Дети застоя. глава1

Пролог
Петербург, 2004г.

« Какие всё-таки отвратительные, эти питерские дворы! Сколько лет живу в Петербурге, но никак не могу привыкнуть. Великолепные фасады, а стоит свернуть с блестящего, прилизанного проспекта внутрь дворов- колодцев и вот: облезлая, зловонная нищета, горы мусора у переполненных бачков, обшарпанные парадные и густой запах неблагополучия.»
Мысль была привычной. Она посещает его, благополучного сорокалетнего бизнесмена, примерно раз в неделю. Он брезгливо поморщился, глядя на двух бомжей ковыряющихся в мусорном бачке, эти двое тоже привычны. Изо дня в день, уезжая на работу в небольшой офис на Малой Морской улице, он, с кривой улыбкой кивает на их приветствия. Иногда даёт им мелочь на водку. Вот и сейчас, один из них, кажется, его зовут Игорь Евгеньевич, подобострастно улыбаясь, направился к нему. Будет просить. Он машинально сунул руку в карман, нащупал несколько десяток. Бомж подошёл, смешно подмигивая опухшими щелочками глаз, бодро отрапортовал.
- Анатолий Иванович! Будь здоров, слушай, тут вчерась, по ночи, мальцы хотели в твоего «мерина» залезть! Так, это, я их прогнал! Только контузию получил за своё геройство, можно сказать травма на производстве!
Действительно, один глаз был украшен свежим, ещё не успевшим набраться лиловости синяком. Парой десяток тут не обойдёшься. Анатолий достал бумажник и протянул бомжу две сотни рублей.
- Хватит? Или ещё добавить? - спросил  у заулыбавшегося бомжа.
- Хватит, хватит, мы что, мы люди с понятием! Не какие ни будь охламоны! - Игорь Евгеньевич ходкой рысцой помчался к своему компаньону, победно показывая ему добытые бумажки.
Анатолий усмехнулся ему в след. Он любил свой «Мерседес», ездил за рулём сам и за его сохранность отдал бы не только две сотни. А бомжи на самом деле присматривали за его машиной, правда, в героическом подвиге Игоря Евгеньевича он глубоко сомневался, да ладно...
Анатолий завёл двигатель, включил обдув переднего стекла, вышел из автомобиля. Он всегда неторопливо выкуривал сигарету, пока «Мерседес» прогревался. Бомжи уже слетали в ближайший ларёк и теперь расположились на скамье, в глубине двора, под заиндевевшим тополем. Игорь Евгеньевич крутанул бутылку, посмотрел сквозь неё на свет, удовлетворённо кивнул головой.
В кармане у Анатолия зажужжал мобильный телефон. Бизнесмен выбросил окурок и достал мобильник.
-Да! Слушаю. А, это ты Серёга! Как дела? Что, был недавно на родине? Ну и как там? Нормально? У меня всё в порядке! Кто, кто?.. у Антона?
Анатолий Иванович изменился в лице. В глазах застыла боль. Отрешённо выслушал и потом дрогнувшим голосом сказал:
- Ладно, Серега. Я опаздываю, перезвони мне вечером. Пока.
Как сомнамбула , автоматически заглушил мотор и закрыл машину.
Бомжи опрокинули по первому стакану. Зачавкали немудрёной закуской. Анатолий подошёл к их скамейке, Игорь Евгеньевич обеспокоено посмотрел на него. – Налей, -коротко сказал бизнесмен.
- Да ты чего? Анатолий Иванович, у тебя ж язва! Сам говорил, что уже пять лет в завязке! - недоумённо протянул бомж. Анатолий сам потянулся к бутылке, налил до краёв пластмассовый стаканчик и одним махом опрокинул его в рот. Потом протянул второму бомжу тысячную бумажку:
- Иди ещё принеси. Только бери хорошую, не палёную, денег хватит! – сказал, и присел на занесённую снегом скамейку. Из глаз катились крупные слёзы. Он смахнул их рукавом куртки.
- Налей-ка ещё, Игорь Евгеньевич, - и протянул тому стаканчик.
               
                Два дня рождения.
                1.
Осень давно вступила в свои права. Облетели последние листья с деревьев. Короткий день быстро сменился сумерками, а те незаметно перешли в звёздную ночь. Редкие фонари освещают притихшие улицы маленького южного городка ядовитым люминесцентным светом.
  В тот вечер их класс всем составом сбежал с последнего урока. И мальчишки и девчонки.
Впрочем, повод для такого единодушия был неоспоримый – у троих девчонок сегодня день рождения. Устроить вечер поэзии в классе после уроков им не разрешили. Учителя давно уже заподозрили, что их интерес к поэзии, не более чем ширма для банальных танцев под магнитофон. Поэтому девятый «а» пожертвовал уроком черчения и сейчас шумной ватагой направлялся к парку. Почему к парку? Ну, неужели не понятно, все знают, что в парке нет фонарей, а темнота, как известно,  друг молодёжи. Тем более что и девчонки – именинницы и некоторые из парней тащат в портфелях бутылки с вином и бутерброды. Музыка у них будет. Об этом позаботились Толик Лабинский и Антошка Румянцев. Они играют в ансамбле, и по этому случаю прихватили из репетиционной комнаты магнитофон «Романтика» на батарейках. Скрипнули ржавые ворота, тишина взорвалась смехом и выкриками, Девчонки рванули наперегонки к ближайшим скамейкам.
- Ну всё, дальше не пойдём! Здесь и только здесь. Мы устали, мы устали, наши пальчики писали. Мы немного отдохнем, а потом плясать начнём - громко крикнула Светка Птичкина и захохотала.
- Ну мальчишки быстрей! Что вы там копаетесь?
Мальчишки действительно замешкались.
- Ну Катя, темно же, как у негра в заднице - смущённо буркнул, шурша пакетами, Руслан Тришкин, высокий черноволосый парень.
- А тебе Русик может свечку подержать ?- игриво спросила Вера, его соседка по парте. Парни грохнули от такого недвусмысленного намёка. Антон включил магнитофон, над парком поплыла битловская «Мишель». Звякнули стаканы. Кто-то из парней всё-таки зажёг спичку, дабы в темноте не пролить драгоценную влагу.
- Ну всё ребята! Тихо! Слово беру я, Андрей Таранов, прошу любить меня и жаловать! Лиля особенно это касается тебя, потому что я к тебе неравнодушен, а ты на меня ноль внимания! Ну это так, к слову. А если серьёзно, давайте поднимем наши хрустальные бокалы из общепитовского стекла за наших именинниц! За Свету , Катю и Верочку. Девчонки, вы потрясающие девушки! Я знаю, что я говорю. Вон Толик из техникума назад сбежал в школу, только из-за ваших прекрасных глаз и коротких юбок! Толик подтверди народу эту суровую правду!
- Да! Да! И ещё раз да! – выкрикнул Толик и томно вздохнул. Андрей, первый в школе красавчик и гитарист, выпил вино и грохнул стакан об землю. - На ваше счастье, девчонки! Мужики, только не повторяйте за мной, а то не из чего будет пить! Лиля, позвольте вашу руку мадам, музыка уж больно хороша! Танцуйте ребята, танцуйте!
Шелестят под ногами листья, яркие звёзды подмигивают в такт гитарным аккордам. Растаяла последняя нота. Все притихли, тишину нарушил Антон:
- Ребята, а мы ведь первый раз вот так - вместе. Нет, конечно, и раньше было, но всё не так, по детски как-то. А сегодня....
Резкий, ослепительный свет автомобильных фар оборвал его на середине фразы.
- Так! Нарушаем общественный порядок! Всем стоять! – усиленный мегафоном голос прогремел на весь парк. Как бы не так, в миг, словно стайка пугливых воробьёв, рассыпался по кустам девятый «а». Встречаться с милицией как-то никто не жаждал.
Антон, Света и Толик с Катей мчались тесной группкой. Парк остался давно позади, когда им перегородил дорогу вырытый днём ров. Остановиться никто не успел. Через мгновенье все очутились на дне ямы. Тишина. Мимо прогрохотала милицейская машина.
- Антон, ты слишком сильно прижал меня к земле. Закрываешь собой комиссарское тело? – тихо спросила Света Птичкина. Ещё через миг , перемазанные землёй, они хохотали как сумасшедшие.
- Такой день рождения долго не забудется. Такого у меня ещё не было: ночь, звёзды и яма!    - захлёбываясь от смеха, сказала Катя.
- Ребята! А у меня стакан вина в руке! - удивился Толик, - Это что? Я с ним так и бежал? Надо же: ни капли не пролилось!
- Да...- протянул Антон. – Так и рождаются легенды! Давайте по кругу, по глотку, как никак день рождения справляем? За вас девчонки!
- Интересно, а где вся остальная рать? – спросила Света
- Где? Да по кустам все рассыпались. Чёрт, я даже на физкультуре так быстро никогда не бегал! – хохотнул Толик.
- Можно подумать ты ходишь на физкультуру! – фыркнула Катя. В этом была доля истины. Толик физкультуру не любил и предпочитал просиживать урок в репетиционной комнате, нещадно колотя в барабаны. С ним  долго и упорно боролся физрук Иван Иванович, но Толик одержал победу, принеся справку из поликлиники, в которой утверждалось, что его здоровье и физические нагрузки несовместимы. Физрук отступился, а Толик с ещё большим рвением издевался над своими барабанами.
- Всё мальчишки. Время уже не детское, пора по домам - объявила Птичкина. – Антон, так как Руслан растворился на просторах родины, ты проводишь меня, а Толик проводит Катю. Не совсем вам по пути, но вы же, надеюсь, джентльмены?
Светку за глаза называли «командиршей», так что спорить с ней не приходилось. Так закончился этот сумасшедший вечер.
                2.

Звонок. Долгожданная большая перемена, столпотворение у школьного буфета. Только парни из девятого «а», презрев гастрономические потребности,  гурьбой высыпали на школьный двор, за спортплощадку и обступили тесной толпой Руслана и Антона.
 Драка не начиналась. Руслан Тришкин поглядывает на своих дружков из десятого класса. Антон спокоен как скала, молчит, только глаза напряжённо ловят каждое движение Руслана.
- Ты меня понял? Отвали Антоха, по-хорошему! -  брызгая слюной, крикнул Руслан.
- А если не отвалю? Тогда что? - Антон усмехнулся.
- Убью! - заорал Руслан и резким, хлёстким ударом, двинул Андрею в челюсть, и тут же отпрянул на безопасное расстояние. Народ загудел. Все ждали реакцию Антона. Антоха вытер рукой выступившую на губах кровь, криво улыбнувшись, обвёл всех глазами, потом спокойно повернулся к Руслану спиной, и уже выходя из круга, через плечо, презрительно бросил:
- Дурак! Решать ведь ни тебе, и не мне! Дерлапен!
Прозвенел звонок, перемена закончилась. Во дворе школы остались только Толик и Антон.
- Почему ты ему не ответил? - спросил Толик.
- Потому что я сильнее, - ответил Антон, помолчал и добавил:
- И ещё, я не могу бить людей.
- Пацаны будут думать, что ты ссыканул. - сказал Толя.
- Ну и пусть! Я же знаю что это не так.
Лабинский посмотрел Антону в глаза, и понял что всё, что он сейчас сказал, правда.
- Ладно, пошли на английский. Если после уроков он будет с толпой, я буду на твоей стороне. Слушай, а из-за чего сыр-бор?
- Не важно. Не хочу об этом говорить.
Толик пожал плечами. В конце концов, это его не касается.               
   
  Февраль в тот год был очень слякотным. Снег пополам с дождём. Ветер, пронизывающий до костей. Завтра праздник, 23 февраля, день Советской Армии, а сегодня день рождения Антона. Вообще, у него настоящий день рождения 29 числа, но в виду того, что 29 бывает лишь раз в четыре года, его родители записали в свидетельстве о рождении 22 число.
 Антоновой мамы, Галины Александровны, нет дома, она на работе, и поэтому, сбежав с урока, Толик и Антон уютно устроились на кухне. Антон никого не приглашал, только Толика. И сейчас они оба сидят за столом. На столе скворчит сковородка с яичницей –  глазуньей, минералка и пол-литровая бутылка водки. За 3руб. 62 копейки. «Чебурашка». Антон почему-то не весел.
- А знаешь что? - Антон заглянул Толику в глаза.
- Давай как наши деды, там, на войне, сразу по стакану? Как ты думаешь, сможем?
Водку они начали пить недавно, до этого баловались вином, и поэтому такой экстремальный героизм Толика как -  то не тронул. Он поёжился:
- Да ты что?! Загнёмся ведь!
- Эх ты, слабак! А как же они? Настоящий мужик должен махом стакан тяпнуть, и ни жужжать!
Слабаком Толику быть не хотелось. И поэтому он кивнул:
- Ну давай, попробуем!
Антон повозился с пузырём, достал двухсот пятидесяти граммовые стаканы и лихо набулькал их до краёв. Толик со вздохом взял свой и сказал:
- Ну ладно Антоха! С днём рождения тебя! – и опрокинул содержимое в рот. Одним глотком не получилось, пришлось сделать несколько. Внутри всё обожгло, из глаз брызнули слёзы. С трудом  не отправив обратно выпитое, он лихорадочно нащупал бутылку нарзана, и надолго приник к ней, а потом накинулся на яичницу.
- Ну как? – поинтересовался Антон.
- Сам попробуй! – буркнул Толик, заедая пожар внутри.
Лихо, как заправский питок, Антон выдохнул и вылил в себя спиртное. Ага, вон как уши покраснели! И глаза заслезились. Закашлялся. Толик пододвинул сковородку ему поближе. Замелькала вилка. Через минуту яичница кончилась. Нарзан тоже.
- Да…- сказал Антон
- Да…! - ответил ему Толик. Через пятнадцать минут их развезло. В дым.

- А ведь она меня любит…и я её тоже! – не совсем отчётливо произнёс Антон, глупо улыбаясь.
- Кто? – Толик почувствовал, что и у него язык заплетается. Странное состояние. И голова кружится.
- Светка!
- Которая?
- Наша Светка, Птичкина!
- Брось ты! За ней Руслан бегает.
- Плевать, она меня выбрала!
- Так поэтому вы тогда осенью и сцепились?
- Угу….
Пытаясь побороть пьяную дымку в голове, Толик подумал, что надо что-то ещё спросить. Не придумал. Посмотрел на Антона. Тот спал, уронив голову на стол. Толик решил прилечь на полу, так удобней.
 Через час пришла мама Антона. Оказалось, что у неё сегодня короткий рабочий день.



Петербург. 2004г.

Анатолий Иванович Лабинский, преуспевающий бизнесмен, выпал в осадок прямо на скамейке под заиндевевшим клёном. Его компаньоны, два бомжа - Игорь Евгеньевич и второй, так и оставшийся неизвестным, попытались привести его в чувство. Анатолий не вязал лыко. Сердобольные бомжи, кряхтя и чертыхаясь отвели массивного бизнесмена в его квартиру и ушли, даже не помышляя воспользоваться беспомощностью хозяина, справедливо рассудив, что не стоит самим резать курицу, несущую золотые яйца.
Часа через полтора Анатолий Иванович очнулся на полу, у дивана. Глухо постанывая от ужасной боли в голове, он с минуту соображал, на каком свете он находится. Потом вспомнив давешний звонок и последующую  за ним стремительную деградацию личности,
Лабинский вновь посуровел лицом. « Чёрт возьми, надо срочно найти Антона, - думал он. «Этого не может быть, Серёга должно быть ошибся. Эх, Антон, Антон, Антоха... Сколько же лет я не виделся с тобой? Наверное, лет пятнадцать... Так, всё, включай свою голову Анатолий. Как найти человека, который последние пятнадцать лет избегает встречи с тобой? Правильно, позвонить тому, с кем он может общаться сейчас! С кем? Думай, думай бизнесмен хренов». Думать в таком состоянии было тяжеловато. Из своего прежнего опыта Анатолий твёрдо знал, что подобное лечат подобным. По-русски говоря, клин клином вышибают. Последние несколько лет, из-за свирепой язвы, Лабинский не употреблял спиртного, но для гостей держал в буфете пару бутылок хорошего коньяка. Сейчас это коньячок пригодится и ему. На четвереньках он добрался к буфету, с трудом поднялся и, прихватив бутылку, рухнул в кресло стоявшее рядом. Хлебнул прямо из горлышка, несколько минут посидел с закрытыми глазами, потом придвинул к себе телефонный аппарат. Минут двадцать он безуспешно накручивал телефонный диск, наконец, на другом конце провода ответили.
- Алло! Алло! Мишка, это ты? Привет, это Толик Лабинский. Да, очень много зим и лет. Да, я сейчас в Петербурге. Слушай, ты не знаешь, как связаться с Антоном Румянцевым?

Южный городок. 1979г. весна.

- Не, Толян. До Мишки тебе ещё далеко. Король, он и Африке Король! – с восхищением сказал Антон. Они с Толиком сидели в последнем ряду пустого кинозала. На сцене, перед киноэкраном репетировали «Трояне». За барабанами сидел Миша Королёв, в обиходе Король. Ему недавно исполнилось восемнадцать лет, он был строен и красив, у него был мотоцикл «Ява», японские электронные часы и девчонки волочились за ним штабелями. Играл он на барабанах как бог. Толик преклонялся перед ним и немного завидовал. Именно по этой причине каждую свободную минуту он отрабатывал на коленках всё более и более замысловатые ритмы. Даже сейчас он пристально смотрел и слушал, что барабанит Король, и пытался повторить на многострадальных коленях.
- Ничего Антон. Через неделю его забирают в армию. Там ему не до барабанов будет. Так что у меня будет время, что бы его обставить. – несколько раздраженно ответил Толик Антону. Антон улыбнулся и ничего не сказал. Тем временем репетиция подошла к концу. Король спрыгнул со сцены, закурил сигарету. Курение в зале ему всегда сходило с рук, каким то непостижимым  образом он сумел расположить к себе вахтёров и те, обычно грозные и неприступные, смотрели на его нарушение сквозь пальцы. Толик и Антон подошли к нему.
- А молодая смена! Привет. Слышал, к вам Андрей Таран присоединился? Ну, теперь вы нас совсем поклонников лишите! – сказал Мишка и рассмеялся. Друзья переглянулись и тоже неуверенно заулыбались. Андрей Таранов, он же «Таран», выразил желание примкнуть к их ансамблю только вчера. И надо же Король как всегда в курсе. И откуда он всё всегда знает?
- А откуда ты знаешь? – вырвалось невольно у Антона.
- А мне Лилька сказала. Она же с ним встречается. А я с её сестрой уже месяц роман кручу. Правда, пока неудачно – Король вздохнул и нахмурился. « Надо же,- подумал Толик, - Неужели нашлась девчонка, с которой Король не справился кавалерийским наскоком?». Впрочем, секунду спустя Король уже улыбался во все тридцать два зуба:
- Новый анекдот про «лабухов» слышали? Сейчас расскажу!
Анекдоты были Мишкиной страстью. Он знал их неисчислимое множество и умел очень смешно рассказывать. Как - то раз, на спор, он рассказывал анекдоты пять часов подряд, при этом ни разу не повторился, а слушатели надорвали животы от смеха. Антон видел, как они чуть не на четвереньках выползали из бендежки, где всё это происходило. Вот такой он был, Мишка Король.
 Громко хлопнула входная дверь в зал. К сцене не спеша спустился Таран.
- Привет, мужики! Слушай Мишка, я с директором договорился. Он разрешил на вашем аппарате репетнуть, так мы с мужиками  поиграем?
Король недовольно поморщился. Толик подозревал, что Мишка недолюбливает, несколько нагловатого Андрея, иногда он (Таран) не нравился и ему, но Таран был прирождённым лидером и умел увлечь за собой, и поэтому ему многое прощалось.
- Да ладно, репетируйте. Только аппарат после себя уберите в бендежку. И шнуры аккуратно сматывайте. Всё пока. - Король пожал всем на прощание руки и, насвистывая какой-то сладкий мотивчик, ушёл.

- Как это так, ни кому не давать? – удивился Анатолий Иванович, болезненно поморщившись. – Да ты что, Король? Мы же с Антоном не один пуд соли съели! Да не нужно мне свежий анекдот! Мне телефон Антона нужен, или, на худой конец, адрес! Понимаешь?! Мишка, будь человеком, дай телефон! Что?! Антон так и сказал? Не давать никому, а особенно мне?! Да не обижаюсь я, чего на тебя обижаться? Я сейчас, скорее на себя обижен... Ладно, Мишка, пока! Да бог с ним, с анекдотом, не до анекдотов сейчас. Пока.
Лабинский в досаде швырнул трубку на аппарат. Вскочил с кресла и нервно начал расхаживать по комнате. «Вот так. Никому не давать номер телефона, а особенно мне! Жестоко, Антоха, очень жестоко! Да было бы что! Так, пьяный бред! Что ж, теперь всю жизнь за это расплачиваться? Жестоко... Ладно, хватит слюни распускать! Ну не сказал Король, кто-то ведь ещё должен знать». Анатолий достал из рабочего стола, приютившегося у окна, потрёпанную записную книжку. Лихорадочно полистал страницы, торжествующе ткнул пальцем, в чей то номер. Набрал цифры.
- Алло! Алло! Катя? Ну здравствуй! Это я....

День не заладился с самого утра. Мало того, что в последний день года, теперь уже десятый «а», заставили мыть панели и парты в классе, так ещё и Света с Антоном свирепо рассорились, по какой-то абсолютной нелепице. Их любовь не была секретом для всей школы. Все, от младших классов до старших,  включаю педагогов всех возрастов, с восхищением и затаённой завистью наблюдали за двумя влюблёнными. О, это был пламень и лёд, огонь и вода, землетрясение, в конце концов. Они могли на глазах у всех целоваться в школьном коридоре, не обращая внимания на изумлённых учителей и хихикающих первоклашек, могли наорать друг на друга во время урока английского языка и потом не разговаривать три дня, мучаясь чувством вины друг перед другом. Потом снова примирение и через три часа полный разрыв! Толик однажды случайно услышал как «физичка», молодая, очень симпатичная учителка говорила их классной руководительнице:
- Ну что вы, Елена Васильевна! Если б меня хоть кто-то так любил, да я бы на край света, за Полярный круг за ним. Елена Васильевна, умоляю, не мешайте, не надо разбивать такое сильное чувство. Представьте, что с ними будет, если мы сейчас сообщим их родителям?
Не берите грех на душу. Они же любят!!!
Что ответила Елена Васильевна , Толян не расслышал.
Вот такая сумасшедшая любовь, и понятно, что их размолвка в последний день уходящего года испортила праздничное настроение всему десятому «а». Впрочем, Андрюха «Таран» получасовыми дипломатическими переговорами и увещеваниями, заставил влюблённых примириться хотя бы на один вечер, дабы не разрушать задуманную встречу Нового года у Коли Свечкина на дому. « Потом, - сказал он, - После праздника, можете перестрелять друг друга, а портить праздник друзьям не надо, мы же хотим повеселиться, а ваши кислые физиономии совсем не способствуют веселью». Мир был установлен и, домыв ненавистные парты, десятый «а» разбежался по домам, готовиться к празднику.
Вечером, Дом Культуры, ярко сверкающий, гудел и бурлил. Бал-маскарад  вступил в завершающую стадию. Уже розданы все призы и подарки, Дед Мороз и Снегурочка утомлённые донельзя, убрались в костюмерную, где полным ходом шёл праздничный банкет. Одиннадцать часов. Народ заспешил по домам, к столам и шампанскому. Антон, Толик и Андрюха Таран доиграли последний танец, отбились от последних любителей потанцевать, лихорадочно сматывали шнуры, матерясь и поглядывая на часы.
- Мужики, не успеем, полчаса до двенадцати. А ещё колонку с усилителем на себе тащить! – ныл Толик, уставший за четыре часа от своих барабанов.
-  Успеем! Я договорился с «ментами», они нас на «уазике» подбросят, – сказал Таран, пыхтя под весом огромной басовой колонки.
- Ага, подбросят, до вытрезвителя! – засмеялся Антон и добавил, - Толян, сегодня ты сам себя перепрыгнул, мне подходили и говорили, что Король отдыхает по сравнению с тобой. Правда, сегодня ты барабанил что надо! Как там Король в армии Новый год встречает?!
- Писал, что в оркестр не попал, в железнодорожном батальоне служит. Короче, Байкало-Амурскую магистраль строит, – ответил польщённый Толик, - Наверное, в казарме с мужиками втихаря пузырь раздавили и спать!
Было уже без пяти двенадцать, когда троица друзей на милицейской машине подкатили к дому Коли Свечкина, куда прямо с бал-маскарада шумно завалил десятый «а».
Одноклассники встретили их шутливыми аплодисментами. Помогли установить аппаратуру, и ровно за минуту до кремлёвских курантов, класс уселся за длинным, заставленным принесённой из дому закуской, столом. 
Леонид Ильич, в телевизоре, дошамкал поздравление, куранты пробили двенадцать раз, зазвучал гимн, громко бабахнуло шампанское, взвизгнули девчонки и волшебная ночь началась. Веселье захлестнуло всех, никогда ещё они так славно не веселились, даже Ваня Слизский, неприметный парень, почти всегда молчаливый, единственный сын в большой дружной семье, и тот рассказывал какие-то смешные истории, заливавшимся от смеха девчонкам. Гремела музыка, мигали цветные лампочки, в углу на кресле целовались Антон и Светка. Они помирились окончательно, и теперь их не интересовало ничто на свете кроме них самих. Андрей атаковал красавицу Лельку. Она делала вид, что он ей неинтересен, а на самом деле просто сгорала от желания поцеловать его. Только Толик сидел один за столом,  устало потягивая шампанское из большого бокала. Иногда к нему подбегала Катюша, тормошила, звонко смеялась и тащила танцевать. Он отнекивался, снова оставался один и грустно поглядывал, как Катя вихрем кружиться то с одним , то с другим одноклассником. Он давно и безнадёжно был в неё влюблён, но ни одна живая душа не знала об этом. Иногда ему казалось что Катя знает о его любви и нарочно его мучает, когда после уроков он ссутулясь несёт её портфель, а она , впереди флиртует  то с Русланом, то с Андрюхой Тараном или задорно подсмеивается над ним в стайке своих подружек. Эх, Катя. Катюша...
В весёлую феерию вдруг, диссонансом, фальшивой нотой ворвался грохот в коридорчике. выходившем прямо на улицу. Открылась дверь, в комнату ввалился заснеженный парень, кажется из параллельного класса, впустив вслед за собой свежий морозный воздух. Громко, заглушая магнитофон, вскрикнула Лелька. Танцующие пары остановились. Кто-то выключил магнитофон и включил верхний свет. Точно, это Вовка Бочар из параллельного, здоровый, глуповатый парень. Бессмысленно моргая пьяными глазами, он то тыкал окровавленной рукой себя в правое бедро, то вновь поднимал её, показывая обступившим его ребятам . Снова испуганно закричал кто-то из девчат.
- Мужики, меня подрезали, вот смотрите, прямо в ногу, вон сколько крови. Рамзан Утоев. Я с ним сцепился, а он меня ножом. Я убежал к вам. Я знаю, что вы у Коли гуляете! - пьяно бормотал Вовка, пытаясь поднести окровавленную руку к лицу Андрея Таранова. Андрей недовольно поморщился.
- Так, ребята, ну-ка все тихо. Девчонки, идите в другую комнату. Не бойтесь, судя по всему ничего страшного. Рана в ногу, хорошо, что не в живот и не в грудь. Ты один был ?- спросил Андрей обращаясь к Вовке
- Нет. Я и ещё трое пацанов из техникума.
- Всё понятно. Навалились четверо на одного. Я знаю, Рамзан парень горячий, вот и всадил тебе нож в задницу. Всё, не хлюпай носом. – жестко сказал он Бочару.
- Коля, вызови «скорую помощь». Я и Ваня Слизский выведем его на улицу и подождём «скорую». В милицию звонить не надо, врачи сами вызовут. А нам не стоит с милицией связываться. И так праздник испорчен, не хватает ещё показания давать. Всё равно мы ничего толком не знаем.
Андрей уверенно руководил народом. Толик всегда дивился: как Тарану это удаётся? Казалось бы, безнадёжно праздник испорчен, а нет! Отправив незадачливого Бочара в больницу, Андрей разрядил гнетущую атмосферу какой-то немудрёной шуткой. Заставил всех сесть за стол, выпить за новый год . И не сразу, но спустя полчаса,  десятый «а» снова плясал. 
Толян вышел на улицу, втянул в грудь вкусный, морозный воздух. Тишина. Снег огромными хлопьями падал на подмёрзшую землю. Навалило почти по колено. Редкая новогодняя ночь у них бывает со снегом. Обычно слякоть и дождь. А в эту ночь просто чудо, какая выдалась погода. Он нагнулся, зачерпнул полные пригоршни снега и ожесточенно потёр лицо. Усталость как рукой сняло. Скрипнула дверь, донеслись звуки музыки и пропали.
- Толик? Толик?! Ты где ?! – Толик узнал голос Вани Слизского.
- Здесь у калитки. Иди сюда Ванька.
Заскрипел снег под ногами. Иван подошёл и неуверенно тронул Толика за рукав.
- Ты чего здесь стоишь? Все веселятся, а ты сегодня какой-то смурной.
- Да нет, не смурной. Просто устал немного. Смотри Ванька какая красота на улице! Жаль правда, что звёзд не видно, но всё равно красиво – Толик вздохнул.
- Ёлки-палки, совсем забыл, зачем тебя искал! Всё время у меня так. – расстроился вдруг Иван. – Тебя же Катька ищет! Попросила тебя найти, а ты вон где , на красоту любуешься. Знаешь, Толик, она, по-моему, опьянела сильно. Раскомандовалась. Иди, говорит, Ванька, из - под земли его достань! В общем, я скажу, что ты здесь стоишь. Ладно?
Толик махнул рукой:
- Как хочешь. Иди Ваня, танцуй. Спасибо!
Иван постоял ещё секунду, ожидая чего-то, потом тоже махнул рукой и ушёл в дом.
Через несколько минут вновь скрипнула дверь. Торопливые, мелкие шаги остановились за спиной. Прохладные ладошки прикрыли Толику глаза.
- Да ладно, Катя, я же знаю что это ты, – негромко сказал Толик. Неожиданно ладошки опустились и с силой, схватив его за плечи, развернули.
- Раз знаешь, что же ты стоишь как пень?! – крикнула Катя, растревожив чудесную тишину ночи.
- А что ж мне делать, ты всё равно меня не любишь! – неожиданно для себя самого, с горечью выпалил Толик прямо в лицо Кате.
- А ты меня спрашивал?!
- Нет...- сердце у Толика упало вниз.
- Так спроси! – Катя упрямо топнула ногой.
- Неужели ты меня любишь? – изумлённо прошептал он.
- Да! Да, дубина ты стоеросовая! – всхлипнула Катюша и заколотила своими маленькими кулачками в его грудь. Толик обхватил её, крепко прижал к себе, закружился вместе с нею в сумасшедшем танце, под музыку, звучавшую в их душах. Неистово бились сердца, и где-то далеко-далеко, во вселенной, зазвонили колокола. Он нашёл её губы, пахнущие шампанским и ещё чем-то неуловимо прекрасным. Прильнул к ним и, чувствуя, что они отвечают, забыл обо всём. Время перестало существовать. Только они, и больше никого на свете. И ещё любовь. Их любовь.
  Хлопала дверь, видимо их искали, но, наткнувшись на слившихся в поцелуях влюблённых, хмыкали и возвращались обратно в дом. Небо начало сереть, всё так же, огромными хлопьями, падал снег. Наконец из дома выбежала Лелька.
- Ну, вы, чудики! Вы же замёрзнете и заболеете. Толик! Катя! Ну что вы, в самом деле?!
Пошли, пошли в комнату! - приговаривала она и теснила обоих к двери. Им пришлось подчиниться её напору. Взявшись за руки, смеясь, они забежали  в дом, но лишь за тем. что бы одеться .
- Ну их всех к чёрту! – прошептала Катя ему на ухо. – Пусть остаются, а мы пойдём, нам и самим сейчас хорошо. Спасибо всем конечно, но я хочу остаться вдвоём. Мы и так долго ждали, а всё ты! Недогадливый!
Её губы приятно щекотали, и он улыбался, глупой счастливой улыбкой. И они ушли, оставив десятый «а» в недоумении. Андрюха Таран покачал головой:
- Ну, тихушники! В жизни не подумал бы, что между ними что-то есть.
Десятый «а» согласился с ним и провозгласил тост за любовь.


Лабинский улыбался, слушая голос в трубке, такой щемяще знакомый, немного хрипловатый и тёплый.
- Да! Да, Катя, это Толик-алкоголик! Лет десять точно. Как ты? Как дочурка? Большая уже?! Впрочем, что удивляться, сколько лет пролетело. Как дела у мужа? Да, спасибо, у меня тоже всё нормально. Нет, не женился. Так получилось. Ты же знаешь почему. Да ладно, ладно, я уж давно всё позабыл. Нет, пить давно бросил. Здоровье не позволяет.  По голосу слышишь, что я навеселе? Брось, это не правда. Да, я тоже рад тебя слышать! Не можешь долго говорить? Ждёшь звонка? Да я собственно по делу, слушай, мне нужны координаты Антона Румянцева. Не знаешь? Обидно, очень обидно. Ладно, извини что побеспокоил. Обязательно позвоню, и в следующий раз поговорим подольше. Пока!
Анатолий Иванович положил трубку. На губах всё ещё гуляла лёгкая улыбка. Потянулся к коньяку, сделал большой глоток, прикрыл глаза. Откинулся в кресле. « Да, в моей жизни было много хорошего. Во всяком случае, больше чем дерьма. Не стоило звонить Катьке, не стоило, только душу разбередила. А голос у неё почти не изменился, разве стал чуть более глубоким, женственным. Всё, забудь. Сейчас важно другое. Антон, Антоша как же тебя найти.» Анатолий глубоко вздохнул, открыл глаза, полистал книжку и начал набирать другой номер. Раз за разом . « Никто не берёт. Что ж буду, набирать, пока не возьмут» - подумал он,  и отхлебнул из коньячной бутылки.


1981г

- Я с детства выбрал верный путь, решил, чем буду заниматься
И всё ни как я не дождусь, когда мне стукнет восемнадцать – Таран и Толик надрывали глотки, незатейливой песенкой «Машины времени». Видавшая виды гитара и аккордеон в их руках ревели и стонали. В шутливом поединке между гармонистами и баянистами из других компаний они забили всех. Поначалу конечно все сбились в свои небольшие кружки во дворе военкомата, но по мере того как Толик и Андрей играли свой репертуар. все призывники и провожающие их, сгрудились вокруг. Да и не мудрено, музыканты провожают музыканта в армию. Толик уже почти не стоит на ногах от выпитого, Таран ещё держится. Светка Птичкина рыдает на плече у Антона, тот смущённо поглаживает её по голове, целует в губы, в заплаканные глаза
- Света! Ну, Свет, ну перестань. Ну что ты рыдаешь, будто меня на фронт забирают, это ж всего лишь армия. Два года и всё, уже дома. А может, ещё и в отпуск приду. Света, ну неудобно же, ты же знаешь, как сильно я тебя люблю. Расстаёмся на две весны и две зимы.
  Светке было по фигу. Слёзы лились по щекам, размазывая нехитрый макияж.
Таран отставил в сторону гитару, налил в кружку водки и лихо опрокинул в рот. Задыхаясь, закусил солёным огурчиком, подхватил Светку на руки и закружил быстро-быстро.
- Не горюй Светик, не горюй. Мы все тебя любим и Антошку любим. Жалко, правда, что не весь наш десятый на проводы собрался, но что делать, у кого сессия, а кто так далеко, что приехать не смог. Ты думаешь, я за Лелькой не скучаю? Скучаю ещё как! И она за мной скучает. Но мы же не рыдаем! Всё! – он, пошатнувшись, поставил Светку на ноги. – Вот тебе платок, вытри слёзы, Толик дай вина даме, не может же она пить, как и мы водку. Силь ву пле мадам, пейте, пейте вино мадам, в вине растворяться ваши печали.
Почти насильно Андрей заставил Светку выпить вино, Антон с благодарностью посмотрел на него. Птичкина немного успокоилась, улыбнулась Толику и Андрею. Прильнула к Антону.
- Всё , всё ребята больше не буду. Не буду нюнить. Всё!
Прозвучала команда низенького, красноносого майора:
- Призывники, в две шеренги становись!
Антон пожал руки друзьям, поцеловал Светку и бегом побежал к толпе таких же, как и он призывников. Потом вдруг остановился, подбежал к Толику, и, отведя его в сторону от друзей, сказал:
- Толян, присмотри за Светой! Чтоб её никто не обижал, ладно?!
Толик кивнул головой:
- Не волнуйся Антоха, ты же знаешь, что в обиду мы её не дадим!
Кое-как разобравшись в две шеренги, призывники ждали следующей команды. Она не заставила себя ждать. Майор с паузой крикнул:
- По автобусам... шагом марш!!!
Толик врезал на аккордеоне «Прощание славянки», Таран подхватил на гитаре, Светка снова заплакала. Провожающие загомонили, замахали руками. Автобусы тронулись по направлению к вокзалу. Антон высунулся из окна и долго махал друзьям рукой.
- Света, давай выпьем ещё вина. Погладим Антохе дорожку. И хватит слёз, слёзы только притягивают беду. Ты же не хочешь, что бы с Антохой беда приключилась? – наклонился к Светке Толик.
- Нет...- всхлипнула Света, вытирая Тарановским платком слёзы. Толик налил себе и Тарану водки, ей протянул вино. Выпили. Дальше Толян ничего не помнил. Видимо последняя рюмка была лишней.

На город спустились сумерки, в квартире, и без того не очень светлой, стало совсем темно. Анатолий Иванович не стал  включать свет. Цифры на телефоне подсвечивались, коньяк можно было взять на ощупь, а больше ему сейчас ничего и не нужно. Номер, который он набирал,  не отвечал. «Заколдовали что ли?» - подумал Лабинский, хотел хлебнуть ещё коньяка, но передумал. В горле и так уже першило от выпитого, в животе просыпалась проклятая язва. « Сейчас только не хватает свалиться с приступом». Он перестал набирать номер и бездумно уставился в потолок. Память услужливо подсунула воспоминания.


Лето выдалось потрясающе жарким. Трава выгорела ещё в июне. Всё живое искало прохлады под тенью не очень многих деревьев и в тёплой воде не менее редких водоёмов.
Толик и Таран гуляли, не просыхая третий день, благо повод был железный: пришёл из армии Мишка Король. Сегодня, наконец, они вырвались на пляж, решили попить в лёгкую пивка, так как водка надоела, да и в такую жару от водки  можно легко сыграть в ящик. Пляж был небольшой, забит народом под завязку и поэтому им пришлось расположиться чуть поодаль, рядом с Тарановским мотоциклом с коляской.  Пиво было ещё холодным и амброзией лилось в их истомлённые трёхдневным пьянством желудки. Король с вздохом оторвался от запотевшей бутылки:
- Ой, мама родная, лепота какая! Пища богов! Кстати, чуваки, новый анекдот про англичанина, француза и русского знаете?
Таран и Толик рассмеялись.
- Вы чего ржёте?
Толик, давясь смехом, сказал:
- Мишка, ты же только три дня назад пришёл из армии! Все три дня и три ночи мы с тобой куролесим, так где ты новый анекдот услышал? Слушай, а ты их не сам выдумываешь?
Король недоумённо поморгал глазами. Потом сам рассмеялся:
- Нет, сам не выдумываю, но анекдот действительно новый, вы точно его ещё не слышали!
Внезапно Король замолчал, глядя куда-то за плечо Андрея .
- Ух ты!!! Чуваки, кто такая?! – очарованно спросил Мишка.
Андрей и Толик обернулись. Толик хмыкнул:
- Даже и не думай Король. И в мыслях не держи. Не узнаёшь разве? Это ж Света Птичкина с подружками, Антона Румянцева невеста, из армии его ждёт.
- Ага, ждёт, - буркнул Таран. – Антоха в Афгане парится, а она по пляжу разгуливает.
- А что, по-твоему, она должна в доме запереться и не выходить никуда? – раздражённо сказал Толян и приветливо помахал Светке рукой, та махнула в ответ.
Король сокрушённо вздохнул:
- Ну вот! Я в армии зарок дал, что не пропущу ни одной стоящей девчонки на гражданке!
- Не унывай, Мишка, вон их сколько. Хочешь, с той чёрненькой познакомлю? - улыбнулся Таран. Король в ответ двусмысленно промурлыкал как кот:
- Если б вы знали, как я хочу!......
Друзья засмеялись.
- Ладно Мишка, познакомлю, - пообещал Андрей, - Теперь к делу, пока трезвые. Мы тут подумали, тебе же играть наверное хочется? Угадал? Слушай, программа у нас большая. на Толика нагрузка не маленькая ложится, так что он готов уступить тебе вторую половину программы. Репетиция сегодня в восемь вечера. Ты как?
У Короля заблестели глаза:
- Ну, чуваки, не ожидал! Честно не ожидал! Да вы ж знаете, для меня барабаны...это, это....Это даже на первом месте, чем анекдоты!. – Король растроганно пожал парням руки. Толик и Андрюха довольно переглянулись.
- Ладно, Мишка, замётано! Пошли, окунёмся! - сказал Толик.
Но окунуться в тёплую воду озера им не удалось. Они уже пробрались между измученными жарой купальщиками к воде, когда Толян увидел, что к Светке с подружками подрулил здоровенный кавказец. Толик приостановился, кавказец с нагловатой улыбкой склонился к Светке, и что-то сказал, та в ответ возмущённо фыркнула и с пренебрежением отвела в сторону протянутую кавказцем руку. Тот удивлённо посмотрел на Свету и грубо схватил её, Светка ожесточённо начала вырываться. Кавказец нагло захохотал и потащил её за собой. Подружки закричали, и в этот момент Толян, перепрыгивая через распластанные тела отдыхающих, подбежал к ним. Схватив кавказца за плечо, развернул к себе и крикнул прямо в лицо:
- Отпусти девушку, ты, животное!
Глаза кавказца в миг налились кровью, и придвинув лицо к лицу Толика, дыша пивным перегаром, он процедил сквозь зубы, с явственным чеченским акцентом:
- А ты кто такой, червяк?
Краем глаза Толян увидел, что рядом с ним остановился запыхавшийся Таран. Король стоял чуть в стороне. Из-под огромного грушевого дерева, видимо на помощь кавказцу, спешили трое парней. В груди вдруг возникла пустота, у Толика всегда так было в предчувствии драки. Он сжал кулаки, с ненавистью глядя в глаза своему противнику.
- Рамзан, ты не прав! Зря нарываешься, - громко сказал Таран кавказцу, - Это девушка Антона Румянцева, ты его знаешь, он сейчас в Афгане служит. Так что, отвали по хорошему. Не доводи дела до драки.
Кавказец оглядел их компанию, оглянулся на своих. Повернулся к Андрею и, сдерживая бешенство, сказал:
- Таран, я тебя знаю и уважаю. А ей скажи, что если её парень в армии, пусть не шляется по пляжам. Невеста должна дома сидеть. А с тобой, червяк, мы ещё встретимся!
Злобно сплюнул под ноги Толяну, развернулся и, увлекая за собой своих друзей, гордо ушёл к воде. Светка, окружённая подругами, плакала.
Толян, потоптавшись на месте, подошёл к ней.
- Свет, действительно, шла бы ты домой. Ты же видишь, как к тебе мужики липнут - как мухи на мёд.
- Что же мне теперь, чадру на голову и не выходить со двора?! – сквозь слёзы сказала Света и, не ожидая ответа, собрала свои вещи и пошла прочь.
- Светка, подожди, мы тебя сейчас на мотоцикле подкинем! – крикнул ей в след Таран. Она упрямо махнула головой:
 - Сама дойду, обойдусь без вас, защитники.
Настроение было испорченно напрочь. Купаться расхотелось. Толик спросил у Андрея:
- Это тот самый Рамзан, который Бочара ножом ткнул?
 Таран кивнул.
- А почему же он не сидит?
- Отец отмазал, у него денег, как у дурака махорки. А за бабки сам знаешь...
Андрей помолчал, а потом предложил:
- Ладно, чуваки, поехали на репетицию. Чего вечера ждать, прямо сейчас и начнём.
И они уехали..

Даже сейчас , спустя двадцать с лишним лет, Лабинский  вновь ощутил пустоту в груди, как тогда во время первой стычки с Рамзаном Утоевым. В тот раз они разошлись, лишь ненароком коснувшись друг друга. Но они встретились, и вторая встреча кончилась для Анатолия плачевно. Рука непроизвольно погладила правую скулу. Анатолий Иванович натянуто улыбнулся.



1981г. Осень.

Дождливым октябрём их загребли в армию. Конечно не всех сразу, а по одному, в течении месяца. Для Толяна это время было подёрнуто пьяной дымкой. Пили они с Тараном ужасно. Пили водку и вино играя на танцах, пили на проводах одноклассников в армию. Пили просто так, торопились напиться вдоволь, что бы в армии потом не жалеть о прошедшем зря времени. Как они были наивны!
На проводах у Руслана Тришкина  он встретился с Рамзаном. Вечеринка уже подходила к концу, более слабые  валялись под столами, а они с Тараном были ещё бодрыми, когда к Толяну подошёл не понятно, откуда появившийся Рамзан.
- Ну что, червяк, пойдем, поговорим? Или ты только в бубен стучать умеешь? - сказал Рамзан и пьяно рассмеялся в лицо Толику. Рассмеялся одним ртом, глаза были у него жёсткие и холодные.
- Ну пойдём, - равнодушно ответил ему Толик и остановил встрепенувшегося Тарана, - Ты Андрюха не лезь, это моё дело. И ребят придержи.
Пьяно пошатываясь, выбрался из-за длинного стола и спросил у Рамзана:
- Куда пойдём?
- В переулок, там ни кто не помешает, - хищно ухмыльнулся кавказец.
Дрались один на один. Долго и жестоко. Как звери. Умылись кровью оба. Катались , рыча, по земле, сцепившись намертво. Когда спустя минут десять, Таран с друзьями появился в переулке, Толик уже отрубился, а еле шевелящийся Рамзан, с порванным ртом, колотил Толяна головой об землю. Матерясь, растащили их в стороны. Толик очнулся минут через пять, ему на голову Андрей лил холодную воду из ведра.
- А где эта мразь? – спросил он у склонившегося к нему Тарана.
- Его свои увели. Ты ему тоже здорово насовал. Эх, надо было не пускать тебя одного! В благородство решил поиграть? Положили бы его толпой и хрен с ним! – с досадой ответил Андрей. Толик промолчал.
  Через пару дней Толик был уже в порядке, и терзал аккордеон на проводах у Вани Слизского. О драке напоминал только распухший нос и, неумело замазанный маминым тональным кремом, огромный синяк под правым глазом. Отец Ивана весь вечер был хмурым, да и как не хмуриться: Ванька у него единственный сын из семи детей. Остальные были дочки. Он хотел отмазать сына от армии, благо денег у него хватало, но неожиданно тихий и скромный Иван воспротивился. Сейчас Ваня счастливо улыбался сидя во главе стола, рядом с ним сидела Лелька. Девчонки у Ивана не было, и поэтому Лелька взяла на себя роль его «невесты». Андрей тоже был рядом, но нисколько не ревновал. Как всегда, к двенадцати ночи Толик и Таран напились в дым, и наутро ничего не помнили.
 Ещё через неделю ушёл в армию Толик, Кати на проводах не было. Она училась в институте, далеко от родного дома. Вслед за ним ушёл и Андрей. Разбросало их кого куда. Руслана и Ваню отправили в Афганистан, где уже полгода воевал Антон. Андрей попал служить в город Грозный, а Толик в Германию. Так началась их взрослая жизнь.


« Скотина! Скотина! Как я мог так поступить? Что меня толкнуло? Водка? Нет, это всё самооправдания. Сколько лет я уже об этом думаю, возвращаюсь к тому вечеру, прокручиваю всё в голове до последней секунды. Зависть, Анатолий, зависть и ничего более! Или что-то ещё?! Но ведь я сам себя казню, казню с той самой минуты. Антоха, ты даже не знаешь, как я сам себя казню. Ведь это самое страшное наказание, осознавать себя подлецом. Неужели ты и сейчас меня не простишь!». Анатолий Иванович потянулся к бутылке и вылил в себя остатки коньяка. В животе запекло, успокаивая просыпающуюся боль. Он знал, что это начало приступа. Знал, что теперь, что бы успокоить хоть на время язву, её надо заливать спиртным. Так сказать, местная анестезия. Знал и то, что долго так продолжаться не может. Кончится плачевно - он снова попадёт в больницу. Лучше вызвать сейчас «скорую помощь», сделают блокаду, накачают лекарством, глядишь и отпустит. К чёрту «скорую». К чёрту лекарства. Антон, надо найти его. Во что бы то ни стало. Найти и извиниться. Лабинский вновь снял трубку телефона и набрал номер. Не отвечает....

Антон надел на ствол «калашника» панаму и высунул автомат из-за большого серого валуна, за которым лежали он и Глобус, грузный черноволосый парень родом из Киева. Грохнул выстрел, противно взвизгнула пуля. Панама слетела со ствола автомата и упала к ногам Антона.
- Во как стреляет гадёныш! – Антон поднял панаму и посмотрел через неё на солнце. Прямо в середине зияло сквозное пулевое отверстие.
 Второй день они занимали позиции за этими огромными валунами. Позавчера они скрытно окружили кишлак, в котором укрывались душманы, но буквально перед операцией, засветился один из «молодых» солдат и их обнаружили. Внезапная атака сорвалась, они были вынуждены залечь, а потом выяснилось, что разведчики ошиблись, и душманов оказалось не полтора десятка, а сотня с лишним человек. Вся эта армада придавила их роту таким плотным огнём, что даже головы не высунешь, что бы осмотреться. Командир роты, молодой «старлей», собрал остатки их подразделения у этих валунов, и теперь они вынуждены были отбиваться от превосходящих сил противника. Последняя связь со своими была ещё вчера вечером, старлей доложил ситуацию и попросил помощи. Помощь пообещали, и теперь оставалось только ждать. Душманы трижды пытались вышибить их с позиций, но они удержались. Боеприпасы были, вода во фляжках ещё была, и они надеялись продержаться до прилёта штурмовых вертолётов.
- Слушай, Антон, всё хочу тебя спросить. Тебя почему «Заговоренным» называют? – спросил Глобус у Антона. Глобус появился в их роте за неделю перед операцией, вместе с молодым пополнением и конечно ничего не знал о самых «старых» бойцах отряда.
Антон поморщился. Объяснять не хотелось. Хоть он и не был суеверным, но накликать на себя беду перед дембелем ни кто не желает. Глобус не отставал:
- Ну, вот меня Глобусом кличут, потому что я здоровый такой, вроде как круглый, так ещё с гражданки идёт. А ты? Неужто и впрямь заговоренный? А?
- Блин, Глобус, ну что непонятного? Ни одного ранения у меня за всё время, ни царапины. Вот пацаны и прозвали так. Придумали байку, что меня дома ведьма заговорила от несчастья на войне, и сами же в неё поверили. И ты туда же! Ни кто меня не заговаривал, не заколдовывал. Счастье у меня такое, вот и всё! А может потому, что меня дома любят и ждут! Всё, Глобус, отстань! - Антон отвинтил колпачок фляжки, смочил губы.
- Ага, а ещё парни говорили, что если с тобой рядом во время операции находиться, то и самого пуля не заденет. Я поэтому с тобой здесь и окопался!
- Тьфу ты! – Антон выругался, - Ну придумают же! Всё, замолчи Глобус, а то накаркаешь!
Глобус обиженно замолчал. Антон надвинул на глаза панаму и сделал вид что задремал, благо «духи» пока не беспокоили, видимо готовили очередную пакость. « Заговоренный, вот приклеилось прозвище, - подумал Антон, - И сам удивляюсь, почти два года в разведроте, а ни разу не раненый.  Половина роты сменилась за это время, кто в госпиталях, а кто и вовсе в «цинке» домой вернулся». Антон поёжился, словно ему стало вдруг холодно. Он вспомнил свой первый бой. Тогда он, после трёх месяцев в Термезе, попал в эту, ставшую теперь родной, разведроту. Попал сразу с корабля на бал. За день до его прибытия роту изрядно потрепали душманы. Седой, показавшийся Антону стариком, капитан хмуро выслушал доклад сержанта о том, что группа солдат прибыла в часть для прохождения дальнейшей службы, устало махнул рукой на крайнюю к ним палатку и сказал:
- Располагайтесь. Сержант, найдёте старшину Хромцова, поставите бойцов на довольствие. Сегодня отдыхайте, завтра все в наряд. Всё!
Сказал и ушёл к штабной палатке.  На завтра им не пришлось идти в наряд. Ночью роту подняли по тревоге и на вертолётах перебросили в горы. Из Пакистана шёл караван с оружием, его засекли с вертолёта в узком ущелье. Караван они уничтожили, потеряв при этом шесть человек, среди них был и седой капитан, их командир. Антон потом, после операции, узнал, что капитану было всего двадцать семь лет. В том, что он погиб была и его, Антона, доля вины. Капитан держал их, необстрелянных ещё юнцов, при себе, справедливо полагая, что при нём они будут целее, нежели в гуще боя. Но всё пошло не так. «Духи» прорвались выше, по склону горы, и навалились именно на их группу. Капитан приказал отойти вниз, к основной группе бойцов, а сам, с ручным пулемётом, остался прикрывать их отход. Антон помнил, как объятый ужасом, под градом пуль, он скатился вниз, к своим. Помнил, как старослужащий сержант, крича, спросил у него, где капитан. Заикаясь, Антон пробормотал, что капитан остался там, наверху. Помнил, как сержант страшно закричал: « Вы что же суки, оставили его там, одного?» и саданул жёстким кулаком в ухо, и пинками погнал их назад, к капитану, заставляя стрелять и кидать гранаты. Помнил, как это же сержант потом, после боя, плакал над убитым командиром, и как они, «желторотики», понуро стояли над искалеченным телом капитана.
Тогда он поклялся самому себе, что струсил он последний раз в жизни, и что если всё -  таки струсит ещё раз, то застрелит себя сам. Потом, в какие только передряги он не попадал, но ни никто не мог его обвинить в трусости. Да, ему было страшно и ещё как, но всякий раз он вспоминал истерзанное, окровавленное тело капитана и, сжав зубы, шёл вперёд, иногда казалось на верную смерть. Антон не верил в бога, но он знал, что его хранит. Никогда и никому он не рассказывал кто его ангел хранитель, потому что боялся показаться высокопарным и пафосным. Дело в том, что он верил, что его хранит любовь. Любовь его Светы, Светика, Светланки....
« Милый Антошка, если бы ты знал, как я по тебе скучаю! Как я тебя люблю. Как я боюсь за тебя! Любимый, не дай себя убить, ты ведь сильный и смелый! Ты самый лучший на свете. Люблю, люблю тебя безумно!!! Каждый день вспоминаю нашу с тобой последнюю ночь, каждый твой поцелуй! Я знаю, с тобой ничего не случится. Ведь я люблю тебя, а ты меня. Ничто и ни кто нас не разлучит! Люблю. люблю, люблю!!!!!!» Он помнил наизусть каждую строчку из её писем и каждую ночь повторял их вновь и вновь, как молитву. И злая судьба обходила его стороной. А теперь до дембеля оставалось совсем чуть -  чуть. Всего один месяц и он увидит свою Свету, Светика, солнышко....
  С севера послышался гул вертолётов. Глобус толкнул Антона в плечо:
- Всё Антоха! На сегодня кажется пронесло. Слышишь «вертушки»?
Старший лейтенант приказал выпустить зелёные ракеты, что бы обозначить свои позиции. Вертушки с ходу накрыли кишлак плотным огнём. Один заход, второй. После третьего рота перебежками вошла в селение. Пришлось ещё немного повозиться с оставшимися в живых душманами, но справились быстро и практически без потерь. Часть «духов» ушла в горы, с остальными было покончено. Через час они возвращались на базу. Глобус и Антон летели на одном «борту».
« Чем -  то Глобус похож на Толика Лабинского, - подумал Антон. – Глазами что ли? Или носом? Интересно, что сейчас делает Толян?»
 А Толян рыл яму. Два на два, и на два метра. Рыл и матерился про себя. Шёл дождь, земля размокла и была как месиво, липла к сапогам килограммовыми лепёшками, края ямы оплывали, и до конца работы было ещё ой как далеко. Впрочем, вырыть яму это было не самое главное, хуже всего было то,  что потом в этой яме ему придётся сидеть. Сидеть как на гауптвахте, трое суток. Толян снова выругался. Командир бригады поймал его  и Саньку Шелепова в тот момент, когда они выходили из немецкого гаштета, затарившись можжевеловой водкой и пивом. Их бригада была на марше. Шли на полигон в Либерозе. Оркестр, в котором служил Толян, как всегда выполнял обязанности комендантского взвода. Толяна и Сашку выбросили прямо у этого злосчастного гаштета. Перед учениями им выплатили солдатские двадцать восемь марок жалованья, и теперь направив колонну куда надо, Сашка и Толян, не дожидаясь замыкающей машины, нырнули по - быстрому в гаштет и набрали спиртного. И надо же было так случиться, что вместо замыкающей «техпомощи», на них нарвалась машина комбрига. Комбриг был мужик жёсткий, но справедливый. Водку и пиво он отобрал, а им объявил трое суток «губы». Так как ближайшая гауптвахта была в ста пятидесяти километрах от полигона, комбриг справедливо рассудил, что нарушители должны сами простроить себе «застенок». Чем Толян сейчас и занимался. Санька рыл себе яму чуть поодаль и тоже матерился. Конечно, комбриг мог объявить и десять суток, но так, как Толян был его любимчиком (кстати сказать, Толян и сам не понимал, почему комбриг так хорошо к нему относился), то объявил только трое. Дирижёр оркестра был в гневе, и если бы мог, добавил бы ещё, но к счастью Толяна, строевой устав был на его стороне. Дирижёр всё - таки пообещал, что после того как бригада вернётся с учений, он сгноит Толика в нарядах по кухне.  Такая перспектива очень удручала Толяна, и автоматически ковыряясь лопатой в земле, он отыскивал способы избежать такой участи. Вопреки солдатской пословице: «Поближе к кухне, подальше от начальства», Толян ненавидел кухонные наряды с самого начала службы. Особой причины на это не было, просто невзлюбил и всё. Постепенно его мысли о том, как вывернуться из такого неприятного положения, перекинулись диаметрально противоположно. Он начал думать о Кате. Каждую неделю почтальон, со смешной фамилией: Семикопейкин, приносил по два письма от Катюши. Толян исправно исполнял «лезгинку», а потом закрывался в студии, где репетировал их оркестр, и вчитывался в каждую строчку письма, написанного любимой. В такие минуты его старались не тревожить, потому что Толян становился просто бешенным и мог натворить что угодно. Это все прочувствовали после того, как, ещё будучи «салагой», он навешал неслабых тумаков старослужащему, который решил полюбопытствовать, о чём пишет «невеста». Конечно, Толяну потом досталось на полную катушку, но всё равно, даже старослужащие больше не решались нарушить его уединение.
Погода испортилась совсем. Облака неслись низко над землёй, задевая брюхом за вершины сосен. Дождь припустил ещё сильнее. Толян бросил лопату и попытался укрыться под сосной. Из штабной палатки выскочил посыльный, подбежал к Толику.
- Товарищ полковник приказал отставить копать «застенок»! Сказал, что наказание отбудете, когда прибудем в часть. Так, что дуйте в оркестровую палатку, пока он не передумал. – выпалил посыльный по штабу и умчался обратно.
Толик облегчённо вздохнул, окликнул Сашку, и они вместе побежали к оркестру. До дембеля оставалось ещё больше полугода, и Толян конечно не знал, что через месяц он получит открытку с приглашением на Катину свадьбу.


Лабинский открыл вторую коньячную бутылку. Правда, для этого пришлось вставать с кресла и превозмогать боль в желудке, но он был уже изрядно пьян, и как говориться, море ему было по колено. Анатолий Иванович сделал большой глоток, отдышался, и тут ему в голову пришла мысль, которая в другое время не пришла бы ни когда. Он решил, почему то, что если он позвонит Руслану Тришкину, тот точно будет знать координаты Антона. Чертыхаясь, Анатолий разыскал в столе допотопный справочник городка, из которого он был родом. Полистал, отыскивая фамилию Тришкин. Удовлетворённо кивнул головой и набрал номер. Ответили после первого гудка.
- Алло! Алло! - закричал в трубку Анатолий Иванович. – Квартира Тришкиных? Мне бы Руслана услышать, это Анатолий Лабинский беспокоит. Он дома? Хорошо я подожду.
Прошло около минуты. Потом трубку взял Руслан.
- Чего тебе надо? – услышал Анатолий недовольный голос Руслана.
- Я по делу, - ответил Лабинский, не здороваясь, - Дай номер телефона Антона Румянцева. Или адрес, если есть.
- Нет у меня ни адреса, ни телефона. И не звони мне больше никогда. Всё, - зло сказал Руслан и положил трубку. Анатолий Иванович  выругался и надолго припал к коньяку.


На вечер встречи выпускников собрался весь бывший десятый «а». Не было только Вани Слизского и Руслана Тришкина. Все остальные были. Повзрослевшие на шесть лет, но такие же весёлые и жизнерадостные. Шум и гам стоял в родном двадцать втором кабинете. Улыбается  постаревшая Елена Васильевна. Этот выпуск у неё самый любимый, хоть и натерпелась она с ними горя. Вот за предпоследней партой Антон Румянцев и Света, теперь тоже Румянцева. Как же их сумасшедшая любовь лихорадила всю школу! Они и сейчас о чём то ожесточённо спорят. Анатолий Лабинский, сидит серьёзный, с ним тоже пришлось повоевать. Слишком независимый и взрывной у него тогда был характер, да и сейчас, наверное, такой же. Красавчик Андрюша Таранов сидит чуть впереди перед Анатолием, взахлёб рассказывает что-то бывшей своей любви Лиле Антоновой. Повзрослели дети. Елена Васильевна постучала указкой по учительскому столу.
- Ну-ка, дети успокоились! Тишина! « Камчатка», вас что, не касается?! – повысила голос Елена Васильевна и улыбнулась.
«Камчатка»: Николай Свечкин и Вера Васильева испуганно замолчали. Бывший десятый «а» дружно захохотал, глядя на их смущённые лица. Смех стих, Елена Васильевна хотела продолжить, но тут, извинившись, встал Андрей Таранов и предложил:
- Елена Васильевна, а давайте без официоза? Как тогда на поэтических вечерах, помните? Я и самовары с чаем приготовил! - и, не дожидаясь ответа, сказал, обернувшись Лабинскому, – Толик, Николай, давай, тащите!
Толик и Николай, таинственно улыбаясь, вышли из кабинета, а Таран продолжил:
- Мужики, ну чего вы сидите! Давайте парты в один стол. Девчонки, накрывайте «дастархан». Я знаю, вы из дому всяких вкусностей притащили! Аппаратуру и магнитофон я привёз заранее, так, что музыкой обеспечены!
Мужики начали сдвигать парты, девчонки, возбуждённо щебеча, принялись выгружать свои пакеты. Елена Васильева хотела помочь, но её дружно усадили во главе стола и запретили делать что - либо. Стол получился большим и богатым. Все расселись. Андрей включил торжественный марш, двери класса открылись,  Анатолий и Николай, под аплодисменты,  внесли два больших самовара и водрузили на стол.
Андрей вновь встал:
- Елена Васильевна! Мы стали взрослыми, и думаю, что пришёл час открыть вам нашу страшную тайну! Поверьте, мы вас очень сильно любили, любим и будем любить. Но иногда мы вас немного обманывали. Может вы догадывались, а может нет, но на тех знаменитых на всю школу поэтических вечерах, которые мы всегда заканчивали танцульками до упаду, в одном самоваре, который стоял всегда ближе к вам, был чай, а во втором, из которого наливали мы,  всегда было сухое красное вино. Простите нас засранцев! И позвольте налить вам это прекрасное вино из нашего самовара и выпить этот первый бокал за вас! За нашу вторую маму!!! Ребята до дна! За здоровье Елены Васильевны!!!
Повзрослевший десятый «а» встал и выпил до дна. У Елены Васильевны в глазах стояли слёзы, а на губах играла улыбка.
 Выпив вино, Андрей остался стоять, попросил ребят, что бы они вновь наполнили бокалы. Помолчал, собираясь с мыслями, вздохнул и сказал тихо-тихо:
- А эту рюмку выпьем в память нашего товарища, Вани Слизского. Пусть земля ему будет пухом!
В наступившей тишине , не чокаясь, выпили. Девчонки всплакнули.
 Ваня погиб в Афганистане, прослужив всего полгода. Домой его привезли в закрытом цинковом гробу. Он был сапёром. О чём думал Ваня, когда наступил на мину – лягушку и стоял под огнём «духов», пропуская мимо себя взвод разведчиков? Может быть о том, что он единственный сын, продолжатель рода в семье? А может о том, что он ещё не успел поцеловать ни одной девчонки за свою короткую жизнь? Десятый «А» этого не знал, но зато он знал, что Ваня не сошёл с места, пока не прошёл последний разведчик. Не сошел, не смотря на то, что его тело рвали пули «душманов». А потом когда все были в безопасности, он убрал ногу. Мина подпрыгнула и взорвалась, впившись в него сотнями осколков. Посмертно Ивану присвоили звание Героя Советского Союза.

А дальше было как всегда:  вкрутили в плафоны цветные лампочки и включили музыку!
Все медленные танцы Толик танцевал с Катюшей. Давно прошла горькая обида, Катя была замужем за солидным человеком, чуть постарше её. У Толика были другие женщины. И всё - таки он не выдержал, и кивнул на Антона и Светку, которые танцевали в дальнем углу, и как всегда, целовались.
- А ведь мы могли бы так же как они! Жаль, что ты не дождалась меня!
- Не надо Толик. Не вороши прошлое! – тихо ответила Катя.
- И всё равно я тебя всё ещё люблю! – прошептал он.
Начался быстрый танец, и они разошлись.
 Толик уже изрядно выпил, когда заметил вдруг, что в класс вошёл Тришкин Руслан. В полутьме, стараясь не привлекать к себе внимания, он, как - то бочком, вдоль стеночки, просочился в круг танцующих. Кто - то здоровался с ним, с кем - то здоровался он. Толик побелел как полотно и, пошатываясь, подошёл к Руслану. Остановился напротив него и пристально посмотрел в глаза. Руслан протянул ему руку. Толик проигнорировал её и продолжал сверлить Руслана взглядом. Музыка смолкла, в наступившей тишине было слышно, как Толян скрипнул зубами. Руслан съёжился, спрятал взгляд, а потом, не выдержав звенящей тишины, крикнул в лицо Анатолию:
- Толян, тебя же там не было! Не было! Что ты можешь знать о войне! Там страшно!
Все молчали, пряча глаза. К ним подошёл Антон, придержал Толика за плечо:
- Остынь, Толян! Не стоит!
Повернулся к Руслану:
- Я там был, Русик. И Ваня был. Ты прав, там очень страшно! И не нам тебя судить.
Сказал и протянул Руслану руку. Тот робко пожал её и заплакал. Толик отвернулся. Таран завёл музыку, и неприятная минута затерялась в кипучем веселье. Толян подошёл к столу налил стакан водки, вылил её в рот, закусил солёным огурчиком. Злость прошла, он вдруг вспомнил Антошкины слова: « И ещё, я не могу бить людей!». Он и сейчас, даже пройдя ад Афганистана, не мог бить людей, даже словом. « Я так не могу» - подумал Анатолий и налил себе ещё водки.
 Руслан был ранен в первом же бою. Попал в госпиталь в Термезе. В последний день перед выпиской, боясь, что его снова отправят в Афган, дезертировал из армии. Спустя полгода его поймали и присудили три года «дисбата».

« Почему всё сложилось так, а не иначе? По-другому, по-доброму? Ваня, Руслан? Где была пресловутая свобода выбора, о которой твердят все современные философы? Где внутренняя свобода, о которой вещают на всех углах: и на Западе, и здесь в России? Разве у Вани была свобода выбора, когда он стоял на мине? Разве только в том, что он мог выбирать: только один он уйдёт из жизни, или вместе с собой унесёт ещё десяток душ? Впрочем, у Руслана был выбор и что? Стал лишь изгоем в глазах тех, для кого он раньше что-то значил! В итоге искалеченная жизнь. Но всё - таки жизнь, а Ваньки нет! А у меня? Был у меня выбор? Был... Вот только почему я совершил глупость? Именно глупость и ничего более. То, что это была элементарная подлость, конечно правильно, но по большому счёту просто пьяная глупость. И не казню я себя всю жизнь  за это. Вру сам себе. Не казню, просто живу дальше, и чем дальше, тем меньше вспоминаю о ней. Вот так. Звонок Сергея просто заставил вспомнить и переживать, а не было бы звонка – не было бы и этих нравственных метаний. Внутренняя свобода в этом случае просто оправдание отсутствия совести. Раньше говорили: «Совесть гложет». А меня она гложет? Сейчас: - Да! А вчера? А вчера я был внутренне свободен».
Анатолий Иванович совсем запутался в размышлениях. За окном было скорее раннее утро, нежели поздняя ночь. Жёлтоватый свет фонарей съёжился в промозглом тумане. Усталость и коньяк, наконец, победили. Ему стало вдруг всё безразлично.
« Плевать на всё! Плевать, что телефонный номер не отвечает. Плевать на совесть. Хочу спать. Завтра будет завтра» - подумал Лабинский и провалился в беспокойный сон. Снился ему родной городок, Дом Культуры, в котором он проработал половину своей сознательной жизни, и люди, люди, люди.


Конструкция самогонного аппарата была немудрёной, но не лишена изящных решений. Говорят: - голь на выдумки хитра. Так и в этом случае. Володя «Клоун», парень, работавший раньше в цирке лилипутов,  был парень мастеровитый, руки у него пришиты где надо. На постройку этого чуда техники он затратил полдня, и теперь аппаратом пользовались с завидным постоянством.  Каждый день, с утра Толик перед работой забегал во двор небольшого домика, в котором жил Вовка, бывший артист оригинального жанра, а теперь массовик- затейник  на полставки. «Бомонд» как правило был в сборе. В полуразрушенном сарайчике, у пыхтящего сизоватым дымком «чуда», кружком восседали музыканты из духового оркестра, Мишка Король, и несколько человек сочувствующих, просто случайно заглянувших на запашок. Вовка священнодействовал у своего капризного творения, следя, что бы «первачок» капал и не медленно, и не слишком быстро, в подставленную под трубочку трёхлитровую банку. Король травил анекдоты. Музыканты и сочувствующие рвали животы и поскуливали от смеха. Толян вливался в ряды «бомонда», выпивал пол кружки мутноватого пойла, что бы достигнуть той же ясности мысли, что и у собеседников, и пускался в философские размышления.  О чём только он не думал, в перерывах между кружками. О том, что какой же гад Горбач, с его антиалкогольным законом. О том, что надо бы завязывать с пьянкой, пока совсем не сгорел. О международном положении. После третьей кружки Толян обычно начинал соображать: «Куда податься вечером?» Вариантов было много! Несмотря на несколько бешеный  характер Толяна, женщины его любили, и принимали его с охотой, зная щедрость и нежность его души. Толик понимал, что пора бы остановиться на какой ни будь одной, но выкинуть из сердца любовь к Кате не мог. Жила в нём ещё надежда, жила. Вдруг Катюша уйдёт от своего мужа, а он, Толик, будет уже женат, и него будут дети? Такого он не мог допустить и поэтому ни одна из его потенциальных подруг не смогла затащить его в ЗАГС.
 Сегодня утром Король рассказывал особенно смешные анекдоты. «Бомонд» катался по полу, Толян ржал до слёз , хватаясь за живот, Вовка корчась от смеха. нечаянно перевернул почти полную банку самогона. Густой сивушный запах мгновенно наполнил сарайчик и назойливо полез в носы «бомонда». Король замолчал на середине фразы, и в его глазах заплескалось горе, «бомонд» сокрушённо ахнул. Тишина. Только сквозь разрушенную крышу доносится щебетание птиц.
- Только не говори что это последняя банка! – выдавил из себя Король, глядя на Володю.
Тот сокрушенно помотал головой:
- Всё, брага в бидоне уже никакая! «Вторяки» все выгнали. Так, что Мишка, это действительно последняя!
«Бомонд» испустил тихий стон.
Это была проблема. Деньги у них кончились ещё вчера, зарплата только завтра. Купить у бабы Мани двадцатилитровый баллон браги, что бы перегнать, не на что. « День потерян!» - подумал Толян и выругался вслух. Один из сочувствующих, рухнул на колени и заорал Вовке:
- Воха! Неси скорее чистую тряпку! Мы её родимую сейчас с пола соберем, в тазик выжмем и снова перегоним! Правда маловато будет, но делать то всё равно нечего. Денег же ни у кого нет!
«Бомонд» такой идеей не загорелся и сочувствующего высмеяли. Повисло пасмурное молчание. Минут через десять кто-то из музыкантов подал идею сходить в бухгалтерию и попросить выдать зарплату сегодня. Компания оживилась, помусолила пару минут эту мысль и пришла к выводу, что она не лишена смысла. Сначала хотели отрядить представителя, но, ещё немного посовещавшись, решили идти гурьбой. Толик  отказался, Мишка Король не имел к оркестру никакого отношения, а Володя заявил, что он подготовит «чудо – аппарат» к следующему сеансу. Сочувствующие растворились, справедливо рассудив, что им сегодня больше не обломится. Король, Толян и Вовка Клоун остались втроём. Володя выглянул в окошко сарая, убедился, что последний из сочувствующих вышел из двора, хлопнув калиткой и повернувшись к друзьям заговорщицки подмигнул:
- Ну что мужики головы повесили?! Зря, что ли я в цирке полжизни проработал?! Опля!!!  Он взмахнул руками как факир, и извлёк из–под стола литровую бутыль. Мишка захохотал, Толян покачал головой. Володя пояснил:
- На толпу его всё равно не хватило бы, а нам троим в самый раз. Если «буховой оркестр» добудет денежку, флаг им в руки, нам ещё перепадёт. А если нет, что ж, нам и этой бутыли за глаза!
Толяну стало не по себе. Масленые глазки кучерявого Клоуна, ухмыляющийся Король, радостное возбуждение его самого при виде самогона, всё стало вдруг противно и мерзко.
« Да, вот так наверное и приходит «белая лошадь». Однако опустился ты Толян дальше некуда!»- подумал он, потом разозлился на себя за эти мысли и подставил кружку под мутную струю из бутыли. Выпил одним махом, занюхал рукавом и забыл о чём только что думал.
- Слушай Толик, а где Таран сейчас пропадает? – спросил у него Мишка.
- Ну ты же знаешь, он в комсомоле рулил, а три месяца назад организовали какое – то творческое объединение под обкомовской «крышей» и он ушёл туда зам.директором. Зовёт работать к нему. Говорит, что и деньги хорошие и работать интересно.
- Ну а ты что ответил? – поинтересовался Король
- А ничего ещё не ответил. Думаю.
- А чего думать. Таран хреновое дело не предложит. Соглашайся! Давай выпьем за неё! За удачу!
Володя наполнил кружки, они чокнулись и выпили. Дальше всё пошло по обычному руслу. Король травил анекдоты, Вовка с Толиком смеялись и с каждым стаканом проблемы уходили всё дальше и дальше. Потом появились оркестранты с бидоном бабы Маниной браги (им удалось выпросить у вредной бухгалтерши зарплату) и Толик снова не пошёл на работу. Потом туман. Поздней ночью Толян вдруг понял, что сидит уже не у Клоуна в сарайчике, а в доме у Антона Румянцева. Самого Антона не было, смутно Толик припомнил: Света сказала, что Антон уехал в Ленинград на слёт «афганцев», обратно должен прилететь  завтра. Толик пил индийский чай, поглядывая на красивую Светку. Она родила три месяца назад дочку и теперь налилась настоящей женской красотой. У Толика застучало в висках, пелена застила глаза и очнулся он от пощёчины.
- Ты что Толян?! Охренел?! – негромко сказала Света, опуская руку, - Или совсем мозги пропил?!
Он непонимающе смотрел на неё. « Это что? Это я к Светке приставал что ли? Ну я и мразь!!!» - от стыда он не знал куда девать глаза. Уставившись в пол, он забормотал извинения:
- Свет! Свет, прости козла. Сам не понимаю, что нашло. Бес попутал. Прости!!!
Светка подтолкнула его к двери и сказала:
- Пошёл вон!...
И он пошёл. Хмель улетел прочь. На душе было паскудно и гнусно. « Мразь! Мразь! Ну какая же я мразь!» - думал Толян, ёжась от холодного ветра, а по щеке текла слеза. И непонятно ему было: почему он плачет? То ли от стыда, то ли от жалости к самому себе?
А потом был вечер следующего дня. Толик и саксофонист Слава Тибейкин остались после репетиции и сейчас играли дуэтом. Просто так, для души. В ДК больше никого не было, горел дежурный свет и в тишине громадного зала только саксофон и ударные пели печальную мелодию. Толик играл щёточками, мягко-мягко, лишь иногда подчёркивая синкопы и взрываясь отдельными фразами, поддерживая крещендо саксофона. Слава и он поймали в тот вечер что-то неуловимое, печаль витающую в сумраке зала и ещё что-то, то, что невозможно описать словами. Стихли последние звуки. Минута тишины, а потом громкие хлопки в ладони. Они посмотрели в темноту зала. На сцену, под свет одинокой рампы поднялся Антон.
- Классно! – сказал он, - Действительно здорово! Давно не слышал плача души. Толян, ты никогда так не играл, как сейчас!
Антон помолчал, потом спросил у Толика:
- Ты знаешь, почему я пришёл?
- Знаю...- ответил Толян и сказал саксофонисту: - Слава, иди домой, нам с Антоном поговорить надо.
Тот кивнул головой в ответ, собрал в кейс саксофон и оставил их вдвоём.
В ту минуту Толик услышал, как звенит тишина. Ни до, ни после он никогда больше этого не слышал. Антон молча смотрел на него, а тишина всё звенела и звенела.  Толик подумал, что она сейчас взорвётся немыслимыми звуками. Не взорвалась, вместо этого он услышал негромкий голос Антона:
- Ну и как бы ты поступил на моём месте?
- Антон я же извинился! Я же извинился перед Светкой! И перед тобой хочу....
Антон, повысив голос, перебил его:
- Я тебя спрашиваю: как бы ты поступил на моём месте?!
На этот раз Толян, не раздумывая, ответил:
- Набил бы морду козлу!
- О, как самокритично сказано!- жёстко усмехнулся Антон и продолжил:
 - Ну что ж, можно и так. А вот Пушкин с Дантесом стрелялись. Ну да у нас время не то. Мордобой в моде!
Толян, нахмурившись, стоял, сжимая и разжимая кулаки, потом буркнул:
- Только я, Антоха, стоять, подставляя морду, не буду. Учти, буду драться!
- Какие мы гордые! А я вот не буду бить тебе рожу! Не бью я друзей, хоть и бывших. Не бью! Посмотрю вот тебе в глаза и уйду, а тебя пусть совесть мучает, если ты её конечно не пропил!
Антон долгим-долгим взглядом посмотрел Толику в глаза. Тишина затянулась и Толик , почти умоляя, крикнул:
- Не смотри так , Антоха! Лучше морду набей! Набей и прости!!!!
Антон покачал головой, развернулся и ушёл не прощаясь.
Толян медленно осел прямо на пол, обхватил голову руками и долго сидел так, покачиваясь из стороны в сторону.
На завтра Толик уволился из Дома культуры и ушёл работать к Тарану, в его творческое объединение. Андрей взял его начальником отдела по комплектации эстрадной аппаратуры. Работа была денежная и интересная, и он с головой окунулся в работу. На барабанах Толик больше никогда не играл. Перегорело что-то в душе в тот злополучный вечер. Ушло и больше не вернулось.


Пробуждение принесло Анатолию Ивановичу адскую боль. Скрючившись, он добрёл до туалета. Выблевал кровавую массу в унитаз. «Всё, допрыгался!», - подумал он. Боль ещё сильнее скрутила. Кое-как Лабинский добрался к телефону, набрал номер.
- Танюша, мне очень плохо. Приезжай скорее, - простонал он в трубку и потерял сознание.
Через полчаса Таня, его секретарь и по совместительству любовница, нашла его лежащим на полу без сознания. Татьяна была из тех женщин, которые не боятся ничего и никого, и ещё через пятнадцать минут «скорая помощь» увезла Лабинского в больницу.


- Я для чего послал тебя наблюдателем? – орал Таран на виновато понурившегося Толяна, расхаживая нервно по просторному кабинету. – Водку жрать или дело делать? Чего молчишь? Ты понимаешь, что всё провалил? Теперь не исправишь! Все голоса подсчитаны и отправлены в республиканскую комиссию! И тобою подписаны, между прочим! Если наш кандидат не пройдёт, всем нам хана! И мне, и тебе!
Андрей подошёл к встроенному в стенку с книгами и брошюрами холодильнику, достал бутылку «Абсолюта» и бутерброды. Зло плеснул в стаканы водки и один ловко толкнул по столу к Толику. Выпили. Толян оправдываясь , сказал:
- Андрей, ну я тут при чём? Люди же голосовали. Каждому в голову не заглянешь.
- Знаю, что не заглянешь. Что ж ты не предпринял ничего?! Пломбу бы сорвал с урны незаметно, тогда можно было бы объявить выборы сорванными. Да мало ли, вам же в штабе объясняли, как действовать, если наш кандидат не проходит. Или нет?!
Толик насупился. Водка разошлась по телу тёплой волной, и ему вдруг стало всё равно.
- Знаешь Андрей, противно это всё. Грязно. Меня с души воротит, когда мы вот так народ обманываем. Они же идут на выборы уверенные в том, что всё честно. Что от их выбора действительно всё зависит, а тут мы! И пошло и поехало! Сволочно всё это, подло!
Таран поперхнулся бутербродом.
- Вон ты как заговорил! А мясо с колбасой жрать тебе не противно? А «бабки» в карман класть, да на баб своих тратить не противно?! Или ты у нас беленький и пушистенький? Молчишь? Правильно молчишь! Сказать тебе нечего. Кто не с нами, тот против нас. А ты с нами, вот и не гавкай!
Помолчали. За окном кабинета хмурилось серое утро. Таран и Толик уже две недели спали урывками. Вчера избирательная компания завершилась. Немного осталось до того момента, когда объявят предварительные результаты. Всего несколько часов. В приёмной у Андрея был штаб их кандидата. Там всё кипело. А здесь у него в кабинете тишина. Таран вызвал Толика в кабинет, что бы не орать на него при подчинённых. В их отношениях давно появилась трещинка. Толян не узнавал своего друга, в свою очередь и Андрей часто говорил Толику, что не узнаёт его. Где, когда и как всё это произошло, они не знали. Просто постепенно начали отдаляться друг от друга. Таран с головой погрузился в политику, после того как стал мэром города. А Толик возглавил вместо него развлекательный центр «Счастье».
В кабинет без стука влетела Вероника, секретарь- референт Андрея.
- Всё!!! Андрей Николаевич, Анатолий Иванович!!! Мы победили!!! Наш кандидат оторвался от всех на двадцать процентов!!!! – крикнула она, нахмурившемуся было Тарану. Андрей Николаевич облегчённо откинулся в кресло и захохотал.
- Уделали мы их всё- таки! Уделали! Твоё счастье, Анатолий! Твоё и моё! Ничего, я тебя перед шефом отмажу. Знаю как, но ты мне будешь должен! Ой, как должен Толян! 
Таран повернулся к секретарше:
- Так, Танюша. Всех сюда, в кабинет! Шампанское, икорки организуй. Спрыснем это дело. предупреди всех, что потом поедем все в сауну. Там уже всё готово для праздника! Оставишь пару человек отвечать на поздравления, остальные все без исключения в сауну!
Суматоха, шум. Усталые, но радостные лица. Шампанское, тосты. Закружилось , понеслось. Толян тоже завертелся в этом вихре. Вся компания загрузилась в машины и помчалась в лучшую в городе сауну. Народ понесло. В какой-то момент Толик очутился наедине с пьяным Тараном. Толян тоже выпил прилично, в голове туман. Они выпили ещё по одной. Андрей что-то лихорадочно начал говорить,  Лабинский сначала не слушал его, потом услышал имя Антона.
- Андрей ты о ком?
- Да про Антона я! Ты что, не слушал что ли?
- Нет. А что с Антоном?
- Вот дурила ты глухая! Я говорю, влетел Антон на кредитах. Взял у кавказцев кредит. Закупил за границей машины, а продать вовремя не успел. Вот его и поставили на счётчик. Слух прошёл, что Светку у него на глазах изнасиловали и заставили его продать квартиру, машину и всё такое прочее. Всё отобрали!
Таран продолжал болтать. Толик потрясённо молчал, потом вдруг заорал:
- Заткнись Таран! Заткнись! Не может быть такого, не может! Брехня это всё!!! Брехня!!! Не верю!!! Да Антон этих вшивых кредиторов, случись на самом деле такое, на части порвал бы. Люди врут, что бы Антоху опорочить, а ты повторяешь!!! Заткнись!!!
В сауне стало тихо. Голый народ очумело смотрел на них с Андреем. Таран позеленел от злости.
- Знаешь, Анатолий Иванович, мы не на базаре. Ну-ка пошли, выйдем на воздух!
Они вышли в раздевалку. Толян впереди, Таран сзади. Андрей развернул Толика к себе лицом и зло прошипел:
- Ты, Толян, на меня не ори! Я тебе не сошка мелкая, и Тараном меня больше не называй! Для тебя я, с сегодняшнего дня, Андрей Николаевич! Ты кем себя возомнил? Что-то ты совсем отбился! Забыл, с чьих рук хлеб кушаешь?! Так я напомню. Я тебя из грязи вытащил, поднял, дал работу. И тащу за собой везде! А много от тебя толку?! Ни хрена!!!
Знаешь, на Руси от веку велось, те, что умные и родовитые были: - те баринами считались, а отребье всякое, гопота и алкаши, холопами звались. Ты понял, к чему я клоню Толя?!
Толик смотрел на злобно шипящего Андрея, а в груди поднималась волна гнева.
Он оттолкнул от себя Андрея и внешне спокойно сказал:
- А чего ж тебя не понять. Барин это ты, а холоп это я. Да только ошибаешься ты, Таран, ошибаешься.
- Не ошибаюсь я Толик, не ошибаюсь. Кто ты такой, что ты можешь? Барабанщик...- Таран презрительно сплюнул на пол, - Впрочем, и на барабанах ты сейчас уже играть не умеешь! Холоп! Что смотришь? Правда глаза колет? Или кинуться хочешь? Так я тебя урою, прямо здесь, и ты это знаешь!
Толик не отрываясь, смотрел Тарану в лицо, сдерживая ярость, готовую прорваться сквозь напускное спокойствие.
- Вот что Таран. Антон однажды сказал мне, что друзей, даже бывших, не бьют. Так вот и я не буду с тобой драться. Всё, кончилась наша с тобой дружба. Завтра у тебя на столе будет моё заявление,- сказал Толик и начал одеваться, не обращая больше внимания на Андрея.
- Ну и куда ты денешься без меня? Ты же холоп, ноль без палочки. Овец пойдёшь пасти? Давай, давай, чабанов не хватает! Холоп! Ты даже ссышь мне в морду дать. Червяк....
Таран бесился, наскакивая на одевшегося Толика, схватил за рукав. Толян с силой вырвался и вышел из раздевалки, не оглядываясь. В груди зияющая пустота.

« Стоп. Стоп. Это уже было! Это же было семь лет назад! Да, в девяносто восьмом году. Тогда я навсегда с Тараном разошёлся. Какого чёрта? Что происходит? Где я?»
Анатолий Иванович открыл глаза. Белый потолок. Пахнет лекарствами. Над головой нависает стойка капельницы. Трубки с прозрачной жидкостью к руке. Голоса. Он попытался осмотреться. Охнул от боли.
- Не шевелитесь больной! Вам нельзя ещё двигаться.
Больничная палата. Вот он где. Анатолий Иванович вспомнил всё. Звонок Сергея. Коньяк. Безуспешные поиски Антона. И потом приступ ослепляющей боли.
- Довели вы себя, Анатолий Иванович! Если бы не ваша девушка, справляли бы по вам сейчас поминки. А так операцию сделали, спасли вас. Ну лежите, лежите. Слава богу, всё позади.
Голос успокоил. Лабинский почувствовал усталость и закрыл глаза. «А ведь я дурак!» - подумал он, - « Матери, маме Антона надо было звонить! Идиот! Мама точно знает, где Антоха и как с ним связаться!» Он улыбнулся и заснул.