Тост, или Марсианская терапия по-русски

Господин Корольков сидел в самом дорогом ресторане города и угрюмо смотрел в большой бокал с зеленой пузырчатой жидкостью. За его столом сидел доктор Чон-Ли-Чоу. Господин Корольков смотрел поочередно то в бокал, то в огромные мутные глаза доктора, и было видно, что одно ему нравится еще меньше другого. Наконец доктор не выдержал молчания и издал громкий, леденящий душу визг. Корольков выругался и зажал уши руками.
– Ну хорошо, хорошо, – раздраженно сказал он. – Ну буду я пить каждый день эти помои, ну и дальше что? Только, ради Бога, закройте ваш рот и перестаньте визжать.
  Доктор Чон-Ли-Чоу довольно закрыл по очереди свои рты и еще ближе пододвинул к Королькову бокал одной из своих шести рук.
– А-а-атлично, – пропел он, тяня гласные, как и все марсиане. – Зна-ачит, да-а-аговорились.
 С этими словами доктор встал из-за стола и медленно пополз к выдоху ресторана. Корольков с досады плюнул ему на хвост. Затем упаковал бокал с жидкостью и поплелся домой, с завистью глядя на прохожих, не обремененных подобным грузом. Да, этот бокальчик неспроста был назван грузом. Ведь в него мог запросто поместится большой спелый арбуз. Впрочем, о арбузе бы подумал человек с легким, веселым характером, а пессимист Корольков в своих мыслях заменил выше упомянутую ягоду на человеческую голову, естественно, отделенную от тела. Даже дома этот господин не мог подумать ни о чем хорошем. "Ди-и-ипрессия – серьезная ба-алезнь. Ле-ечить надо!" – вслух передразнил доктора Корольков, развернул бокал и вытащил инструкцию на которой было написано: "Автоматический робот-бокал. Принимать по литру в день. Внимание – излишне чувствителен!"
  Господин Корольков поставил бокал на стол и нова выругался крепкими, сочными выражениями, за что пролетавший мимо его окна полицейский-марсианин оштрафовал его на час исправительных работ в домашних условиях. Тот не обратил на полицейского ни малейшего внимания, и марсианин обиделся, порвал штраф и полетел дальше.
  Бокал, стоящий на столе, дрогнул, подпрыгнул на одной ноже и четким голосом произнес:
– Доброе утро, добро пожаловать, Дамы и Господа! Я ваш автоматический бокал и хочу вам предложить…
– Оставь свою брехню, – грубо прервал его Корольков. – Мне до нее нет дела. Как и до тебя, впрочем, тоже.
– Ну-ну, – нежно прокудахтал бокал. – Вижу, мне попался агрессивно-идеосинкратический тип человека. Да ты не волнуйся. Что у нас там в рецепте написано? Ага, принимать в полном объеме раз в день.
– Не буду, – сказал Корольков.
  Бокал, наверное, вытаращил бы глаза, если бы они у него были.
– Как? Но ведь в рецепте написано…
– Все равно не буду.
– Доктор сказал…
– Да плевать я хотел на эту зеленую обезьяну! – выругался Корольков и предусмотрительно закрыл окно.
  Прошло минут десять полного молчания.
– А какое хоть оно на вкус? – наконец не выдержал Корольков.
– Не знаю, – честно признался бокал. – В мою память эти данные не внесли. Да что ты в конце концов так на меня смотришь? Что там, муха плавает, что ли? Ну, если оно будет таким уж невкусным, подсыпь сахару.
– А можно? – настороженно спросил Корольков.
– Да пожалуйста!
– А что еще можно?
– Все, что угодно!
– Ну-ну, смотри. Знаю я одно средство, которое отобьет у этой отравы всякий вкус, – сказал Корольков, потом встал и достал из шкафа бутылку с прозрачной жидкостью.
– Что это? – обеспокоено спросил бокал.
– Что надо! – отрезал Корольков и плеснул сразу полбутылки в зеленую смесь.
  Прошло еще десять минут молчания. На этот раз тишину нарушил механический голос бокала.
– Ну? – спросил он.
– Что "ну"?
– Почему ты теперь не пьешь?
– Не могу. Надо придумать тост. Без тоста нельзя.
– Думай!
– Ничего в голову не приходит.
– Ну, давай за светлое будущее!
– Да ну его. Какое же оно светлое. Темное прошлое и то лучше.
– Выпей за свою жену. У тебя есть жена?
– Девушка. Была.
– Так за нее.
– Не буду. Челюсть мне сломала, стерва.
– М-да… А за что будешь? За работу, начальство?
– Козел у меня начальник! Козел! И работу ненавижу – два года уже бросить хочу.
– Слушай, ты!! – взревел бокал. – А ну-ка пей немедленно, или сейчас все вылью!!!
– Только попробуй! – не на шутку перепугался Корольков. – Я ж в тебя, мать твою, полбутылки водки вылил! А ну, иди сюда!
  Робот послушно подошел, и тот схватил его за ножку, на секунду задумался и твердым голосом произнес:
– Ну, за приобретение! – и шумно отхлебнул глоток.
– Ну как? – замирающим голосом спросил бокал.
– Черт, крепкая! – восхитился Корольков и его голос уже не казался таким недовольным. Он посмотрел в бокал. Так оставалось еще много.
– Ну, а сейчас за что пить будем? – поинтересовался бокал.
– Как за что? – уже не совсем твердым голосом удивился Корольков. – За светлое будущее!
– Ты же говорил, что оно не светлое?
– Мало ли что я говорил! Тогда я говорил, не светлое, а сейчас говорю: светлое! Светлое у нас будущее! – рявкнул Корольков прямо в свой бокал и снова принял солидную порцию.
  Потом был тост за любимую девушку, вовсе не стерву, а будущую жену, за работу и замечательного начальника, и конечно же, за прекрасную жизнь. Когда бокал опустел, в комнату вошел доктор Чон-Ли-Чоу. На его планете никогда не пили спиртное, и поэтому он не понял, почему его пациент лежит под столом, нежно обнимая робот-бокал.
– Да-а-а-а-а… – протянул он, и Королькову показалось, что это "а" тянется бесконечно. – Похоже, моя терапия дала положительные результаты, – с земным акцентом продолжил он.– Как вы себя чувствуете, господин Корольков? Вы по-прежнему подвержены депрессии?
– Какая депрес… ик!… сия, доктор? Спасибо, милый… ик!… спасибо за вашу рюмку! Я теперь абсолютно… ик!… здоров! Никакой депрессии, доктор! Ик…
  Доктор Чон-Ли-Чоу стоял и молча записывал все в свою записную книжку. Потом, довольный, подошел к открытому окну и взвился в воздух, услышав напоследок, как Корольков с громкими песнями и довольный жизнью, наливал в бокал оставшуюся половину водки.
  "Такого еще никогда не было, – подумал доктор, летя скорее испробовать терапию на других пациентах. – Но, может быть, остальные люди не так восприимчивы к лечению, как эти русские".
  Шел две тысячи триста девяносто девятый  год…