Ионосферная-3

(начало: http://www.proza.ru/2005/03/03-113)

***
Отношения с начальником у нашего героя (без имени ему, видать, не обойтись: назовём его хоть Игорем, что ли) не сложились с самого начала, что называется – не задались. Да и не удивительно: такого самодура, как Дремучев, было поискать. Игорь же по молодости лет был самолюбив, ценил себя высоко – выше того, что стоил в действительности и, не смотря на свою скромную лаборантскую должность, признавал только равные отношения. Кроме того, ему с каким-никаким, но всё же университетским образованием была видна вся недалёкость, мелкость Дремучева в научном отношении, и он слегка презирал его, стараясь, конечно, не демонстрировать этого явно. Однако Дремучев – человек интуитивный - это прекрасно чувствовал: снисходительность пешки его просто бесила.

Таким образом, три стадии в развитии отношений Дремучева с подчинёнными в данном случае свелись к двум последним, причём более ко второй, чем к третьей.
Тем не менее, через несколько месяцев, под угрозой ухода накануне полевого сезона, когда людей и так не хватает, Дремучеву пришлось повысил Игоря до младшего научного сотрудника, хотя и продолжали они не любить друг друга с прежней страстью.

Но настоящей страстью Дремучева, в чём, как говорится, он истинный был гений, были, конечно, полевые экспедиции, когда экспедиционные машины набивались под завязку снаряжением, ящиками с аппаратурой, аккумуляторами, мешками с продуктами, палатками, лодками, сетями, прочими необходимейшими вещами и, конечно же, людьми, и всё это ехало, везлось и добиралось (в том числе и на лодках) в самые, по возможности, малодоступные места Камчатки. Там, вдали от вульгарных рыбаков, каковых множество на камчатских реках, разбивался лагерь, разворачивалась аппаратура и начиналась интенсивная работа на два фронта: «научная» часть отряда - инженеры и лаборанты - занимались приборами и вели регистрацию магнитотеллурических полей («Охотиться! просто охотиться за колебаниями!» - говорил Дремучев), остальные же – рабочие и шофера - налаживали лодки, моторы, сети и начиналась заготовка красной рыбки, которую засаливали в специальных ямах, устланных полиэтиленовой плёнкой. Такой лагерь часто бывал не один, и Дремучев орлом перемещался из экспедиции в экспедицию, как бы парил над ними, руководя добычей сразу и научных и природных богатств. Для него в этом было всё: и триумф, и трагедия, и блеск и нищета, и лебединая песня в придачу.
 
* * *
…Потом Игорь часто вспоминал самую первую свою экспедицию, на Верхнюю Паратунку, в июне, когда реки разбухли, налились талой водой, затопили прибрежный кустарник и к берегу машины подойти не могли; как они таскали в лодку тридцатикилограммовые аккумуляторы, по жаре, по лужам, по кустам, метров за сто… Как их жрали зверские камчатские комары, самые злобные именно в эту пору; как Дремучев, отбиваясь от них, уронил в воду инструменты, и они так и лежали там, хорошо видимые на дне: две отвёртки и пассатижи с красными ручками, всё новенькое; глубина у берега была всего метр-полтора, но температура воды – пять градусов, и лезть за ними никто не хотел, махнули рукой. Как тяжело шла по реке перегруженная лодка-казанка, а весь фарватер был забит затопленными деревьями и можно было сломать винт…

Он впервые тогда видел Камчатку «изнутри», а не из посёлка, когда она разворачивалась перед носом лодки ярчайшей изумрудной зеленью, нависающей над водой, выплёскивалась из зелёной же воды огромной рыбиной, взлетала стаей диких уток, вспугнутых шумом мотора. Лодка шла и час, и два, забираясь в самые верховья, а перед ними всё раскручивались зелёные картины, река делала крутые повороты, петляла, огибая сопку, и солнце светило то справа, то слева, то сзади, пейзаж всё время удивительно менялся, и на это нельзя было насмотреться.

…Сидевший к нему лицом мичман, нанявшийся к ним на полевой сезон рабочим, расчехлил ружьё и протянул Игорю - самому ему стрелять было неудобно: «Как взлетит – замочишь». Отличное ружьё, «вертикалка», само легло в руки; воронёность стволов вызывала уважение, полировка приклада просилась к плечу. В ладонь скользнули два красных патрона, замки туго щёлкнули – готово. Оружие готово, и очень хочется выстрелить - было бы только в кого.
И вот на очередном повороте, напуганная шумом мотора, из-под берега взлетает серенькая уточка и по наклонной прямой поднимается вверх, пересекая реку. "Дура, - думает он. - Надо лететь в заросли, а здесь ты как на ладони…" Всем корпусом, зная об этом теоретически, он плавно ведёт ствол: дыхание задержать, прицел – перед клювом, с упреждением. Но… взгляд его перестраивается с мушки на цель, и уточка кажется ему такой маленькой, так отчаянно она машет крыльями, стараясь улететь побыстрее, потому что ведь могут убить! она это чувствует!..
 
Хлёсткий выстрел разносится над водой, но ствол уже сошёл с нужной траектории и это выстрел просто так, чтоб оправдаться перед присутствующими – не зря же заряжал, целился… «У-у-у! Стрелок! - разочарованно звучит в лодке. – Интеллигенция!» «Давай из второго, чего заснул!» - кричит шофёр Володя, но Игорь машет рукой: «Да нет, не достать…» «Ничего, ничего, - думает он, глядя вслед улетающему серому комочку. - Лети, дура!..»
* * *

…Теоретическая задача, которой Игорь занимался уже давно, не давалась. Поток энергии теллурического поля, рассчитанный из реальных осциллограмм, временами так и пёр вверх, из земли, как будто огромный, «дышащий» источник поля находился там, в глубине, что было совершенно немыслимо. Игорь усложнял модель, пробовал то неоднородную волну, то волну с расходящимися фронтами, буквально тонул в математических уравнениях, исписывая горы бумаги, но доводя выкладки до конца, всякий раз убеждался, что подобный обратный поток энергии невозможен. Он чувствовал, что разгадка запрятана глубже, и что он не «достаёт» до неё, не «доныривает»… Наступала апатия: всякое желание заниматься не только этой задачей, но и чем-либо вообще, исчезало.

Он понимал, что нужен какой-то стресс, что-то новое, что отвлечёт его от не дающейся проблемы, а потом… будет видно.
 
Нужна командировка! И именно в Хабаровск, к Мише, где можно развеяться, встряхнуться - это было ясно, как белый день. Он редко бывал там, может, всего раза два, но однажды жил там долго, почти месяц: обсчитывал материалы на ЭВМ, в Мишином вычислительном центре. Замечательное было время! Много новых людей, молодёжи, ночные бдения за монитором, знакомства, разговоры… И ещё знакомство с… Ну, да чего мечтать-то?! К Дремучеву с этим идти бессмысленно: Игорь давно уже перестал обращался к нему с какими бы то ни было просьбами или предложениями, ибо ответом ему всегда было «нет». Тут нужно было действовать хитрее…
Хотя уже близилась весна, но мороз, не смотря на яркое солнце, стоял крепкий. Однажды, в обеденный перерыв, поплотней застегнувшись, он отправился в дальнее путешествие на местную почту, где приобрёл два талона на переговоры с Хабаровском.

* * *
…Вспоминался лагерь не берегу реки, в живописнейшем месте; солнечная, жаркая погода, но раздеться нельзя, наоборот, нужно закрывать все открытые участки: шею, голову, руки, а поверх маек надевать брезентовые костюмы и штормовки – время самое комариное… В сплошных зарослях ольховника они тянули «линии» – двухсотметровые трассы прямой видимости: вдоль магнитного меридиана и поперёк; на концах трасс будут вкопаны электроды, через которые и побегут так любимые Дремучевым теллурические токи. Кашин смотрит в прорезь буссоли и задаёт направление, Игорь рубит ветки, и злобные коричневые комары, величиной с фалангу пальца, кидаются прямо в лицо из каждого потревоженного куста. Запасливый мужик, этот Дремучев! чтобы они делали без накомарников?
…Потом, когда обжились, стало как-то полегче: то ли они притерпелись к комарам, то ли комары уже не так злобствовали.

В лесу вокруг лагеря, по берегам реки ходили медведи – это было известно. От бывалых людей было также известно, что нормального медведя к человеческому жилью и на стальном тросе не подтащишь: он обойдёт его десятой дорогой. Поэтому особо не опасались. Но однажды ночью они были разбужены звоном консервных банок: особо не скрываясь, в мусорной яме за палатками орудовал, как было совершенно ясно, медведь. Ему, видимо, захотелось сгущёнки. Погремев банками, он благополучно удалился и в палатки ломиться не стал, но женщины в лагере после этого случая стали чуткими, трепетными и вздагивали на каждый хруст ветки.

В тот год женщин в экспедиции было две… Возвращаясь однажды в лагерь с дальнего, западного электрода, Игорь дважды встретил следы больших когтистых лап и медвежью лепешку: зверь ходил тут свободно; он был у себя дома, а вот нежданные пришельцы его наверняка раздражали. Тут поневоле станешь вести себя, как индеец на тропе войны.

Бесшумно ступая, вслушиваясь и всматриваясь в заросли, Игорь подходил к лагерю, когда из кустов перед ним неожиданно вынырнула обнажённая округлая женская задница, за ней – вторая, и раздалось дружное журчание. С интересом наблюдая за таким редким явлением, Игорь, человек внимательный к женскому полу, легко различил, кто есть кто: более мощный белый зад принадлежала, конечно, Светлане, а смугловатая выпуклая попка – Любовь Николаевне, их лаборанткам.
– Страшно одной и на пять метров отойти! – говорили они.
– Что ты! Вон на Тополовском ручье – слышала? одну бабу, говорят, насмерть задрал… За грибами пошла.

Был большой соблазн рыкнуть по-медвежьи и посмотреть, что получится, но он разумно сдержался: шутка могла получиться неудачной. Как у тех двух идиотов, что над медведем «пошутили»… Нет, уж лучше молча полюбоваться на эти «дары природы»…

Тфу! Давно уже никого нет, и женские голоса замерли вдали, а у него всё ещё перед глазами… Ну, маньяк! Резко выдохнув, чтобы прогнать видение, Игорь, уже не скрываясь, двинулся к лагерю.

…Потом, ночами, перед ним иногда возникала эта картинка: две пары женских ягодиц, выглядывающие из густой листвы; его охватывало легкое возбуждение и начинались эротические фантазии: представлялось, как задницы эти задираются вверх, всё выше, поднимая к небу свои окурглости, и ждут… Ждут его! Интересно, какую бы он выбрал? Да нет, ясно, что обеих! Но вот с какой бы начал?.. Всё-таки со Светкиной, наверное – она соблазнительнее… Но и Любина тоже, весьма… Обычно он засыпал, так ничего и не решив. Но порой возбуждение, приходившее во сне, было нешуточным: тогда он вплотную вжимался в одну из них, пытаясь почувствовать её, ощущить острее, - во сне это было не просто, - в то же время не отпускал и другую, положив на неё тяжёлую ладонь и притянув к себе. Потом он менял их, и иногда это приносило облегчением…

Хозяйки этих ягодиц спокойно спали в соседней палатке и даже отдалённо не могли себе представить, что с ними проделывает - пусть и во сне – один вполне интеллигентный научный сорудник.

* * *
…А над медведем «подшутили» вот как.
Местные бичи об летнюю пору, известное дело, пропадают на реке, браконьерят, добывают икорку, солят её кое-как, на скорую руку – долго-то ей не лежать, на продажу делается, – да волокут в посёлок, где легко обменивают её на хлеб, водку и прочую еду.
 
Рассказывали, что два бича в поисках рыбных мест пробирались вдоль берега извилистой речки и увидели медведя, который тоже рыбачил. Взобравшись на притопленную корягу, наклонившись над водой и приподняв переднюю лапу, он внимательнейшим образом смотрел в глубину. Ловля рыбы требует от медведя глубокого сосредоточения, поэтому людей он не слышал. «Иш, гад! – сказали бичи. – Рыбку нашу ловит!.. А давай его пуганём!» Известно ведь, что медведи, даром, что большие, – бывают очень пугливы: именно с ними и случается «медвежья болезнь». Один из бичей, самый, видать, инициативный, нашёл дубину потолще, подкрался к нему сзади, – точно сзади, по оси, чтоб медведь и краем глаза не заметил, – да и хряснул его со всей мочи! Эффект, говорили, был удивительный: медведь взвизгнул, как собака, кишечник его резко сократился, и потоком медвежьего дерьма нашего шутника окатило, как из цистерны ассенизатора. Медведь же с плеском кинулся в воду и, выскочив на другом берегу, исчез в лесу.
 
Товарищ, глазевший на это дело из зарослей, сразу-то и не понял, что произошло, и почему кореш его стоит на месте столбом, раскинувши руки, и только жалобно вскрикивает: «А-а!! А-а!!» «Ты чё, Колян?..» - направился он к другу, но тот заорал: «Только не подходи ко мне!.. Только не подходи!»

(продолжение http://proza.ru/2005/04/25-62)


Рецензии
Вспомнил с легкой густью своего первого Камчатского комара.
В Термальном, конечно знаете этот поселок, выскочил на бортик бассейна и получил удар под лопатку, а до этого в Тарье на пароме по- пьяне повздорил с калымщиками. И тут такой удар! Первая мысль: "По принимал источники"!
Спасибо. Жду продолжения. А с наукой работать приходилось много. Каждая лодка - центр постояных инноваций, в мое время точно. Сейчас могу только догадываться....
С уважением, В. Старовойтов

Валерий Старовойтов   24.03.2005 18:24     Заявить о нарушении
Ага, Валерий! я вас "вичислил" :-) Вы служили в Приморском или Рыбачем, на АПЛ, примерно в то же время. Так это же рядом! Земеля!!! :-)
Спасибо за записку. Пошёл читать вас.

PS. А где сейчас обитаете? там же? или в столицах?

Ваш

Всеволод Шипунский   26.03.2005 02:54   Заявить о нарушении
Служил на Севере. В Рыбачий был прикомандирован директивой начальника штаба ВМФ, когда пришли лодки третьего поколения.
Сейчас в Томске. На пенсии по стостоянию здоровья, которое и оставил флоту. Нет не инвалид, все нормально.
Жил на юге, но вернулся в родной город, когда братья - южани брали столько независимости-сколько хотели.
О Камчатке скучаю, особенно по долине гейзеров и конечно Поратуньке.
Буду Вас читать. Нравиться зема. Светлая голова, хорошее слово.
С уважением, Валера.

Валерий Старовойтов   26.03.2005 08:11   Заявить о нарушении