Джазу

Я убегаю с привычно громкой (громкость разбивается на кубы количеством сигаретного дыма – если у меня когда-нибудь будет свой клуб, там курить, где попало не будут, это точно!) ночной вечеринки. Там родные, там же чужие. Там придуманное настроение. Там неестественность поведения. Там нехарактерность выказываний. Там выплески эмоций: у кого-то через синтетический залп, у кого-то через дымящийся бокал, у кого-то (бывает) просто так. Там звон бляшек бирок друг о дружку друг о друге. И я убегаю. Убегаю к нему.
Я остаюсь рядом с ним. Вместе с ним. Слушаю его. Он слушает меня. Часами. Сутками. Когда это началось? Да время растеряло все свои рамки. Он звучит – и это важное. Это главное. Это неповторимое. Тёплое. Близкое. Понимает. Чувствует. Угадывает. Читает мысли. Я читаю его. Впитываю через поверхность себя. Он во всём. Он везде. Когда это началось? Тогда, когда было создано самое из естественного. Самое из живого. Помню ли я, как я научились ездить на велосипеде? Когда это произошло, я полетела! Перед этим я несколько раз падала, разбивая локоть, коленки в ссадины изрисовывала, разрисовывала песчаность дороги в восьмёрки, потом я упала в куст крапивы, потом ещё и ещё… А потом, сама того не заметив, ВЗЛЕТЕЛА! Мне открылся целый мир! Новый мир. Свободы и лёгкости!  Скорости! А боязнь осталась позади. Нет, не позади. Её не осталось нигде. Она просто прекратила существовать, как какое-то понятие, как что-то из ощущений.
Почему же я с ним? Потому что, находясь в разных пространствах, он слышит, как шуршит по бумаге набухшая от краски кисточка, как шелестит штора от просочившегося в форточку сквозняка, как постукивают по ночам клавиши клавиатуры, как я прежде, чем сказать, думаю – он это УЖЕ слышит. Как слышу я, как барабанит весенняя талая вода, стекая с уставших плеч домов по водосточным трубам. Как падает моя тень на клетки красного кирпича. Как я ступаю, и подошва моя соприкасается с песчинками едва пробившегося из-под ледяной корки асфальта, как за моим окном встаёт солнце, как я боюсь признаться себе в том, что больше не представляю и не желаю, и исключаю вообще дальнейшее присутствие такого понятия, как существование без него. Только он не может, по теории вероятностей, но слышит, наперекор законам физики, наперекор формулам, как я открываю глаза, как я плачу, как я остаюсь лежать белыми контурами на тротуарах, по соседству с ограниченно двухцветной зеброй и снова гуляю по крышам, футболя облака и складывая в карманы стёклышки от звёзд, как в горах размножается моя выкрикнутая фраза, разукрашиваясь во всякие оттенки, как я развешиваю бумажных голубей по комнате, и они, покачиваясь от разнонаправленных потоков воздуха из-за моего хаотичного перемещения по комнате, летят! Как я обрезаю полоски завода-производителя на больше старых-престарых, чем престарелых обоях. Как в антиквариат превращаются школьные тетрадки. Он слышит меня запахом коробки пластилина. Как в кухне на подоконнике дают побеги луковицы. Как лепестки ромашек, придуманных и мной, и им, невзрачных, но достойных целой истории, распускаются в моих снах... Тогда я даже думать не хочу, что когда-нибудь это может закончиться, нажатием одной маааааленькой, несчастно маленькой кнопки.
Меланхолично капает, в одну и ту же точку уставившись, кран… Свидание с проржавевшей ванной проглотит холодностью своей горячей воды… Упрямство консистенции моих мыслей... Нелепость отёчности моих губ… Выдранная с хрустящим звуком кнопка «Stop», непривычно одинокая кнопка «Отмена» под «Завершение работы»… Всё, что сказать ему могу в ответ: позволь мне слушать тебя!..