Арина

Ее звали Арина. Высокая, темные длинные волосы, смешливая такая, с уже заметно проклевывающимися вторичными половыми признаками.
И я. С излишнем весом, неуверенный в себе застенчивый ребенок в ужасных джинсах. Джинсы эти привез из Испании папа, и я зачем-то решил взять их в пионерский лагерь. Джинсы, в общем-то, были ничего так - "фирменные", "из загранки". Но вот ведь засада какая - велики они мне были, спадали постоянно.
Но спадающие постоянно джинсы - не самая большая неприятность. Много хуже было то, что Арина была меня старше. На целый год. А если ты даже стройный, спортивный мальчик, но младше девочки - не будет она с тобой дружить.
Такие уж они эти девочки.
Но тогда я об этом не догадывался. И решил подойти к ней на дискотеке, что-то сказать, пригласить на "medlenniy tanetz"и, как делали все мальчики из старших отрядов, "гулять" с Ариной до конца смены.

Я стоял в темном углу танцплощадки и смотрел на танцующую в окружении старших мальчиков Арину.
 Я долго собирался с силами, чтобы подойти к ней и пригласить потанцевать. Долго подбирал слова для второй после "можно пригласить тебя на танец" фразы.

Говорить ей: "Можно с тобой познакомиться" - было бы глупо. Все мы находились внутри одного коммуникативного социума и более того - пили одинаковый компот из сухофруктов, сонно корячились на общеобязательной для всего лагеря утренней зарядке и писали в один бассейн во время процедур купания.
То есть, даже если мы и не общались никогда до этого, все равно мы тысячи раз видели друг друга.
А вот что еще ей можно было бы сказать - этого я просто не знал.

... Так я простоял почти 1,5 часа. Понимал, что дискотека скоро закончится, ее вызовется проводить до домика какой-нибудь уже курящий (а значит, настоящий мужик) прыщавый подросток. А потом, уже у корпуса, он наверняка полезет к ней целоваться своим слюнявым прокуренным ртом и она не станет очень уж долго сопротивляться.
 И тогда, на следующее утро, весь лагерь будет официально знать: Арина с ним "гуляет" теперь. До конца смены.

Когда я подумал об этой противной ротовой полости моего потенциального соперника, решил, что медлить больше нельзя. Подтянул как можно выше штаны (до груди почти - чтобы как можно дольще они сползали по моему волнообразному животу и я успел бы оттанцевать с Ариной, не подтягивая джинсы при ней), сделал такое самоуверенное лицо и решительно отправился через весь зал в направлении стоящей в окружении подруг Арины.

Подошел, пригласил. Она обернулась к подружкам, сказала что-то им вполголоса, те засмеялись. Потом она повернулась ко мне, и процедила "ну пошли"...

Фразы, конечно, я так и не придумал. А может и придумал, но пока шел к ней через весь зал, забыл ее, конечно. Волновался очень, стараясь не показывать этого на своем из последних сил самоуверенном лице. Вот и забыл. Ну и волновался из-за джинс сильно - вдруг, спадать начнут как обычно.

Ну стоим такие, переминаемся с ноги на ногу - "танцуем", типа. Я раз пять подряд набирал воздух, чтобы выпалить что-нибудь умное и смешное, но что-то все, чтобы я не придумал, не казалось мне таким уж смешным и умным.
А песня почти заканчивается. А я понимаю, что второй раз она не согласиться "танцевать" со мной. И тогда прыщавый, проводит, поцелует и т.д. - мой самый большой в то лето кошмар.
(Это я тогда так думал. На самом деле настоящий кошмар случится чуть позже).

И уж не знаю почему, влияние кино какого-нибудь, сказалось, наверное, - где главный герой был самоуверенный хамоватый мужик с волевым подбородком, который весь фильм мучил разных женщин, а ближе к концу они все обязательно в него влюблялись. Ну, конечно, кинематограф-сука меня и подставил. В общем, я резко решил стать наглым и хамоватым мужиком.
На Арине было такое платье - с молниями по бокам. Застежки, помню, на молнии такие крупные были, из желтого тусклого метала, позвякивали во время танца.
И тогда я взял и резко дернул одну из застежек вниз....

Кто когда-нибудь был в пионерских лагерях, тот знает, что существовала такая практика "уплотнения отрядов". Это когда ближе к концу последней, "третьей" августовской смены многие родители забирали детей не дожидаясь, когда смена закончится официально.
Ну там, чтобы для школы подготовить ребенка или просто соскучились. И тогда, начальство, для того, чтобы поредевший пионерский отряд не жил в полупустом домике, объединяло несколько отрядов в один, и селило этот микс из пионеров разного возраста в один домик. А пустые, освободившиеся таким образом домики, - закрывали.

И вышло так, что наш отряд тоже решили к кому-нибудь подселить. И конечно, подселили в отряд, где была Арина. Еще в тот же домик переехало из самых младших отрядов несколько совсем уж малолетних зассанцев и зассых, во многом благодаря которым я и сижу сейчас, вспоминая под музыку Леговельта свой самый страшный секс-кошмар.

После того памятного танца я боялся встречаться с Ариной. Все свободное время проводил в лагерной библиотеке или за территорией лагеря - книжка, какие-нибудь сушки или конфеты. Встречая Арину где-нибудь в столовой (походы в столовую я игнорировать не мог, очень уж любил в детстве покушать), я наклонял пониже голову и делал вид, что она мне никогда и не нравилась ни капельки. Подруги Арины, увидев меня, начинали совсем уж неприлично ржать на весь лагерь, а что думала про меня сама Арина - об этом я даже и думать не хотел.

Я мечтал только об одном: чтобы смена поскорее закончилась. И тогда я уехал бы домой и поскорей забыл бы тот дискотечный конфуз. И Арину с ее красивыми длинными волосами и дурацкими на платье застежками.

Но все, чему суждено случиться, рано или поздно обязательно случается.
И это "суждено" у меня случилось в первую же ночь, как я и Арина стали спать под одной крышей.

... В тот памятный вечер на ужин давали компот из сухофруктов. И тогда, и сегодня - я его ну очень лэ. Ну и, пользуясь своим полноватым, вызывающим улыбку умиления у толстых поварих лицом, я постоянно просил добавки. И в этот раз я, конечно же, воспользовавшись отпущенным природой мне богатством, выпросил стаканов пять любимого напитка.
А ночью я проснулся от того, отчего обычно просыпаются ночью люди, выпившие перед сном пять стаканов отличнейшего компота из сухофруктов.
Туалет располагаля на улице, идти туда не хотелось: конец августа, холодно уже по ночам на улице. Я лежал, надеясь, что сейчас отпустит и я опять засну. Не получалось - пять стаканов все-таки.

Кряхтя и недовольно щурясь, поднялся с кровати. В помещении тоже было прохладно, поэтому все соседи по палате, которых, как и меня, не забрали раньше времени вечно занятые родители, лежали укутавшись в одеяла с головой. Как мумии египетские в белых одеяниях, - почему-то подумалось тогда мне.

Одел кроссовки "Цебо", джинсы (sic!), майку и свитер. Вышел в коридор.

Домик, в который нас подселили, имел странную и запутанную систему коридоров и вход/выходов. Как лабиринт.
Я бы не удивился, если бы автором архитектурного проекта здания и внутренней планировки был мужчина, который проектировал музей Маяковского, что на Лубянке - такой же крышесносящий и запутанный ****ец.

Но - хотелось очень, поэтому пошел. И тут я вспомнил, что для малолетних совсем уж детишек, которые боятся ходить ночью в туалет на улице, посреди веранды ставят т. н. "nochnoe vedro". В это ведро они все и ходили по ночам, громко вспарывая своими тщедушными струйками безмятежную тишь и гладь домика, наполненного спящими детьми.

Подошел, прислушался. Вроде тихо. Ходить в это ведро считалось совсем не серьезно среди нас. Поэтому я, еще раз воровато оглянувшись, аккуратно пописал, стараясь попадать на внутреннюю стенку сосуда, чтобы не производить громкого звука. Все сделав, довольный, я пошел обратно к себе в палату.


Зашел в свою палату. Во мраке моей спящей комнаты, отчетливо белели трупики моих сожителей, завернутые с головой в одеяла. И тут я увидел совершенно возмутительную картину: кто-то лежал на моей кровати.
Лица нарушителя я видеть не мог - он с головой был закутан в одеяло. Поднимать шум и скандалить тоже не хотелось - в палате напротив спала Арина.
Тогда я попытался разрешить проблему дипломатическими методами.
Тихо сел на край своей кровати и, засунув руку под одеяло, несильно ущипнул наглеца за пятку.
Пятка наглеца, хоть и почувствовала прикосновение, но все же не решилась будить весь остальной организм. Просто вырвалась из моей ладони и заползла обратно под одеяло. Тогда я решил действовать более решительно.
Наклонился к нарушителю и стал несильно, но энергично трясти его за плечо.

Мумия резко вздрогнула, перевернулась на живот и сняла с лица одеяло.

...Арина смотрела на меня своими такими милыми, чуть припухшими ото сна глазами; на ее лице распластался ужас, готовый вот-вот перейти в истошный крик.
Странно, но когда я понял, что это она, я почему-то не подумал, что жизнь моя теперь совсем уж стала никчемной.
Я подумал, что у нее потрясающие все-таки глаза: темные, глубокие, большие...
 - Бычков, ты что, совсем охамел?, - прошипела она с ненавистью.
 - ой, извини, я кажется палаты перепутал.
Резко встал и вышел.

Я действительно перепутал палаты. Так уж вышло, что кровать Арины стояла точно на том же месте, что и моя кровать. Ну и плохо я ориентировался в этом новом домике, да и темно к тому же было.

Вернулся в свою палату, разделся и подумал: хорошо бы теперь умереть. Все бы, наверное, меня жалели бы мертвого,но поздно уже было бы. С ужасом думал - что же будет завтра утром, когда о моей night affair узнает весь лагерь.
Начал лихорадочно продумывать план немедленного побега и с этими мужественными и благородными мыслями, я сладко заснул.

... На утро о случившемся знал весь лагерь. Абсолютно весь - от пионеров до обслуживающего персонала.
Я знал, что так и будет, поэтому на утреннюю общелагерную зарядку собирался очень долго, пытаясь оттянуть неотвратимое.
Я знал, что стану изгоем, но вышло так, что я стал героем.
Это я понял, когда ко мне подошел самый хамоватый и наглый пионер из старшего отряда (он помнится челку все время гидроперитом красил;хамоватым и наглым так положено делать) и, масляно улыбаясь, одобрительно хлопнул меня по плечу:
 - Ну ты даешь герой, небось "tselku" ей сломал, а?!
Я пробурчал что-то невразумительное, где, впрочем, ответа "нет" не прозвучало. Потом меня обступили пионеры чуть помладше местного секс-кумира, но тоже уже "гулявшие" с девушками и начали требовать подробностей.
Я, как настоящий хамоватый и наглый мужик, в подробности вникать не стал. Просто что-то такое опять хмыкнул неопределенное и поспешил дальше, ловя спиной их одобрительные взгляды.

А Арина после этого начала меня просто ненавидеть. Но мне до этого было абсолютно фиолетово. Я больше не опускал при встрече с ней голову и вообще она мне как-то разонравилась.
А до конца смены я ходил в героях, но найти девушку с которой можно было бы "гулять" - уже не мог.
Времени просто не оставалось. Через три дня меня вместе с остальными посадили в автобусы и повезли в Москву - подальше от того места, где я пережил самый страшный кризис межполовых отношений.