Повторю

На суд выношу историю юного Вертера, наркомана, владивостокского парня, «забитого» в тюрьме. Письмам много лет, я перечитываю их второй раз. Повторяю чтение в вашем присутствии.


«Милая, моя, родная! Здравствуй!

Вот и дождался от тебя вестей.
Радости нет границ, даже Костя заметил, что в моем возрасте это просто смешно. Господи, как сильно мое чувство! Ты знаешь, я даже горд за себя. Раньше меня всегда угнетало подозрение, что я не способен на такую любовь.

Мне кажется, она бывает раз в жизни. Нам с тобой повезло. Мы сорвали банк. Все остальные проиграли.

Кроха! Единственная моя! Что же с тобой сделали? Неужели эти людишки не могут понять, насколько все их усилия тщетны? Разве костер потушишь ветром?

У наших «судей» отсутствует субстанция, именуемая душой.

Знаешь, когда я пишу тебе, мне кажется, что мы разговариваем. Мне это приносит радость. Я буду тебе писать почаще, хорошо?

Послушай, радость моя, как ты смогла перенести все, что с тобой сделали? Тебя насильно вырвали, увезли черт знает куда. Ты страдала физически. Откуда у тебя столько сил, жизнелюбия? Почему ты не попыталась передать мне хотя бы записку?

Ей богу, я бы устроил им веселую жизнь, я б непременно забрал тебя. Забрал бы любым путем – даже силой. Но все уже произошло. Тебя нет рядом.

... Ах, Кроха, Кроха. Не мог я тебя забрать раньше, не мог. Да и не хотел втягивать в ту жизнь, через которую прошел. Она меня опустошила, отняла то, что дается человеку от рождения: здоровье, ясность.

Поймешь ли ты меня? Если нет, поверь на слово. Но с другой стороны счастье нужно выстрадать, понимаешь? За все мы платим.

Извини меня, я не спал три или четыре ночи, у меня слипаются глаза. Завтра все объясню на свежую голову. Ну спокойной ночи, милая моя и единственная. Надеюсь, ты мне приснишься. Я помолюсь перед сном, и это произойдет.

Целую тебя, обнимаю и засыпаю.

Любимая моя! Я тебя люблю. Люблю так, как любят люди, которым осталось только умереть. Для меня нет другого выхода: или – ты, или – смерть.
Кроха моя, Туруханск не так уж далек. В мае мы с тобой обязательно увидимся. Я сам приеду к тебе. Обязательно!

Ну до свиданья, радость и жизнь моя. Целую тысячу раз.
Твой.
Пиши чаще – каждый день! И разборчивее, ладно?»

***


... Вкладываю письмо в конверт. Оно сопротивляется. Надорванный край конверта трепещет, сейчас ветхая бумага разорвется.

Это движение делал и Он. Мои живые пальцы повторяют дрожание рук, уже истлевших.

Тело любимого сгнило. Остались слова. И молитва моя о новой любви.


Второе письмо на промакашке.
« Родная моя! Здравствуй!
Сегодня пришел домой, вернее, прибежал. Не хотелось тебя огорчать, но должен сказать: я сейчас отсиживаю пятнадцать суток. Весело, да? За оскорбление работников милиции. Дома никого. Бардак и грязь. Времени у меня – час, полтора. Надо и помыться, и побриться, и поесть. Но я на все плюнул и сел писать тебе. Сидеть мне еще до 3 марта, если не добавят.

Когда пришел, вытащил из ящика твои письма, сразу два. И сел читать. Прочел все внимательно и понял, что ничего не понимаю. Трое суток я вообще не выходил из камеры, от избытка кислорода кружится голова. Но я подумаю, и все пойму, хорошо?

Первым делом к черту логику и разум, к которым ты взываешь. Я тебя люблю, сильно, до бесконечности. Все мысли мои направлены к тебе – мое счастье, моя радость и спасение. Без тебя я б наверное уже давно вздернулся. Ты для меня единственное, что держит на этом свете, и в чем я вижу смысл жизни. Так что в тебе я сомневаться не могу – не имею права.

То, что я приеду, ты не сомневайся. Напиши, как туда добраться. В мае или июне я буду у тебя – вот увидишь.

О себе. Я уже вылечился окончательно. Извини за скандал, учиненный у тебя дома. Я тогда был пьян и ничего не помню. Что я там наговорил, не знаю. Вероятно, твоя мама не врет.

Как выйду, сразу же устроюсь на работу.

Люблю.
Твой.
Еще раз люблю.»

В июне, как только вскрылся лед на Енисее, я села на теплоход. Добралась одна до Красноярска. Оттуда поезд помчал меня на запад. В обратном направлении. Вся моя последующая жизнь пошла в обратном направлении, не туда, не с тем, не так.

Дай, Боже, дочитать все письма, испить чашу до дна...


«Кроха! Любимая моя, здравствуй!
Сегодня получил сразу два письма. Какая неописуемая радость! Сразу ответить не мог: очень плохо было. У меня обострилась болезнь. Несколько раз вызывали "Скорую". В больнице нет мест. Врач приходит домой, но завтра должны положить.

Еще днем чувствовал себя отвратительно, а к вечеру лучше. У меня появился аппетит. Меня уговорили выпить полстакана бульона.

Сейчас три часа ночи. Я проснулся почти здоровым и сразу же почувствовал необходимость написать тебе. Скоро я поправлюсь совсем. Наберусь сил, и – за дела.

Эх, Кроха! Как мне тебя не хватает именно сейчас, как хочется обнять, целовать, целовать, целовать.

Твой.

Ты не должна волноваться за меня. Кризис позади.»


Он скрывал от меня, что у него удалили почку. Мама узнала об этом в милиции. Не жилец! При таком образе жизни...

Мне было шестнадцать. Я была отличницей, из интеллигентной семьи. Он старше на семь лет. Еврей, с кличкой «Осман». С черным от чифира лицом, черными кудрями. Я добивалась его с двенадцати лет! Писала письма романтические, сидела часами в его квартире-притоне, не сводя глаз с бронзового лица идола. Он напоминал факира. Грустные темные глаза, арабские губы. Казалось, он владел какой-то тайной.

Однажды Он сидел на пляже в типичной индусской позе, скрестив ноги перед собою, закрыв глаза и сложив руки на груди. Я находилась на почтительном расстоянии, ведь я была его вассалом. Друзья его дурачились, изображая заглушенные, монотонные звуки ударов в барабаны. Он начинал петь, медленно и сонно, слова, которые оканчиваются на ум-м-м. В воздухе стояли ритмические вибрации, я задыхалась от любви. Я превращалась в кобру и извивалась в такт музыки. Внутри меня что-то росло, вздувалось, вытягивалось и увеличивалось в размерах. Я пугала окружающих. По мановению руки факира я успокаивалась. Не знаю, были ли эти игры безобидными. Наверное, нет. Ведь Он уколол меня однажды.


«Здравствуйте, моя прекрасная и несравненная Леди Джейн!

Что случилось? Почему от тебя совсем нет писем? Я получил семь, последнее 26 числа. Может, мое поведение возмутило тебя? Или вся твоя корреспонденция проходит через цензуру?

Прости, что я не писал. Право, не имел возможности. Извини, ради бога, за «гнусные действия» против твоих родственников. Я, конечно же, был не прав. Относительно того, что я запил, твоя сестра, как всегда, солгала.

Мне пришлось отсидеть пятнадцать суток плюс еще десять за то, что я уходил домой.

Как ты, милая моя? Как учеба? Ты смотри, прекрати ходить на танцы, да еще заводить там знакомства!

Насколько я понял, ты хочешь летом приехать? Это голубые мечты?

Кроха, если бы ты знала, как я по тебе соскучился. Вот уже больше полутора месяца я не видел тебя, не прикасался к твоим волосам, не целовал тебя...

Без тебя, как без ангела-хранителя, посыпались неудачи и несчастья. Но ты знаешь, я уже больше месяца не двигался* и больше не собираюсь, честное слово!

Как мне тяжело без тебя. Сегодня мне приснилось, что ты рядом, ухаживаешь за мной. Поправляешь подушку, гладишь по руке, целуешь прохладными губами.

А когда я открыл глаза, вокруг лишь грязь и одиночество. Все друзья и даже брат стараются как можно реже бывать у меня дома. Меня нужно кормить, покупать лекарства, дальше двери я не могу дойти. Я даже не могу вызвать "Скорую", мне стыдно за беспорядок в квартире. Завтра у меня кончатся лекарства. Прости, я так измучен, что не могу не пожаловаться тебе, самому близкому и родному человеку.

Буду закругляться, силы покидают меня, а они мне нужны, очень нужны.

До свидания, моя детка.
Целую
Твой

Люда! Закажи, если можешь, телефонный разговор, хорошо? И главное, ответь на это письмо. Пока не придет ответ, я не буду тебе писать, потому что не знаю причины твоего молчания.

*не двигался – не кололся


Мне было страшно и одиноко в Сибири. Я жила у тетки, заканчивала школу. Я леденела. Взрослая подруга, приехавшая на заработки, курила Беломор. Я рассказала свою историю, спрашивала, где можно заказать междугородку.
Подруга:
- Почему ты должна заказывать? Он – мужик.

Почему я оказалась такой бессильной? Я не позвонила. И не писала. Я окаменела, превратившись в истукана. Я загнала любовь внутрь, поклонялась ей.


«Здравствуй, моя милая маленькая школьница!

Никак не могу дождаться от тебя ответа. Кажется, время остановилось. Сегодня только 18 число, ты, наверное, только получила мое письмо. Оно тебя очень расстроило и напугало, да?

У нас весна. Еще неделю назад над городом пронесся снежный буран, я такого не видел несколько лет. Но сейчас снег почти растаял. Днем с крыш обрываются огромные сосульки, с шумом падают вниз. У нас утро. В окно моей комнаты вливаются солнечные лучи, в каждую клеточку моего продрогшего организма просачиваются сила и здоровье. Я почти выздоровел. Уже предпринял небольшую вылазку во двор. Ты, наверное, не представляешь, как приятно выйти после тяжелой болезни на улицу. Пройти на еще слабых ногах, посидеть на лавочке, как старик! Подставить лицо весеннему ветерку.  Потом возвратиться с приятной усталостью и лечь, чтобы закрыть глаза. Мечтать о тебе и лете.

Я кроме воспаления почек заработал еще и воспаление легких. Врач удивлена, как это я так быстро оклемался. А ведь она не знает, чем я занимался последние полтора года.

Как жаль, Кроха, что ты сейчас далеко, где-то на Севере. У вас до сих пор жестокие морозы? И ты не чувствуешь весну, как я? Ведь это наша первая с тобой весна! Она принесла мне выздоровление. Я уже полтора месяца не двигался, и сейчас испытываю такой душевный подъем, какого не было за все эти черные, как ночь, два года. Меланхолия улетучилась. Я опять полон энергии и надежд. Мне кажется, я все смогу, на все способен! Я держу сейчас целый мир в своих руках.

Летом, когда ты приедешь, мы удерем от всех, поедем на остров Рейнеке или Попова. Там мы будем только вдвоем, с морем и солнцем. Мы опять поплывем, потом выйдем на берег. И будем принадлежать друг другу, как это было в день твоего рождения. Когда все случилось. Ты будешь это помнить всю жизнь. А я ... И после смерти. Ведь я тебе говорил, что умру первый.

А если ты не сможешь приехать, то я доберусь до твоего Севера дикого! Послушай, милая. Закажи телефонный разговор. Умоляю тебя! Мне нужно слышать твой голос, интонацию, твои нотки. Это придаст новые силы, тогда я буду совершенно спокоен.

Твои родители продолжают плести интриги. Они решили упрятать меня за решетку. Кстати, на пятнадцать суток я попал благодаря твоей маме. Она имела разговор в милиции. После чего была спровоцирована драка, и меня задержали.

Ну ладно, радость моя,  буду заканчивать. Пришла сестра, готовит инструмент.

Не грусти. Осталось немного. Я счастлив, что ты есть.

Твой.»


Мои письма перехватывала родственница, почтовый работник нашего отделения. Их доставляла маме. Не знаю, читала ли она. Наверное, нет. Мне хочется так думать.



«Людмила! Ты почему не пишешь? Я уже вторую неделю жду ответ, а от тебя ни слуху, ни духу.

Интересно, сколько идет почта? Наверное, дней пять, да? Это очень долго – пять туда, столько же обратно.

Я очень много ставлю тире – говорят, это признак плохого стиля, а ты как думаешь?

Эх, если бы ты видела, что у нас творится. Прямо какой-то катаклизм. Сегодня 20 марта, а тепло, как в мае. Снег совсем растаял – идет дождь. Представляешь? В марте и вдруг дождь!

И главное, чувствуется, что весна пришла насовсем. Уже не будет холодов, зима позади.

Я совершенно вылечился. Я здоров, как молодой бычок. Кровь струится по моим жилам, как сумасшедшая. Каждое движение приносит радость. Так хорошо, как сейчас, я не чувствовал себя долгих, как кошмар,  два года.

Нет, нет и нет! Я больше никогда не возьму в руки шприц. Для чего? Чтобы опять погрузиться в проклятое болото? Не хочу. Сегодня принесли морфин. Я отказался. Это я-то!

Я тебя люблю. Вот. И хочу к тебе. Уже не могу прожить двух дней, чтобы не написать тебе.

Еще дней шесть, до понедельника, побездельничаю. А с понедельника иду устраиваться на работу. Честное слово.

Все говорят, что я страшно похудел. Не мудрено, почти месяц питался на 12 копеек в сутки. А ты, похудела или наоборот? Смотри, не толстей. И не вздумай стричься. Тебе нужно отпустить длинные волосы. Я так хочу!

Ты не обижайся на меня, хорошо? У меня в голове сейчас черт знает что. Какой-то хаос. Мысли набегают одна на другую, сталкиваются и пропадают.

Видимо, от весны. Непривычное состояние подъема, пробуждения. Наверное, я здорово изменился. Чувствую сам. У меня лихорадочное веселье. Я абсолютно трезв!

Я читаю запоем. А ведь последние полгода вообще книгу не открывал. Ничто не трогало, ничто не доходило.

Но ты знаешь, милая, у меня есть предчувствие, что это не надолго. Вот если бы рядом была ты... А так, шкурой чувствую, что-то произойдет.

Как будто нож занесли надо мной. Ты не знаешь, отчего такое ощущение опасности?
Наверное, звериное чувство подсказывает: готовься.

Дьявол с этими подсказками. Сейчас я силен. Со мной просто так не справишься. Дай бог, все обойдется. Ты умеешь молиться? Помолись за меня.

Кроха.  Я т-е-б-я     л-ю-б-л-ю...

Понимаешь? Вернее, слышишь? Нет. Ты там замерзла. Оледенела. Превратилась в снегурочку. Или в Спящую красавицу. Как вывести тебя из оцепенения?

У меня рука не успевает за головой. Помнишь, как ты коснулась своей рукой моего живота? Ты впервые почувствовала мужской член. Я дико ревную тебя. У тебя никого не будет после меня, слышишь?

Я сегодня весь день гулял. Ходил в лес. И совершенно ничего не ел. У меня зверский аппетит. Я хочу мяса – недожаренного, с кровью, хочу хлеба и свежих огурцов. И вообще хочу тебя. И хочу жрать - много!


У меня не было никого после тебя. Давненько я не испытывал такого голода – настоящего звериного. Когда ты приедешь, я разорву тебя на части. Я научу тебя быть женщиной...

Кажется, съел бы целую корову. Ну ничего, завтра съем. Или летом, вместе с тобой. Ты помнишь, как я ел суп в твой день рождения? Я боялся, что у меня не хватит сил. Ты лежала, как каменная. А потом начала извиваться. Тебе было больно?

Сейчас иду спать. Ужасно хочу спать. Я уже забыл, когда спал по-настоящему, как в детстве. Кроха, а ведь у нас не было ни одной ночи! Ты должна выйти за меня замуж. Чтобы мы жили и спали вместе.

Я многие вещи открываю для себя заново. Каждый индивид обязан жениться! Как я хочу быть этим индивидом!

Все произошло благодаря тебе. Я стал другим человеком. Если бы не ты, я до сих пор бегал бы по аптекам за пенталгином.

Я тебе благодарен за все. Ты спасла меня. Ты подарила себя мне. Просто диву даешься, когда подумаешь, что такое юное создание, как ты, сумело коренным образом изменить жизнь упрямого осла, как я! Ты ведьма? Ты меня заколдовала? Признавайся, чего там добавила мне в суп?

Нет, ты не ведьма. Ты маленькая добрая волшебница. Светлая и теплая, как небо и солнце, море и лес. Кроха, ты носишь мой янтарный перстень? Смотри, храни его! Это наш родовой перстень. Мой дед жил в Прибалтике. Ну я тебе рассказывал.

Милая моя, скорей бы лето. Ну ничего, потерплю. Осталось каких-нибудь два-три месяца. Разве это срок?

Устроюсь на работу, буду уставать и тогда станет полегче.

Уже первый час ночи, я так устал! Я опьянел от сегодняшнего дня. До свиданья, моя любовь, жизнь. Спокойной ночи, счастье мое.

Целую тысячу раз.
Твой.»

Я тебя люблю.
Повторяю эти слова.

Последнее письмо написано другим почерком. То есть это по-прежнему рука любимого. Но письмо грустное, и почерк ровный, смирившийся.
«Уважаемая Людмила (зачеркнуто). Здравствуй, моя единственная радость и любовь.

Уже 12 или 13 день от тебя никакой весточки. В чем дело? Что случилось?

Мне очень грустно и одиноко. Нехорошие мысли одолевают меня. В самом ли деле я тебе нужен? Наверное, ты меня выдумала. Наша любовь - миф? Впрочем, о себе я этого сказать не могу. Я очень сильно привязался к тебе. Привязался - не то слово. Я тебя полюбил. И возможно, это последняя моя любовь. А может, и первая.

Я встретил то взаимопонимание, без которого невозможно родство душ. Ты сделала шаг навстречу первой, ты разрушила все стены. Я покорился тебе. Я готов изменить себя ради тебя. Горько, если у нас все в прошлом. Я не хочу этому верить! Началась весна, я хочу жить вместе с тобой.

Я не хочу другую. Уже не смогу переступить грань вторично. Ты завладела мною полностью. Если не ты, то - смерть.

Конечно, одиночество отравляет мне жизнь. Но чувство долга перед тобой меня сдерживает. Я не знаю, сколько смогу быть без женщины. Но помни, первым я тебя не предам.

Я все время думаю о тебе. Что бы ни делал, с кем бы ни говорил, мысли всегда возвращаются к тебе. Как в замкнутом кругу. Да, не скрою, иногда мне кажется, я схожу с ума. И эта любовь меня добьет.

Все-таки, в чем дело? Почему перестали приходить письма? Может быть, ты не хочешь писать? Я не выдержу потери тебя.

Ну к черту эти мысли – это все чепуха. Я даже не знаю, для чего это пишу. Не верь моей писанине. Это все сплошная муть. Заумь. Мы не в состоянии не то что понять алогизм жизни, мы не можем и пальцем щевельнуть, чтобы изменить ход течения. Только любовь к тебе дала мне новый импульс. Но ты замолчала.

А между тем надо жить. И жить по-настоящему. Действовать, чувствовать, стремиться к добру. После своего второго рождения я чувствую волю к жизни. Внутренняя энергия переполняет меня, электризует мозг. Я чувствую себя великаном, который с необычайной легкостью отбрасывает букашек меланхолии, безысходности, слабоволия и прочей нечисти.

Послушай, Людмила, как твои революционеры? Всех закопала, пионерка моя любимая? Нет, ты же комсомолка. А «Войну и мир» всю одолела? А экзамены в школе? Черт, кажется, что я с тобой повторяю что-то. Может, ты моя дочь?

С чего ты взяла, что я толстовский герой? Ну ты выдала. Нет, я Льва не признаю. За жизнь надо бороться, лучше сказать драться, идти по головам и трупам других. Чтобы выжить и начать жить полноценно, нужно совершить преступление. Так что я скорее Раскольников. Если тебя у меня кто-либо попытается отобрать, моя рука не дрогнет. Меня научили, как надо грызть глотки.

Я не хочу быть слабым. Поверь, я  буду бороться и за себя, и за тебя. Никакой покорности, что бы ни произошло. Я естественен, как и ты. Поэтому мы сошлись. Я не терплю фальши и лжи. Но открылся я только тебе.

Нет, определенно, я сегодня свихнулся. Уже ночь, я всегда пишу тебе по ночам.

Спокойной ночи, Кроха.
Не обижайся.
Целую крепко.»

Ну вот и все. Прощай. Мы никогда не встретились больше. Летом я оказалась в Москве, потом в Ленинграде. В августе приехала моя сестра со страшным известнием: факир женился. Тогда я поверила. Села в электричку, поехала в Ломоносов. Хотела броситься в метро под поезд.

Я окаменела на десятки лет. Только сейчас, перечитав письма, поняла, что сестра солгала. Он любил меня. И я любила.

Он заплатил жизнью за эту любовь. Он сорвался, устроил скандал, его опять посадили. Я видела сон, что Он умер.

Но все же продолжала искать по справочному и всегда получала ответ: «адресат выбыл».

А вдруг Он жив? Поэтому я публикую эти письма. Если Он прочтет, то я готова повторить...