Апокалипсис. Глава 1 продолжение. Начало в 6

Зайдя в почтовый вагон, Юрий Николаев уперся в гору белых с синими штемпелями тюков с бельем, которая уходила под самый потолок. Забравшись на нее он увидел весь простор вагона, который из-за отсутствия перегородок, полок, столиков и туалета, т.е. всего того, что создает впечатление узости и малой длины вагона, казался шире и длиннее, чем он есть. Привыкший ездить в нормальных вагонах, он был удивлен такими размерами.
Гора занимала примерно треть вагона, а остальные две трети приходились на таких же двадцать пассажиров, что и Юра. Большинство из них расположилось за горой, на полу, окруженные лишь соседями и голыми железными стенами. И хотя на полу место было много, пассажиры скучковались на середине, но вместе не общались, оставаясь каждый сам по себе. Меньшая часть из четырех человек расположилась на разных местах горы.
Оценив мягкость тюков и справедливо решив, что белье мягче пола, Юрий забрался на самую вершину горы. Сев на мягкое белье он осмотрел вагон, пассажиров, в которых не нашел ничего интересного и, для удобства растолкав некоторые тюки и один забросив под голову, Николаев развалился в импровизированной индивидуальной кровати. Он закрыл глаза, сконцентрировался на приятном мягком ощущении и почувствовал, что лежит на мягкой полке в вагоне СВ. Поезд тронулся. "О, - подумал Юрий, накатавший в поездах не одну тысячу километров, - сейчас из динамика скажет мягкий приятный женский голос: "Дорогие пассажиры! Вас обслуживает Октябрьская железная дорога. Наш поезд следует по маршруту Кадуй-Мшенск. Время движения - 10 часов 30 минут. В поезде работает вагон-ресторан. В связи с участившимися в поездах воровством и мошенничеством, убедительная просьба не распивать алкогольных напитков и не играть в карты на деньги с незнакомыми людьми. Спасибо за внимание. Счастливого вам пути"". Но голос из динамиков не полился и Юрий, сначала удивившись такому заведенному нарушению порядка, раскрыл глаза и вспомнил, что едет в почтовом вагоне, где и динамиков то нет. "Значит, музыку тоже не включат", - подумал он с сожалением и, перевернувшись на бок, предался воспоминаниям.
Первая мысль его была о Кадуе, который очень нравился Юрию. Нравился своей уютностью, тихостью, спокойствием. В отличии от Мшенска, с его быстрым ритмом жизни, с всегда не разрешенной проблемой жилья, плохо ходящим транспортом и маленьким количеством парков, в которых можно услышать пение птиц, да городскую тишину. А Кадуй имел все нужное Юрию и позволял убежать от шумной и быстрой столичной жизни.
Когда Николаев подъезжал к этому городу, то всегда с удовольствием представлял как выйдет на вокзале на окраине Ленинского района, как пройдет мимо здания вокзала, перейдет Вокзальную площадь, на которой всегда стоят несколько городских и междугородних автобусов и выйдет на проспект Ленина.
Проспект Ленина - центральный проспект Кадуя и самый любимый проспект Юрия, на котором нет идущей на тебя толпы людей, как это бывает на любом проспекте в центре Мшенска, и хотя количество машин на Ленинском больше чем в любом другом месте города, для Юрия, привыкшему к постоянному мшенскому потоку авто в несколько раз больше, это был сущий пустяк.
Идя по Ленинскому, Алексей всегда наслаждался его "низким уровнем шума", как неуклюже выражались составители справочника по Кадую.
Все дни, что с каждым приездом проводил Николаев в Кадуе, он наслаждался этим городом максимально, не только отдыхая, но и посещая свои любимые места. Сначала он непременно до стороны Ленинского района до моста через Десну, спускался к воде и некоторое время стоял на берегу смотря на реку и противоположный берег. Река была широкая, мощная, в ней чувствовалась сила природы и этим она нравилась Николаеву. Он стоял и чувствовал всю невидимую мощь этого водного потока и ощущал в себе прилив сил. Всегда стоя рядом с Десной он чувствовал, что в его жизни нет ничего невозможного, что даже самые стойкие и сложные проблемы не устоят перед ним, если его дух будет обладать такой же мощью как эта река. Так он стоял в любую погоду, часто под ветром, весь прикованный к чувству силы воды, а затем как будто очнувшись, начинал рассматривать другой берег.
Справа вверх по склону рос березовый лес, походивший на короткую прическу на холме-голове. Лес был почти всегда спокоен, как и река, и они необычайно умиротворяли. Слева от моста от берега поднималась деревня Колтуши в конце с большой поляной и старым, много лет реставрируемым, дореволюционным поместьем. К нему то, минуя мост, и направлялся Юрий Николаев.
В некотором роде Кадуй развивался странно. За мостом Краснознаменский район начинался не с застройки, которая начиналась в километре от моста, а с одиноко стоящей автобусной остановки, от которой налево отходила асфальтовая дорога и росли кусты с деревьями. Таким образом, два района Кадуя разделяла не только река, но и не заселенная прибрежная полоса. Только свернув после моста налево, выйдя на вклинившуюся в природу асфальтовую дорогу можно было дойти до Колтуш. И каждый приезд Юрий пройдя мост сворачивал налево на дорогу, шел несколько километров и доходил до усадьбы.
Усадьба была интересна уже тем Юрию, что он не встречал их больше в России. Может где-то еще и были эти дореволюционные дворянские гнезда, но кроме Колтушинской Юрий ни одной не знал. Смотря на помещичий дом, он чувствовал что-то родное. Такое же чувство возникало в нем только при виде нестоличных русских православных церквей. И в церквях и в доме было что-то обращающее на себя внимание Юрия и побуждало желание побродить вокруг и посмотреть все изнутри. Это было не простое любопытство, это было больше похоже на прикосновение к чему-то почти исчезнувшему и доброму. Но поскольку в усадьбу не пускали, то Юрий довольствовался только внешним видом, который с каждым годом становился все краше. И каждый раз посещая Кадуй Юрий ходил смотреть на изменения, произошедшие в его отсутствие…
Юрий уже было начал вспоминать усадьбу, как его слегка толкнули.
 (продолжение следует)
 Сиуч