Отупсти меня полетать

1
АНГЕЛ-СЫН: Пап, а это кто? Вон те двое?
АНГЕЛ-ОТЕЦ: Эти? Это две Родные Души. Они не нашли друг друга на Земле, но очень хотели…
АНГЕЛ-СЫН:  Пап, но ты же сам говорил! Не все из тех, что прожили жизнь вместе, попадают сюда! Почему тогда этих пустили? Они же не нашли друг друга
АНГЕЛ-ОТЕЦ: Я же говорю, они хотели. Просто каждый слишком сильно любил себя. Сил на другого не хватило… Небо решило дать им еще один шанс. Посмотри! Они могут стать ангелами, если поймут это.
АНГЕЛ-СЫН:  Поймут? Но как они поймут? А вдруг не поймут, папа!
АНГЕЛ-ОТЕЦ: Тише, не спугни их… Их надо оставить вдвоем. Там, на земле… там она оказалась сильнее его. Он может простить ее за это… это его шанс!

2
О болезни первыми узнали она сама и ее мать. Доктор попросил сделать анализ, и мать затревожилась, к чему такие анализы? Результат оказался положительным, неожиданно для самого доктора.
Старый, добрый доктор в круглых очках мялся на стуле и нерешительно поглядывал то на мать, то на девушку.
- Пришли результаты ваших анализов… Признаться, я не ожидал… Как бы сказать, в общем… Понимаете, она такая молодая… А вы замужем, у вас есть дети?
Девушка покачала головой и усмехнулась.
- Нет, что вы! Я студентка, заканчиваю институт.
- Это хорошо, конечно… То есть, я хотел сказать… Вы так молоды, в вашем возрасте такое бывает…
Он нервно протер лоб платком и еще раз внимательно, изучающее поглядел на мать. Она сидела белее снега.
- …очень редко.
- Михаил Игнатьевич, я что, больна? У меня рак, вы хотите сказать? Правда?
- В общем-то… месяца четыре, полгода от силы… Вам осталось. Вот так вот… в общем.
Мать издала слабый звук и не успела даже схватиться за сердце, как потеряла сознание. Доктор нервно вскочил и уставился на нее не двигаясь. Девушка начала хлопать мать по щекам, трясти ее.
- Михаил Игнатьевич! Что вы стоите, помогите ей!
- Нне… знаю… Ддоктора сюда! Дддоктора…

Отец поседел сразу же, в тот же вечер. Очень долго ходил молча, угрюмый. Пропадал на работе, чтобы только не смотреть в глаза своей дочери, которой скоро не станет. Ночами они с матерью пили на кухне коньяк, долго о чем-то шептались. Наконец мать сказала ей:
- Нужно лечить тебя, еще есть шансы. Мы думали, откуда взять денег. Наверное, мы продадим мою шубу, нашу машину, ну и что-нибудь из золота. Надо спасать тебя…
- Не надо, мама! Я думала об этом, не надо…
- О чем ты говоришь! Это не может обсуждаться! Тебе нужно лечиться. Господи! Ты что же, так хочешь сдаться? Не надо, доченька, пока есть еще шансы…
- Доктор сказал – полгода. Нет никаких шансов, мама. Вы с отцом хотите, чтобы я полгода пролежала в больнице! Ты не понимаешь меня, а у меня есть еще полгода, чтобы пожить. И все, а потом все, мама! Ты хочешь, чтобы я лежала в больнице, чтобы там были какие-то капельницы, вонь, таблетки! Ненавижу все эти больницы, никогда их не любила. И, знаешь… в этой жизни уже не полюблю.
- Я хочу, чтобы моя дочь жила…
- Тогда не мешайте мне, пожалуйста. Я хочу в Питер, еще раз, напоследок. И попробую все-таки рисовать.
- Господи…
- А что, теперь какая уже разница, выйдет из меня художник или нет.
Она улыбнулась. Всегда мечтала учиться рисованию, но сначала на это не было денег, потом появились другие увлечения, потом институт. Как обычно!
- Шутишь, да? Шутница… И все равно. Надо попробовать. Я настаиваю! Хотя бы попробовать…
- Лечиться? Ладно. Но сначала Питер, это святое. Приеду из Питера… если приеду из Питера…
- Господи, ну что ты мелешь…
- Тогда буду лечиться.
И обе стали ждать Питера. Одна – поездки туда, другая – возвращения.

3
Две ДУШИ, неясные, едва проглядывающие из темноты, разговаривают друг с другом. По голосам можно понять, что это души мужчины и женщины. Шум дождя, гром. Иногда вспыхивает молния, и тогда можно разглядеть их лица.
ОН: Помнишь? Я когда-то сказал, что лучше бы ты умерла…
ОНА: Мне так стало страшно тогда, так холодно… Я никогда бы тебе такого не сказала
ОН: А я смог, когда я люблю, я могу все. Ты была так близко ко мне, но такая чужая, такая далекая… Я хотел тогда умереть, лишь бы не думать о тебе. Но ты же знаешь, я никогда не наложил бы на себя руки. Я был слишком труслив для этого
ОНА: Ты тоже был далеко, ты тоже жег меня. Это страшное чувство… Когда человек на расстоянии вытянутой руки дальше от тебя, чем самый далекий из миров
ОН: Зачем мы тогда так мучили друг друга? К чему все это было?
ОНА: Наверное, так хотело небо. Так решили те же силы, что потом снова нас столкнули
ОН: Я поплатился за свое желание! Я думал даже, что оно исполнилось, понимаешь? Я думал, это все мое проклятое желание! Ты простишь меня?
Вспышка молнии, его лицо обращено к ней, ее лицо освещено сильнее, глаза закрыты, по щекам текут слезы

4
Чем бы вы занялись, если знали, что скоро умрете? Будь у меня деньги, я отправилась бы в кругосветку. А не будь денег… заняла бы. Понимаю, нечестно. А честно, если за всю жизнь не успеешь осмотреть даже нашу крошку-Землю?
Несправедливо и жестоко, когда умирают молодые. А их родители, несчастные родители, остаются жить. Без цели, без смысла и без сил. Получается, что один умирает, а другой теряет смысл жить. Девушке было двадцать лет. К сожалению, она много думала о смерти в своей жизни. Однажды она пыталась покончить жизнь самоубийством. Тогда она наглоталась таблеток. Очень простой и романтичный способ… Но таблетки оказались почти безвредные – мать тщательно следила за этим и не покупала вредных таблеток.
Девушка жевала их и чувствовала на языке противный меловой вкус. Таблетки не глотались, скребли горло. Тревожно отзывались где-то в желудке. Она легла в постель и поняла, что натворила. Но ей казалось, что поздно что-то менять. Тогда к ней впервые пришло это чувство – скоро все кончится. Девушка лежала и не верила: неужели она больше никогда не проснется? Она озиралась по сторонам, слышала где-то рядом сопение братишки. Все знакомое и родное, и через несколько часов все останется точно таким же. Ничего не изменится здесь, только для нее больше ничего этого не будет. Уснулось не сразу…
Ее разбудил сильный тошнотный позыв. Терпеть не было сил, и она побежала в ванную. Там и осталось содержание ее желудка. Ее рвало всю ночь и весь следующий день. Сказали: сильнейшее отравление. Так она «посадила» свой желудок. Что-то сломалось в нем, перестало работать. Какие-то клеточки умерли в ту ночь, а их место заняли другие, совсем чужие. Раковые.
Теперь ей предстояло умереть еще раз, уже не по своей воле.

Были белые ночи. На улицах Питера круглые сутки не умолкали человеческие голоса, тысячи туристов съехали посмотреть на чудо природы. Каждую ночь толпы людей наблюдали, как разводят мосты, гуляли в парках, веселились. Она тоже веселилась на этих улицах. Знакомилась с кем-то, разговаривала и прощалась. Попасть на праздник жизни – редкое везение, особенно, если это последний в твоей жизни праздник. Питер гудел и, казалось, был чуть пьян. Очаровательный северный балагур подкупал своей искренней красотой, своим мужским шармом.
Она всегда чувствовала себя уютно на его улицах. Сейчас у нее были деньги и время – то, чего обычно не хватало. Можно было познакомиться поближе.
Странная и неравная любовь – любовь к городу. К его воздуху, его людям, его имени. Она всегда мечтала жить в Питере. Даже всерьез подумывала перебраться туда после института. Здесь все было близко и знакомо, здесь жили самые лучшие на свете люди. Казалось, он специально таких выращивал.

Прошел месяц. Он был наполнен счастьем и радостью. Так ей и хотелось бы жить… всегда. Здесь, в любимом городе, с любимым… Где-то здесь сейчас был и он, ее любимый человек. Она знала об этом, но не пыталась его искать, это было глупо и бессмысленно. Они расстались еще за полгода до того, как она узнала о своем диагнозе. В Питере ему предложили очень интересную и перспективную должность, он сорвался, не задумываясь. Питер был и его мечта тоже. Они расстались без ссор и скандалов, просто вдруг разошлись в разные стороны. Перед тем, как ехать, он позвонил ей, но не оставил ни адреса, ни телефона.
Месяц прошел, нужно было уже уезжать. Был жаркий июльский вечер, она сидела в летнем кафе. Пила кофе и курила, сегодня почему-то намного больше, чем всегда. Заходящее солнце отражалось в мутной воде канала и слепило глаза. Мимо сновали люди, все разные, но такие неинтересные. Она ковыряла ложечкой салфетку и обдумывала свои планы на завтра. Нужно было уезжать.
- Здравствуй…
Наверное, он только набрал в грудь воздуху, когда она уже узнала его. Вдруг какая-то тяжесть налила ее тело, она не могла обернуться. Он стоял и ждал. Он мог просто развернуться и уйти, как было раньше.
Прошло несколько секунд, пока она обернулась и улыбнулась ему. Едва заметно, бессильно и беспомощно.
- Здравствуй…

5
Женская душа рыдает. Кажется, они поссорились.
ОНА: Я клялась тебе!!!
ОН: Клялась, но не любила… Я не верю тебе. Так не любят
ОНА: Так – любят! Так я люблю!

6
- Как твоя работа? Как ты тут вообще? Пережил питерскую весну?
- Ты опять начала курить? Ну зачем ты…
Было время, они воевали из-за этого. Он отбирал у нее сигареты, ругался. И она бросила – что бы он не бросил ее. Конечно, он был дороже.
Он потянулся по привычке, чтобы забрать у нее сигарету, но она решительно отвела его руку и затянулась. Потом посмотрела на него как-то твердо и повелительно и помотала головой.
- Хочу и курю. В этом доме есть кофе?
- Кофе?! Еще и кофе?
- Со сливками, пожалуйста.
- А я соскучился по тебе, не поверишь. Работа? Да работаю… Ничего так. Платят меньше, чем обещали, но скоро вроде как повысят. Вот… снимаю квартиру, как тебе, ничего квартирка, да? И почти в центре… Вот, только не обожгись, он горячий. Я тут познакомился с одним человеком… Из издательства. Обещали почитать мои рукописи, представляешь? Все-таки не зря я в Питер уехал! А вы че, как там?
- Мы там хорошо. Живем.
У него зазвонил телефон и по тому, как забегали его глаза, она поняла, что звонит женщина.
- Да… зая, а че звонишь? Нет, сегодня никак, лапа. Завтра. Давай завтра? Сходим там в бар, я не знаю… ну говорю же тебе, не могу сегодня. Какая разница?! Гости у меня. Нет, ты не знаешь. Не надо. Ну потому что не надо и все. Ну давай киса, целую. До завтра, договорились?
Он поднял глаза и улыбнулся виновато. Она тоже улыбнулась, пусть расслабится. Все в порядке.
- Так как вы там живете-то, говоришь?
- Живем, говорю, нормально. Поживаем.
- Слушай, а ты надолго в Питере, а? Че-то я сразу и не сообразил… Может, как-нибудь, а? Сходим куда-нибудь?
- Может и сходим. Как-нибудь. Мне пора, пожалуй…
- Подожди, ну что ты?! Только пришла, вон кофе даже не допила. Оставайся у меня, что мы, не родные, что ли?
Она покосилась на него, и он осекся.
- Ну ладно… но посиди еще.

Людям, если они Родные Души, всегда есть, о чем поговорить. Разговоры вытекают один из другого, и непременно находится тема, на которую можно поспорить. Вечер истек незаметно, а они только все больше и больше понимали, что скучали друг без друга. Очень скучали.

- Я приеду к вам, отпуск дадут и приеду. Сходим с тобой в Универ, тряхнем стариной, а? Ну че ты такая грустная сидишь? Питер, лето, мы встретились! А я из тебя каждое слово вытягиваю…
- Я думаю.
- О чем?
- Так. Просто думаю.
- Нет уж, давай, колись!
- Что: «колись»? Я же сказала, просто думаю, о разном.
- Ну что ты меня за дурака, что ли, держишь? Думаешь, я не знаю тебя? У тебя какая-то проблема. Тем более ты приехала в Питер, это тоже что-то должно означать. Ну что случилось?
- Ничего… просто мы с тобой теперь вряд ли увидимся.
- То есть?! Ты уезжаешь что ли куда-то? Куда еще ты собралась?
- Нет, не уезжаю… так просто. Я же сказала. Ничего особенного. Только мы с тобой больше не увидимся.
- Да че за фигня происходит?! Слушай, скажи, а! И перестань ты курить! Сколько можно! Побереги ты здоровье свое хилое!
Она затушила сигарету и встала.
- Проводи меня. А, ладно, не провожай. Пока.
- Да постой ты, куда ты пошла? Ничего не понимаю.
Она открыла дверь и вышла в подъезд. Он побежал за ней, как был, босиком.
- Почему мы не увидимся? Ты не хочешь больше видеть меня? Что случилось? Куда ты пошла?
А она бежала, бежала по лестницам. Спускалась все ниже и ниже, удалялась…
- Зря я сказала тебе… Все думала, говорить или не говорить. Не надо было. Ну ладно. Пока! Я умру через четыре месяца. У меня рак последней стадии. Все. Сказала, и легче стало! Я люблю тебя! Пока!..
И хлопнула дверь. Последние слова ее он уже слышал еле-еле. Надеялся, может, послышалось? Рак? У нее? Да ей же двадцать лет! Что, неужели от сигарет? Говорил же он ей, не кури! Глупая! Ну куда она? Так значит что, все? Правда не увидятся?..
Всю ночь в его окне горел свет. Он вернулся, сразу достал бумагу и стал писать. Почему-то решил написать именно так, от руки. Всегда переписывались по электронке, но если она сказала правду… если это его последнее письмо… Он давно не держал в руке ручку, странно, что она у него вообще была.
Как назло, на работе сейчас самый аврал, разгар сезона. Ему не дадут отпуск до осени. Он ведь может и не успеть… Пусть будет хотя бы письмо.

7
ОНА: А когда я писала тебе стихи, что ты чувствовал?
ОН: То же, что и всегда
ОНА: Как?! Они не трогали тебя? Тебе было все равно?
ОН: Ну что ты! Я просто чувствовал то же, что и всегда – нежность
Он кладет ей голову на плечи, а она свою – ему

8
Палаты, кровати, носилки, капельницы, бинты и очень специфический запах. Это больница. Она всегда не любила больницы. Никогда не ходила на обследования, тем более на всякие приемы по поводу простуды. Длинные очереди, злые люди в коридорах, усталые и равнодушные врачи пугали ее. Конечно, приди она на обследование, о болезни узнали бы раньше. Ее могли бы спасти. Но она не любила больницы.
- Привет! Как себя чувствуешь, как спала? Тебе тут передали кое-что. Кажется, письмо. На, держи!
Письмо из Питера. Как долго шло… Недлинное, его красивым, смахивающим на женский почерком.
Сегодня всю ночь шел дождь, на улице пасмурно и неспокойно. До календарной осени еще далеко, а деревья уже начали сбрасывать первые листья. Деревья тоже слишком быстро устали от жизни.
Он пишет, что приедет, как только сможет. Просит, чтобы она обязательно жила, чтобы дождалась его. Дождинка за дождинкой за окном снова начало моросить…
- Дэн? Дэн, привет! Узнал? Привет! Что не приехал, обещал приехать, а не приехал! У меня-то? Да нормально, хорошо все. Слушай, я что звоню… У меня тут идея, как ты смотришь… в общем, чтобы я к тебе приехала? Ну да, во Влад, а куда еще? Что, правда?! Да я хоть сегодня! Серьезно! Ну все, значит, приезжаю? Тогда созвонимся, встретишь меня? Ой, ну здорово… ну давай, до связи, ага! Жди звонка!

- Алло? Здравствуйте… Вас беспокоят из клиники, насчет дочери. Пытаемся дозвониться к ней на сотовый, не отвечает. Она уехала два дня назад, и почему-то не возвращается… Понимаете, нужно…
- Уехала? Куда уехала? Когда?
- Два дня назад, сказала, домой, отпросилась на сутки. И все нет и нет. Передайте ей, чтобы…
- Два дня назад? Сказала, что домой? Господи…

Что Питер, что Владивосток – все одно. Дожди, дожди, дожди… Поезд подъезжал к вокзалу, она смотрела в окно. Зачем было сбегать? Как там мама сейчас? Несчастная мама, сколько же ей всего досталось… Но она не понимает, что лечиться бесполезно, а умирать в больнице – грех. Нужно жить! Успевать жить.
- И как ты так сорвалась! Ну даешь, вообще! Позвонила такая… Я вообще не ожидал! Приезжаю, такая, встречай! Ну я в шоке!
- Да, Дэн, вот собралась как-то. А что? У меня каникулы, почему бы не съездить. Ты же сам хотел приехать, а не приехал… Подожди, давай в аптеку зайдем… ну, раз ты не приехал, я решила, что сама. Посмотрю на Владик. Только учти, я не просто к тебе в гости. Мне надо курсы рисования. Что смотришь? Ну не смейся ты, хочу рисовать!
- И для этого надо было в такую даль?
- Да, Дэн, не поверишь… надо было.

Кроме кругосветки, в последние месяцы своей жизни я обязательно занялась бы театральным делом. Понимаю, глупо, бессмысленно. Но мне иногда кажется, что где-то здесь, в искусстве лицедейства и сокрыто мое предназначение. Может быть, успела бы сыграть в спектакле. Но даже просто провести на сцене остаток своих дней стало бы для меня счастьем.
А она мечтала рисовать! И, может быть, стала бы известной. Или просто занималась бы рисованием в свое удовольствие, радовала творчеством близких. Она никогда нигде не училась, а очень хотела. Поэтому пошла на курсы рисования во Владивостоке, за тысячи километров от родного дома. Стала рисовать город, его окрестности, и это опять наполнило ее жизнь смыслом. Как тогда, в Питере, она опять ощутила тепло чего-то родного, близкого по духу. Но как и питерское счастье, это тоже не смогло продолжаться долго.
Болезнь давала о себе знать все чаще. Настало время, когда она не смогла почти ничего есть. Дикие боли скручивали ее. Дэн не понимал, что происходит, но стал догадываться, что она приехала не просто так. Она продолжала рисовать и решила стискивать зубы до последнего. Тогда и пришло письмо от матери.

«Милая!
Как же мне повезло, что я нашла адрес Дениса. Правда я не знаю, где ты, у него ли ты… Я написала тебе письма в разные города, может быть, одно из них найдет мою дочку, раз уж я не могу тебя найти…
К нам позвонили из клиники на второй день, как ты оттуда убежала. Я не буду сейчас тебя в чем-то обвинять… Господи, я надеюсь, что ты по крайней мере еще жива! Как же ты? Как твое самочувствие, доча? Я тебя умоляю, пожалуйста, напиши письмо или позвони. Я очень скучаю по тебе, и неужели я даже не смогу с тобой попрощаться, проводить тебя, когда ты…
У нас все хорошо, объявился этот твой несравненный, ищет тебя, звонил нам уже два раза. Говорит, что ты ему рассказала все о своей болезни.
Доченька, я тебя умоляю, мы с отцом выплакали уже все слезы, не бросай нас в нашей беде… Объявись, позвони. Братик тебе тоже привет передает.
Ну все, целую, солнышко.
Позвони, пожалуйста.
Мама»

9
ОН: Ты до конца была нечестной со мной
ОНА: Неправда, я всегда была искренней
ОН: Мы должны были вместе, мы договорились!
ОНА: Так решило небо, я здесь не при чем…
ОН: Опять ты лжешь!
Раскат грома

10
- Мамочка, прости меня, пожалуйста… Мамуля, ну не плачь, хватит… Посмотри, какая ты стала! Вон мешки под глазами, прически нет никакой, не следишь за собой… Как там папа, что не приходит?
Палата была уставлена полотнами. Она пришла умирать, ей разрешили. На картинах она рисовала Питер и Владивосток – такими, какими она их помнила, рисовала портреты своей мамы, луга в цветах, лунную ночь, лилии на воде… Она рисовала мир таким, каким видела его, рисовала то, что больше всего хотела бы забрать с собой туда…
- …тебе от братика привет, а в больницу он боится идти. Отец… болеет отец, с сердцем у него проблемы. Этот твой все звонит.
- Мам, только не говори, где я лежу, пожалуйста, ладно?
- Не говорю, доча… Да жалко его, он что-то весь иззвонился, переживает. Тут звонил недавно, мы с ним поговорили… Поплакали вместе. Такой он хороший оказался, а раньше я не любила его.
- Зато я раньше его любила.
- Все говорит, что совестью мучается. Мол, наделал он тебе зла, а теперь вот…
- Да всегда так, мама. Всегда в последний момент совесть начитает мучить. Меня тоже… Я тебе тоже много зла наделала…
- Да что ты…
И опять они заплакали.
Ей с каждым днем становилось все хуже и хуже. В клинику она вернулась сама, добровольно, не в силах больше причинять боль родителям. Врачи отсчитывали ее последние дни… А она рисовала, когда могла, в перерывах между приступами. Не все свои наброски она ставила перед глазами, не всеми хотела любоваться.
Она много думала о нем. Об их ссоре, о той встрече в Питере. О том, что все могло, конечно, получиться иначе. Недомолвки, условности, разные характеры сделали свое дело. Он был вспыльчив и мечтал о карьере. Она не хотела подчиняться и делить его с кем-то еще. Каждый ее поступок всегда почему-то унижал его достоинство. Ему всегда казалось, что она ломает его. А она просто не сумела быть слабой. Она просто слишком сильно его любила…
Она рисовала его. На память – каждую родинку, каждую морщинку… Тонкие губы, густые брови, темные глаза…

11
ОНА: А что бы было, если бы тебя не было?
ОН: Не знаю. Я же есть
ОНА: А ты есть?

12
Он сидел на кухне, пил кофе. Густой, черный кофе со сливками. И вертел в руках сигарету.
Он надел темно-синий костюм, белую рубашку без галстука, зачесал челку направо – все, как она любила. Сегодня был день похорон.
С самого детства ему привили отвращение к курящим людям. Он с трудом переносил запах табачного дыма. Сам процесс, эти глубокие затяжки едким веществом переворачивали все его естество. Он всегда отучал ее от курения. И она бросила. Кажется, это была единственная его победа над ней. В остальном он оказался слабее, и не смог с этим мириться. Даже в этом, в этих их совместных рассуждениях о бренности жизни, о желании умереть молодым она опередила его.
Он вертел сигарету. Здесь – фильтр, этой стороной затягиваться. Достал спичку из коробка, чиркнул. Поднес сигарету ко рту и закурил. Первая в жизни затяжка… А если бы она его видела, интересно, что бы подумала? Рассмеялась бы, наверное… Он закашлялся, конечно. Затянулся еще раз, запил кофе. Вспомнил их последнюю встречу в Питере, как он пытался отобрать у нее сигарету, как она не давала… Запах дыма был сладкий и даже приятный. Курить не так уж противно, наверное. Находят же люди в этом удовольствие.
Она не захотела встретиться с ним еще раз. Обещала, что та встреча окажется последней, и сдержала свое обещание. Он звонил родителям каждый день, отвечала всегда мать. От нее он и узнавал, как у нее здоровье, как она поживает, спрашивала ли о нем. Она никогда о нем не спрашивала. В эти последние дни она, кажется, решила, что его нет в ее жизни. А вчера мать позвонила сама и сказала о том, чего он так боялся. Боялся даже ждать…
Сигарета дотлела, кофе был допит. Сгорбившись, он еще посидел на треногой табуретке в молчаливом ступоре, а потом встал и вышел в подъезд. Люк на крышу почему-то не закрывали, и он без труда проник на улицу.
Сегодня было холодно, очень холодно. Лил холодный октябрьский дождь, дул пронизывающий ветер. Все небо было затянуто, и это надолго. Долго теперь еще не появится просвета.
Странно, но на крыше такого высокого дома не было никаких ограждений. Маленький паребрик – и все. Он подошел к самому краю. Внизу, где-то далеко от него ходили крошечные люди, ездили игрушечные машинки. Отсюда вся жизнь была ненастоящей. И смерть, кажется, тоже. Он выпрямился в полный рост на самом краю крыши. Здесь так легко, так вольно, здесь, кажется, кругом только небо.
Мощный поток воздуха дунул в спину, и ему показалось, что он слышит ее голос. Она как будто что-то шептала ему оттуда, с неба. Еще один толчок воздуха – и он уже не мог устоять. То ли ветер снес его с крыши, то ли она взяла его за руки и потянула за собой…

13
ОН: Так это все-таки была ты? Это не я сам?
ОНА: Нет, это ты, ты прыгнул…
ОН: Будь же честной! Это ты так решила?
ОНА: Ну… я… мне было одиноко…
Смотрит на него, как будто он хочет ее ударить
ОН: Так это была ты… ты… ты… ты… ты…
ГОЛОС: Ты любишь ее?
ОН: Не знаю
ГОЛОС: Так отвечай же. Спаси себя или ее!
ОН: Что ты говоришь?
ГОЛОС: Тебе письмо, тебя зовут
ОН: А она?!
ГОЛОС: Ее тоже, но вам не вместе
ОН: Не вместе? Так не бывает…
ГОЛОС: Ей – в ад, тебе – в рай, ты праведен
ОН: Что ты такое говоришь? Я – грешник! А она…
ОНА: Иди же, тебя зовут… Тебе туда надо…
ОН: Ты?! Ты опять все решила?!.
ОНА: Нет, это небо
ОН: Я не пойду без тебя, лучше я пойду за тобой!
Гром, вспышки, ГОЛОС смеется, счастливо, по-доброму
Вдруг все озаряется светом, ДУШИ превращаются в АНГЕЛОВ
ГОЛОС: Ну вот… Ты ждал, когда сможешь сам принимать решения. Это твой час. Бери ее за руку и веди.
Он вопросительно и в нерешительности смотрит на нее
ОН: Куда?
Она улыбается и жмет плечами