим. Просоленную, закуржавевшую от пота турецкую дубленку было немного жаль.

Оставшуюся до старта неделю он провёл в полнейшей праздности и лени. Контакты с внешним миром были сокращены до минимума. Члены его экипажа, так же в изоляции решали свои психологические, физиологические и материальные проблемы. В космодромском профилактории командиру удалось даже сгонять налево. Ухажнув за симпатичной горничной, и получив всё, что в таких случаях полагается, Николаич окончательно успокоился и решил не забивать себе голову предстартовыми проблемами, тем более, что от него уже и в самом деле мало что зависело. Отключив телефон, он беспробудно проспал полтора суток…

Старт не впечатлил. Мелочи, типа традиционно намалеванного губной помадой на фюзеляже слова «Таня» (от же почерк-то, а…), косого похмельного техника и царапинки на стекле шлема (беушное …) не раздражали, но и ростки пафосного настроения, в стиле – «Я – Земля, я своих провожаю питомцев», рубили на корню. Направляющие… Первая ступень… Вторая… Ожидаемые и уже привычные перегрузки… Буча в эфире между ЦУПовскими функционерами и дежурной сменой ПВО… Отсутствие веса. Стыковка. Станция. Вот и всё. С этого момента он начнёт отсчитывать дни до возвращения на Землю…

Уже на десятый день Николаич почувствовал себя неуютно. Ага. Вот оно. В сводках объект без номера в третьей снизу строке как-то нелогично изменил свои координаты. Вчера – понятно. Но сегодня… Попахивало закономерностью. Никому не нужной, причём. Шаттл? А какого ему тут понадобилось? Маршрут утверждён, согласован с китайцами и американцами. Нет, Шаттла тут быть не должно… Николаич ещё раз проверил показания бортового компа. Ну точно, челнок америкосовский. Вот же головняков не хватало ещё… Физик лениво плыл возле иллюминатора:

– Не должен быть челнок, Николаич, я ещё вчера с ЦУПом связывался… Говорят, сбой программы навигации… вирус, что ли… или глюк обычный… не верь, короче, глазам своим… И физик рассмеялся, выдав что-то вроде кхе-ху-хо-кхе-кхе. Вот же народ, подумал Николаич, даже смеяться как следует не научится, а всё туда же, командиру указявки выдавать. Он был уязвлён тем, что физик ещё до него заметил непорядок в карте, доложил, сука, в ЦУП, а ему - ни гу-гу. Корягин демонстративно проплыл мимо квохчущего физика к себе в отсек, буркнув на ходу, что и без него давно понял, что челнока тут нет, и быть не может. Однако сатисфакция как-то не удалась…

На четырнадцатый день полёта командир собрал совещание в основном отсеке. Становилось понятным, что объект с рабочим названием «эта хрень», - артефакт. Вещь, которая ни под каким соусом (Николаич вспомнил взвешивание – чего колготился? Сняли бы, и никаких проблем… ) не должна была присутствовать в данном месте в данное время. - Ну, чего будем делать, господа контактёры?

- А это может быть опасным? – подала голос докторша.

- Что именно? – сделал непонимающий вид Николаич – контакт, или… Или что?

- Да всё вот это, - возмутилась докторша, теребя вязочки на костюме, – Вы что меня тут, за дуру принимаете? Реланиум кто поспёр весь из аптечки? Я что, виновата, что вам коньяки и пивы не положены? Понаберут старых пердунов в экипаж, а потом майся с ними… То ли дело с французами в прошлом году… Это же…

- Заткнись, - резко оборвал её Николаич. – По каждому факту нарушений докладывать мне без промедления. С реланиумом разберёмся. А ещё раз про французов услышу – высажу к едрене фене и на вакуум не посмотрю. Я те портить моральный облик коллектива не дам. Ты поняла? Ишь… Ты чего сюда, на плезирчик прилетела?

-Да я же о здоровье экипажа беспокоюсь, командир, меня для чего приставили сюда? Для здоровья. Вот я и…

- О здоровье мы и без тебя самостоятельно позаботимся, правда, мужики? – сорвавшись на медичке, Корягин успокоился, и был готов к дальнейшему обсуждению. Он весело подмигнул экипажу и продолжал – По расчетам нашей физической лаборатории, встреча с объектом при неизменных входящих состоится послезавтра. То есть, через тридцать восемь часов и сорок минут. Какие будут предложения?

- Можно сбить… - подал голос техник. - А можно и не сбивать…

- Что можно и не сбивать – это я и без тебя знаю. И что сбить можно – тоже догадываюсь! Я у всех спрашиваю: в контакт вступать будем?

- А инструкция есть?

- Есть, куда ж денется-то…

- И там что?

- Там – вступать, но соблюдая меры предосторожности.

-Ну так, а чо тогда воду в ступе-то толочь, командир? – физик пальцами оттолкнулся от переборки и поплыл в сторону докторши – Будем, значит, вступать, как прописано в инструктивном материале. Соблюдая, - он многозначительно взглянул на медичку и сглотнул, - все необходимые меры, ага?

Последний вопрос явно относился к повеселевшей докторше, и видя такой расклад, командир и техник заскучали, поняв, что физика с медициной теперь покою им не дадут своей постоянной вознёй по ночам и перемигиваниями на совещаниях…

- Ладно, экипаж, решение я приму в течение двух часов. – Николаич поплыл к себе, сорвав по дороге и автоматически сунув в рот единственную вылезшую стрелку зелёного экспериментального лука, посаженного ещё французами в прошлую экспедицию… - Результаты размышлений доведу по громкой.

Ничего нового через два часа он до экипажа, конечно, не довёл. Контакт неизбежен. ЦУП лениво согласился. Дополнительных инструкций получено не было: всё те же необходимые меры предосторожности. Понятно, лето в разгаре, все на рыбалках да на грибах… Плюгавые лекторы тоже порасползлись кто куда: у одного внуки, у другого ишемическая какая-то болезнь образовалась… Кому они нужны, контактёры эти? Вот и выходило – ни-ко-му…

Аппарат, а теперь невооруженным глазом было видно, что это аппарат, причём, активно пилотируемый изнутри, приблизился. Завис метрах в пятидесяти от станции. После непонятого сторонами перемигивания подручными источниками света (с нашей стороны физик светил в иллюминатор фонариком), Николаич выстрелил в направлении пришельца стометровый фал. Некоторое время спустя манипулятор на борту чёрной глыбы взял его, и земляне могли видеть, как железная рука поместила конец верёвки в углубление и закрепила его там при помощи какой-то треугольной штуковины. ****ец, обречённо подумал Николаич, и распорядился прибрать тут всё, а то, как-никак, братский разум встречаем…

Ответственности и историческости момента не чувствовалось, хоть тресни. От глыбы отделилась какая-то фигня в скафандре, не таком, как наш, конечно, но похожем, и, скрежеща о фал, поползла к кораблю. Сорок минут (Корягин засёк) инопланетянин барахтался по тросу. За это время земляне окончательно определили у него наличие двух ног, рук и головы. И то хорошо. Человекообразные, они, чего уж, поприятней будут… Мужик или баба? - думал Николаич… Если баба – оно сложнее будет, общий язык-то находить… С их сестрой и на Земле непросто… А тут другая система…

В люк заскреблись.

С полчаса инопланетянин знакомился с панелью управления шлюзовой камеры. Вскоре он возился уже в станции, пока наши разбирались с системами его скафандра. Вначале гуманоид отгонял контактёров, маша руками перед собой, даже съездил докторше в челюсть своей тяжёлой крагой. Видимо, внутри скафандра работал анализатор воздуха. Через десять минут скафандр затих, позволяя осмотреть его ближе, потрогать кнопочки, застёжечки, штуцерки и муфточки. В конечном итоге вошедший жестом попросил отойти людей от себя, присел, поднапружился, издал короткий свист, и шлем отделился, поплыл.

Наши затаили дыхание….

Вот же, блин! Под шлемом оказалась голова мужика средних лет. Веки на месте, как ни странно… Очень напуганный, надо сказать, мужик. Стрижка – ёжик. Альбинос средней комплекции. Теперь, когда он полностью разоблачился, стало видно, что в скафандре мужичок находился в одних трусах и носках. Именно так – трусы цвета «металлик» и чёрные носки. Больше на инопланетянине ничего не было…

Гуманоида повесили за стол. Напротив повис Николаич. Остальные члены экипажа сгрудились у него за спиной. Командир и мужик смотрели друг на друга. Пауза затягивалась. Пора было приступать непосредственно к контакту.

-Что же с тобой делать, красноглазый? – пробурчал командир. Гуманоид оскалабился и зазвучал: - Что же с тобой делать, красноглазый…

Голос был нормальный, ничем таким особенным не отличающийся. Корягин откашлялся.

- Приветствуем тебя, посланец, на матушке Земле!

Докторша за спиной хмыкнула, а физик, сволочь, вместо того, чтобы помочь, начал нудить:

- Окстись, Николаич, какая Земля? До поверхности пятьдесят километров!

Командир крякнул и продолжал:

- Наш экипаж представляет тебе, иноземец… Корягин поняв, что несёт уже полную чушь, и закончить фразу достойно уже вряд ли сможет, подытожил: - Говори, зачем припёрся, чухонец!

Вечер переставал быть томным. Командир и гуманоид таращились друг на друга, причём иногда Николаич ввёртывал одну-две фразы, казавшиеся ему уместными в данной ситуации, а инопланетный организм повторял его, то ухмыляясь, то хмурясь. Эмоции небыли понятными, и приводили в замешательство. Через два часа гуманоидового попугайства Николаич не выдержал и высказался в том плане, что либо пусть гонит лекарство от рака, либо умётывается, что в гробу он видел эти контакты, что, не смотря на различие в происхождении, он всё же находился в неформальной связи с гуманоидовыми родственниками, и что, если сильно надо, пусть плешивые очкарики сами прилетают сюда и болтают с космическим выродком. Пришелец внимательно слушал. Взяв себя в руки, Корягин начал рисовать летающих человечков (левитация и нуль-транспортировка), присовокупил изображение здания с надписью «Саратовский онкологический диспансер» и очередью внутрь… Листок произвел на пришельца прямо противоположное впечатление. Не обратив никакого внимания на ту часть листка, где размещалось требование лекарства от рака, он потыкал пальцем в летающих человечков, вытащил из трусов коричневую палочку, светлую пластинку и приготовился записывать. Всё было ясно. Никаких хороших новостей у пришельца не было, да и, судя по виду, быть не могло. Благо – плохих не оказалось.

Космонавты затосковали – и это всё? Мероприятие срывалось. Решили провести экскурсию по кораблю. Так, чтобы номер отбить. Поплавали, застревая в проходах, по каютам, в хозблок, издали показали ходовой отсек, камбуз, рубку. Туалетом пришелец заинтересовался, сделал серьёзное лицо и попытался уединиться в кабинке. Командир остановил закрывающуюся дверцу:

- Не понял…

- Дай ты человеку дела сделать, - вступился физик – я и то, пока твои речи выслушивал, чуть не обоссался, а уж об инопланетном разуме и говорить нечего…

- Не зарывайся, - буркнул Николаич, и пустил пришульца внутрь. В туалете гуманоид задерживался не долго, и через пять минут выплыл довольный и умиротворённый с фразой – Что же с тобой делать, красноглазый?, на устах.

Нет, контакт не клеился. Хотя напряжённость первой части была преодолена. Пришелец, видимо, также понял, что ловить тут нечего, и шорохался по кораблю из чистого любопытства.

- Может, покормим зверушку?

Николаич с уважением глянул на докторшу. А ведь верно: пригласи в дом, напои, накорми…

- Ну что? Может, к столу? – командир весело подмигнул пришельцу и указал на пищевой отсек…

Ели молча. Земляне поглядывали на гуманоида, тот – на наших. Лизнув поочерёдно тубы, альбинос остановился на горчице, украинском борще и шоколадной пасте. Вот же гурман на мою голову, с досадой подумал командир, нет, надо закругляться… Закончив с угощением пришелец икнул, пукнул и в очередной раз спросил: -Что же с тобой делать, красноглазый?

- В гостях хорошо, а дома лучше… - с готовностью отозвался Корягин, - До дому, до хаты? Жаль, что недолго побыли – и он кивнул на висящий перед шлюзовой камерой скафандр.

- Надо бы ему фигню какую-нить подарить, - вмешался физик.

- Какую?

- Ну… Чтобы польза для цивилизации…

Пока пришелец кряхтя и упираясь то в переборку, то в иллюминатор, вползал в скафандр, устроили летучку. Из немногого предложенного командир выбрал в качестве подарка зубную щётку, пачку реланиума (завалялась в кармане техника) и сломанный осциллограф. Последний дар внеземной цивилизации навязал физик, поскольку, мол, объёмный подарок лучше выглядит, да и вдруг починят они его там, а мы, мол, под эту лавочку новый выпишем… Корягин согласился с доводами и подплыл с подарками к гуманоиду.

- На вот, красноглазый, щётка тебе – зубы чистить, лекарство необходимое, чтобы стресс снять и осциллограф. Нужная вещь, частотку каку там глянуть да и вообще…О том, что прибор не работает Николаич сознательно умолчал. Во-первых – не поймёт ничего, а во-вторых рассудил, что всё равно им пользоваться не будут, а поставят в музей космической славы или что там у них есть… Пришелец округлил глаза, взял щётку, упаковку таблеток и сунул дары куда-то внутрь скафандра. Потом пошебуршал внутри и протянул Корягину палочку, коробочку и пузырёк в форме тетраэдра с зелёной жидкостью внутри. А может, стекло было зелёным, не разберёшь, короче. Подарки иной цивилизации приняли с достоинством. Приторочили к скафандру ремешками осциллограф, надели на голову шлем. Что-то щёлкнуло, зашипело и пришелец начал разворачиваться лицевой стороной к выходу...

- С богом! - проговорил под нос Николаич, когда скафандр достиг по фалу своего корабля и, открывая люк, отсоединил верёвку.

Мероприятие было завершено и предстояло ещё изучить подаренное инопланетным разумом добро. Собрались в основном отсеке. При ближайшем рассмотрении палочка оказалась коричневым карандашом, коробочка – образцом какого-то минерала, похожего на исладский шпат, но не прозрачного, а пузырёк командир сунул в карман, сказав, что отдаст на Земле в лабораторию на анализ. Пора было укладываться спать.

Первыми, как ни странно, угомонились физик с докторшей. За ними утолокся техник. Николаич долго ещё смотрел в иллюминатор на чужеродный корабль, который, постепенно набирая ход, становился всё меньше и меньше… Засыпая, Корягин думал, что вот и контакт установили, что пришелец всё-таки оказался жлобом, и к себе не пригласил, что треугольный пузырёк, скорей всего, отдаст дочке, если физик не стуканёт, и что писать отчёт лучше сразу, поскольку очкарики с него явно просто так не слезут.