Ночные зарисовки большого города...

про эту ночь можно было бы с уверенностью сказать – ночь, как у Гоголя – ясная, тихая. И хотя на дворе уже конец марта, в городе все еще лежит повсюду – и на газонах, и на дорогах,  и в парковых аллеях – лежит, уплотняясь под своей тяжестью, снежная перина, оставленная уходящей зимой, как напоминание о себе самой загадочной и непостоянной.  Цунами в Тихом океане, вслед за ним – наводнение в Петербурге – сложно представить себе такое в самом расцвете зимнего царства, а вот поди ж ты… - случается…
видно далеко-далеко, не скрыт туманом противоположный берег реки, опушка которого окрашена желтоватым светом фонарей. А вот на этом, на высоком берегу расположилась церковь… Она здесь давно, еще с тех пор как одной из жен Ивана Грозного в приданое отдали близлежащую деревню. Стоит храм по сей день, сверкает куполами на солнце, светит ночью красивыми фонариками, радует прихожан свежевыбеленными стенами да старенькой березкой у забора. Глядят купола ввысь, в чистое синее небо летом; словно в зеркало смотрятся пробегающие мимо тучки да бегут дальше, спеша по своим делам. Еще выше золоченых куполов чайки кружат с радостными криками, высматривая в глади реки сегодняшний улов, расправят крылья, подставив их ветру, парят - перекликаются неугомонные. Идешь весною мимо входа по дорожке, что непременно выведет к цветущему кусту белой сирени и…  рассыпана горстка мелочи, похоже, это копейки… Те, копейки, что не имеют сейчас никакой цены, и даже сделать их обходится дороже, чем стоят они сами… Вот так и выпускаются никому не нужные копейки… Сидит у ворот храма старик, собирает мелочь в шапку, а кончится день – выберет из нее копейки да бросит горстью… Так малы его доходы с прибыли в таком огромном городе, где находится место всем и даже нищете, которую не смогли или не захотели победить за… страшно сказать – за тысячелетия. Нет войны и особого голода, высокие технологии повсюду – даже среди храмовых пристроек виднеется антеннка, и все равно старики стоят или сидят и просят денег на еду, на жизнь, лечение а то и на похороны близких… 
город тих и попрежнему спокоен. Высятся над рекой мачты линии электропередач, блестя бликами от света далеких фонарей, стоят они посреди старого сада, потрескивают о чем-то о своем  между кустами разросшейся за десятилетия малины  да бесконечно смотрят вдаль. Посмотришь в одну сторону вдоль берега – новый микрорайон сверкает множеством огней – освещение улиц, окошки полуночников, притягивающая реклама витрин – все светится и искрится от счастья новоселов, перемигивается да немножечко трепещет от шалостей прогретого за день воздуха. В другую сторону – старый железнодорожный мост. Фермы его возвышаются над речным простором, которого так мало осталось в современных городах – зато каждый его житель с лихвой обеспечен мороженым, сигаретами и едой кажется даже  на ближайшее столетие. Отливают фермы металлическим блеском и гордятся – за ними парк, за ними храмы, за ними село и погост, что сохранились до наших дней, пройдя через века и до сих пор зовясь Коломенским, гордится ухоженное село своим происхождением – подмосковная усадьба русских царей. Чуть дальше по реке – и город отвоевывает свое – краны для разгрузки сухогрузов. Высокий мост, красивый. Касается стальная конструкция темноты ночного неба, словно трогает ладонью, пытаясь год за годом достать до звезд, казалось бы, таких близких. Смотрит мост сквозь десятилетия на лунные блики реки, улыбается. Конечно, чаще он улыбается – река успокаивает, шелест волн навевает мечты и умиротворенные сны, но… Приют на берегу около опор нашел маленький насквозь промокший от весенней безжалостной влажности пес. Кто-то и тех, кто  обеспечен сигаретами, спиртным, едой и мороженым городской всепроникающей торговлей покалечил лапу. А ведь куда-то надо скакать на тех трех, что пока еще здоровы,  в поисках местечка для ночлега, где-то искать еду, где-то спать в этом огромном городе, среди бесконечных просторов, где все-таки негде укрыться от промозглого ветра и все-таки нечего есть даже среди тысячи тысяч разнообразнейших ароматов.
          В очередной раз подняв глаза черному с проблесками звезд небу, он увидел величественный мост, за ним река, лэп, сады на берегу и новые микрорайоны. Что-то едва уловимое во взгляде почудилось лежащему рядом псу от теплоты и грамонии до горечи и разочарования – все было в этом взгляде. На ладони, прислоненной забору, окаймляющему перрон станции, лежал накрошенный кусочек черного хлеба, который с радостью прямо с руки клевали, уставшие от зимних холодов голуби да маленький пес прижался теплым боком к ноге, сиротливо поднимая больную лапу, словно ища опоры…