Неприличное слово жизнь. 1 москва и зинаида

Голос подсказывает: самое время.
Все вдруг стали серьезными, подхватили спортивные сумки, авоськи, дипломаты. Все засобирались на большие дела и думать забыли, зачем все это устроено.
А я не могу забыть, даже вспомнить не в состоянии. Я пытаюсь заснуть - не удается, хочу проснуться посередине рабочего дня, весеннего солнцестояния - друзья не дают, друзья заставляют погрузиться в воспоминания, сказать несколько слов на прощание.
Когда я вспоминаю слово "жизнь", падаю в обморок, начинаю выделять слюну и терять нить разговора. Не понимаю - зачем? А никто и не напомнит, никто не вразумит. Куда пропадает азарт, где остается запал, когда практически все уже известно, а тайное, неведомое предрешено? Мне бы не торопиться тогда, в начале, не спешить выбиваться в знатоки, в завсегдатаи этой жизни. Запомнить, расставить, вызубрить. Что толку жалеть, нет смысла прикладывать лед к разгоряченному лбу, выпытывать у утреннего сна - как там было на самом деле?
Я родился в совершенно благоприятной обстановке.
День наполнился воплем, дядя Миша побежал за водкой, отца вообще не могли найти. А папа был занят: он читал старый манускрипт, где деяния вождей славянских описаны были абсолютно достоверно. Что ему до рождения очередного меня!
Короче, мать не простила. Едва надорвалась пуповина, связывавшая меня с только что покинутым миром, она подхватила незавидные пеленки, оставила записку медсестре, что мол, спасибо за все, но нам пора.
Мама привезла меня в деревню Слива, под Калугой, в двух шагах от моей будущей дачи недалеко от Доброй. Встала на постой у деда Сергея. Купила, корову, зарезала свинью, взбила, как полагается, сметану - в общем, вырастила меня мамаша крепким богатырем, готовым к неожиданностям и превратностям судьбы.
Когда мне стукнуло шестнадцать, матери со мной, наверное, стало скучно, и она сказала:
- Сынок, поезжай в Москву, привези мне газированной воды "Байкал".
Я собрался, подпоясался, покурил не в затяжку и впрыгнул на подножку уходящего поезда, который ехал, как мне тогда казалось, в столицу России.
Что меня особенно потрясло в так называемой Москве, это москвичи. Они, казалось, были всюду: на земле, на воде, в небе. Москвичи потянули мне свои руки - в их ладонях оказалось много мелочи, использованные талончики на проезд в автобусе, сломанная спичка, осколок граненого стакана, несколько горошинок черного, немолотого перца, картина Глазунова "ХХ век" и картина Васильева "Камо грядеши": все остальное не имеет значения - дрянь всякая.
Я вылез из такси у метро "Академическая". "Впереди жизнь" - так приблизительно размышлялось.
А что собственно, такого - парень я молодой, знаю языки, умею обходиться с женщинами и девушками. Загляденье, завидная доля, что там говорить.
Я снял комнату у старухи Зинаиды - адрес сунула в носок мама, на счастье.
Зинаида - баба восьмидесяти, черноволосая. Во время Первой Отечественной перенесла ветрянку, но выжила в тылу французских оккупантов. В ночь знаменитого пожара проводила спиритический сеанс в гостинице "Националь". В 28-ом по приказу Берия была привезена к нему на дачу. Во время того исторического разговора, собеседники выпили одну бутылку водки, одну коньяка "Хеннеси" и съели довольно прожаренный свиной бок. Повар тех лет с упоением рассказывал, как Берия хвалил Зинаидин вкус и сноровку, а также недюжинные тактические познания. В особенности потряс наркома тщательно разработанный и даже утвержденный Сталиным план танковой атаки под Курском.
- Эта девчонка знает толк в танках, не поздоровится фашистам, если они нападут на страну, где есть такая Зинаида. - Усмехнулся генерал Берия, любивший говорить афоризмами.
Дальше история Зинаиды не столь интересна, хотя как обычно переплеталась с жизнью моей страны и моего, теперь, города Москва. Теперь она обычная пенсионерка, риэлтер, сдает свою конуру на Цветном бульваре таким отменным парням - как я.
А между тем жизнь, которую я теперь так ненавижу, набирала обороты. Зинаида где-то раздобыла кокаин, мы нюхнули.
- Что собираешься делать в этом большом городе, парень?.. Парень, кстати, как тебя звать? Даже не спросила, не взяла паспорт, не оформила временную прописку. Так как?
- Да, я не люблю жизнь, но это не значит, что я должен светить свое имя на каждом углу? По нашему следу пустили ищеек, они скоро будут здесь. А зовут меня Павлом. Павлом Александровичем.
- Ну, раз они скоро будут, это дело надо обмыть. Может, выпьем?
Да как не выпить с этой прелестной старушкой, у которой за печкой живут сверчки, которая всем своим существом напоминает о том, откуда мы родом и зачем живем на этом свете.