Письмо счастья

(к десятилетию с начала "перестройки")



      Егор Саввич и Джек как всегда прошлись бульваром из конца в конец, купили в киоске у метро «Звездочку» и – повезло! – «Молодую Гвардию», вернулись к любимой скамейке у выхода к Сивцеву Вражку и присели передохнуть. То есть Егор Саввич постелил на облезлые дощечки апельсиновый пластиковый пакет с надписью ISRAEL и тяжело опустился на него, а Джек примостился в ущелье между негнущимися ногами в массивных ботинках с облезлыми квадратными носами.

      Пакет с вызывающей надписью был на днях прихвачен у знакомого таможенника во время ознакомительного посещения международной книжной ярмарки на ВДНХ.

      Джек только звался Джеком. Это была небольшая, когда-то белая болонка. Правда, кобелек. И все равно, ну какой из болонки Джек? Со своим ржавым животом к старости миниатюрный песик  все больше смахивал на увядшую хризантему.

      Вообще-то Егор Саввич уважал крупных собак, еще с довоенных времен. Особенно серьезное впечатление на него производили знаменитые немецкие овчарки. Но даже при персональной пенсии приходилось экономить. Впрочем, к Джеку он был привязан и имя для него когда-то выбрал сам.

      Чертыхнувшись, Егор Саввич пошарил под собой в презренном пакете, покряхтел и вытащил на свет чуть помятый почтовый конверт.

      «Днепрову В.» - то есть Вовке, внуку-балбесу.

      Ловким ногтем Егор Саввич провел по краю заклейки, подковырнул здесь, потеребил там – и удивительным образом конверт оказался распечатанным. Достав из него листок папиросной бумаги с бледным машинописным текстом, Егор Саввич обстоятельно водрузил на пупырчатый нос мощные круглые очки, пробежал содержание листка и надолго задумался.

      Это было «письмо счастья» - один из тех идиотских, но безобидных текстов, какими школьники-подростки бомбардируют друг друга, заставляя бесконечно переписывать и рассылать в ожидании чудес, которые, понятно, никогда не сбываются.

      «Это письмо принесет Вам счастье. Подлинник хранится в Голландии…» – начал читать Егор Саввич и мысленно прокомментировал: «В НАШЕ время за писулю из Голландии, да еще без обратного адреса, не «счастье», а СРОК  был бы в самый раз. Десять в зубы и пять по рогам… А что, законно!»

      Он раз за разом вчитывался в каждую фразу, покачивая обширной белорозовой головой и бормоча себе под нос. Джек сладко посапывал, уткнув морду в родную брючину.

      «… Отправьте это письмо тому, кто нуждается в счастье, кого Вы знаете. Не
задерживайтесь с ответом…»

      Да кто там еще из НАШИХ остался? После пятьдесят третьего и вообще… – блуждали смутные мысли в зефировой голове Егора Саввича.

      «…Отправьте его, вручите друзьям и знакомым. Вас встретит  неожиданность, даже
если Вы не верите в колдовство…»

      Какое в наше время колдовство? Сплошное безобразие. Ни тебе порядка, ни уважения к власти. Придумали себе «перестройку», сукины дети! Я бы им сделал перестройку. В колонну подвое, и марш-марш. Шаг вправо, шаг влево… Конвой стреляет без предупреждения!..

      «… Барон де Вателье получил письмо и разорвал его – и попал в катастрофу. Ни в
коем случае не рвите письмо, отнеситесь к нему серьезно!..»

      Именно серьезно! Только так. Потому и разорву, чтобы и духу этого голландского не было. Нечего парню дурью мучиться…

      Хотя… А что, если взять, так сказать, за образец? Ну, в общем, текстик подработать. Как надо, деликатно. Чтоб не отпугнуть. Мол, если Вы поддерживаете перестройку, там, гласность… В общем, если «за» всю эту горбачевщину, то прошу…

      Нет-нет, никаких, мол, усилий с Вашей стороны. Просто запечатайте вот этот самый листок в прилагаемый конверт и бросьте в почтовый ящик. И все! Это будет, так сказать, Ваш голос за перестройку, за демократизацию и т.п…

      Адрес, естественно, поставлю свой. Заранее напечатаю на чистых конвертах. Ну, а вместо фамилии, натурально, что-нибудь броское. Например, так: «Инициативная группа при Фрунзенском райсовете». Или еще что в том же роде…»

      Довольный собой, Егор Саввич сверкнул стеклянным глазом на проходивших школьниц и пристукнул руками крест-накрест.

      И кто клюнет, значит, откликнется, того – в списочек. На всякий случай! Чтобы НАМ знать, кто, то есть, активничал, выпуклялся… Запас карман не трет!..

      Конечно, стоило бы послать вовкиному классу. Всем этим сволочам-родителям с их «передовыми» идеями. Проверить, так сказать, на вшивость! Только где толк? Времена не те… Странные какие-то времена… И какое мне, в общем, до них дело?...

      Не-ет. Мы СВОИХ проверим. Как говорится, соратников. Еще по ТЕМ временам. Кто, конечно, еще жив. Надо же знать, кто скурвился, переметнулся к нынешним, а кто СТОИТ.

      И каждого гада, кто письмецо это прогрессивное вернет, того – на за-мет-ку! На цугундер, так сказать. Не суетись, не поддерживай всякую сволоту либеральную…»

      Он даже застонал от ненависти. Джек давно проснулся и преданно следил за каждым движением хозяина. Сочувствовал. Теперь, например, он резко вскочил и коротко проскулил, желая услужить, успокоить.

      Но Егора Саввича незачем было успокаивать. Он был счастлив – через эту самую ненависть. Он был при своем, хорошо знакомом и любимом деле!

      И счастливый Егор Саввич скорехонько поднялся с нагретой скамейки (чуть не написал «вскочил»!), перехватил покороче джекин поводок, подобрал компрометирующий пакет и потрюхал домой.

      Добравшись до любимого кабинета с видом на Арбатскую площадь, Егор Саввич долго пыхтел над переработкой-сочинением текста. Когда он закончил, вместо «письма счастья» перед ним лежало подобие социологического опросного листа. Нечто вполне в духе их дерьмовой гласности.

      Просмотрев текст с брезгливым удовлетворением, Егор Саввич аккуратненько отодвинул его в сторону. Адреса товарищей по оружию он взял из управдельского справочника сорок восьмого года, когда-то чудом переправленного за пределы КОНТОРЫ и с тех пор тщательно хранимого – не для такого ли случая? Впрочем, чудо это было из тех, что тщательно готовятся и требуют немалого присутствия духа. Знал, ох, знал Егор Саввич, что рискует куда как многим. Но и то знал, ради чего шел на такой риск…
 
      Всего набралось сорок девять фамилий, около которых не стояло черной звездочки, иногда с датой. Некоторые даты совпадали.

      Егор Саввич притянул к себе старенькую «Оптиму» и усердно застучал по клавишам. Дело вполне привычное.

      - Снова за писанину! – недовольно проворчала Клара Архиповна, заглянув в кабинет с чайным подносом. – И не надоест тебе? Смотри, доиграешься…

      Егор Саввич не удостоил балаболку ответом, а когда дверь закрылась, подмигнул Джеку: мол, сами с усами!

      Через день Егор Саввич очистил кабинет от обрезков бумаги и копирки, сложил в три аккуратные стопки листки и конверты – побольше и поменьше – упрятал все это хозяйство в ставший уже привычным оранжевый вражеский пакет и проследовал через площадь на почту. Там он с полчаса отнял у миловидной толстушки в заляпанном клеем халате, чем вызвал понятный гнев скопившихся у стойки граждан.

      - Небось на юбилей приглашаете? – равнодушно улыбнулась толстушка, выписывая сорок девятую квитанцию.

- Какой там юбилей, - пробурчал взмокший Егор Саввич, утираясь большим пестрым платком.
        - Общественный опрос! – пояснил он строго, обернувшись к недовольным.
Отвязав Джека, который измаялся у стеклянного входа, Егор Саввич проследовал подземным переходом и дальше к началу бульвара с любимым «новым» Гоголем. Там он тяжело опрокинулся на первую же скамью. Ползти до любимого Сивцева Вражка сил совсем не осталось. Но на душе все равно было хорошо. Шнур подожжен. Теперь оставалось ждать.

      Прошла неделя. Ни одного письма. Девять дней… двенадцать. Ничего. Егор Саввич подзарос щетиной. Розового в лице стало помене, белесого – поболе. Гулять Джека водил балбес-Вовка. На пять минут всего, разве это прогулка? Сам боялся отлучаться. Вдруг как раз почтальон придет, а его нет…

      Через две недели все еще не было ни одного письма. Егор Саввич недоумевал. То ли идти на почту, скандалить, проверять, отправила ли тогда эта жирная неряха его корреспонденцию. То ли остается признать, что все соратники – НА ВЫСОТЕ. Держат, так сказать, марку. Может быть странно, но думать так Егору Саввичу почему-то тоже не хотелось…

      Но что это? Конечно же, звонок! В дверь? Нет, телефон… Раздался шорох, и в образовавшейся щелке возник пудреный носик Клары Архиповны.

      - Егор! – возбужденно запищала она. – Бери скорее трубку! САМ звонит. НЫНЕШНИЙ. Вроде, недоволен… Даже «здрасьте» не сказал…

      Егор Саввич с глиняным лицом, но подчеркнуто спокойно поднялся с дивана, на котором лежал в пижамных штанах и толстых, с рынка, носках, отвернувшись от света и мира. Жестом отослав Клару Архиповну в коридор, вешать трубку, он неторопливо изготовился к разговору. Чего-чего, а выдержки Егору Саввичу было не занимать.

      - Днепров у телефона, - заговорил он с достоинством, хотя старческий фальцет – эх! – выдавал прискорбный пенсионный статус. – Приветствую Вас, Ричард Пантелеймонович! Чем могу?

      - Здорово, Егор Саввич, - разнесся по комнате мощный ростовский баритон. Получалось «Ехоур» вместо «Егор». Джек прижался теснее к любимым байковым ногам.

      - Чего это ты себе позволяешь? – продолжал баритон, мягко планируя в сторону дружеского упрека. – Вот уж не ожидал! Чтобы опытный кадровый сотрудник вроде тебя, и вдруг ТАКОЕ выкинул! Нет, нет – теперь молчи и слушай! Тоже мне, агитатор перестройки нашелся! Со здоровьем-то все в порядке?.. Ну, да ладно! Ты вот что. Зашел бы ты к нам, так сказать, по старой памяти! Прямо завтра и заходи. Посидим, поговорим… Пропуск я закажу!

      Он помолчал. Молчал и Егор Саввич. Только рука на трубке голубела от напряжения.

      - Тут, понимаешь, какое дело. В общем, письма на тебя пришли. Не поверишь, сразу сорок восемь штук…

      «Значит, раскусили заразы! – пронеслось в голове у Егора Саввича. – Но почему тогда сорок восемь? Или помер кто, а меня и не известили даже…»