Без названия

(Северное буги 2)

За сюжет  рассказа большое спасибо Серебряному Псу
---------------------------




Сумерки. Утро словно отсутствовало, словно было обрезано, и день неспешно тянулся, и уже через час-другой застывал, и как будто накапливал в себе вечер. Все это время солнце было белым и неопасным для глаз. Закатов не было, солнце меркло, и неясный день сменялся неясной ночью.  Паром застрял в торосах. Усталый и старый, он стоял среди льдов и, кажется, впал в забытье и как немощное, прожившее свой век животное, уже не надеялся ни на чью помощь. Эта общая апатия разлилась по всем уголкам парома. Бесцветные люди сидели в буфете и, тихо переговариваясь, по второму разу  смотрели китайский фильм с летающими по деревьям людьми. Семен вышел из каюты люкс, прошел в буфет и заказал чашечку кофе. Еда в буфете кончилась еще на второй день; осталось несколько пачек крекеров, коробка презервативов с пупырышками, несколько банок кофе,  чай и десяток банок салатов с морской капусты, банка креветок.
Буфетчица выглядело очень несчастно. На вид ей было лет двадцать, она была очень хорошенькой, во всех ее движениях чувствовалась покладистость. На стойку она положила салфетку, на салфетку блюдце, на блюдце поставила чашку кофе с пенкой, с одной стороны от чашки она положила три кусочка сахара, с другой ложечку. Если отпить немного кофе и пена расступиться, то можно заметить, что его цвет похож на цвет глаз буфетчицы, если положить в ложечку кусочек сахара и аккуратно набрать в ложечку кофе, то сахар его впитает, и этот новый цвет будет похож на цвет губной помады буфетчицы. Кофе горячий.
– Как настроение? – Устало и сухо спрашивает Семен.
Девушка покачивает головой, так, что голова как бы чуть приплясывает, и этим она показывает, что дела неплохо, и она вполне держится.
– Нормально, – говорит она, – еды вот только не хватает... почти нет.
По голосу чувствуется, что она вот-вот разрыдается, но по лицу этого не скажешь. Ее лицо притягивает взгляд. Не то чтобы это лицо было каким-то особенным, просто эти черные с живыми бликами глаза, черный легкий пушок над губой, черные волосы в отделанном белым пластиком буфете, на пароме белого цвета, застрявшем в белых льдах, выглядят как очень странная загадка. Кажется, только в этом лице и осталась жизнь, весь остальной мир – белой пустотой был вычеркнут из пространства и времени. Видимо, Семен слишком пристально смотрел в это лицо, девушка смутилась, чуть покраснела, отвернулась к бару поменять местами банку кофе с банкой сахара, но потом, чуть задержав дыхание, обернулась и стрельнула глазками.
– Ты сама-то из Холмска? – Холодно и совершенно без интереса спросил Семен.
– Да-да, из Холмска. – Как-то не в меру жизнерадостно ответила буфетчица.
– У вас там сейчас вообще не проедешь… хм … а рестораны-то есть?
– Конечно есть! Очень хорошие рестораны. Этот, китайский, как его, и армянский один. – Во взгляде и в голосе буфетчицы очень ясно чувствовалось это женское лукавство и кокетство, и податливость.
Семен посмотрел на нее и вспомнил строчки стихов из выученного в школе – «как роза русская свежа в пыли снегов». Чьи это были стихи и о чем там шла вообще речь – Семен уже не помнил. Читать буфетчице эти строчки он не стал.

Номер люкс отличался от всех остальных тем, что там стояла только одна кровать, на полу лежал ковер, а на стене висела идеалистическая картина – бегущий со стрелой в спине олень на фоне заката, под картиной стоял письменный канцелярский стол и стул; еще в номере люкс была ванная комната и туалет.  После кофе Семен лежал с закрытыми глазами и пытался заснуть. Мысли казались чем-то вроде игральных костей, которые тряслись, тряслись и выпадали на первый план – ни одной новой, ни одной интересной. Думалось о том, что «на фирме» уже все на ушах, что связи с «комбатом» нет, и хрен его знает, что он там предпримет, о том, что родители сходят с ума, что девушка уехала справлять Новый год к Кириловым без него, и ей все по барабану, что будет смешно, если он наконец-то доберется до Холмска и его просто пришьют ребята из конкурирующей фирмы, пришьют беззлобно, просто как парня с материка. К этим мыслям добавлялось еще неприятное ощущение – ощущение странных пространственно-временных провалов. Они начались примерно с декабря. С этого времени Семен вдруг стал замечать, что некоторые несущественные вопросы, которые можно было решить по телефону, проходили мимо него, словно кто-то договаривался, распоряжался, что-то решал без его ведома, но проблема была в том, что кроме него этими делами никто не занимался, и другие люди, которые волей-неволей их касались, были уверены, что это он, Семен с ними разговаривал, давал указания. Случилось даже несколько незначительных инцидентов по разруливанию мелких стрелок. Но самое жуткое было, когда он позвонил знакомому сутеру и сказал привезти девушку, а тот привез эту рыжую стерву, которая в прошлый раз испортила ему все настроение. Сутер клялся, что с фирмы перезвонил Семену и спросил, кого ему привезти, и тот потребовал рыжую. Пока Семен смотрел в зеленые, близко посаженные глаза сутера и слушал его искреннюю речь, в нем зародилась пара догадок. Первая заключалась в том, что у Семена, как в фильме «Бойцовский клуб», возможно, было раздвоение личности, и мелкие дела решал Семен № 1, а крупные – Семен № 2; вторая догадка обуславливалась тем, что с декабря 2004 года МТС обновляла телефонные номера и, возможно, в связи с этим было какое-нибудь дублирование номеров или какие-нибудь технические неполадки, и какой-нибудь олень хохмы ради разруливает его дела. Обе догадки были одинаково невероятны, обе походили на заплатки на пунктирной линии, обе были нелепыми, а сутер был под кайфом, так что мог напутать. Спорить с сутером Семен считал ниже своего достоинства, и уже смотря на рыжую, а не на него  сказал, – если она хоть слово вякнет, я отрежу ей язык.

Семен почувствовал, что засыпает, черные кубики его мыслей с белыми точками разметки, грохочущие  в кадушке, стучат все медленнее, и вот ладонь выпускает кубики, но вместо ожидаемого, на белую скатерть вылетают белые камушки без разметки. Но этот фокус его не удивляет. «Если меня убьют в Холмске…если…» – подумал он и заснул.

Проснувшись, Семен не сразу сообразил, утро или вечер. За окном было также сумеречно, в комнате было так же мало света. Он некоторое время раздумывал на эту тему, но потом спохватился, достал сотовый. Вечер. В сотовом Семен нашел секундомер, положил ладонь на сердце и стал считать. За минуту он насчитал двенадцать ударов. Семен улыбнулся.
Дело в том, что около двух лет назад Семен увлекся йогой. Йогой он занялся исключительно из лени. При его работе нужно было держать себя в форме, однако идти в спортзал не было времени, а заниматься дома всерьез лень. Йога предлагала необременительный ежедневный комплекс плюс кое-какие процедуры, но при этом освобождала совесть. К тому же, как обещал автор книжки по йоге, через пять лет занятий сердце йога ударяет не больше одного раза в минуту, а легкие делают не больше трех вдохов. Почему-то перспектива таких перемен очень взволновала Семена. Каждое утро, повернувшись лицом к востоку, он делал все эти сонливые утренние упражнения. За год сердцебиение Семена уменьшилось на пять ударов.

Семен сидел на кровати и смотрел в окно, он попытался вспомнить сон, но тот был словно серая рябь теней, из которого не выстроить ни сюжета, ни ощущений, и тут вдруг ему представилась картинка:
 Дворик института йогатерапии в Дели, на лужайке сидят люди из разных стран: индийцы, испанцы, русские, китайцы… они о чем-то беседуют, смеются, на их лицах играет солнце. Они понимают друг друга с полуслова. Но это взаимопонимание зиждется не на том, что они общаются на одном языке, а на том, что посреди всей этой тропической жары, посреди этого убогого мира их сердца бьются не чаще одного удара в минуту.   

Чтобы стряхнуть сон, Семен пошел в ванную комнату, умылся. Потом решил подышать свежим воздухом и, одевшись, выбрался на палубу.

Странно, на палубе стояла кучка азербайджанцев, которых Семен видел здесь же в последний раз, кажется, вчера или сегодня утром. Казалась, что они замерли, когда он ушел в прошлый раз, и сейчас с его появлением снова принялись за свой невеселый разговор на незнакомом языке, снова стали курить свои вонючие папиросы.

Семен вдруг вздрогнул и непонимающе обвел пространство вокруг себя. Сколько он на этом пароме? Сутки, неделю? Сердце бьется двенадцать раз. Нет, не надо сходить с ума, он здесь только двое суток. Завтра или послезавтра их вытащат. Купить что ли креветок?
Семен прошел мимо азербайджанцев. Все они были темнолицыми, лет пятидесяти. Их небритые лица казались уже бородатыми. Все они были в одинаковых длинных дубленых шубах и кепках. На их непокрытые головы падали крупные, с чайное блюдце, снежинки.

Зайдя в буфет, Семен присел у стойки, заказал кофе. Буфетчица кладет на стойку салфетку, на салфетку блюдце, на блюдце поставила чашку кофе с пенкой, с одной стороны от чашки она кладет три кусочка сахара, с другой ложечку. Семен опускает сахар в чашку, размешивает. Он смотрит на буфетчицу, и на языке крутится один вопрос, который почему-то не хочется задавать. Семен думает «В чем же дело, ведь я всего лишь хочу спросить – как настроение».
Он отпивает горячий кофе и делает усилие, чтобы не задать вопрос.
– Как настроение? – спрашивает буфетчица.
Семен неопределенно качает головой, как бы подразумевая – «какое здесь может быть настроение?».
– Если пойдете в ресторан, идите лучше в китайский, – по-свойски говорит буфетчица, – там подают вкусную свинину в кисло-сладком соусе и салат из фасоли и побегов бамбуков.
– Тебе нравится китайская свинина в кисло-сладком соусе?
– Да, очень, – чувствуется, что девушка рада, что завязался разговор.
– Ты знаешь, я не ем свинину. Но за совет спасибо. Китайские салаты уж наверно вкуснее азербайджанских.

Номер люкс погружался в ночь, все его предметы не составляли единого целого, а, словно подвешенные в белом безмолвии, зависли на своих жестких местах. Семен лежал на коврике на полу головой на восток и думал о фильме «Корабль призрак» с веселым и очень деятельным дьяволом, разнообразящим тусклую американскую жизнь. Было немного завидно.

Через сутки паром прибыл в Холмск. Выпив напоследок кофе, Семен расспросил у официантки как добраться до гостиницы, попрощался, собрав вещи, и сошел с парома. Было около полудня. Белый снег, небольшой порт, сероватый город, который только угадывался сквозь снегопад. Семен шел по дороге и пытался уловить разницу свободы и заточения, но не находил ее. Казалось, ничего не изменилось с того времени, как он вступил на твердую почву. Тот же снег, те же снежинки величиной с блюдце, тот же холодный воздух, редкие люди. «Дьявол нас оставил», – подумал Семен и сам улыбнулся вычурности своей мысли. Время и пространство были похожи на просмотр телевизора с испорченной антенной – снег, снег, иногда только мелькнет лишь что-то едва угадываемое. Семен добрел до гостиницы. Это была сталинка серого цвета с одним бетонным львом у крыльца, на месте второго льва был огромный снежный курган, плавно переходящий в сугробы засыпавшие палисадник.   
В этом северном климате за последние 50 лет гостиница совершенно не изменилась. Огромный холл с массивной люстрой, хрустящим паркетом, хорошо сохранившаяся лепнина, округлая лестница с красной дорожкой и этот особый воздух плохо отопляемого советского замка имели киношный и какой-то музейный вид. Девушка-администратор, казалось, за год-два работы целиком впитала этот сохраненный в холоде и уединении сонный дух. Ее  глаза, волосы, тихий голос, фигура в широкой теплой юбке и шали поверх свитера существовали наравне со столом, старыми креслами, крутящимся стулом.
…
– Надо же, такое случается каждую зиму, паромы застревают, – бесстрастно говорила она, заполняя бумаги, – а у людей срочные дела, а тут такое…
– Форс-мажор. – Сказал Семен.
– Как вы сказали?
– У юристов есть такое понятие – форс-мажор.
– Вы юрист?
– Да юрист. – Соврал Семен.
– Пойдемте, я провожу вас до номера.

Коридор второго этажа был огромен. Потолки были не меньше четырех метров, двери – двухстворчатые, лакированные, стены – оклеены обоями под мрамор. По всему чувствовалось, что в гостинице нет ни единого постояльца.
Номер-люкс состоял из двух комнат (спальни и гостиной), ванной и туалета. Семену сразу бросилась в глаза картина – раненый олень со стрелой в спине на фоне заката. Прикрыв дверь за администраторшей, Семен какое-то время смотрел на картину, и ему очень ясно представилось, что если он сейчас обернется и увидит каюту парома, он нисколько не удивится, а просто выйдет из номера и пойдет в буфет пить кофе и смотреть фильм с летающими китайцами и разговаривать с милой буфетчицей. Но, повернувшись, Семен увидел что это номер в гостинице, да и как же могло быть иначе. Семен растер ладонями лицо и решил немного поспать, потом пообедать в китайском ресторане, а потом уже связаться с шефом и отправиться по делам. Семен прошел в спальню, но тут услышал по коридору страшный топот и громкий неясный разговор.
Не было никаких сомнений… Семен развернулся и ушел в гостиную, там он сел в кресло, достал ПМ, снял с предохранителя и перевесил через руку пиджак.

Дверь просто влетела в номер, но осталась на петлях. В номер ввалилось четверо огромных парней. Все они были в кожаных куртках, выглядели как ушедшие в частный сектор омоновцы. Под куртками угадывалось оружие. С такого расстояния трудно было не попасть, и Семен навел на ближайшего здоровяка свой ПМ.
Этот ближайший ничего не оценивая (кажется, на ногах он был уже больше суток) и не принимая во внимание, что он на прицеле, спросил, - Ты Свиридов?!
- Я. – Спокойно сказал Семен.
- Слава Богу! – Очень выразительно, по-доброму, и как будто с его плеч свалился тяжелый груз, сказал тот.
Потом он достал сотовый, нажал кнопку и полным чувств голосом сказал, - комбат, мы его нашли! Он застрял на пароме… Да-да здесь, вот сидит передо мной… сейчас. Со словами – это тебя, здоровяк протянул телефон Семену..

Пока Семен слушал указания комбата, смотрел на этих рассевшихся в креслах здоровяков, он чувствовал, что время, отставшее от него, вдруг начинает раскручиваться с бешеной силой, и уже сейчас, не ложа трубку, надо быстренько одеться и ехать в ресторан, и оттуда срочно на сделку, а потом заскочить в порт…

- Да, - закончив с указаниями, сказал комбат, - поедешь обедать, езжай только в азербайджанский ресторан, названия не помню, у пацанов спросишь, там плов нормальный, шашлыки…