из Питера

…Это был сложный период жизни. Продукция небезызвестной компании «Ролтон» на завтрак, обед и ужин. Все зарабатываемые ей деньги уходили на съем квартиры. «Возлюбленный» же, кажется, был вполне доволен сложившейся ситуацией – он пролеживал целыми днями на диване, изредка вставая, чтобы «творить».
Ей не жалко было денег, ей ничего особо не было нужно. Бесило то, что это «дитя искусства» проводило целый день в квартире и не пыталось шевелить даже пальцем…

Маленькая, совершенно затерявшаяся среди домов большого города, сейчас она сидела на лавочке, смотрела в темнеющее небо сквозь запотевшие от недавнего дождя стекла и размышляла о том, почему и как оказалась она здесь, абсолютно промокшая и бескрайне одинокая…

Мужчина ее мечты ясно дал ей понять, что вряд ли когда-нибудь найдет время и место в своей жизни для нее и ребенка. А она не могла, даже элементарно физически, быть с кем-то другим, кроме него. Крайним шагом отчаяния был ее сегодняшний аборт.

Она лежала на кушетке, и пока несколько медсестер по очереди пытались вставить иглу в ее слишком тонкие вены, плакала и, всю жизнь неверующая, лишь об одном молила Господа: что если она убивает своего ребенка, то хочет умереть прямо здесь, вместе с ним. Ей очень нужно было, чтобы кто-то был рядом, но никого не было – некому было быть.

В операционной врач положил ей руку на плечо и спросил:
- Тебе холодно? Ты вся дрожишь.
- Нет… просто очень страшно и обидно.
- Ты уверена в своем решении???
- Да (а что еще ей оставалось)
- Не бойся, все будет хорошо, – он погладил ее по голове и последнее, что она успела подумать, было то, что доктор очень похож на ее любимого мужчину, его глаза…

Очнулась на койке, заботливо укутанная. «Вы так быстро очнулись?! Все прошло не слишком удачно. Видимо у Вас было сильно стрессовое состояние. Вы потеряли много крови.» И тогда она заплакала: «Не удачно!.. жива… чертов Бог, ты ничего не можешь!.. я никогда в тебя не верила, и правильно делала!.. почему жива?!.»

Хотелось пить. Попыталась подняться с кровати, но слишком сильно закружилась голова. Дрожь из ног перебралась выше, разлилась по всему телу, боль в животе была словно нож, вонзенный так плотно, что даже кровь не выступила. Все, на что у нее хватило сил, это набрать знакомые цифры и простонать: «Мне больно!»

А потом были еще несколько таких же, похожих один на другой, как две капли воды, дней. Она не могла ни спать, ни есть, ни даже ненавидеть себя. Все, что было в ее жизни это ожидание дурацкого пиликания и вибрирования телефона, когда на экране загорались семь желанных букв и маленькое сердечко.

«Я перезвоню позже». Час за часом она ждала этого абстрактного «позже», и когда поняла, что не дождется, что все это лишь иллюзия счастья и никому она не нужна, то стало страшно.

Она набрала телефонный номер. Гудки, монотонные длинные гудки. «Почему? Ну почему тебя нет, когда ты мне нужен, как никогда раньше? Ведь сегодня ровно 4 года, со дня нашего знакомства…»

Превознемогая так и не прошедшую боль она встала, оделась, вышла на улицу.
Теперь она, сидела на лавочке и не могла понять, а что же дальше, если все этапы уже пройдены? Не слишком ли рано все это, не слишком ли рано ей пришлось повзрослеть?
Погруженная в сии печальные размышления она медленно затянулась мятой напополам с травой самокрутки (ведь теперь уже было все равно), обошла дом, и…

- Куда?
- К трем вокзалам.
- Садись.

«До отправления поезда №102А Москва-……………… осталось 10 минут»
Она стояла у входа в свой привычно-плацкартный вагон и пыталась вдохнуть этот запах креозота так, чтобы уже никогда он не покинул ее.

«Эта жизнь уже настолько запуталась и не имеет смысла, что проще, чем восстанавливать ее, попытаться завести новую… Пожалуй все, что я оставлю себе из нее это то, что сейчас со мной – эти шмотки и оставшиеся от операции сто баксов, эти серое небо и приветливую улыбку проводницы, а еще свою бескрайнюю любовь к самому лучшему мужчине в мире… ведь нужно же человеку во что-то верить».

Выйдя в раннее утро на перрон, инстинктивно направившись в центр города, когда удалось хоть немного отрешиться от физической боли и начать думать, она поняла, как все было не правильно. «Если всю жизнь убегать от самой себя, то к чему же я приду? В какую бы точку земного шара я не улетела, чтобы начать там все заново, я-то сама остаюсь прежней…»

К самолетам она всегда относилась очень настороженно. Но слишком уж не терпелось вернуться от себя к себе. Подмывало купить билет до Архангельска, но здравый рассудок не позволил: «Ты знаешь, что тебя там не ждут».

Город стремительно таял в тумане облаков, она закрыла глаза. «Физическая боль пройдет. Вряд ли я смогу забыть, а уж тем более простить себе то, что я сделала. Но раз судьба дала мне еще один шанс, то надо быть его достойной. И если у меня когда-нибудь и будет ребенок, то он непременно получит все… уж я-то постараюсь».


В наше время, когда крылья это признак паденья,
В этом городе нервных сердец и запертых глаз,
Ты одна знаешь, что у Бога нет денег,
Ты одна помнишь, что нет никакого завтра, есть только сейчас.