Filed

«Что самое важное? – смеется граф. – Думаешь, любовь? Думаешь, боль? Думаешь, предательство и никомуненужность?». «Нет. – говорю я. – Нет. Самое важное – это то, что я понимаю, что потеряла себя прежнюю». «Ха! – смеется граф. – Это хорошо или плохо?». «Не смейся, - говорю я. – Никто ведь не может теперь понять, как я умела существовать когда-то. Серые тени, граф. Люди – только серые тени, граф. Люди – как тени, у которых нет прошлого и нет будущего, но которым дано воплотиться в кого-то здесь и сейчас. И хоть вы смеетесь, граф, всё на самом деле слишком просто. Ваша маска так похожа на печаль…». «Во что ты веришь? – спрашивает граф. – Скажи, во что ты веришь?». «Только в лестницы без перил…».
Любите фильмы-катастрофы? Я их никогда не любила. Все погибшие люди были не киношными, а реально погибшими людьми, все трагедии были не стопроцентно пленочными, но настоящими трагедиями. И все потому, что слово «война» в названии книги делает ее на 30% более раскупаемой. Мы падаем в тысячах самолетов-катастроф, мы тонем в миллионах кораблей-катастроф, мы сгораем в миллиардах машин-катастроф, и нам так горько отходить от телевизора, когда видеосюжет с кровью и рваными ранами заканчивается. Наследники богов медленно бредут к холодильнику, медленно достают свиные отбивные и медленно жуют, дожидаясь следующей катастрофы и сжимая в руках билет на свой корабль, на свой самолет и права на чужую машину.
Наследники богов бьют девушку в лицо, сорят деньгами, запивают наркотики вином и плюют в подвесной потолок, украшенный изумрудами. И наследники богов не чувствуют того странного холода, который чувствую я рядом с ними. Там, под шелковыми и твидовыми костюмами, под кружевными и жоржеттовыми платьями, там, под кожей с запахами «Хьюго» и «Кавалли», там нет абсолютно ничего. Там воющая воронка, требующая новых казино и стрип-баров, прыжков с парашютом и из окна собственного небоскреба, прогулок в бездну и новых наркотиков, вина, девушек, чтобы ударить, ибо этой пустоте необходимо уловить страх, муку, боль, а потом погрязнуть в крови, которая завтра к двум пополуночи станет грязью.
На экране своего ноутбука они ведут баталии с цифровым врагом, только…приглядитесь, граф, ведь это не визуальные эффекты. Смотрите, граф, ведь этих людей снимает камера! Глядите, граф, вот эта рана – настоящая рана, а этот молодой паренек, ее владелец (или она – его?), – настоящий паренек, а эта девушка, которую сейчас насилует ее шеф за тысячи километров отсюда – это девушка того самого белобрысого молодого паренька. Видите, граф, мы, наследники богов, мы, вершина эволюции – мы просто безмозглые твари, мы свиньи, сидящие за своими столами из красного дерева и нюхающие новый, еще никому не известный порошок, чтобы завтра, да, завтра, граф, чтобы завтра этот порошок нюхало полмира.
Мы всего лишь висельники на собственных, нами же сооруженных висельницах, и мы коллективно молим своих богов помочь нам выиграть очередную войну. Мы берем свои автоматы и убиваем все живое, мы хватаем свои атомные бомбы и швыряем их в кегли-города, мы топим свои корабли и пускаем под откос свои поезда, мы в подъездах убиваем своих матерей, мы в больницах убиваем нужных свидетелей, мы взрываем дома, только бы накормить свою зияющую пустоту, только бы она хоть на минутку, хоть на полминутки замолкла.
Это как морфий, граф, это как морфий, что питается нашими силами и никогда не исчезнет, ибо мы подливаем еще. Это морфий наших преступлений, морфий взрывов и изнасилований, морфий страха молодой девушки, которая решила устраиваться на работу на втором месяце беременности. Это морфий страха ее выкидыша, это морфий утробного хохота того козла, который сделал его выкидышем, это ненависть брата к брату, а сестры к сестре. Это когда парень продает свою девушку за границу и получает деньги, и трахает своих проституток, это когда девушка пробует на прочность веревку и отталкивает стульчик.
Это когда ничего уже не изменить. Это когда ты обнаруживаешь у себя в рюкзачке серую бомбочку, это когда ты смотришь на мир, но мира нет, это когда на карте одни красные точки и нет зеленых. Это когда мы, наследники богов…
Она влилась в свое стадо, граф, они влились в свое стадо. Они бродят по кладбищам, пьют вино и думают, что меня прежней уже нет. Они одевают кованные ботинки, подпоясываются манией величия и точно так же топчут в грязь всех, кто не такой как они. Они рассуждают о смысле бытия и пытаются унизить всех и вся, кто посмеет сказать, что они не правы. Они хвастаются тем, скольким и где успели наплевать в душу, где и кому успели перерезать горло и они верят только в собственные проблемы, искренне считая, что все остальные должны очистить им путь. Чертовы пророки… Люди одуренно тупы, граф, вовнутрь ведь не смотрит никто. Одежда, герб на футболке и желание быть выше кого-то любыми способами. И некому спросить «how are you?», «how do you do?» - и все думают, что жирная точка – это на моей могиле, граф. Всем видно только то, что я смеюсь.
Неужели, граф, вы не поняли, что вокруг только шелуха, только мишура, только пыль, которой все прикрыты? И никто не может отодрать от себя эту грязь, смахнуть всю пыль, ибо под их шелухой лежит шелуха сотен до них, и на каждом из нас грязный кокон, к которому мы настолько привыкли, что перестали замечать. Мы топим свое отчаяние в алкоголе, в чужой крови и страданиях, мы отворачиваемся ото всех и от всего…ради чего, граф?
Мы плачем только тогда, когда нам это необходимо, у нас степень «хорошести» определяется по набитым карманам и количеству прибыли за секунду, мы сидим каждый на своей катастрофе и жуем свиные отбивные, ожидая следующих катастроф.
Мы умираем не ради мечты, не ради идеала, граф, а из банального желания стать известными. Мы ищем себя на собственных развалинах, граф, мы копаемся в чужом мусоре, граф, только ради того, чтобы больше никто не мог жить в своем собственном доме. Мы убиваем себя со скоростью, которая только возможна.
И все и вся подчиняются этому закону. И вы, граф, вы, который носит маску и саркастично смеется. Ведь всё ради желания накормить пустоту, которую вы демонстрируете всем, но ведь это только дополнение к маске. У вас просто непередаваемый портной, граф, просто непередаваемый. И я знаю, чтобы жить, вы не могли иначе.
Это когда мы, наследники богов…

So, let’s my people go…

2.10.04