Неприличное слово жизнь. 4 кто такой херосонов

Все, кончились нервы. Не могу больше терпеть, хочу разрядиться. Хочу в лес, в горы, на озера, на земляничные поляны. Там, говорят, воздух на хлеб можно мазать, можно им же запивать и использовать как бальзам на раны, на рваные раны любви.
Ну, в общем, надо подзаняться спортом, подтянуть фигуру, размять широчайшую мышцу - а то она, бедная застоялась, забилась под напором мышц круглых, продольных, бицепсов. Куда пойти, на какой стадион снести печаль свою? Люди все хмурые, даром, что в тренировочных костюмах. Я когда зашнуровался, когда обмотал носки целлофановыми пакетами и вышел из парадного, сразу нарвался на следака Херосонова. Что, говорю ему, и спортом нельзя подзаняться, мол? Да нет, говорит, можно. Ты давай беги, а я спортом буду увлекаться. Стрельба по бегущему мудаку называется. И ржет. Ну а я чего, побежал. Бег прежде всего: прежде чем поднятие тяжестей, еще до футбола, до конного спорта. До всего, короче. Добежал я до Могилева. Там что, там устроился на турбазу поваром. Хотел-то я, между прочим, директором, но получилось на кухню. Совершенно не входило в планы. Но люди, простые могилевские парни и особенно девки - попросили, не удержался, не отказал. Стал им, естественно, готовить диетическую пищу. По своему опыту знаю - помогает, оттягивает, отсасывает шлаки, нагоняет юмора в голову, придает гибкость стану, тягучесть связкам. Лицо приобретает стальной оттенок, нервы - оттенок пеньковых канатов. Рассчитал калорийность, добавил витаминов, растворил глюкозу и кокаин. Нет, кокаин в компот. Накрыл столы, жду туристов.
Первыми подтянулись горьковчане. Отец мать и еще один отец. Был мальчонка лет пяти, чей-то из отцов сын. Ну, с прибаутками своими горьковскими, с анекдотами про Хрущева принялись питаться. После первых же ложек, мальчонку, сынка, перекосило. А родители не замечают, знай себе компот наворачивают, добавки во всю требуют. А я им - фига два. Нате, получите за Сахарова, за академика, за прочих замученных на берегах великой русской реки. За еврейский новый год, за сами знаете за кого. Наркота проклятая, и ребенка, дитя туда же.
Разошелся я не на шутку, но еще до приезда скорой свалил с турбазы. Скучно.
Потом, во Львове, ввязался в марш протеста против москалей. Ну, стал запевалой, как главный консультант по москалям. Собрал юнгент небольшой: девчонки, мальчишки, их дети и сыновья. Чему я их учил? Ну, про Мазепу немного рассказал, про Суворова с Екатериной. Остров, говорю, Крым. Ни в жизнь он не будет украинским, пусть даже не надеются. Про то, как бывало херачили мы хохлов за всю дурь. Поведал про битвы Спартака с Динамо. Короче, послужил на славу делу нашему великому.
Не дожидаясь, когда пройдет девять месяцев с начала моих лекций, вводящих в курс, переметнулся в Грузию. Тут ничего необычного. Так, небольшой виноградничек, небольшая коза, сыр овечий, шашлык бараний. Ходили мы на абхазов. Ну как, ходили. Соберемся, бывало, после обеда поужинать. Разложим подстилку, разведем костер около дома - и давай истории рассказывать про грузино-абхазский конфликт. Я-то сам потом и в Пицунде ночевал. Там мы уже на грузинов ходили, также: с костром, сыром, с подстилкой.
Однажды в Томске кольнуло: пора домой. Прибегаю - все то же. Та же Москва, те же люди в спортивных костюмах. А я поджарый, загорелый, со сломанным носом, перебитым позвоночником, с одним глазом. Здоровый, вышедший сухим не только из воды. Хорошо вокруг - ни хрена не слышно: перепонки потерял на Тульском оружейном.
Прошелся по знакомым переулочкам, хлебнул прошлогоднего кваску из брошенной бочки. Гляжу, Херосонов выслеживает добычу. Ну, думаю, пришел и мой черед пошутить. Зарядил гранатомет, навел гаубицу на его пригнутую фигуру - и пальнул от души. Смотрю, нет Херосонова. Кто такой Херосонов, где он, был ли вообще? Пойди теперь узнай. Так, пыль какая-то мерещится, ботинок знакомый маячит, пистолет Макарова выглядывает из-за кустов. Вот человек, прожил жизнь зря - потому что метился в живых людей и спортом не занимался: только лазал по подворотням, слухи собирал, сплетни, всю неправду человеческую.
Но с другой стороны, жаль мне стало старика Херосонова... Да не вернешь его теперь. Чего уж.
Но чую, не могу остановиться. Врубаю приборы ночного видения на всю катушку, перезаряжаю дробовик свой, узи вытираю от слез невинных младенцев -и    открываю прямой, красивый огонь по ближайшим окнам. Что тут началось! Крики о помощи, свистки, звонки будильника, сотовые свирели. Мужчины и женщина прыгать стали из окон, как на пожаре. А я огня не прекращаю, только наращиваю мощь, только крепче скандирую освободительные лозунги.
Но что характерно, народ всполошился, а понять, кто задал жару не может. Стою, можно сказать, на виду, а незаметно меня. Удобно, главное, и весело очень.
Патроны завершились - энтузиазм тоже испарился. Я оружие замотал в ветошь, бросил на прощание две лимонки в проезжавшие мимо Мазду и Мерседес да и поковылял к дому. Встретилась собака. Пожалел, как и кошку, которая ни о чем не подозревая пересекла дорогу. А была еще пара отравленных зарядов для плевательной трубки, я бы не промахнулся!
В подъезде наткнулся на Сергеевну с четвертого. Что, спрашивает, погода нормальная? Погода, отвечаю, отличная, очень воздушная и полезная. И пощадил.
Вошел в лифт, нажал кнопку. Двери закрылись, и лифт приготовился взмыть.