Дина или еще один сын счастья

«Динара-работать-быстро!» - рычащее волшебное заклинание для Дины. Дина знает много слов, но больше всего любит рычащие. Есть слова мяукающие - «мясо» например, есть шипящие - «фокус» или «подсадка», но это не Динины слова. Динины слова только рычат и мяукают. Даже Динин любимый Степаныч на самом деле - «Арррррнольд», «дрррррессирррровщик» и «укрррротитель», а сама Дина - «аррррртистка циррррррка».

Степаныча и Динку в труппе любили, хотя при всем ее дружелюбии и детской игручести зайти к ней в клетку могли только только Степаныч да цирковой ветеринар по кличке Айболит. Дина попала к Степанычу еще котенком, династии у него не было, сольный, красивый и в меру рискованный номер с Диной был - как чувствовал Степаныч - последний. Молодой в номере если и нужен был, то только на замену, и Ковбой это понимал.

Ковбой был не цирковой, приблудный. Дина со Степанычем снималась в каком-то боевике, где по сценарию герой должен был в тайге столкнуться нос к носу со снежным барсом и заставить зверя отвести взгляд и уступить дорогу. «Иллюзион мужественности», - говорил Степаныч, чья спина и попала в кадр вместо мужественной квадратной спины популярного актера. Заснеженную тайгу снимали в средней полосе России, а вместо барса взяли Динку. Там на съемках Степаныч и нашел Ковбоя, хотя это еще вопрос - кто кого нашел. Каскадеры с Диной в кадре не работали, но все до одного пришли посмотреть. А когда Динкина сцена была отснята, Ковалев-«Ковбой» подошел к Степанычу и попросился работать с ним в цирке.
Последнее, что нужно было Степанычу в номере - это псих ненормальный, который сам не знает, чего хочет.
- Влюбился, что ли? - спросил Степаныч с тоской.
- Влюбился. В вашу Дину. Хочу работать с хищниками.
Степаныч посмотрел на Ковбоя. Не пацан уже, за тридцатник точно есть, может и всерьез говорит.
- Что умеешь?
- Джигитовку могу показать, мотоциклы, машины, с крыш прыгаю, дельтаплан...
- А дрессура была?
- С лошадьми работал, ну и собаки в детстве...
- Ассистентом вот так сразу не возьму, а дерьмо убирать - всегда пожалуйста.

И Ковалев пошел чистить клетки. За год он немного пообтесался, стал своим. Капризная Дина милостливо допускала его в клетку и на репетиции, всем видом выказывала свое расположение, поэтому Ковбой осмелел и заявился к Степанычу с идеей.
- Есть такая мысль насчет номера с Диной на Берлинский фестиваль... Персидская сказка. Принцесса заколдована, стала тигрицей, я - любящий принц. Побег тигрицы из дворца, потом Дина танцует, катается на луне, ложится на кровать под балдахином, поцелуй - апп! - Дина уходит под сцену, а на кровати эквилибристка из потайного ящика. Эквилибристка идет дальше летать на трапецию, а униформа убирает реквизит.
- Интересно, интересно... Ну, допустим, эквилибристка свободная есть, реквизит найдем, а вот что Дина по этому поводу думает?
- Да, Дина, что ты по этому поводу думаешь? Целоваться будем?
Дина отчего-то смутилась и деланно зевнула. Подумаешь, Ковбой какой-то. Мы еще посмотрим.

* * *

В новом номере, который готовили с Диной у нее появилась соперница. Вначале Дина не принимала ее всерьез - это была Лялечка, которая всего-то и умела, что кататься на сверкающих качелях где-то под куполом и совсем безвредно пахла разведенным одиночеством. Ближе всего Динка с Лялечкой оказывались в потайном ящике, и то через плотную переборку и на какой-то десяток секунд. После ящика Степаныч уводил Динку на конюшню, а Лялечка оставалась на арене с Ковбоем, чтобы через поцелуйную минуту взлететь на своих качелях. Но однажды - она не понимала, как это случилось - Динка не на шутку взволновалась. От Лялечки, ждущей в ящике, пахло Ковбоем. Пахло до, а не после «поцелуя», и очень неправильно пахло... По запаху Лялечка больше не была одинокой женщиной. И ни с того ни с сего взревновавшая Динка со всей силы рыкнула на нее. Лялечка именно в этот момент выбиралась из ящика, испугалась и прищемила руку крышкой. В горячке она почти этого не заметила, забралась на свою трапецию, послала воздушный поцелуй, и только под куполом поняла, что кисть не только стойку на руках не выдержит - почти не сжимается. Лялечка начала жалко озираться с видом котенка на дереве, номер быстренько свернули, руку осмотрели и перевязали, но Степаныч непреклонно сказал:
- Динке на конкурс пока рано. Через год попробуем.
Ковалев повздыхал и согласился.

А потом приехали гастролеры с шестью уссурийскими тиграми, и хлопот у Арнольда прибавилось. Хоть их номера в программе и разнесли подальше, хоть клетки приезжих и стояли на улице, но... и Арнольдовой Динке, и труппе Эмиля было одинаково неспокойно. Пришел пасмурно-ветреный кошачий март и начал свистеть сквозняками по всему цирку. Динка тянула носом воздух и волновалась. Где-то рядом были терпко пахнущие самцы, ей не сиделось на месте, тянуло валяться в опилках, выгибаться и дурить как обычной домашней кошке. Хитрая Динка повадилась цеплять когтями щеколду на клетке и постепенно расшатала дверь, у Ковбоя уже ни одной спокойной минуты не осталось.

Тут еще и Степаныч опоздал на представление, что уже было ни в какие ворота. Его ждали, номер сдвинули в конец программы, но он так и не появился. Динка бушевала в своей клетке. Начали обзванивать милицию и скорую помощь, морги и больницы. А наутро Эмиля вызвали в кабинет к директору, где уже дожидался потерянный Айболит.
- Вот что, Эмиль Ибрагимович... - начал директор, - у нас к тебе будет большая просьба. Нашелся наш Степаныч... В больнице, без денег и документов... В коме он, после инсульта. Говорят, что шансы есть, но мало. А тут Динка в течке в первый раз, с ума сходит, из клетки ломится... Дал бы ты своему красавцу Арсену ее утихомирить?..
Эмиль подумал и уточнил:
- Именно Арсену? Он тоже молодой совсем...
Директор глянул на Айболита, тот молча кивнул.
- Хорошо. Вы бы нам дальний угол в конюшне освободили, а я клетку перенесу, чтоб остальных моих не нервировать...
- Ну лады, договорились.

Так у Динки и случилась ночь любви.



*  *  *

Через неделю хоронили Арнольда. К этому времени Дина уже заскучала. Траур, слезы и сочувствующие лица ей ни о чем не говорили, афиш читать она тоже не умела, но долгое отсутствие любимого Степаныча понять не могла и сумрачно тосковала. И надо же было такому случиться, что кто-то из униформы прямо у нее под носом пронес Арнольдовский парадный костюм, чтобы обрядить покойника... Динка почувствовала родной запах где-то рядом и опять начала бушевать. Но если за неделю до этого она бушевала от любви, мурзилась и шалила, то сейчас она в ярости крушила клетку в надежде догнать-найти-увидеть снова своего Степаныча. Динку долго пытались утихомирить, подсовывали нашпигованное снотворным парное мясо, но она стала неуправляемой и даже опасной.

Ковбой пришел к директору и спросил:
- Что решили, Дмитрий Сергеевич?
- В цирке она не останется, в зоопарк ее отдам...
- Мне бы кого покрепче из униформы, я в клетку пойду.
- Мне сейчас только нового трупа не хватает. Твоего конкретно.
- Я все равно пойду. Она год со мной рядом работала.
- Дина для цирка потеряна. Я уж не говорю, что если все не так пойдет, то и пристрелить ее придется...
- Умница, красавица, артистка божьей милостью...
- Артистка-то артистка, но балованная и с характером. Степаныч ее еще котенком взял, потому и слушалась. А без него - только Айболит к ней в клетку пойдет, да я его не пущу.
- Давайте так, Динка меня признает - даете мне номер, не признает - отправите в зоопарк.
- Этого разговора не было. Если ты что и решил делать, то я об этом не знал...

Дина с ревом металась по клетке. Ковбоя она заметила м сразу рявкнула - «Не подходи!» Ковбой вроде понял, но все равно пошел, правда к двери пустой клетки смежной с Дининой. Динка попробовала бросаться на перегородку с рычанием, но отвлеклась, увидев что ей, гремя железом, суют что-то в кормушку. Это оказался кусман мяса, но Динка есть его не стала, еще раз рявкнула в железную дверцу, а когда она обернулась, Ковбой уже стоял в ее клетке. Динка в ярости бросилась на него.
Первого удара она не почувствовала, только в броске краем глаза заметила, что наперерез ей движется стальной блеск. После этого время остановилось. Дина не могла понять, как это ее - любимицу, красавицу, звезду - только что всерьез ударили?.. Как он мог, эта ковбойская сволочь? В наступившей вне времени и пространства оглушительной тишине раздался сухой выстрел шамбарьера и все стало на свои места: боль, яркая живая боль, совершенно не похожая на тупую беспросветную тоску последних дней, заполнила Динку. Она зарычала, замешкалась перед тем как отпрыгнуть в сторону и почувствовала, как стальная вилка с силой вдавливает ее в опилки. На другом конце вилки была, скорее всего, униформа, потому что Ковбоя с его стальными прутами Динка видела прямо перед собой. Кровожадная слепая ярость ударила ей в голову. Попытка вырваться - и еще удар, не столько больной, сколько оскорбительный. Динка рычала и пыталась закогтить Ковбоя, вжимала голову в плечи, стараясь выскользнуть из-под вилки, хлестала себя по бокам хвостом, но через некоторое время поняла, что все бесполезно. В голове ее выкристаллизовалась мысль: «Ненавижу тебя! Убью!.. Ты только ослабь схватку, ты только останься со мной наедине - сразу разделаю! Я тебе шею перекушу за секунду!.. Порву на британский флаг, пусть меня потом пристрелят эти сволочи из униформы - не жалко!.. Ненавижу тебя, ненавижу... Ненавижу и обязательно убью...»
Ковбой смотрел в немигающие Динкины глаза и читал ее как открытую книгу. Отбросил свое железо, оставив только шамбарьер - да что такое кнут против тигра? соломинка! - подошел поближе и сдвинул шляпу на затылок. Глаза у него оказались голубые и спокойные. Ковбой Дину не боялся, горе у них было напополам.
- Даже и не думай. Ты теперь моя со всеми потрохами. Нету больше нашего Аронольда, нет... Осиротела ты, Динка. Умер и не вернешь его... Никого у тебя больше не осталось, кроме меня и арены. Тебе, Динара, сейчас работать надо, чтобы от тоски не свихнуться, а если ты меня порвешь - с кем тогда работать-то? Ты же артистка, Динара, не за миску еды, а по призванию...

Ковбой продолжал рычать какие-то успокоительные слова, частью знакомые Динке, частью нет, и она не выдержала - отвела взгляд...

- Ну? - спросил у директора Ковалев.
- В рубашке ты родился, вот что. Или под счастливой звездой.
- Каскадер я... Сын счастья...
- Сукин ты сын!.. Уж на что я не глазливый, а и передо мной лишний раз не хвались... Ладно, оставляю Динку на цирковом довольствии, но с условием - чтобы свой номер был...



* * *

В последнее время Дина стала сонной и неповоротливой. Ковбой часто приходил, не работать, а просто поболтать и подкармливал вкусностями. В отросшем от лени и вкусностей животе у Дины что-то время от времени бурчало и тяжело ворочалось. В этот момент Дина почему-то вспоминала гибкое тяжелое тело Арсена и жмурилась. Айболит каждый день заходил в клетку, чесал ей загривок и пузо, непонятно чему радовался. Остальные цирковые по-прежнему работали, все кроме Дины с Ковбоем и Лялечки. Лялечка пару раз приходила поговорить у клетки, с чем-то поздравляла, семялась, и Дина поняла, что она вроде больше не сердится. Ну и ладно.

Вечером перед представлением Дине стало как-то не по себе. Начало крутить живот, и вылизывать его стало особенно больно и неудобно. Очень хотелось пить, но вода быстро кончилась. Ковбоя с Айболитом рядом не было, брошенной Динке так хотелось, чтобы они все поняли и пришли, почесали за ухом, налили воды и объяснили, что же делать дальше с этим животом. Еще хотелось рычать, бросаться на прутья клетки, напугать всю конюшню, но Дина себя сдерживала. Цирковые пробегали мимо, разминались, тащили реквизит. Дина начала все больше беспокоиться и рыкнула на кого-то из униформы. Молодой дурак ничего не понял. «Айболита приведи!» пыталась сказать Дина. Убежал.

Через полчаса, пока все цирковые были заняты в параде-алле, Айболит с Ковбоем накрывали Динину клетку брезентом.
- Молодца, умница! - повторял Айболит.
- Девочка наша сладкая, дай я тебя поцелую! - говорил Ковбой.
Дина расслабленно таращилась на эту возню. Она ничего не понимала, но почему-то догадывалась, что ничего страшного, скоро мир опять станет простым и понятным, начнется работа над номером, волшебные слова «Динара-работать-быстро», кусочки мяса, аплодисменты и Лялечкин запах из потайного ящика. А пока Дина отдыхала и посматривала, что творится у нее между лап. Там слабо мявкало три килограммовых комочка, свежевылизанных Дининым огромным шершавым языком. Два рыжих, один белый. Комочки сопели, тыкались носами и лапами в мамкин живот, пытались уснуть и друг друга будили.
- Айболит, когда смотреть будешь? - спросил Ковбой.
- Завтра, а то и попозже. Чего ее беспокоить, она и так у нас исключение - котят признала и кормить начала. Скажи цирковым, чтобы никакого телевидения. Сами снимем, если надо будет. Умница, звездуля наша...

Комочки повозились и заснули. Дина обнимала их хвостом и лапами и удивлялась - какие же они маленькие, теплые, пахнут чем-то вкусно-знакомым... Вроде только что появились, а она их уже любит... Вроде как Степаныча... В отличие от Айболита, Дина уже знала, что рыжие - девочки, а белый - мальчик, сын... Сын счастья... Динара шумно вздохнула, улыбнулась в усы и решила немного поспать...