Исповедь уставшего сердца

Ну, поговори же со мной, господи! Ну, поговори же!

Если бы ты только знал, как я устал! Если бы ты только знал…
Когда же все это кончится?

Когда?
Когда?
Когда?
Когда?

Знаешь, чего я хочу больше всего на свете?
Конечно, знаешь, ведь ты знаешь все,
ты видишь насквозь каждое человеческое сердце…

А вдруг не видишь?
Тогда слушай…только не подумай, что это – моя просьба…
Просто я хочу поговорить с тобой, ибо больше мне разговаривать не с кем.

Послушай меня, ты, сотворивший этот мерзкий мир!
Отложи все свои дела! Брось все, ибо другого раза может не быть!

Я знаю, что не слишком-то тебя уважал.
Но подумай сам: за что тебя уважать?
За то, что ты сделал меня таким чудовищем?
За то, что сотворил неисчислимый легион подобных мне монстров?
За то, что создал весь этот кошмар?
Или за то, что творишь уродов, болезни, страдания, войны, жадность, злобу?

За что я должен поклоняться тебе?
За что я должен целовать твое изображение, с упоением шептать твое имя?
За что? Назови хотя бы одну причину!

Быть может, за твои страдания?
Но если бы ты только знал, сколько невинных душ страдают ничуть не меньше твоего!
Ты умер слишком быстро. Три дня боли – неужто этого достаточно,
чтобы весь мир молился тебе?

Да, ты умер. Но умирают все. От этого никуда не деться.
Я давно хотел спросить тебя - ты,
ни на что, кроме страданий не годный ублюдок! –
пробовал ли ты не умирать… а убивать? Убивать невинные души?
Убивать тех, кому жить бы еще да жить, да радоваться солнцу и горячему ветру,
да купаться в океане ласки и нежности?

ТЫ

ПРОБОВАЛ

ЭТО?

Ты пробовал своими собственными руками
обрывать десятки, тысячи золотых нитей?
Ты заглядывал в глаза тех,
кому суждено принять из твоих не ведающих пощады рук смерть?

Ты хотя бы раз испил влаги из бездонного океана печали,
что плещется в глазах тех, кого ты лишаешь жизни?

ТЫ

ПРОБОВАЛ

ЭТО?

Играл ли ты роль палача,
ненавидящего свое ремесло даже больше собственной проклятой и кошмарной жизни?

Отвечай, ублюдок!

Быть может, ты думаешь, что, увидев гвозди в твоих ладонях,
я проникнусь жалостью? Нет, уродец, мне смешно!

Молчишь? А почему молчишь?
Почему всякий раз, когда я спрашиваю тебя о чем-то,
когда так нуждаюсь в твоем совете, ты трусливо отмалчиваешься?
Быть может, ты не желаешь беседовать
с чудовищным порождением своей собственной фантазии?
Быть может, ты полагаешь, что хоть чем-то лучше меня?

Эти кастраты в рясах утверждают, что на тебя нет ни единого греха!
Ха! Ну и что? Должно быть, легко странствовать по свету,
когда на тебе нет ярма?
Когда на твоей шее не висит ни одного беспомощного существа?

Посмотри на меня…ты, не способный ни на что, даже на то,
чтобы шепнуть мне на ухо одно-единственное словечко…посмотри!
Ты видишь?
Я уже давно превратился в горбуна,
чья спина под тяжестью нахлебников
изогнулась точно крюк для свиных туш.

Ну, давай! Скажи, что моя проклятая жизнь – расплата за мои грехи!
Скажи!
Давай!
И тогда я спрошу тебя: за какие?

Быть может, я согрешил, когда вытащил эту сумасшедшую из петли?
Или когда окружил ее вниманием и заботой?
Или же мой грех в том, что я стал отцом ее детей, больных и уродливых?
А может, в том, что в отличие от других я не желаю
ни воровать, ни грабить, ни лизать чьи-то позолоченные,
но все равно вонючие задницы?
А может, я согрешил, когда устроился на единственную работу
в этой проклятой и забытой тобой дыре – на эту сраную бойню?
Что ты скажешь на это?

Быть может, ты шепнешь мне, что не стоило пачкать руки кровью
ради этих маленьких выродков и пусть бы все они подыхали?

Можешь говорить все, что угодно, но до сих пор я спасал их, удерживая на своих плечах,
хотя сам дано уже по самую шею погрузился в кровь невинных…

А ты?
Кого спас ты, спаситель?
И от чего?

Молчишь?

Но я устал. Я устал убивать.
Я устал убивать одних ради того, чтобы другие могли жить.
Ты слышишь? Я устал…


И вот теперь я наконец-то скажу тебе, чего же хочу больше всего на свете…
Знай: я хочу… чтобы меня… не было.
Чтобы я никогда не приходил в этот мир,
мир, исполненный боли и страдания.
В эту проклятую тюрьму, где одни из века в век
ни за что ни про что казнят других.

Когда-то мне казалось, что я убиваю просто скотину.
Теперь я знаю точно: я убивал… самого… себя!

Я

УБИВАЛ

САМОГО

СЕБЯ

Я убивал свою душу.
Я убивал свое сердце.
Я сам казнил самого себя.

Это свою печаль и отчаяние я видел в их глазах.
Это свою боль я слышал в их стонах и хрипах.

Ты слышишь, урод?
Я не боюсь ни тебя, ни твоего гнева,
ибо хуже той кары, что у меня уже постигла,
ты все равно не сможешь придумать.
Подумай, какова моя проклятая жизнь,
если даже о смерти я думаю с упоением…

Я часто думаю о том дне, когда ты много лет назад
послал мне голубую лодку, заляпанную чьей-то кровью.
Многие годы я спрашивал самого себя, что ты хотел этим сказать?
Быть может, ты говорил, что сев в нее, для других я стану палачом?
Или ты намекал, что для меня платой за свободу –  станет чужая кровь?
Быть может, в этом и есть великий смысл –
в том, что лодка цвета неба, что лодкаа цвета свободы, была угваздана кровью?
Кому принадлежала эта кровь? Этой сумасшедшей? Или ее уродливым крошкам?
А может, та кровь была моей?

Господи, неужели к свободе можно приплыть лишь в окровавленной лодке?
Почему я не сел в нее сразу? И почему каждую ночь я вижу во сне, что в лодке убивают меня?

Быть может, это и было то самое чудо, которое случается лишь однажды в жизни?
Быть может, это и был твой дар мне?
Быть может, надо было плюнуть на все и уплыть на той лодке куда глаза глядят, а не прятать ее в сарай?
И пусть бы эта ненормальная болталась под потолком точно язык какого-то страшного колокола…
И пусть бы ее щенки сдохли с голодухи…
По крайней мере тогда их невинные души точно белые мотыльки порхнули бы в небо – к свободе…

Видишь, как много вопросов? Ну, что же ты молчишь?

Постой-ка! Я кажется, понял!
О, да! Я понял! Я понял, господи! Я понял это лишь теперь!
Каким же тупым идиотом я был!

На тысячу моих вопросов ты ответил уже тогда… много лет назад… одним единственным знаком!
Уже тогда ты знал все обо мне и моей будущей жизни!
Так вот почему ты послал мне свой необычайный дар – голубую лодку, заляпанную кровью…
уже тогда ты дал мне выбор: свобода или рабство. Кого винить, что я выбрал участь раба?

Но, видишь, Господи, я быстро учусь! Видишь, я уже беру топор? Видишь, иду к берегу реки?
Я разнесу в щепки сарай, на долгие годы ставший тюрьмой для моей лодки.
И будут эти щепки осколками моей тюрьмы!

Я сяду в лодку…
я уплыву, куда глаза глядят…
и гори оно огнем!

Я сам сделаю это! Я сам спасу себя из этого ада!

я стану вольным ветром…
я стану холодным…
я стану свободным…

Я буду носиться на лихом коне сквозь золотое марево пампас,
и упаси бог хоть кому-то стать у меня на пути! –
в тот же миг наваха моя, ловко прыгнув в ладонь, отведает его горячей вкусной крови –
уж что-что, а этим горьким искусством я овладел в совершенстве –
отведает и еще долго будет бредить чьим-то широко улыбнувшимся горлом.

Видишь, Господи, я уже сажусь в лодку?
Отталкиваюсь от берега…
И плыву…
плыву…
плыву…



Где моя наваха?

Жадные пампасы!
Ржавые загоны!
Мясо месит мясо!

Где моя наваха?