Женский роман

Воскресенье.

Она возвращалась домой. В обеих руках сумки с продуктами. Думала, не забыла ли чего купить. Вот вечно так, впопыхах всё. Нет бы, как мама – составить списочек и согласно ему закупать всё нужное, а ненужное обходить стороной. Но она не похожа на маму. Совсем не похожа. Мама всегда знает, чего хочет, что будет завтра, а что потом, и чего быть не может никогда… Вдруг мысли куда-то исчезли. Случилось это оттого, что она подняла глаза и увидела небо. А потом и всё остальное. Странное. Перед выходом из дома она глянула на градусник за окном, -15. Поёжилась. Но на улице оказалось совсем не холодно. То есть мороз, конечно, был, градусник не врал, но совершенно не было вчерашнего ветра. Теперь и вообще было непонятно. Небо синее, с белыми облаками и солнце! Такое яркое среди зимы! И при этом – снег! Вернее сказать – снежинки. Именно снежинки! Не крупа какая-нибудь, не хлопья, не то, что обычно зовут снегом. Отдельные, крупные, плоские снежинки сыпались неизвестно откуда. Они не спешили упасть на землю, а всё кружились, кружились, переливаясь на солнце золотом. Когда же всё-таки ложились на землю, казалось, от усталости, просто передохнуть,  чтобы после продолжить свой легкий танец, они не становились единым целым, а так и лежали отдельно, не теряя формы, будто были вырезаны искусным мастером из тончайшего и прочнейшего в мире льда.
Её так поразило это зрелище, что она чуть не забыла свернуть на свою улицу. Опомнившись немного, она посмотрела на прохожих. Люди спешили по своим делам, или просто прогуливались, заходили в магазины, рассматривали журналы у лотка, покупали газеты с ТВ-программой на следующую неделю… и все они смотрели под ноги. Правильно делали, между прочим. Потому что под слоем чудо-снежинок был лёд. Она даже не заметила, как поскользнулась, и как падала, тоже не почувствовала. Просто вдруг ощутила себя, сидящей на одной сумке, вторая ударила пребольно банкой сгущенки по коленке. «Хорошо, что яйца забыла купить», - только и успела подумать, как кто-то вежливый – «Вам помочь?» - неуклюже подхватил её и поставил на ноги. Она оглянулась:
 -Костик?! Привет!
 -Привет, - ответил Костик и в глазах его мелькнуло (только мелькнуло) прежнее обожание. – Ты не домой? Или ты теперь где-то здесь живёшь?
Ха! Семейное положение что ли выясняет? Смешной!
 -Да, уже давно, вон в том доме, - махнула рукой на панельную 9-этажку. – Бабушка умерла семь лет назад, так я в её квартире.
 -Одна?
 -Одна, - да одна, одна она. Какая ему-то разница! Женат ведь давно.
 -Лен, я так давно тебя не видел, - смущаясь, начал Костик, - на вечера встречи не приходишь…
 -Ну, приглашаю тебя в гости. Идём!

Они действительно давно не виделись. Со школьного вечера встречи шестилетней, кажется, давности. Костик тогда пришёл с женой. Эта самая жена так смотрела на Ленку, что она решила – на вечера эти больше ни ногой. Ради всеобщего спокойствия.
С Костиком Ленка познакомилась 26 лет назад. В детском саду то есть. Костик начал обожать её с первого взгляда. С девочками Ленке было неинтересно, мальчики к ней не подходили, Костик им очень понятно объяснил, что делать этого не нужно. Так она и запомнила из детсадовской жизни только манную кашу с комочками, ранние, тяжёлые подъёмы и дорогу до садика в полусне, ну и Костика, конечно. Он был умненьким, воспитанным мальчиком, придумывал игры, в которых они с Ленкой были, принцем и принцессой, королём и королевой… В общем, вместе они были. На выпускном садовском утреннике, держа Ленку за руку, Костик шептал – теперь мы пойдём в школу, потом в институт, а потом поженимся, будем мамой и папой, потом бабушкой и дедушкой. Ленка не возражала, такая перспектива казалась ей тогда единственно возможной.
Они действительно пошли в школу, в один класс, и даже сидели первые полгода за одной партой. После нового года учительница их рассадила, ей надоело делать Костику замечания за разговоры. Он не давал Ленке покоя, без конца заглядывал в её тетрадки, чтобы убедиться, что у неё всё хорошо, подсказывал ответы на вопросы, хоть она и сама их прекрасно знала. Будучи отсаженным, Костик замолчал, но начал крутиться, ему надо было видеть Ленку, в глазах – тоска и отчаяние.

За чаем они болтали, вспоминали школу одноклассников. А потом в возникшей вдруг неловкой паузе Костик выдал:
 -Я в пятницу с женой развелся.
 -Как это – развелся? Почему?!
Ленка не могла сдержать удивления. Тогда, на вечере встречи, она совершенно искренне порадовалась за Костика. Хотя его жена и не скрывала своей неприязни (всё рассказал, зачем, спрашивается, вот болтун!), Ленка увидела красивую девушку, очень ухоженную и влюблённую в мужа. Муж, то есть Костик, отвечал взаимностью, гордился впечатлением, произведённым супругой на одноклассников и смешно рассказывал, как они летом переезжали из Рязани с кучей вещей, главной среди них была финиковая пальма, выращенная его женой из косточки финика, который она в детстве съела на юге. Костикова жена вначале краснела и смущалась, говорила – да неправда, всё не так было! Но потом смеялась вместе со всеми, когда Костик рассказывал, как после очередной остановки, на которой она вытащила свою пальму на свежий воздух, чтобы та подышала, они вспомнили о финике через 10 км (ну неправда же, я почти сразу вспомнила!), еле уговорили водителя вернуться за драгоценностью, которая всё также стояла на пенёчке посреди поляны со среднерусской растительностью.
А теперь – развод.
Из рассказа Костика Ленка узнала, что поначалу всё было безоблачно и хорошо, всё очень удачно складывалось. Костик, закончивший в Рязани мединститут, быстро нашёл работу в родном городе, у него всё получалось, зарабатывал неплохо, ну конечно, у него было не одно рабочее место. Жена его работала учителем английского языка в престижной гимназии, ею были довольны и ученики, и начальство. Вот только никак не могла забеременеть. Вначале они не очень обращали на это внимание, потом выяснилось, что у неё… ну, в общем, всё не очень хорошо. Ей сделали операцию, после чего детей у неё быть не могло. Она долго плакала, медленно и незаметно сползла в депрессию. Костик говорил, что это он виноват, много работал, не досмотрел, всё могло быть по-другому. Было не по-другому. В последнее время совместная жизнь стала невыносимой. Она проклинала его несуществующих любовниц, его самого, кричала, что доктора все одинаковы и она знает, чем они там занимаются во время ночных дежурств! Это они, эти стервы, сглазили её, навели порчу…
 -Лен, я ведь никогда… понимаешь, честное слово…
Ленка верила. Про докторов она, конечно, всё то же самое слышала, но это же был Костик. Костик, который лет до 18 был уверен, что обязательно женится на ней, на Ленке, и на других девочек даже никогда и не смотрел, ни к чему было. Другие девочки были не против, между прочим, чтоб он посмотрел, и не только посмотрел. Ленка недоумевала – что он в ней нашел?! Она не была красивой, её даже симпатичной можно было назвать, только очень приглядевшись. Средний рост, ничем не выдающаяся фигура, русые волосы, серые глаза…
 -Знаешь, если тебя накрасить, - сказала однажды подружка в пионерлагере, - то может даже что-нибудь и получится. Закрой глаза!
Получилось действительно неплохо. Но к вечеру уже невыносимо болели глаза, покраснели и распухли веки, она перестала что-либо видеть из-за слёз.
 -Аллергия, - заключила медсестра.
С тех пор даже мысль о косметике вызывала лёгкую дрожь.

 -Я ведь некрасивая, - убеждала она Костика после выпускного, смеясь от лёгкости в голове, вызванной впервые выпитым шампанским.
 -Ты просто ничего не понимаешь. Ты лучше всех на свете, - не слушал Костик. - Я уеду учиться в Рязань, будешь мне писать? А после первого курса мы поженимся.
 -Костик! – хохотала Ленка, - да я же знаю тебя с детского сада! Я тебя ещё в колготках помню!
 -При чем тут колготки? – не понимал он.
Костик уехал, писал письма каждую неделю. На несколько Ленка даже ответила. Её захватила, закружила студенческая жизнь. Костик приезжал на Новый год, но Ленкина группа в полном и дружном составе выехала на турбазу, праздник устроили в лесу у костра. О Косте она ни разу не вспомнила. Они встретились только летом, и было ясно, что всё закончилось, осталось в детстве. Никаких перспектив.
 -У тебя кто-нибудь есть? – спросил он и в глазах было то же отчаяние, что и тогда, в первом классе.
 -Нет, но разве это имеет значение?

Ленка Костику, конечно, верила и сочувствовала. Но всё же больше ей было жалко его жену, теперь уже бывшую.
 -Знаешь, - заговорил Костик уже другим каким-то голосом, - я ведь работаю в этом районе, и ни разу тебя не встретил. А сегодня, после всего… Может быть…
Ленка даже не успела удивиться. Её спас звонок. Так решительно давить на кнопку могла только мама.
 -Здравствуй, моя милая! Ну, как ты тут? – уже привычно жалостливо спросила мама. Вот уже семь лет Ленка жила одна, а мама всё не могла поверить в это и ждала её возвращения.
Она вообще-то и сама иногда удивлялась – как это так получилось? Через полгода после смерти бабушки мама сказала, что надо бы сдать её квартиру. А Ленка вдруг сказала – не надо, вот институт закончу и буду там жить. До получения диплома оставался месяц. Да ещё и папа Ленку поддержал. А что, сказал он, всё правильно, когда дети становятся взрослыми, они уходят из дома. Это был, пожалуй, единственный случай выражения им вслух несогласия с супругой. Нет, мама не была женщиной из стали с ежовыми рукавицами и тяжёлыми каблуками. Просто так получилось. Она была комсоргом, парторгом, завучем, в общем, прирождённым руководителем.
 -Кто это у тебя? – вдруг шёпотом заговорила мама.
Ботинки Костиковы увидела. У неё в последнее время обострилась мечта выдать Ленку замуж и стать бабушкой. Если честно, она уже думала, что для того, чтобы ей стать бабушкой, замуж Ленке выходить и не обязательно. Ну, раз не получается, так что ж… Но вслух она такого сказать, конечно, не могла. И вот – ботинки.
 -Да это Костик.
 -Ах, Костик, - разочарованно вздохнула мама, и уже бодрым руководительским голосом, входя в комнату – Здравствуй, Костик! Как мама?
Костик что-то отвечал про маму. Ленка не слушала. Она думала о том, что он сейчас уйдёт, а мама опять заведёт разговор о замужестве, о том, как это необходимо, ведь 29 ей уже и проч. Да была она уже замужем! Ну, почти была. Вспоминать не хочется.
Костик действительно засиживаться не стал. В прихожей виновато посмотрел на Ленку, но больше ничего такого не говорил. Обошлось, иначе она и не знала бы, что отвечать.
 -Где папа, почему он с тобой не пришёл?
 -Где в такой день может быть папа?! На рыбалке, конечно!
Когда-то мама пыталась бороться с этой страстью отца, но поняла, что бесполезно, даже у неё ничего не получится. Единственное, что она запретила, это брать с собой на озеро дочь. После того, как однажды зимой, лет в десять, кажется, Ленка упросила папу, уговорила маму, поднялась ни свет ни заря, и весь день провела на морозе среди лунок и мужчин в тулупах, было здорово и интересно! Потом металась в жару и бреду, какие-то огромные кубы и пирамиды больного жёлтого цвета катились на неё, грозя раздавить, но в последний миг резко уменьшались и только царапали горло.

Вопреки ожиданиям мама сегодня не стала ничего внушать. После ухода Костика она резко погрустнела. Вчера ходили на кладбище. Год прошёл с тех пор, как умерла молодая учительница из их школы. Мальчику сейчас два года, девочке – пять. Их взяли с собой, не с кем было дома оставить. Мальчик всё норовил в сугроб залезть, а девочка спрашивала – мама где лежит? вот тут? а где у неё ножки? она нас видит сейчас?
 -Ты понимаешь, совершенно спокойно спрашивала. Всё-таки тогда ей четыре года было, я думала, всё помнит, плакать будет… Бабушка рассказывала (дети с бабушкой сейчас живут), что она и не вспоминает о маме почти, а если вспомнит, то будто та уехала просто. Вот как всё… может быть, так и надо?

Ленка не знала, как надо. Эта история потрясла её в прошлом году. Учительница была её ровесницей, умерла не от чего-то страшного и ужасного, а от обычного ежегодного гриппа. Осложнения, иммунитет снижен… Ленка перед Новым годом зашла за мамой в школу, она была у себя в кабинете и та самая учительница, Марина Витальевна, сидела перед ней, а мама в роли завуча что-то ей втолковывала. Ленка ещё подумала с капелькой злорадства, что так ей и надо, не одной же дочери всё выслушивать. А после зимних каникул Марины Витальевны больше не было.

Уже темнело, мама задумчиво сказала:
 -Надо идти. Опять завтра на работу…
Ленка стояла у окна в кухне, махала маме рукой на прощание и думала, что завтра опять на работу. Думала она об этом с удовольствием. Свою нынешнюю работу в риэлтерском агентстве Ленка любила. Ей нравилось там всё – возня  с документами, беготня по различным госучреждениям, общение с клиентами, такие иногда граждане попадаются! Даже то, как она попала на эту работу, нравилось ей. Странная вышла история.

Она ехала с прежней работы домой из другого района города в переполненном троллейбусе. Рядом с ней оказался крайне неприятный человек. Сначала она увидела его руку на поручне. Рука была толстая и влажная на вид, с давно нестрижеными ногтями и грязью под ними. Человек, которому эта рука принадлежала, стоял позади и чуть сбоку, дышал в шею и всё пытался заглянуть ей в лицо. Она это чувствовала и отворачивалась, почему-то ей не хотелось, чтобы он её увидел, а ещё больше не хотелось самой увидеть его лицо. Но подошла кондуктор с визгливым требованием оплатить проезд и Ленке пришлось уже в третий раз показывать ей проездной, для чего она обернулась и лицо то увидела. Ничего особенного или страшного в нём не было – круглое лицо с жиденькой рыжей бородой, очки с толстыми линзами, пухлые красные губы – но Ленку замутило, до того оно показалось ей противным, и она выскочила из троллейбуса на остановку раньше.  Отдышавшись, она заметила, что идёт в сторону, противоположную дому, и уже было развернулась в нужном направлении, как увидела новенькую вывеску над бывшей парикмахерской – Агентство недвижимости Ваш Дом. Ремонт ещё не был завершён, в освещённые окна виднелись пустые комнаты. Ленке вдруг захотелось войти внутрь, просто посмотреть, из любопытства. Дверь открыта тем более. Она прошла по коридору, толкнула ещё одну дверь и попала в большую комнату, где решительный коротко стриженый мужчина в кожаной куртке нараспашку отдавал распоряжения другому, в рабочей одежде. Быстро и внимательно оглядев Ленку, он вдруг спросил:
 -Вы на работу? – и сказал тем же тоном, что и человеку в робе, - Приходите через две недели!
 -Хорошо! Через две недели, - повторила Ленка и пошла домой.
Наутро она проснулась с ощущением, что должно произойти что-то хорошее. С удовольствием написала на опостылевшей работе заявление по собственному желанию, распрощалась со всеми, и уже через неделю её отпустили. Получилась неделя незапланированного отпуска посреди бабьего лета. Она гуляла, шуршала листьями, ходила по магазинам, тратила последние деньги, и ни о чём не задумывалась, пребывая в уверенности, что всё будет, как надо. Откуда у неё взялась эта уверенность, она бы не смогла ответить, да никто и не спрашивал. Только, когда две недели прошли, и Ленка опять оказалась перед дверью под новенькой вывеской, на неё обрушился страх до дрожи в коленках. С чего она взяла, что её здесь ждут? Она не знает даже, кто тот мужчина в кожаной куртке, он ей не представился, да и она ему тоже! Сейчас она войдёт и к кому ей обращаться, кого спрашивать, что говорить?! Она стояла в дверях в нерешительности, уже отчаяние охватывало её и заставляло сделать шаг назад, как вдруг кто-то нервный сердито сказал над ухом:
 -Ну что же вы, девушка! Проходите! – и легонько подтолкнул под локоть.
Ленка извинилась перед невидимым ею гражданином и пошла вперёд по узкому коридору, сердитый видимо очень спешил, был недоволен её нерасторопностью. Когда они оказались в той самой, две недели назад совершенно пустой, а теперь заставленной рабочими столами с компьютерами, комнате, он облегченно вздохнул и быстро направился к двери с табличкой «директор», не успел до неё дойти, как дверь открылась и из кабинета вышел тот самый мужчина, который велел Ленке явиться через две недели. Теперь он был в костюме и вид имел очень солидный.
 -Олег Николаевич, вы должны подписать, - заторопился сердитый гражданин.
Олег Николаевич уже увидел Ленку, улыбнулся ей, как давно знакомой и сказал:
 -А вот и вы! Очень хорошо, проходите.
В кабинете подписал бумаги спешащему человеку, которого назвал Михаилом Борисовичем, после чего тот всё также быстро из кабинета вышел.
 -Вы сейчас напишите заявление о приёме на работу. Вот документы, которые вам нужно будет изучить, - он положил перед ней внушительную стопку бумаг, - Со всеми вопросами обращайтесь к Михаилу Борисовичу, вы его видели, это наш юрист. Ну и вообще, присматривайтесь, спрашивайте, входите в курс дел. Я думаю, через неделю Вы уже будете в состоянии работать в полную силу. У нас принято работать в бригадах по два человека, новички с более опытными людьми, вы будете под началом у Стаса. Мне кажется, наше с вами сотрудничество будет успешным.
Пока он всё это говорил, Ленке казалось, что Олег Николаевич её с кем-то путает, ведь он её не знает совсем, он даже с ней не разговаривал, с чего вдруг он надеется на успешное сотрудничество? Голова у неё шла кругом, она взяла кипу документов для изучения и, сбиваясь, спросила:
 -Но почему?.. Почему вы меня пригласили? Через две недели… и вообще…
 -Мне кажется, что я хорошо разбираюсь в людях. Особенно в женщинах, - улыбнулся Олег Николаевич.
Пришлось удовлетвориться таким объяснением. Её появлению в агентстве никто не удивился. Сначала Ленку смущало постоянное движение, сотрудники приходили, уходили, на ходу с ней знакомились, давали советы, сами задавали вопросы, сплетничали, настроены были доброжелательно, и уже очень скоро она не чувствовала, что её с кем-то перепутали, даже стало казаться, что она тут давно работает, давно всё обо всех знает. Например, о том, что у Олега Николаевича есть все основания разбираться в женщинах. У него их столько! Жена, три дочери, тёща, любовница на предпоследнем месяце беременности, причём, судя по результатам УЗИ, у Олега Николаевича будет ещё одна дочь. Ленку удивило такое знание подробностей жизни шефа сотрудниками.
 -Как же его жена всё это терпит? – спросила она.
 -Ты что! Она ничего не знает!
Музу Аркадьевну, жену Олега Николаевича, Ленка видела не раз. Надменная женщина с неприятным металлическим голосом и брезгливым выражением лица. Однажды она, уже уходя, остановила Ленку в коридоре и попросила воды. Ленка привела её в комнату для приёма посетителей, налила минералки. Муза Аркадьевна проглотила какую-то таблетку, как-то жалко улыбнувшись, объяснила:
 -Погода… давление скачет.
Её обычная брезгливость исчезла с лица, она прикрыла глаза и сидела так всего с минуту, но Ленка успела увидеть совсем другую женщину, симпатичную и вовсе не злую, только уставшую. Ей даже шло её странное имя. «Её просто не любит муж. Даже если она ничего не знает точно про его измены, она не может не чувствовать его нелюбви. Потому она и стала такой. Только зачем же она живет с ним, - думала Ленка, - почему не разведётся? Дети, да, но она ведь нестарая ещё совсем, могла бы устроить свою жизнь…» Муза Аркадьевна открыла глаза, встала, расправила плечи, скользнула по Ленке своим обычным взглядом и вышла вон, не сказав «спасибо». «Наверное, она его очень любит», - додумала свою мысль Ленка.
 -Идеалистка ты, - непременно хмыкнула бы на такую мысль Ирина.

Ирина, Ирина Викторовна, красивая и насмешливая, коллега по работе, с не очень давних пор они работали вдвоём. Да какая коллега, просто подруга и очень хороший человек, и вообще… И как это они так смогли – поругались в первый же день появления Ирины в агентстве, причем из-за какой-то ерунды, теперь и не вспомнить.
У Ленки в детстве была мечта о младшей сестре, она даже имя придумала – Иринка. Так звали соседку по площадке, студентку медучилища, она казалась ей девушкой неземной красоты. Ленка просила маму купить ребёночка, обязательно девочку и назвать Ириной, но мама ребёночка не купила. Купила большую куклу с длинными волосами, в бархатном платье, такую красивую, что к ней страшно было прикоснуться и Ленка с ней почти не играла. Кукла сохранилась до сих пор как новенькая, но казалось, что у неё обида застыла на пластмассовом лице. Куклы сделаны, чтобы с ними играли – наверное, так она хотела сказать.
Теперь появилась Ирина Викторовна и мечта почти сбылась. Почти – потому что, во-первых, моложе она была всего на два года, а что такое два года – так ерунда, и часто Ленка чувствовала себя младшей, а во-вторых, ну конечно, она не сестра, ну и что, зато, когда она вспоминала об Ирине, о том, что завтра снова увидит её, становилось тепло и радостно. Было и что-то ещё, что она никак не могла додумать, что-то ускользало… что-то ещё… пришёл сон. Подкрался незаметно, принёс с собой бабочек, превратил Ленку в маленькую девочку ярким летним днём на даче. Она стояла в изумрудной траве, какая бывает только во сне, вокруг кружились бабочки, Ленка их боялась. Они садились на голые руки, плечи, было щекотно и страшно, страшно…



Понедельник.

Будильник прозвенел 15 минут назад. Вставать не хотелось и не моглось. После выходного ей, сове, это было всегда особенно трудно. Она слышала, что сестра на кухне уже кормит завтраком Сонечку, значит, ванная свободна, Серёга ушёл на свой завод, мама одевается, уже оделась, наверное, сейчас перед зеркалом в коридоре губы красит… Нет, она никогда не вылезет из-под своего одеяла! Это невозможно! Совершенно исключено!
Телефон! Что ж он так противно пищит! Даже только руку высунуть наружу – брррр! холодно как! В трубке бодрый голос:
 -Доброе утро, Ирина Викторовна! Ты не забыла  - тебе сегодня в БТИ.
Ааа! Ей же сегодня в БТИ! Как она могла забыть! Это на другом конце города! Выйти надо на полчаса раньше, а это значит, это значит… через 10 минут! Она сбросила одеяло, забегала по комнате, собирая вещи, в трубку сказала:
 -Да, да, конечно, Лен, я уже выхожу.
Ну и мороз!
Понедельник – день тяжёлый, понедельник день тяжёлый, понедельникденьтяжёлый, за троллейбусом – бегом!
Она успела, всё сделала, всё как всегда, обычная рутина. Теперь в контору.
Ленка встретила чаем и бутербродом:
 -Ты, конечно, не позавтракала, потому что, как обычно, проспала!
 -Ничего не проспала! Вот ещё! – бутерброд от мороза и голода показался необычайно вкусным.
 -Ведь не умеешь ты, Ирина Викторовна, врать, а всё равно врёшь!
Умеет она, очень даже умеет.

Ириной Викторовной, а не просто Ириной, её называют здесь потому, что Ирин в конторе до недавнего времени работало три – старожил агентства, секретарь Ирина Петровна, риэлтер Ирина Михайловна, а потом ещё и она пришла, Ирина Викторовна. К тому же работать начинала вместе с Ириной Михайловной.
Трудно с ней было, с Ириной Михайловной. Дело, конечно, не в одинаковых именах. Очень уж у Ирины Михайловны была сложная личная жизнь. Был у неё муж и была любовь, даже страсть. Но не к мужу, а к коллеге по работе Стасу. У Стаса тоже вроде бы была любовь. К Ирине Михайловне. Но кроме этого, была жена и маленький ребёнок. Стас обещал с женой развестись, Ирина Михайловна даже мужу сказала, что уходит от него. Муж предлагал опомниться и всё простить, Стас всё не разводился. В общем, было Ирине Михайловне не до работы, и ничего толком объяснить Ирине Викторовне она не могла, всё пытала, что ей теперь делать и как жить. Ирине Викторовне эти страдания были мало интересны, её-то как раз интересовала новая работа, но приходилось зависеть от настроения Ирины Михайловны. Спрашивать у кого-то ещё не очень хотелось. Тем более что в первый же день она поругалась с Леной, смешно сказать, из-за ксерокса, кому первому с ним работать, но зато вдрызг. Настроение что ли у Ленки плохое было. Ну да, конечно. На неё тогда шеф прямо с утра наорал ни с того, ни с сего. Удивительно это было для Ирины Викторовны. Таким он ей показался приятным, обходительным мужчиной при приёме на работу. Потом она узнала, что это у шефа хронический синусит в стадии обострения, сильные головные боли до потери самообладания. Перед Ленкой он извинился и даже вручил огромную коробку дорогущих конфет, а потом его положили в больницу. Никто точно ничего не знал и из разговоров Ирине представилось, как Олегу Николаевичу просверлили череп и через аккуратную маленькую дырочку насосиком что-то откачивали. Жуть.
Однажды с Ириной Викторовной чуть не случилась Катастрофа. Именно так она это ощутила – с большой буквы, страшное слово, наползающее накатом. В тот день Ирина Михайловна опаздывала на работу. Должна была состояться сделка, очень сложная. Длинная цепочка из продавцов-покупателей, которую они тщательно выстраивали долгое время. Несколько раз она разрывалась чуть не в последний момент, и вот, наконец, всё сложилось как нельзя лучше. Осталось подписать договоры, оформить всё должным образом в Комитете и произвести расчёты. Все уже были в сборе, Ирина Викторовна два раза проверила все документы, а Ирина Михайловна всё не появлялась. Конечно, она могла сделать всё сама, но никогда ещё такого не было. Всегда у них всем руководила Ирина Михайловна. Делая вид, что всё идёт как надо, Ирина оставила клиентов в конференц-зале, вышла в рабочую комнату и набрала домашний номер Ирины Михайловны, мобильный не отвечал, и Ирина Михайловна оказалась дома!
 -Ты что, с ума сошла! – набросилась на неё Ирина.
 -У него жена беременная, - не слушала Ирина Михайловна.
 -Что? У кого? Какая жена?!
 -У Стаса, - сдавленные нетрезвые всхлипы собирались стать рыданиями, - а ещё… они уезжают… тесть его в Подмосковье на работу пристраивает, а потом в Москву-ууу…
Больше ничего от Ирины Михайловны добиться было невозможно. Ирина положила трубку. Ладони взмокли, мысли все сбились и стройная схема дальнейших действий скрылась в тумане, не разглядеть, что там в начале, что потом…
К действительности её вернула Ленка, до того читавшая газету с объявлениями, больше никого в конторе не было.
 -Что там у неё?
 -У Стаса жена беременная, - повторила Ирина слова, казавшиеся сейчас совершенной бессмыслицей.
 -Понятно. А что за сделка?
Ирина попыталась объяснить, сбилась, начала заново, Ленка что-то уточнила, и вот туман рассеялся, всё стало просто и ясно.
 -Хочешь, побуду рядом? – спросила Ленка, - ну так, для солидности.
С клиентами она разговаривать умела, это было известно всем, выглядела при этом действительно солидно и убедительно. Да и в Комитете уже всех знает давно, поможет в случае чего, Ирина согласилась. Но Ленка и в самом деле просто побыла рядом. Ирина Викторовна всё сделала сама. Только изредка поглядывала на Ленку, та ободряюще кивала. Всё прошло гладко и закончилось неожиданно быстро.
 -Ну вот, видишь, ничего страшного. Правда ведь? – заглянула в глаза Ленка. Ирина нервно улыбнулась. – Знаешь, пойдём ко мне, я тут живу недалеко.
 -Так ведь рабочий день ещё не закончился…
 -Сегодня можно, даже нужно. Тебе, стресс снять, - объяснила Ленка.
Они снимали стресс, когда позвонила Ирина Михайловна, попросилась в гости. Пришла и долго извинялась перед Ириной, расспрашивала, как всё прошло, хоть и неинтересно ей было. Потом опять стала реветь, проклинать судьбу, себя, Стаса, жену его вместе с тестем…
 -Как жить?  Как теперь жить?
 -Никак. Пойти и повеситься, - Ленка уже устала слушать это нытьё. Ведь предупреждала дуру эту ещё в самом начале… эх!
Ирина Михайловна захлопала глазами, не зная что и сказать. Вешаться не хотелось. Она выпила залпом рюмку коньяку и вдруг стукнула ладонью по столу:
 -А я тогда! А я тогда тоже забеременею!
 -Я даже стесняюсь спросить, - ехидно прищурила глаза Ленка, - это от кого?
 -От мужа своего! Так-то вот!
 -А вот это правильно. Давно пора, между прочим. Прямо сейчас и пойдёшь? – Ленка удивлённо смотрела на решительно поднявшуюся из-за стола Ирину Михайловну.
 -Нет, сегодня нельзя. Пила я сегодня много. Но идти надо, - она посмотрела сверху на сидящих Ирину и Ленку и, вздохнув, сказала, - хорошо вам, девчонки, живёте себе одни, никаких проблем.
Девчонки переглянулись. Да, пила она сегодня много.
Самое удивительное в этой истории, что Ирина Михайловна на следующий же день бросила курить, выпивать даже пиво, стала вести исключительно здоровый образ жизни, а также совершенно перестала обращать внимание на Стаса, который шарахался от неё и чего-то боялся, а потом и уволился, уехал из города. Месяца через три-четыре Ирина Михайловна, томно опустив глаза, сказала:
 -Всё девочки, ухожу я от вас.
 -Работу новую нашла?
 -Да нет, - загадочно вздохнула Ирина Михайловна, примерив улыбку Джоконды.
 -А, получилось уже? – вспомнила Ленка, - всё-всё молчу, ты не говори ничего, примета плохая.
 -Я знаю, - и ушла.
И как-то уже было само собой, что стали Ленка и Ирина работать вместе. Необходимость в отчестве отпала, но Ленка упрямо продолжала называть её Ириной Викторовной.
 -Тогда я тоже буду тебя по имени и отчеству.
 -Язык сломаешь, - хихикала Елена Викентьевна.
 -Ничего, не сломаю
Не сломала бы, но не шло Ленке отчество. Ну какая она Елена Викентьевна, скажите на милость?! Лена, Леночка… Стоп!
В тот вечер, после решения Ирины Михайловны изменить сою жизнь, они ещё долго сидели и разговаривали. Было странно вспомнить, что они не общались до того, не обращали друг на друга внимания.  Заговорились и не заметили, как почти наступила ночь и Ленка уговорила Ирину остаться переночевать, мыслимое ли дело – в такое время через весь город ехать! Даже если на такси, совершенно это ни к чему. Не раз ещё оставалась у неё Ирина после каких-то праздников в конторе и просто так, и всегда было, о чём поговорить. Однажды рассказала Ленка историю своего почти замужества.
Его звали… Впрочем, какая разница, как его звали. Совершенно всё равно. Они жили вместе в её квартире два года, он нравился маме. Как-то Ленка пришла с работы пораньше, накануне Рождества был короткий день. Открыла дверь, сразу увидела чужую шубу на вешалке, прошла в комнату и… Банальная, в общем-то, история. Она ничего не сказала, никаких скандалов, истерик не было. Стояла на кухне у окна, смотрела, как Антонина Семеновна со второго этажа катает по двору на санках внука Игорька, пухлощёкого мальчика лет трёх с носом пуговкой и очень серьёзными глазами. Неделю назад он, по наущению бабушки, вручил Ленке конфету Белочка. Должен был с Новым годом тётю Лену поздравить, но это было для него пока слишком сложно. Подошёл, посмотрел серьёзно снизу вверх, сказал – «на», подождал тётино «спасибо», кивнул в ответ и удалился по своим детским делам – надо было разрыть белый снег ярко-жёлтой лопаткой, посмотреть, что там под ним. Ленка вспоминала теперь эту лопатку вместо того, чтобы страдать, и удивлялась себе. Как же так? Почему ей не обидно, не больно? Ведь она любила его! Любила, да. Любила? Он пришёл, на ходу застёгивая рубашку, что-то начал говорить,  она даже не обернулась, не стала слушать. Попросила собрать вещи и уйти. Ушёл, и больше она его никогда не видела, за что даже была благодарна.
Ирина тоже рассказала. Историю своей любви. Что-то в её рассказе показалось Ленке странным, но она не поняла, что именно. Какая-то была там недоговорённость, или даже неправда… Но это было неважно, не в деталях, в конце концов, дело.

Не в деталях было дело, да. Дело было в главном. Она наврала тогда. Про Юру. Всё было. Юры не было. Была Юля. Юлия Андреевна, учительница английского языка. Она пришла к ним, в выпускной класс, сразу после института. Маленькая, тоненькая, вчерашняя студентка, выглядела моложе некоторых своих учениц. Для придания внешности большей взрослости она носила строгие костюмы, высокие каблуки, гладкую с низким пучком, прикрывавшим тонкую шею, причёску. Но её всё равно никто не хотел принимать всерьёз. Никто, кроме Ирины.
Когда Юлия Андреевна впервые появилась в классе, залитом сверх всякой меры сентябрьским солнцем, сердце её ухнуло и куда-то провалилось. Она не хотела в это верить, хотя давно уже поняла про себя всё.
Мама рассказывала, как лет в пять Ирина спросила у неё:
 -Почему ты решила, что я девочка?
 -Ну… как же…
 -А доктор в роддоме сказал, - пришла на выручку растерявшейся маме бабушка.
Потом бабушка заболела, Ирину отдали в садик. В саду ей не понравилось, с бабушкой было гораздо лучше. Зато там она выяснила, чем девочки от мальчиков отличаются. Возможность врачебной ошибки была исключена.
Ирина всегда хорошо училась, но в 11 классе её успехи в английском языке стали вдруг необыкновенными. Юлия Андреевна весь свой педагогический талант направила на неё, Ирина была как соломинка утопающему посреди насмешливого равнодушия всего класса. Юлия говорила, что у девочки большие способности к языкам и предложила заниматься дополнительно для подготовки к поступлению на иняз педагогического университета. Ирина, конечно же, согласилась. Почти каждый день встречалась она с Юлией Андреевной, которую про себя называла Юлей, Юлечкой, смотрела в её карие с золотистым глаза и не могла насмотреться. После весенних каникул первым уроком был английский. Звонок уже прозвенел, а Юлии Андреевны не было, в классе стоял галдёж, Ирину терзало беспокойство – что-то случилось, а вдруг она не придёт? Она пришла. Почти вбежала, запыхавшись, совсем другая, новая, с короткой стрижкой, хорошенькая необыкновенно, на мгновение повернулась, стало видно обнажившуюся теперь шею, дыхание перехватило от нежности и к глазам подошли лёгкие слёзы счастья. Но Юлия Андреевна повернулась опять – good morning! – и слёзы сразу превратились в горькие. Она больше не её Юля, она никогда и не была её, глупо было надеяться, но теперь…
Ирина встретила их однажды на улице. Она мечтала, что он какой-нибудь гад, бабник и пьяница, глуп к тому же, она, Юля, всё это скоро разглядит, поймёт, разочаруется, будет плакать, а она станет её утешать, гладить по мягким каштановым волосам… Он был обычный молодой человек, высокий, симпатичный, с умными глазами. Он держал её за руку, как девочку, а она всё что-то говорила, говорила. Он, похоже, не очень и вслушивался, смотрел на неё сверху и улыбался.
 -Это моя лучшая ученица! – представляла Юлия Андреевна Ирину (кивнул вежливо, почти не глядя), - будет поступать туда, где я училась…
Ей хотелось сказать им что-то злое, грубое, что-нибудь ужасное, чтоб она перестала щебетать, а он прекратил так глупо улыбаться! Не сказала ничего. Просто завалила экзамены на иняз и поступила в строительный институт.

Понедельник получился длинным. Усталость уже наваливалась на неё, а стрелки еле ползли. Наконец-то! 19.00 и можно собираться! Ленка удивилась:
 -Ты куда?
 -Как – куда?
 -Забыла! У Марины день рождения! Ты что?
Ах, да! У Марины день рождения, деньги на подарок ещё в четверг собирали, вот она и забыла.
Шампанское. Тосты, тосты… Главное – здоровье!.. Счастья в личной жизни!.. Ну, за любовь!.. 30 лет – замечательный возраст! Совершенно по-другому себя чувствуешь, чем в 20! Я серьёзно! Не нужно мне моих двадцати… Вы думаете, случайно Маргарите было 30? Да, да, хочется летать! И никакой крем не нужен!..
Ленка тоже слушает всю эту ахинею. Раскраснелась, волосы растрепались, губы чуть приоткрыты… а глаза! Какие у неё глаза!.. милая, какая же она милая, родная… Леночка… Новенький тоже на неё смотрит. Смотрит и смотрит… Вот так посмотрит пару дней и всё… Как тогда, с Юлей. Не будет больше и Ленки у неё… никогда, ничего… никогда, ничего, никого у неё не будет… не было и не будет… А сейчас что? Есть что-то, можно подумать… Она ей даже стихотворение написала, ну, не очень стихотворение, так что-то непонятное:
Какие грязные окна.
Значит, скоро весна.
Мы помоем все стёкла,
Протрём их газетами насухо.
Покажется,
будто весь мир прозрачен.
Прозрачен, светел и чист.
И так будет всегда.
И так будет всегда
Обязательно.
Почему-то в голове это выглядело гораздо лучше, чем на бумаге, когда она записала… Порвала и выкинула, не показала… Всё не так, всё не так…

 -Эй! Тебе плохо?! Ирина! Пойдём-ка отсюда!

Куда пойдём, зачем? Опять к ней, к Ленке? Нет, домой надо… не надо к ней… опять страдать на её диване, слушать дыхание, не спать всю ночь… она – на раскладушке по каким-то дурацким законам гостеприимства… на расстоянии вытянутой руки и не достать… а диванчик, между прочим, широкий вполне…

 -Никуда ты не поедешь! Ещё чего – домой, сейчас развезёт совсем!..

Да, да, к ней, на диван… страдать, не спать, слушать дыхание… Скоро всё кончится… она и этот новенький… раскладушка не нужна будет…

 -Он тебе нравится?
 -Кто?!
 -Он. Новенький. Илья.
 -Почему он должен мне нравиться?! Пойдём, а? Стоять холодно очень.
 -Нет! Ты ответь! Не увиливай!
 -Да не увиливаю я! Зачем мне увиливать?! Я сегодня у него спросила – где степлер, он ответил – я на стол ложил. Не может он мне нравиться, у меня мама учитель русского языка и литературы. Всю жизнь…
 -Глупо. При чём тут…
 -Может и глупо. Идём же!
 -А кто тебе может понравиться?
 -Действительно глупо. Не в том дело. Просто должно быть так – встречаешь человека и понимаешь, что он твой. Ты его понимаешь сразу, он тебя. Понимаешь и принимаешь. Целиком, со всеми недостатками, вредными привычками, глупостями всякими… и всегда интересно, сейчас и дальше, хочется вместе… Ну так как-то, понимаешь? Почти пришли.
 -Идеалистка ты. Не бывает так.
 -Как это – не бывает?! Бывает, конечно.
 -Не бывает. У тебя было? Хоть когда-нибудь?
 -Было, конечно, - Ленка даже и не сомневалась, что так бывает, и у неё так будет, вот насчёт было…
 -С кем? Когда? Имя?
 -Ух ты! Имя ей подавай! Как на допросе! – а действительно, если задуматься? Было разве? С кем? И будет ли? Они входили в лифт и Ленка вдруг посмотрела удивлённо, сказала – да вот же! С тобой и есть!
Защипало в носу. Ну зачем она?
 -Можно я тебя поцелую?
 -Пожалуйста! – Ленка, смеясь, подставила щёку.
Мягко варежками, как во сне… взяла её голову, повернула к себе… в губы… Губы пахли шоколадом. Однажды спросила – не много ли ты шоколада ешь? Ответила – шоколада много не бывает! …выдохнула – я тебя люблю… Сердце низко, как огромный мрачный колокол – ббу-бббухх! – и ураган в голове – зачем?! зачем же! Не надо было!... ну заччеммм… Что она теперь скажет, что подумает… Глаза не поднимать. Ни в коем случае! Не смотреть и бежать, бежать скорее! Только б не увидеть – испуга, непонимания, брезгливости, отвращения… всё будет правильно, всё поделом… но не видеть… пол какой в лифте грязный… и туман вдруг откуда-то, странный – кусками… обрывок листовки «Голосуйте за Ар…» за кого? За кого же голосовать?.. Капает что-то… соседи сверху заливают… нет у лифта соседей… звон ключей, дверь… свет в прихожей… ведь надо бежать, что же это…

 -Не плачь, не плачь, пожалуйста, ну что же ты…

Варежки мешают, жарко… Шоколад, шоколад… много-много шоколада… Шоколада много не бывает…


Вторник.

Ночью прилетел новый ветер, молодой и сильный. Он замёл снегом все дороги, гудел в оконных рамах, трепал голые деревья, дергал за полы утренних прохожих, спешащих на работу, сыпал ледяными крошками в лица…
Они тоже шли на работу. Вдвоём. Не шли, пробирались по узкой тропиночке. Ленка впереди. Ирина закрывала глаза, пыталась отвернуться от ледяного снега, ничего не выходило. Обжигало лицо. Ещё сильнее жгло изнутри. Что теперь будет? Как всё будет? А если узнают? Мама, сестра, её муж, племянница Сонечка… Ну, Сонечка, допустим, пока ничего не поймёт. До чего вредные бывают дети! Уже давно выговаривает человек «ррр», а её до сих пор зовёт Илинкой, Илинушкой, когда подлизывается. Утверждает, что ей больше подходит. Да, наверное, подходящее имя для такой трусихи. Убежать бы на край света или хоть спрятаться куда. Выжигало душу страхом, как калёным железом клеймило навечно. Ленка не боится. Не понимает? Скрывает? Будто услышав мысли, на самом деле, от ветра уворачиваясь, оглянулась она, её женщина (да! вот так! её, её! точно ведь её!) и улыбнулась ей, и всё отодвинулось куда-то. Перестало болеть, запрыгало сердце мячиком, звонко и радостно, и улыбнулась она в ответ.

Она улыбнулась ей в ответ. Смешная! Ресницы в снегу, чёлка из-под шапки тоже вся от снега белая, Снегурка-Иринка! Чего, спрашивается, молчала столько времени? Ленка ведь по бестолковости своей ничего бы никогда сама не поняла! Не дошло бы в жизни до неё такое простое! Сразу всё стало ясно и понятно, и пелена с глаз упала, и камень с души какой-то. Она их и не замечала даже! Бестолочь, ей-Богу! Ветер-то, ветер какой! Снегурка, бедная, плечи подняла чуть не до ушей, ничего, скоро уже придём. Да, за таким плечом не спрячешься. Ну и что? Не хотелось никогда Ленке прятаться. Ни к чему ей. Зато в это плечо, такое тёплое и мягенькое, можно уткнуться носом и тихо улыбаться.