Капризная принцесса и нищий 9, 10

                       Глава IX

Королевский дворец, нет, не ждет беглеца,
Раз от смерти сбежал, два – лишь шаг до конца.
У убийцы, что ночь, совесть также черна,
И не дрогнет рука, не задушит вина,
Только молча взирает Луна.


   Народу в таверне было полно, почти все столы оказались заняты. Ничего удивительного: крестьяне спешили отвезти урожай на ярмарку, торговцы торопились распродать максимальное количество товара, даже благородные господа не брезговали потратить с удовольствием и пользой пару сотен золотых на знаменитой Торговой площади Эфри-Тьера. В эту пору здесь можно было найти прекрасный выбор дивных слатских тканей, великолепных картских зеркал,  душистых заморских пряностей, изделия неллийских и велицийских оружейных дел мастеров, лучшие в мире беатринские седла и многое-многое другое. По виду небогатый молодой дворянин в скромном дорожном платье отыскал свободный стул за столом солидных торговых гостей в глубине помещения. Купцы не посмели отказать господину – худой, да при шпаге – и продолжали обсуждать свои прибыльные сделки, не обращая внимания на подсевшего к ним чужака. Заказ молодого человека – тарелка тушеного мяса с овощами и кружка вина – также подтверждал небольшие возможности его кошелька. Нельзя сказать, чтобы дворянин ел торопливо, но по тому, что он даже не снял плаща, создавалось впечатление, будто лишним временем посетитель не располагает. Опустошив тарелку, он сделал знак хозяину подойти за расчетом. Молодой дворянин расплатился и уже собирался подняться, но вместо этого принялся доцеживать остатки вина из почти пустой кружки. В таверну входил отряд городской стражи – десятка полтора человек во главе с капралом. Прищурившись со света, коренастый с роскошными седеющими усами капрал внимательно осмотрел помещение. Ленти понял, что на этот раз ему будет нелегко ускользнуть, левой рукой он незаметно вытянул из-за пояса  квилон. 
   Чем ближе трубадур приближался к цели своего пути, тем больше убеждался, что напрасно не послушал Агранте и отправился в одиночку, но и брать людей к Королевскому завалу ему не хотелось. Сердце глухо к доводам рассудка, еще раз увидеть Ариану прежде, чем наступит зима и прервет всякое сообщение с Вилецией – вот было его единственное желание. Поездка оказалось невероятно утомительной, в трактирах и на постоялых дворах поджидали засады, его искали на дорогах и в деревушках. Приходилось делать большие петли, чтобы добраться от одного замка, принадлежащего кому-либо из сторонников движения, до другого. Как глупо было попасться здесь, в ярмарочной толчее Эфри-Тьера, откуда до перевала по прямой оставалось каких-то два дня пути.
   – Именем короля. Назовите себя, сударь.
   Капрал обращался к молодому человеку примерно его возраста, нервно сжимавшему в руке пустую кружку из-под вина. В ответ тот что-то невнятно пробормотал и попытался встать. К нему сразу же бросились солдаты, не церемонясь, они скрутили бедняге руки, выволокли из-за стола и отобрали шпагу. В таверне разом стихли все разговоры. Тут же раздался громогласный вопль одного из купцов: «Держи вора!» Притихший было народ повскакивал с мест, многие подались в сторону виновников происшествия. Пока внимание присутствующих было поглощено обыском незадачливого «дворянина», Ленти прикинул, что самое время прорваться мимо двух оставшихся у двери стражников. Ровным шагом он направился к выходу и был, как и рассчитывал, остановлен у самого порога. Не тратя времени на объяснения, трубадур врезал кулаком под дых загородившему дорогу солдату и оттолкнул согнувшееся тело под ноги его товарищу. Сбитый с ног, тот здорово треснулся головой об угол ближайшего стола.
   Ленти выскочил за дверь уже с обнаженной шпагой и кинжалом в руках. И, надо сказать, не зря. Три клинка тут же потянулись к его груди, но были отброшены. Завязалась отчаянная схватка, топот ног внутри таверны свидетельствовал о том, что в его распоряжении всего несколько секунд. Должно быть, на улице остались не лучшие воины отряда, двоих Ленти успел серьезно зацепить, получив простор для маневра. Он отскочил в сторону от двери, увлекая за собой противника. Дверь распахнулась и едва не разлетелась на щепы, с такой силой ее шарахнул о стену вылетевший первым здоровенный стражник, возвышавшийся над прохожими словно пожарная каланча. Следом посыпались другие, Ленти приготовился дорого отдать свою жизнь.
   – Брать живым, – окрик капрала несколько остудил пыл подчиненных. – Сдавайтесь, сударь.
   Окруженный десятком солдат, Ленти был вынужден подчиниться требованию. Оставив вора на произвол раззадоренным посетителям таверны, стражники поспешили увести свою гораздо более крупную добычу. Взяв пленника в плотное кольцо, его повели к тюрьме, что примыкала к городской ратуше. Им пришлось пробиваться сквозь плотную толпу на Торговой площади, расталкивая по дороге любопытных. Капрал Луррак лично тащил под локоть свою «золотую» добычу. Еще бы! Награда за человека, соответствующего разосланному тайным сыском описанию, причиталась прямо-таки сказочная – две тысячи золотых, можно будет оставить постылую службу, купить добротный дом, обзавестись каким-нибудь прибыльным делом. Да вот хотя бы корчму открыть, уж его Лара в кухарстве толк знает. И детишки (у честного служаки их было пятеро) будут обеспечены и пристроены лучшим образом: старших мальчиков отдать в обучение мастерам-ремесленникам, а Раэля – рисовальщику, хоть жена и ругается за его художества, у мальца дар божий. Дочуркам на приданое еще прилично останется, на все хватит с лихвой.
   При этом радужные мечтания никак не отразились на лице и внимании закаленного воина, он зорко следил за движениями людской толпы. А вдруг у преступника здесь есть сообщники? К счастью для капрала, по дороге не случилось никаких неприятностей. Ленти благополучно доставили в городскую тюрьму и заперли в одной из самых надежных подземных камер, предварительно наградив прочными железными браслетами, сковавшими руки и ноги возмутителя государственного спокойствия. Правда, Луррака смущало одно обстоятельство: поговаривали, что искомый преступник – это знаменитый трубадур Ленти, прозванный Острословом. Творения поэта просачивались сквозь запреты, как вода проходит сквозь песок, проникали во всякую щелку и отдушину, звонкие, чеканные строки врезались в сердца слушателей и оставались в них навсегда. Усилиями сторонников заговора стихи Острослова стали известны в солдатских казармах не меньше, чем на городских площадях. С поимкой трубадура Луррака начали посещать не только радостные мысли о награде, но и очень гадостное ощущение, напоминающее тошноту после того, как съешь что-нибудь, пованивающее тухлятиной. Капрал твердил себе, что выполнял святой долг перед богом, королем и страной, однако совесть – самая упрямая баба на свете – не торопилась соглашаться с его доводами.
    «… Бывший друг – ныне враг твой. Чтоб так не везло! И доверие хрустнуло, словно стекло…» Ну, что тут скажешь, было такое в жизни капрала, как будто о нем написано. Многие строки Ленти будоражат душу, заставляя по-новому взглянуть на себя, на окружающих, на всю свою жизнь. «Отчаянный парень: и сражался умело, и сдался с достоинством, от страха не трясся», – никак не мог избавиться от докучливых мыслей  честный солдат. А вдруг и впрямь это он? Как доставят в Альтару, не держать  больше парню в руках ни шпаги, ни пера, ни мандолины – уж очень горазды столичные заплечных дел мастера «пальчики разбирать», ни один суставчик не пропустят.
   Капрал не мог знать, что так и не дождется королевской награды.
   Луррак успел заметить, как радостно заблестели глаза господина Скапара, этот коренастый неприметный тип из королевского сыска едва не пустил слюну, потирая руки. Как большинство тайных сыскарей из числа приближенных к государю, он не был беатринцем, а потому всецело разделял рвение своего начальника господина Рольда в искоренении нарастающей смуты: очень не хотелось лишиться доходного места. Скапар немедленно отправил гонца в столицу, чтобы за арестованным прислали большой отряд гвардейцев-наемников, он не доверял никому из этих заносчивых беатринских аристократов. Будь его воля, он бы скрыл поимку крамольника даже от начальника тюрьмы и командора. Но, увы, этот туповатый служака-капрал уже успел доложить о своем успехе по начальству. Воспрепятствовать графу Баралю, командующему гарнизоном города, посетить столь рьяно разыскиваемого преступника сыскарь был не в силах. Командор прибыл в тюрьму в сопровождении трех офицеров-дворян и отряда из двадцати человек. Солдаты расположились во дворе, а офицеры сопроводили командора в подземелье. Они остались, один – за дверью камеры и двое у нижних ступенек лестницы, отсекая возможность подслушать, о чем граф расспрашивал пленника. Когда командор поднялся из подземелья, его обычно бесстрастное лицо выражало сомнения и озабоченность. 
   – Вас что-то беспокоит, Ваше сиятельство? – приторно-слащавым голосом спросил поспешивший навстречу аристократу сыскарь.
   – Я не уверен, что это тот, кого мы ищем.
   Физиономия представителя тайного королевского сыска вытянулась. Занятый проблемами безопасной отправки крамольного поэта в Альтару, он так и не успел допросить арестованного раньше.          
   – Это он так утверждает?
   – Нет, этот человек молчит, подозреваю, что вы поймали немого.
Немногие знали, кого именно с таким тщанием разыскивает городская стража, лишь командиры гарнизонов и королевский сыск.
   – Вы шутите, граф?
   Его сиятельство не удосужился ответить на столь непочтительную реплику зарвавшегося «прикормыша», как называли в народе иноземных прихвостней Адварта, однако взгляд командора был достаточно красноречив. Скапар мгновенно прочувствовав седалищным нервом, что преступил черту, неуклюже залебезил, провожая аристократа и бормоча что-то маловразумительное: «Мы все проверим, Ваше сиятельство… непременно, Ваше сиятельство…» Не обронив более ни слова, граф и его люди покинули тюрьму и направились во дворец Его сиятельства.
   Разговорить пленника Скапару не удалось, оставалось надеяться на выдающиеся способности альтарских мастеров. Задержанный вполне соответствовал подробному описанию преступника, имевшемуся у любого капрала городской стражи или королевских гвардейцев (неграмотных его заставляли заучивать наизусть), и все же было что-то странное в поведении и выражении лица этого человека. За внешней отрешенностью взора и неправдоподобным спокойствием нет-нет, да и вспыхивал внутренний огонь… чего? тайного торжества? гордой уверенности в своей правоте? знания высшей истины? После безрезультатного пятичасового допроса с применением одних лишь плетей – разрешения на использование по отношению к Острослову иных средств у Скапара не было – прикормыш всю ночь промучился, пытаясь вспомнить, где же он мог видеть этот горящий взгляд. И лишь под утро память смилостивилась над ним (слишком давно не посещал он храмов, а к искусству был вовсе равнодушен): такими изображали святых великомучеников, бестрепетно шедших в руки своих палачей, или верных рыцарей легендарного короля-изгнанника Гуадрия Благородного, чьи имена стали синонимом рыцарства. С чего бы это? Нехорошее чувство сдавило сердце, тоска… Ничего уже не дадут доносы и аресты, погибнут несколько таких вот мучеников, но этим не остановить «Корону и Честь», время упущено. И чего тянет господин Рольд, как будто он не знает наперечет всю верхушку заговора – герцогов, графов и… этого наглого рифмоплета! Или хитрый неллиец знает гораздо больше, например, что король проиграл свою партию? Вдруг он вовсе и не собирается пытать поэта, а хочет заполучить его в свое распоряжение совсем для иных целей…
   Привычка подозревать всех и во всем была неотъемлемой, вросшей в самую душу чертой любого сыскаря. Мысли – одна чудовищней другой – змеились в его голове. Что делать? Как поступить? Написать королю донос на начальника королевской тайной службы? Какая в том выгода ему, Скапару? Похитить и спрятать Острослова самому, чтобы потом разыграть его жизнь как козырную карту? Слишком опасно, одному с этим дьяволом, положившим половину патрульного отряда, ему не справиться, а опереться в таком деле не на кого. До внутренней дрожи прикормыш ощущал горечь уплывающих возможностей, но так и не успел ни на что решиться. Сотня королевских гвардейцев была встречена его посланником на полдороги к столице и прибыла в Эфри-Тьер уже к вечеру второго дня. Со смешанным чувством облегчения и разочарования Скапар передал пленника в руки надежной охраны, пусть уж болит голова у Его тайности господина Рольда.
   Сутки спустя остатки гвардейской сотни вернулись в город, многие были ранены.
   – Их было раза в три больше, мы бились как львы!
   Сотник Искар не собирался оправдываться, уж он-то знал, что его люди честно отработали свои деньги, а кому не повезло… что ж, такая профессия.
   – А преступник? Его освободили? – срывающимся на визг голосом спросил Скапар.
   – Тело они увезли, – равнодушно обронил Искар.
   – М… мертвое? – сыскарь даже заикнулся.
   – А как же. Сам заколол, согласно приказу Его тайности – в случае нападения…
   Наемник выразительно полоснул ладонью по шее.
   Точное выполнение приказа не слишком порадовало начальника тайного сыска, Рольд надеялся огнем и железом вытянуть из Ленти не имена бунтовщиков, а более существенные сведения: общее количество сил, планы и главное, кого из оставшихся представителей королевской родни желает посадить на престол Агранте. Согласно поступавшим из различных источников донесениям, сам герцог не собирался возлагать корону на себя.  Его тайность был уверен, что Острослов достаточно осведомлен в этих вопросах. И вот, такая неудача. Кроме того, Рольду пришлось выдержать бурю гнева Его Величества, желавшего выставить голову крамольного поэта на центральной площади Альтары, а язык скормить королевским псам еще до того, как оная голова отделится от тела. И еще одно сомнение постоянно возникало в изощренном мозгу первого сыскаря королевства: а был ли схваченный в Эфри-Тьере человек тем, за кого его приняли? Прямых доказательств идентичности «гостя» Ирнава и Калессо с трубадуром все же не было. Тем не менее, глашатаи на площадях столицы объявили о «бесславной кончине дерзкого бунтовщика, охальника и крамольника, промышлявшего презренным ремеслом рифмоплетства». Поскольку больше никто не слышал новых стихов и песен трубадура, известие болью отозвалось в сердцах тысяч людей, но вместо того, чтобы напугать мятежников, только разожгло огонь ненависти к королю и его приспешникам. 

                   *    *    *

   Гонец в насквозь пропитанной влагой одежде на загнанной лошади примчался в Калессо и, предъявив «дракона», был немедленно пропущен к хозяину. Час спустя две сотни хорошо вооруженных всадников выехали в зябкую морось угасающего ноябрьского дня. Феликс был только рад приказу прийти на помощь небольшой группе сторонников герцога, вступившей в неравный бой с отрядом королевских гвардейцев. Наконец-то настоящее дело, сколько можно прозябать на однообразной службе, заглушая вином голос нечистой совести. Обратной связи с братом у Феликса не было, так что он не имел никакого представления о том, удалось ли Рольду прихватить «похитителя» принцессы, и что из этого вышло.
   Зима стояла на пороге. Нудный дождь перемежался мелкой крупой, пронзительные порывы ветра рвали с голов капюшоны, а чавкающая под копытами грязь долетала до седел. Пропитанные смолой факелы с трудом разгоняли мутную тьму. Звон оружия оповестил о прибытии на место до того, как стало возможным разглядеть сражающихся. Не разберешь, где свои, где противник. Громкий клич «Под знамя дракона!» позволил маркизу Шартену, командовавшему отрядом, сориентироваться в обстановке. Жалкая горстка заговорщиков каким-то чудом еще держалась, теснимая со всех сторон людьми короля. Ситуация изменилась, так как подоспевший из Калессо отряд численно превосходил силы гвардейцев. Ночная схватка разгорелась с новой силой, наемники на королевской службе отступать не привыкли. Феликс, очертя голову, кинулся в кровавый водоворот битвы. Он наносил и отражал удары, все больше входя в азарт яростного веселья, охватывающего порой человека в момент смертельной опасности. Жгучий клинок вошел в правое межреберье, кровь плеснула вслед за вытащенной из раны шпагой и начала впитываться в ткань одежды, дышать стало тяжело. Феликс выронил свою двухлезвийную рапиру, упал на шею коня, отчаянно цепляясь левой рукой за мокрую гриву. Вокруг кипел бой, вставали на дыбы лошади, свистела, рассекая воздух, сталь. «Только бы не упасть под копыта», – подумал, теряя сознание, неллиец и медленно съехал по крупу.
   Ему повезло. Феликса успели подобрать до того, как кони затоптали юношу насмерть. Переломанная лодыжка и большой кровоподтек на лбу вкупе с проколотым легким представляли собой не лучшую картину с точки зрения лекаря, но он все еще был жив. Не скоро узнал неллиеец, чем закончился его первый бой. Два месяца он метался в жару, рана затягивалась плохо, благо, снега зимой хватает. Когда сознание его прояснилось настолько, чтобы четко воспринимать окружающее, Феликс был истощен так, что не мог шевелить даже рукой. И лишь с наступлением весны наемник, прихрамывая и опираясь на костыль, впервые  покинул свою надоевшую до тошноты комнату.
   В замке напряженно готовились к летней компании, Калессо и его окрестности превратились в большой военный лагерь. Товарищи по службе хлопали Феликса по плечу, поздравляя с выздоровлением, и спешили по своим делам. Он же медленно бродил по замковым переходам и внутренним дворикам, радуясь возможности двигаться и дышать полной грудью.
   Однажды за одной из дверей ему послышались звуки музыки. Играли на мандолине, инструмент плакал, надрывал душу щемящей тоской и болью утраты, потом затихал и взрывался другой мелодией, страстной, гневной, беспощадной. Было в этом что-то чарующее и пугающее одновременно. Так не играют на мандолине, во всяком случае, подобного Феликс никогда не слышал. Никого не было поблизости от этого покоя, кстати, находящегося неподалеку от личных апартаментов герцога, которые ему нередко приходилось охранять до ранения. Музыка так поразила выздоравливающего, что ему до зуда в ладонях вдруг захотелось узнать, кто и для кого мог исполнять тут такое. Но спросить было не у кого, а ломиться неизвестно в чью дверь он не решился. Да и с какой стати? Феликс развернулся и поплелся к себе, мелодия, захлестнувшая все его существо, всколыхнула бурю эмоций. Неллиец почувствовал себя невероятно уставшим.  Или он просто долго слонялся по замку?      
   Еще несколько раз он приходил к этой двери, и дважды ему повезло вновь услышать волшебную мандолину. Исполнитель не повторялся, но что бы он ни играл, сердце замирало в груди от пронзительной нежности или томительной надежды. Наемник не дама, да и не был Феликс большим меломаном, а так пробрало, до самых внутренностей, даже недавно зажившая рана отозвалась тупой болью.
   Вскоре Феликс приступил к несению службы и здесь он снова столкнулся лицом к лицу с «злокозненным вилецийцем». Не обращая внимания на находящихся в приемной дежурных офицеров, бывший спутник принцессы прошел без предупреждения к герцогу. Никто из товарищей Феликса не сделал попытки остановить этого человека, напротив, все  побросали карты и вытянулись в струну, неллиец же буквально остолбенел.
   – Ты словно приведение увидел, – толкнул его под локоть дежуривший в той же смене Бантрал, как только дверь в покои герцога плотно закрылась.
   – Да… нет. Кто это?
   – Господин Вален.
   Феликс только кивнул, не желая расспрашивать приятеля в присутствии беатринцев. После смены он пригласил слатца  заморить червяка и хорошенько выпить в одном из славящихся приличной кухней трактире Раосты, дабы отметить свое возвращение в строй. За вторым кувшином неллиец «вдруг» вспомнил о давешней встрече:
   – Бантрал, а кто такой этот господин Вален? Мне все кажется, что я его где-то видел.
   – А, да ты же не знаешь, – сообразил слатец. – Это он возглавлял тот отряд, на выручку которому герцог послал нас тогда, ну, когда… 
   – Когда меня ранили? – понял Феликс.
   – Ну, да.
Неллиец поморщился, узнать, что он чуть не умер ЗА этого человека, было не слишком приятно.
   – И что… что он тут делает?
   Вино было крепким, и языки собеседников уже начали слегка заплетаться. Сидели приятели за отдельным столиком недалеко от входа возле стены. Народу в таверне хватало, в основном это были небогатые дворяне из армии герцога Агранте, многие приветственно кивали им, но никто не пытался присоединиться к их разговору. Молодой певец, юноша лет восемнадцати, развлекал публику исполнением бунтарских песен безвременно ушедшего поэта. Ни голосом, ни умением играть на мандолине малый далеко не дотягивал до автора, но все равно его слушали, едва не затаив дыхание, и щедро платили.
   – Командует, – осушив очередной бокал, коротко рявкнул слатец.
   Однако любопытство Феликса так легко было не унять.
   – Кем? – тут же задал следующий вопрос он.
   Бантрал пригнулся к столу и понизил голос: 
   – Всеми, Феликс, всеми. Загадочная личность, доложу я тебе. Его светлость, – слатец поднял глаза к потемневшему от копоти потолку, – первым приветствует его при встрече, как и все остальные, само собой.
   Феликс с трудом задвинул на место отвалившуюся челюсть. Пока он переваривал сказанное, Бантрал разлил остатки вина и махнул служанке, чтобы несла еще.   
   – И его называют просто «господин Вален»? – большие карие глаза наемника расширились до невозможных пределов, казалось, они занимали пол-лица.
   – Все думают, он – Аталлер, но никто не говорит об этом вслух.
   – Атал… а-а-а-а…
   Неллиец умолк, к столу подошла служанка с вином и блюдом заказанных ранее жареных куропаток. Теперь все становилось на свои места: к роду Аталлер принадлежал  король Тассерат и многие поколения его предков, не одно столетие правившие Беатринией. Даже если этот господин – десятиюродный племянник покойного короля по мужской линии, он вполне может поспорить за трон с Адвартом – двоюродным братом прежнего правителя по линии материнской.
   – Принц кро-о-ови, – язвительно протянул Феликс, когда трактирная девица, в меру пококетничав с любвеобильным слатцем, убежала на кухню.
   – Тебе не все равно, кто платит. Между прочим, нам с тобой и всем, кто выручал господина Валена, жалование подняли вдвое.
   Тот что-то невнятно пробормотал, кивнул и с повышенным энтузиазмом налег на  куропаток. Продолжать разговор сейчас не хотелось. К счастью, слатец давно позабыл тот случай, ранней осенью, когда Феликс также пытал его насчет того же человека, поскольку совершенно не придал ему значения.
   В Калессо товарищи вернулись только утром, так как на ночь ворота замка запирались. Хмель выветрился, осталась лишь головная боль, да тело сотрясала мелкая дрожь, случающаяся при похмелье и длительном недосыпе. Феликс завалился на   довольно жесткую кровать в своей унылой комнате, но сон, в который он, казалось бы, должен был мгновенно провалиться, никак не приходил.
   Он выдал этого человека королевскому сыску, и он же пролил свою кровь ради его спасения, он проклинал его как злейшего врага и получал жалованье за то, что будет сражаться ради его возведения на престол. Мысли путались в голове. Принц крови и… принцесса крови. «Куда ты ввязался, пустоголовый болван, со своими воображаемыми обязанностями служения Прекрасной даме?» –  спрашивал себя незадачливый мститель.
   Тихий, но страшный смех спугнул примостившегося на подоконнике голубя.
   На следующий день армия повстанцев выступила в поход на столицу под знаменем Дракона. Это была орифламма – штандарт королевского рода Аталлер с золотым изображением геральдического дракона на алом поле. Этот герб был взят на щит сыном Гуадрия Благородного – Каваледо, прозванным Драконом, еще лет четыреста тому назад. Герб Адварта был другим: синий орел с золотым мечом в когтях.
   Уже на третью ночь Феликсу выпала почетная обязанность – стоять на посту, охраняя знамя Дракона.


                   Глава X

Судьба причудлива и странна,
Сквозь приключения и страны
Ведет запутанной тропой.
Корона ль, нож за поворотом?
Потери, радости, заботы?
Как знать… Прими ее, герой.


   Солнечным апрельским днем, незадолго до того, как двор собирался вернуться в Гранет, в столицу Неллии прибыла большая труппа бродячих актеров. Скоморохов такого пошиба ко двору, конечно, не приглашали, но Ульгар не преминул выбраться в город и побывать на представлении. Он толкался в первом ряду публики, громко хлопал и подмигивал совсем молоденькой хорошенькой актрисе, за что удостоился угрюмого взгляда невысокого юноши примерно своего возраста. Позже принц выяснил, что они были братом и сестрой. Увлеченный представлением (или актрисой) Ульгар не заметил, как раздвигаются края промасленной холстины одного из трех принадлежавших труппе фургонов, за ним осторожно наблюдали.
   На следующий день наследник неллийской короны к своему большому удивлению приметил из окна вчерашнего «знакомца», юный актер слонялся вблизи дворцовых ворот, не решаясь приблизиться к грозного вида страже. С одного взгляда принц понял, что тот стремится попасть внутрь. Ульгар стал наблюдать за юношей. Так и не набравшись смелости подойти к главному входу, актер двинулся в левую сторону вдоль дворцовой ограды, но далеко от нее не отходил. Быстро сменив свой чересчур богатый камзол на тот, в котором он шатался вчера по городу (последний был куда проще), Ульгар спустился вниз и вышел на улицу через одну из потайных дверей, так, чтобы оказаться на пути у желающего попасть во дворец юноши. Свернув за угол, принц как раз возник в нескольких шагах от идущего ему навстречу актера. Скоморох тут же узнал не в меру пялившегося вчера на его сестру зрителя. Его брови немедленно сдвинулись, по скулам заходили желваки. Ульгар был при шпаге, но ссора не входила в его планы, однако начал он довольно воинственным тоном, показывая, что тоже узнал прохожего.
   – А я и не знал, что ваш балаган пригласили ко двору. Ворота не можешь найти?
   – Не твое дело, – зло ответил актер, он обратил внимание на перевязь со шпагой, которую не заметил вчера под плащом.
   – Может, и не мое, – притворно согласился Ульгар, хитро сощурив глаза. – А как на счет представить твою сестричку ее сиятельству госпоже Мисене?
   – Как ты узнал, что Леда моя сестра? – напрягся и прямо таки ощетинился актер.
   – Тоже мне секрет, – пожал плечами Ульгар. – У меня тоже сестры есть, так что ж с того.
   – Да, в общем ничего, – вдруг остыл скоморох.
   – Тебе зачем во дворец-то надо? – напрямую спросил принц.
   – С чего ты взял. Не надо мне туда вовсе.
   – Ну, не надо, так я пошел, – Ульгар повернулся спиной к актеру и шагнул в сторону угла.
   – Постой, – вдруг решился юноша.
   Ульгар замедлил шаг и полуобернулся.
   – Ты правда можешь представить Леду принцессе?
   – Могу, – кивнул Ульгар, уточнять, что титул принцессы Мисене не полагается, он не стал.
   – А меня ты мог бы провести к принцу?
   – Запросто, хоть сейчас.
   Просьба очень заинтересовала Ульгара, но он не подал вида.
   – А не врешь? – засомневался актер.
   – Пошли.
   Он кивнул, приглашая следовать за собой, и, уже не оборачиваясь, свернул за угол. Брат Леды поспешно последовал за ним. Ульгар остановился у потайной двери и нажал скрытый рычаг.
   – О-ля-ля, – восхищенно протянул актер.
   – Проходи.
   Ульгар пропустил скомороха вперед, зашел сам и закрыл дверь. Потом обогнал неуверенно топтавшегося посреди коридора актера и пошел первым, махнув тому рукой.
   – Тебя как зовут? – на ходу поинтересовался Ульгар.
   – Тодар.
   – А родом откуда? – продолжал расспрашивать принц, пока они пересекали большой пустующий зал, увешанный доспехами и штандартами былых времен.
   – Здешние мы, неллийцы. Сейчас из Вилеции…
   – Это хорошо.
   – В каком смысле? – не понял Тодар.
   – В том смысле, что кого попало к принцу ведь не пускают. Кстати, зачем он тебе, Тодар?
   Тодар тяжело засопел.
   – Ты не молчи. Вдруг ты что дурное затеял.
   – Не твое дело, – хотел было огрызнуться актер.
   – Нет уж, теперь точно мое.
   Ульгар распахнул неожиданно возникшую за очередным поворотом дверь и, резко отступив к стене, втолкнул в нее растерявшегося от неожиданности Тодара. Дверь захлопнулась за спиной у юношей. Тодар отскочил в сторону, но наткнулся на кресло и, перелетев через подлокотник, упал.
   – Не трепыхайся, – Ульгар навис над ним со шпагой в руке. – Ты там, куда хотел попасть, это покои принца. Теперь выкладывай. 
   Обстановка действительно соответствовала сказанному, а Тодару вовсе не улыбалось быть проколотым этим неизвестным дворянчиком, хотя, можно было посоревноваться в ловкости…
   – У меня поручение, – выдавил он, потирая ушибленное колено и взвешивая все «за» и «против» того, чтобы отобрать оружие у придворного хлыща.
   Ульгар опустил шпагу и отступил к другому креслу.
   – Ты часом не знаком с трубадуром Ленти? – спросил он.
   Вопрос настолько удивил Тодара, что он раздумал бросаться на собеседника.
   – Нет, слыхал его, но чтоб знакомство… не пришлось… теперь уж и не придется, убили Чаровника.
   – Как убили?! – Ульгар так и застыл на месте. – Кто? Когда?
   – Так по осени еще слух был между нашими. Мы-то с прошлого года в Беатринии не были. Чего там делать-то, смута…
   – Ладно. Какое у тебя поручение? – вкладывая шпагу в ножны и садясь в кресло, напомнил о цели визита актера во дворец помрачневший принц. Слухи действительно были, но Ульгар не хотел им верить, ведь где Ленти, там и Ариана.
   – Это я могу сказать только принцу.
   – Ну, так говори. Вот дуралей, – от волнения Ульгар начал сердиться. – Ты что, не знаешь, что в покоях принца может сидеть только принц, да такой невежа, как ты.
   Тодар сообразил, что все еще сидит на полу и подскочил, как ужаленный. Ульгар звякнул колокольчиком, стоявшим на столике возле его кресла. В другую дверь просунулась голова мальчика-пажа.
   – Звали, Ваше Высочество?
   – Принеси разбавленного вина, Желли.
   – Слушаюсь, – голова пажа исчезла.
   – Вы – принц Ульгар, – ошарашено глядя на своего проводника, выговорил актер.
   – Так что у тебя за поручение и от кого? – игнорируя последнюю реплику Тодара, спросил принц.
   – Меня просили передать вам письмо, –  отчего-то густо краснея, ответил бродячий артист.
   – Давай, – нетерпеливо протянул руку Ульгар. – Между прочим, плохой ты лицедей.
   Тодар смущенно вытянул из-за пазухи запечатанный свиток. К большой радости Ульгара письмо было запечатано перстнем Арианы.
   В комнату вошел Желли с подносом.
   – Подожди там, – сказал принц посланнику. – Граф, составьте компанию моему гостю, – добавил он, уже обращаясь к Желли.
   – Да, Ваше Высочество. Идем, – потянул за собой Тодара юный граф.
   Когда дверь за ними закрылась, Ульгар взломал печать.

                   *     *     *

   – Боже, я, кажется, не была здесь целую вечность!
   Ариана словно впервые видела все эти с детства знакомые вещи: мебель темного дуба, зеленую с золотом обивку, мягкий фабалийский трехцветный ковер на полу, вазы, статуэтки, гобелены…
   – Всего лишь год, Ариана. Но мне тоже кажется, что я не видел тебя сто лет.
   Покои принцессы оставались пустыми, но в них регулярно убирали и проветривали, так что ощущения нежилого помещения не создавалось. Ульгар провел сестру во дворец через тайный ход днем, только человек несведущий мог бы подумать, будто в такое место незамеченным легче попасть ночью. Принц умел перемещаться по дворцу, в случае необходимости избегая излишнего внимания придворных, охрана же была не в счет.
   Тайно сбежав из Таленрота с труппой бродячих актеров, девушка почти месяц старалась не высовываться лишний раз из повозки, поэтому Ариана ничего не знала о перемене в настроении мачехи и страшно боялась ее гнева. Узнав, что Итнелу пожалован баронский титул, принцесса развеселилась.
   – Это ты постарался? Ловко ты меня пристроил первому встречному-поперечному. Я тебе так благодарна!
   Ульгар ничуть не обиделся на этот сомнительный комплемент, а только хитро прищурился.
   – Не ошибся я, значит, с выбором. А о маме не беспокойся. Ты же знаешь, она вспыльчивая, но отходчивая, и будет рада твоему возвращению. Правда, правда. Она очень переживала за тебя. Ну, рассказывай, рассказывай. Тут такие слухи ходят, не поймешь, что выдумки, а что на самом деле. Как ты оказалась в Вилеции?
   Юноша побоялся спросить сестру, знает ли она о смерти Чаровника.
   – Это такая длинная история, ты не поверишь. За нами гонялись разбойники, какие-то проходимцы и солдаты короля Адварта. Я расскажу все по порядку, только сначала поздороваюсь с матушкой и Мисеной, приму ванну и немного отдохну. Хорошо?
   Ариана и впрямь выглядела усталой и нуждалась в отдыхе. Девушка бросила дорожный плащ с капюшоном на ближайшее кресло. Ее обтрепанное простое платье и плохо расчесанные волосы выглядели не лучшим образом. Внимательно оглядев сестру, Ульгар посоветовал:
   – Ты, пожалуй, лучше сначала передохни, а то они тебя вопросами замучат. Да и вообще нам надо сначала решить, что им говорить, а о чем умолчать. Хорошо, что Мисена на прогулке, а матушка занята, как всегда дает аудиенции всевозможным просителям. Так что часа два-три у тебя есть. Я сейчас распоряжусь прислать сюда служанок без лишнего шума.
   – Все же ты лучший брат на свете, – улыбнулась чуть вымучено принцесса. – Спасибо.
   Принц кивнул и повернулся к двери. Ариана его остановила:
   – Скажи, Ульгар, какие новости из Беатринии. Что там происходит?
   В ее голосе прозвучало плохо скрываемое волнение.
   – Ну, – замялся Ульгар, – войска герцога Агранте и других мятежников движутся на Альтару под флагом покойного короля Тассерата… 
   – Отличные новости, – с облегчением вздохнула девушка, – ты даже не знаешь, как много мне сказал. Зови же скорее служанок.
   Юноша мысленно пожал плечами, но больше не стал ни о чем расспрашивать и отправился выполнять обещанное. Ариана, дождавшись горничных, с наслаждением погрузилась в теплую, почти горячую воду с благовониями, позволила себя вымыть, расчесать и уложить на шелковые простыни. Коснувшись подушки, девушка мгновенно заснула и проснулась, когда за окнами дворца уже сгустились вечерние сумерки.
   Как приятно открыть глаза, лежа в своей собственной постели, в родном доме, и знать, что никуда не нужно спешить и главное – не чувствовать себя обязанной чужим людям. В замке Таленрот ей было не слишком-то уютно, отношения неллийской принцессы с золовкой отчего-то не сложились, Антия приняла в штыки женитьбу брата. Ее глухое недовольство сказалось и на отношении родителей Саваля к новой гостье, беатринскую принцессу хозяева любили как родную дочь, Ариана же пришлась не ко двору. Ничего этого Ленти не знал, Саваль, собирая отряд для друга, почти не бывал в замке. Когда осенью трубадур переправился в Вилецию через систему подгорных коммуникаций добрейшего Барбатоша, свидание супругов было недолгим, а расставание – душераздирающим. Ариана пыталась уговорить Ленти взять ее с собой, но он, конечно же, не внял ее мольбам.  Девушку очень напугало предупреждение мужа не верить возможным слухам о его якобы смерти. «Вместо меня был убит другой человек, с помощью порошка он поменялся со мной местами, – коротко рассказывал Острослов. – Мы пытались его спасти, но не сумели». Эта история вовсе не успокоила Ариану. Всю зиму неллийка провела в страшной тревоге, похудела и побледнела, а весной решилась на свой отчаянный побег. В дороге она не раз пожалела о своей опрометчивости, но обратного пути не было. Приходилось мерзнуть и голодать, с трудом отбиваться от недвусмысленных притязаний хозяина труппы.

   Ближе к вечеру Ульгар зашел к королеве, до ужина оставалось около получаса, а Ее Величество все никак не могла покончить с делами. Наклонившись к руке матери, принц шепнул, что у него есть важные новости государственного значения. Заметив особый блеск в глазах сына, Вилетрисса поспешила отпустить своих советников и придворных дам. Она была рада завершению долгого и утомительного дня. До чего же тяжело править страной без мужа. К чему эта вымученная улыбка на все еще красивом, но, увы, начинающем увядать лице? Эти модные (такие разорительные) наряды…
   – Что случилось? – спросила королева, когда они остались одни.
   – Я получил весточку, – он сделал театральную паузу, – от Арианы.
   – Слава Всевышнему, – искренне обрадовалась королева. – Где же она?
   – Ты только не волнуйся, мама. Она здесь, в своих покоях. Я сам провел ее потайным ходом.
   От нежданной радости Вилетрисса непритворно схватилась за сердце.
   – Ну, я же просил тебя не волноваться! 
   Ульгар поспешно налил королеве стакан воды.
   – Все хорошо, она вернулась, живая, здоровая, – продолжал уговаривать мать, словно ребенка, юноша.
   Вилетрисса выпила воду и немного успокоилась.
   – А куда делся, – королева немного помедлила, – где находится барон Топри?
   Она назвала мужа падчерицы дарованным титулом.
   – Этот человек... его больше нет, он умер.
   Ульгар не успел еще ни о чем толком расспросить Ариану, поэтому сам терялся в догадках, зачем сестра решила объявить мужа мертвым. При этом она была уверена, что Ленти жив, и просила брата помочь ей отправить гонца в лагерь беатринских мятежников.
   – Вот как, – тряхнула головой Вилетрисса, – может, оно и к лучшему. Бедная девочка, я пойду к ней.
   – Конечно, я провожу тебя.
   Тон Ульгара поразил Вилетриссу, в нем не было ничего мальчишеского. Напротив, сын был предельно серьезен, в пятнадцать лет юноша вдруг превратился в рассудительного взрослого. Королеве казалось, что сын чего-то не договаривает, тем скорее ей хотелось увидеть падчерицу, убедиться, что с девушкой не произошло ничего страшного, и попросить прощения.
   Несколько дней Ариана рассказывала близким о своих приключениях, местами кое-что замалчивая или переиначивая. В сочиненной не без помощи Ульгара версии нищий Итнел пал жертвой лесных разбойников, а она была спасена бродячими музыкантами, одним из которых оказался скрывавшийся от гнева короля Адварта Чаровник. Дальше рассказывать было легче, потому что почти не приходилось отступать от истины. Если Вилетрисса и удивилась тому, что у простого трубадура оказались солидные связи, благодаря которым Ариана смогла найти пристанище в графском замке, то особого недоверия по этому поводу не высказала. Чего на свете не бывает. Главное, все закончилось для  принцессы благополучно.
   Единственное, что Ариана так и не решилась пока открыть даже брату, была тайна, связывавшая бродячего поэта с короной Беатринии. 
   Королева вздыхала про себя. Ну, что теперь делать с глупой девчонкой! Какой благородный принц или герцог пожелает взять в жены девушку, почти целый год таскавшуюся по белому свету в таких сомнительных компаниях. Но заговаривать на эту неприятную тему Вилетрисса не рисковала.
   Тем временем, известия из Беатринии приходили одно удивительнее другого. Состоялось лишь одно сражение, в котором восставшие аристократы разгромили войска короля. После чего началось триумфальное шествие растущей как снежный ком армии мятежников. Города открывали ворота, гарнизоны городской стражи, отряды ленных феодалов и народное ополчение присоединялись к войску, идущему на столицу под гордым знаменем Дракона. На стороне короля остались лишь наемники королевской гвардии да столичный гарнизон. В отчаянии Адварт разослал тайные посольства ко всем королям-соседям с просьбой о военной помощи, но никто не спешил вмешаться во внутренний конфликт беатринского правителя и его подданных. Вилетрисса также отклонила подобную просьбу, ссылаясь на то, что ей, женщине, и без того забот хватает. Безусловно, исход событий волновал неллийскую королеву. С кем-то придется иметь дело? Международная дипломатия вещь очень непростая, и Вилетрисса сочла за лучшее наблюдать со стороны. 
   Королева получала и другие, секретные, еще более невероятные сведения: войска на Альтару ведет Валентио Аталлер, законный наследник покойного короля Тассерата. А вот это было гораздо интереснее и важнее. Самозванец или нет, принц Валентио был помолвлен с принцессой Арианой, об этом в первую очередь вспомнила неллийская королева.   

                       *     *     *

   Узнав из присланного с доверенным лицом письма, что Ариана вернулась домой и принята родными с распростертыми объятиями, Ленти облегченно вздохнул. Все складывалось к лучшему, ни к чему ей было бы оставаться в погрузившемся в траур Таленроте. Саваль погиб осенью, когда они попали в засаду в трех часах пути от Калессо. При имевшейся на тот момент расстановке сил, нарваться на крупный отряд королевской гвардии в непосредственной близости от главной цитадели мятежников казалось невероятным. Помощь пришла, когда Саваль был уже мертв, и в их сильно сократившемся отряде  не осталось ни одного не раненого бойца. Ленти защищался левой рукой,  проколотое правое плечо онемело, рука не действовала. Он продержался до конца сражения, но дорогу помнил смутно, в Калессо его привезли уже в беспамятстве.
   Судя по всему, неллийка покинула замок еще до того, как его достигло горестное известие. Оплакав в своем сердце смерть Саваля, Ленти не жаждал встретиться с любимой в доме родителей покойного друга. Встреча с графом и графиней Таленрот предстояла тяжелая: наследник беатринской короны не мог не испытывать чувства вины перед людьми, заменившими ему и его сестре родителей, ради его борьбы, его цели их старший сын сложил голову на чужбине. То, что Саваль был не единственным ребенком, конечно, не уменьшало горе семьи. С двумя младшими братьями Саваля Ленти дружен не был, однако Антия, как выяснилось, находила приятным общество среднего сына владельцев Таленрота – Гаделя, который был двумя годами старше девушки. Трубадур подозревал, что неудачное объяснение Саваля с сестрой, о котором кроме них двоих знал только он, сыграло свою печальную роль: молодой граф не в лучшем настроении покинул Вилецию, бросался навстречу опасности, словно одержимый, как будто призывая собственную кончину. Если мы ищем смерти, смерть ищет нас. Прошло полгода, но в трудную минуту Ленти все еще продолжал мысленно советоваться с другом, в голове словно звучал его голос, его слова…
   События развивались, в начале лета силы «дракона» взяли Альтару в кольцо. Немногочисленные сторонники узурпатора укрылись за крепостными стенами столицы. О том, что Адварт узурпировал трон, открыто говорилось по всей стране, наконец, в ближайшем к столице городе – Эдлере – при огромном стечении народа был зачитан КОРОЛЕВСКИЙ указ о поимке с целью предания справедливому суду преступного герцога Адварта, виновного в убийстве короля Тассерата и королевы Лючии. Указ оглашался от имени короля Валентио, сына и единственного наследника злодейски убиенных венценосцев, коронованного волею Божьей в присутствии знатнейших аристократов королевства в замке Ирнав.
Неделю спустя жители Альтары перебили стражу у городских ворот и открыли их своему королю. Королевский дворец – последний оплот узурпатора – был взят с боем на следующий день после торжественного въезда короля Валентио в столицу. Несмотря на возражения ближайших сподвижников, молодой король лично принял участие в штурме дворца. Ленти еще не привык оставаться в стороне, с легкостью предоставляя другим умирать за себя.
   Сопротивление наемников гвардии Адварта было вялым. Какой смысл сражаться за заведомо проигравшего господина, который вряд ли оплатит их теперь уже бесполезный героизм? Последняя схватка состоялась  в малом тронном зале. Низложенный цареубийца и его немногочисленные теперь защитники сложили оружие возле ступеней, ведущих к опрокинутому трону. Хотя другой мебели в тронном зале не предусматривается, следы отчаянной борьбы были видны повсюду – оборванные портьеры, разбитые статуи, раскатившиеся по полу части стоявших вдоль стен почетным караулом минувшего века доспехов, осыпавшиеся витражи стекол, лужи крови…
   Бывший король тяжело дышал, шумно втягивая воздух своим знаменитым носом. Его окружали бывшие же подданные и их наемники, люди, от которых не приходилось ждать пощады. В разбитые окна долетали крики толпы, запах раскаленной под Солнцем пыли вперемешку с ароматом цветов, кто-то выносил из зала трупы, кто-то водружал на положенное место королевский трон. Адварт видел лишь лицо победившего врага, он узнал его и...  расхохотался. На него смотрели как на помешанного, однако никто не прервал этого приступа сухого, кашляющего смеха.
   – Вы, – не без труда успокоившись, Адварт обратился к стоявшему рядом с Ленти герцогу Агранте, – вы разыграли жалкую комедию, господа! Неужели вы думаете, что кто-нибудь поверит, будто этот безродный бродяга и есть настоящий король? Нет! Не надейтесь. Легко обмануть доверчивую чернь, но ни один государь не признает в нем равного.
   Никто из окружавших молодого короля аристократов не нашелся, что ответить на эту наглость.
   – Полно, герцог. Доказательства моих прав на это кресло, – Ленти кивнул в сторону трона, – меньше всего сейчас должны вас заботить. 
   Новый король поднялся по ступеням, сел и продолжил:
   – Вам, дядюшка, стоило бы подумать о душе. Под тем обвалом погибло сорок восемь человек, среди них были дети – четыре моих пажа и три фрейлины принцессы Антии. И с таким грузом вы не боитесь предстать перед Богом? Да, что там, одним убийством больше, одним меньше… 
   Адварт изменился в лице, побледнел, но не отступал от своего:
   – Неужели вы не видите? Это же шут, паяц на троне. Все его обвинения – полнейший вздор! Но вам, вам они удобны. Вы все – предатели, вы предали своего короля. Но я имею право хотя бы спросить вас: где свидетельства и где свидетели этого, приписываемого мне убийства? И чем мог убедить вас жалкий рифмоплет в своей принадлежности к роду Аталлер?
   На этот раз Адварту ответил Агранте, слова цареубийцы о предателях вызвали в его душе холодную ярость:
   – Вы были бы достойны уважения в своем упорстве, герцог, если бы не очевидность ваших злодеяний. Не все из тех, кто закладывал в скалах порох, лежат в земле, есть двое выживших. А вы не знали? Приказ был: уничтожить всех. Но вот исполнен он был небрежно. Существуют бумаги, печать, предсмертная записка моего друга, маркиза Доренбала. Его руку я спутать не могу. И, наконец, великий ювелир, создавший копию своего расплющенного шедевра для законного короля. Гномы живут очень долго, герцог, и они не лгут, в отличие от людей.
   Слова обвинения жгли преступника словно раскаленные щипцы палача, Адварт понял, что его провокационные речи бесполезны. Стоило лишь внимательно присмотреться к человеку на троне, чтобы увидеть, как несомненно фамильное сходство трубадура с покойным королем Тассератом. Раньше это не приходило в голову просто потому, что… действительно в нее не приходило сравнивать сочинителя любовных баллад с государем. И тогда он решился, одним убийством больше… Спрятанный в рукаве кинжал коротко просвистел в воздухе и вошел в грудь метнувшемуся к трону молодому офицеру-наемнику. Тело Феликса рухнуло возле ступеней тронного возвышения, убийцу немедленно скрутили и увели.

                   *     *     *

   – Надо же, – шмыгнул носом растроганный Пьено. – Какие странные эти люди. Этот молодой человек, Феликс, закрыл собой соперника. Почему, хозяин?
   – Ты долго прожил рядом с людьми, их поступки порой очень трудно объяснить, – задумчиво почесал кончик носа Барбатош. – Думаю, все это от несчастной любви. И потом, у людей такие запутанные понятия чести, вины, совести…
   – Двое от несчастной любви? – переспросил дотошный массариол.
   – А что тут удивительного? Теперь вон с небоскребов прыгают, вены бритвами режут, и никто не удивляется. А тогда люди подвиг совершали или долг исполняли. Тем более, за правое дело. Все лучше, чем просто так расшибиться в лепешку.
   Барбатош говорил наставительным тоном, глядя сверху вниз (он сидел в довольно высоком кресле, а Пьено на низкой скамеечке) на своего первого читателя, и при этом любовно похлопывал правой рукой по пачке исписанных листов, лежащих перед ним на письменном столе. 
   – Все же грустная получилась сказка, – вздохнул упрямый, как все крестьяне, массариол.
   – Вот еще, – фыркнул писатель, – это жизнь, а вовсе не сказка. Я сам тому был свидетелем. И вообще, что, по-твоему, называется счастливым концом?
   – Ээээ… Ну, это когда герои побеждают, злодеев наказывают… а, ну, еще свадьба, вот! – припомнил сценарий классического хэппи-энда Пьено.
   – Так чего ж тебе еще? – с ноткой торжества вопросил Барбатош.
   – А разве так кончилось? – захлопал глазами приживал.

                    *     *     *

   Радостная суета захлестнула летнюю резиденцию неллийских королей, замок Гранет едва не стоял вверх дном: победоносная армия доблестного ревнителя святой веры благополучно достигла родных берегов и возвращалась домой со славой и, что немаловажно, с богатой добычей. Король Сбарос спешил обнять заждавшуюся супругу и повзрослевших детей.
   В круговерти хлопот и приготовлений почти незамеченным осталось прибытие небольшого иностранного посольства. Однако королева Вилетрисса не могла позволить себе отложить надолго прием нового посла Беатринии. Граф Аренан Кленар оказался приятным молодым человеком, к тому же вполне сведущим в дипломатических делах и разбирающимся во внутренних проблемах своей страны. Поскольку он прибыл представлять в Неллии интересы и политический курс Валентио II Справедливого (как поспешили назвать молодого короля после осуждения и казни герцога Адварта), все эти достоинства как нельзя более пригодились послу. Несколько встреч дипломата с Ее Величеством касались необходимых процедур пересмотра и подтверждения ряда соглашений и договоров, заключенных между соседями при прежних королях. И, наконец, граф Кленар поднял вопрос, обсуждения которого Вилетрисса в тайне страшилась.
   – Ваше Величество, мой государь поручил мне напомнить доброму соседу… соседке, – с очаровательной улыбкой поправился посол, – об одном деликатном деле.
   – Я слушаю вас, дорогой граф, – любезность и обходительность молодого человека весьма импонировали королеве.
   – Дело это давнее, Ваше Величество. Восемнадцать лет тому назад Его Величество король Валентио, тогда – еще совсем юный принц Валентио Аталлер, был помолвлен с маленькой принцессой Арианой. В связи с известными событиями – предполагаемой смертью жениха – об этой помолвке забыли, но…
   Аренан сделал многозначительную паузу в своей витиеватой речи, королева молчала.
   – Но теперь все вновь изменилось. Жених жив и рука невесты, к счастью, свободна. Точнее, не свободна, ведь расторжения помолвки не было.
   – Вы правы, граф. Чего же хочет ваш государь?
   Королева не без волнения ждала ответа дипломата. Не потребует ли беатринский король расторжения помолвки? Ведь вести о странном браке Арианы вполне могли достичь и его слуха. Если же Валентио намерен сдержать обязательства, данные его покойным отцом, то… как воспримет это предложение Ариана? Ситуация была крайне щекотливой.
   – Король Валентио Второй уполномочил меня официально подтвердить свое искреннее желание вступить в брак с Ее Высочеством принцессой Арианой, – торжественным тоном возвестил посол.
   – Что ж, – Вилетрисса натянуто улыбнулась, – я полагаю, Ее Высочество будет счастлива принять предложение Его Величества. Но, вы понимаете, граф, Ее Высочество могла забыть… это несколько неожиданно.
   Видя затруднения королевы, Аренан поспешил ей на помощь.
   – Разумеется, Ваше Величество. Принцессе понадобится время, чтобы привыкнуть к мысли о… несколько неожиданно воскресшем женихе, – нашелся он.
   По окончании аудиенции – беатринец поспешил поскорее откланяться – Вилетрисса решилась поговорить с падчерицей, не откладывая дела в долгий ящик. Так или иначе, но девушке необходимо знать о столь важном событии. Вилетрисса не подозревала, что Ариана только и ждет этого разговора. В преддверии счастливого события все члены королевской семьи находились в приподнятом настроении, где же было заметить, что с приездом беатринского посла (Аренан привез принцессе письма от Ленти) Ариана буквально парила, словно за спиной у нее выросли крылья. Помня прошлогодние попытки выгодно выдать падчерицу замуж, Вилетрисса не знала, как и подступиться к ней с новым предложением. А потому, зайдя в покои Арианы, сказала:
   – Дорогая, я знаю, как нелегко тебе пришлось… что ты пережила из-за моей вспыльчивости…
   – Что вы матушка, я не держу на вас обиды, вы же знаете. Что-то случилось? – невинно поинтересовалась Ариана.
   – Да. Но скоро вернется твой отец, пусть уж решает он. Я только хочу сообщить тебе, что… сегодня опять просили твоей руки. Вот. Поверь, я тут совершенно ни при чем. 
   Королева со вздохом опустилась в глубокое кресло.
   – А кто просил? – голос принцессы оставался вкрадчивым, хотя щеки покрылись легким румянцем. 
   – Король Валентио, – Вилетрисса неопределенно развела руками. – Дорогая, прежде чем ответить, подумай. Вспомни, с ним ты была помолвлена.
   – Я помню, матушка. Как раз недавно мне представился беатринский посол. С тех пор я часто думаю об этом.
   – Вот как? И что же, если не секрет?
   – Я думаю, это судьба, – уже без тени лукавства ответила Ариана.
   – Правда? Ты согласна?
   От волнения Вилетрисса встала.
   – Да.
   На этот раз принцесса залилась краской до самых корней золотистых волос. Ей стало немного стыдно за эту комедию, особенно когда королева бросилась обнимать и целовать послушную падчерицу.
   Торжественная встреча победителей во главе с королем Сбаросом и празднества по этому поводу продолжались не меньше месяца. Не успели отзвенеть кубки и струны, как в Неллии начались приготовления к другому не менее важному и радостному событию – свадьбе прекрасной принцессы Арианы. Когда, наконец, прибыл жених, влюбленные едва удержались, чтобы тут же не броситься в объятия друг другу, что со стороны, согласитесь, выглядело бы странно. Все же они были не простые смертные, и приходилось соблюдать этикет, что было нелегко для таких заядлых нарушителей этого самого этикета, каковыми являлись наши герои. Принц Ульгар, уже посвященный во все секреты, тихонько посмеивался про себя, наблюдая за муками будущей супружеской четы. Кое-кто с изумлением отметил большое внешнее сходство молодого короля со знаменитым, но, увы, навеки умолкшим трубадуром.  Бывают же на свете двойники! И потом, черты, конечно, схожи, но король – это король, а бродячий музыкант есть бродячий музыкант. Ну, что вы, как можно сравнивать, осанка, манеры, костюм, наконец…
   Вторая свадьба Арианы и Валентио кардинально отличалась от первой. Это была НАСТОЯЩАЯ королевская свадьба, рядом с которой, безусловно, меркло многонедельное пиршество в замке Ирнав. Уже то, что началась она в Гранете, а завершилась в королевском дворце Альтары, говорит о многом. Если воображение вам позволит, представьте себе путешествующую королевскую свадьбу (одно только путешествие заняло целых два месяца)… и пожалейте, что вас там не было. Молодожены не забыли пригласить всех своих неболтливых друзей и помощников: музыканта Матти, бывшую нищенку Ялу (которая благополучно вышла к тому времени замуж за конюха) и, разумеется, скромного гнома-ювелира.