Иванов. 1
Во-первых, здраво рассуждал он, эта бодяга на два года.
Во-вторых – там плохо кормят.
В-третьих в армии стригут наголо. Этот довод стал решающим. Расстаться с грязными черными волосами до плеч не представлялось возможным. Прическа являла собой не только образец ленности и парикмахерофобии, но являлась протестом обществу.
Посовещавшись с друганом Сашей, решено было валить до присяги – пока не побрили.
Дальше – как по нотам. Кого у нас не берут служить: больных, воров, гомосеков и психов. На больных Саша и Андрюша похожи не были. Более того, их цветущий вид побуждал запрячь юношей в плуг и пахать на них круглые сутки. Воровать в армии было нечего. Кроме знамени и алюминиевых ложек в столовой. И то и другое уже давно на фиг никому было не нужно, и пропажу могли заметить уже после присяги. Вариант с гомосексуалистами Иванов, нехорошо улыбаясь, одобрил. Сашка тут же взял самоотвод по здоровью.
Остались психи. Говна-то пирога. Ранним утром, прополоскав бритвенное лезвие в одеколоне, и сделав аккуратные разрезы на обеих руках, Иванов явился в мед.пункт. Визги-писки – здравствуй дурка. Свалить из психбольницы оказалось проще, чем из армии – и через неделю довольный сохраненной прической Иванов уже разгуливал по Невскому и стрелял сигареты на Климате.
Сашка же, как дурак тусовался в Кронштадте. В учебке. И подвиг Иванова не давал ему спать по ночам. Ранним утром, прополоскав лезвие бритвы в одеколоне, Сашка сделал аккуратные надрезы на руках. И пошел в мед.пункт. Откуда и был отправлен в Мурманск. На два года. Помехой Сашкиному счастью в дурдоме стала какая-то проверка, невесть откуда явившаяся.
Саша честно отдал долг Родине. И Иванову. Какие письма он ему писал – я зачитывалась! Писал часто – как любимой девушке. И каждое письмо начиналось стандартным приветствием: «Ну здравствуй, пидор!»
Свидетельство о публикации №205031700144