История про Толика Даниляна

В нашем городе в бывшем ресторане типовой гостиницы «Центральная» работает ночной клуб «Эльдорадо». Ну, во всех городах, где с советских времен стоят эти самые типовые гостиницы, в бывших ресторанах открыты ночные клубы. Я был в Харькове, Белгороде, Саранске – везде одна картина – ночной клуб в бывшем ресторане типовой гостиницы. Причем везде клуб этот называется на экзотическую для русского восприятия букву «Э». То «Эсмеральда», то «Экватор», то «Эскимо», а у нас, значит, - «Эльдорадо». Почему так? Не понятно. Типовые гостиницы, типовые названия… Единственное отличие, которое я заметил, в нашем городе гостиницу по проекту не в ту сторону собрали – должны были, наверное, основной корпус от высокой части слева пристроить, а пристроили справа. И там, где у нас главный вход в гостиницу и в «Эльдорадо», в Харькове, например, задний двор, со всеми вытекающими из мусорных контейнеров запахами.

Не об этом речь.

В «Эльдорадо» с недавних пор стали еженощно устраивать стриптиз-шоу. Может для ваших городов это и невесть какое событие, привыкли, может, вы к стриптизу за последние пятнадцать лет, а у нас все-таки городок небольшой, всего-то сто пятьдесят тысяч населения, и стриптиз, появившись у нас лишь в самом начале нового века, стал заметным событием в культурной жизни города. Иронизирую, конечно. К культуре стриптиз, с моей точки зрения, имеет отдаленное отношение, а вот к обуржуиванию, если так можно сказать, нашего народонаселения – самое прямое отношение имеет. Раньше ведь комерсы наши, им ведь как той собаке – семь верст не крюк, на стриптиз ездили в Ёбург или в Пермь, или в Ижевск, а сейчас можно все в родном «Эльдорадо» узреть. И не только комерсам, кстати. Плати 100 рублей за вход и смотри стриптиз сколько влезет. Стриптезерши, между прочим, не из местных. Наши по****ушки хоть и строят из себя этаких раскомплексованных современных девиц, но, тем не менее, бояться, что об их раскрепощенности родители узнают или учителя школьные. Стыд тогда им будет и срам, ну и отношение соответствующее. Вот и везут стриптезерш из тех же Ёбурга и Перми. А туда они из районов попадают, а может даже и из деревень, в общем, трудно проследить их трудовой путь с самого рождения. А когда трудно проследить, то вроде и обязательств внутренних у них нет никаких.

Опять увлекся. Не об этом ведь хочу рассказать-то.

У меня знакомый есть, сосед по двору, Толик Данилян. Следаком работает в нашей прокуратуре. Парень во всех отношениях положительный: с матерью живет, на работе действует по известному в их следственных кругах принципу «делай, что должен, и будь, что будет», не курит (что у нас в городе среди тех, кому чуть больше двадцати лет, редкость) и даже не пьет. Один раз, правда, отдыхали мы во дворе на лавочках, подошел Толик и говорит: «Ребят, водка есть?» Ну, мы сразу давай прикалываться, мол, Толян, ты хочешь стать мужчиной, да тебе нельзя, а вдруг вырвет, ну и прочую глупость. А Володька, умора такая, говорит: «Что, Толян, не дала?» Но водки ему пол пластикового стаканчика налили. Он в рот водки набрал и давай натурально рот ею полоскать! А потом все до единой капли выплюнул и еще несколько раз отплевался, чтобы, значит, ни одна микроалкоголинка в организм не попала. «Зуб», - говорит, «болит, не могу. А все кабинеты закрыты». Вот, в общем, какой положительный парень Толик Данилян.

И вот история.

Пошли мы как-то с ребятами в «Эльдорадо». Компания разношерстная подобралась. Значит, я, потом Анастас, Володька, Вано Большой, Сергунчик из четвертого дома, Шеян, по-моему, был и, значит, Толик Данилян. Среда была, народу в клубе, соответственно, немного, нам козырной стол достался – прям напротив сцены. Перед стриптизом Шурик, ди-джей нашей радиостанции, какие-то конкурсы проводил, хохмил, потом на полчасика музычку включили. Мы спокойно сидели, общались, Анастас каких-то малолеток подцепил, они к нам за стол подсели. В общем, обычно время проводили. Тут Шурик объявил: «Впервые на нашей сцене знаменитая Нинель! Встречайте!» Аплодисменты были жиденькие, особенно это разилось с тем надрывом, с которым Шурик объявил эту самую знаменитую Нинель. Заиграла песня «ай эм барби гёл ин зе барби вёлд», ну или что-то в этом роде. На сцену выскочила полуобнаженная девица. Что в ней было такого «знаменитого» я, честно говоря, так и не понял. Обычная деваха шлюховатого вида, только ресницы уж у нее больно нереально длинные и веки были чем-то шибко блестючим намазаны. В такт попсятине она секунд двадцать попрыгала по сцене, а потом накидку скинула, еще секунд десять повыёживалась – шортики сбросила. Двигалась эта «знаменитость» настолько нескладно, что аж противно смотреть было. Художественная самодеятельность, колхоз «Дружба», Советский Союз! Еще она рот с какой-то постоянной ритмикой открывала. Думал, ртом своим на мужские чувства хочет надавить, ба, нет! Она вслух просто себе считала. Ну, типа: «Раз, два, три, поворот, и раз, и три, и снова поворот». Я-то в детстве пару лет в бальные ходил, уж я-то про этот счет наслышан. В общем, противно мне стало. Стал я не на сцену смотреть, а вокруг, на соседей по столику, в основном. Анастас с Сергунчиком уже вовсю с малолетками обжимались, на сцену тоже, значит, не смотрели. Володька и Вано пивко потягивали с безразличным видом. А вот Толик Данилян! Он прям впялился в эту самую Нинель, глаза блестят, руки в замок сжал, напряжен весь как-то нереально. Я, вначале, подумал, что Толик, честно говоря, загрипповал – настолько он возбужденно выглядел. Но тут Толик перехватил мой взгляд и истомно (да-да, именно истомно) прошептал: «Она прекрасна!» Я думаю, все, двинулся наш Толя на безалкогольной почве. Ведь совсем не пить тоже вредно получается, если такая вот «Нинель» прекрасной видится. Володька (нет, ну вот умора-то) медленно посмотрел на Толика и говорит: «Ну, раз она прекрасна, то иди в подсобке оприходуй девочку». Толик покраснел весь, я же говорю, он положительный следак от ушей до хвоста, смутился и зло так оскалился. Пробурчал еще что-то, типа ничего мы не понимаем в жизни. Володька только ухмыльнулся. А Толик ко мне повернулся и спрашивает: «Вить, как ты думаешь, у нас в городе в это время, где цветы достать можно?» А тут и думать не надо. В двенадцать ночи цветы достать можно только на клумбе перед городской администрацией. Но это в летнее время, не в феврале же. На том вечер, в общем, и закончился.

На следующий день, выхожу с работы, а на проходной меня Толик высматривает. Ну, думаю, здравствуй. Так, парой общих фраз перекинулись, а я, значит, чувствую, что Толик мнется как-то не к добру. Он мне и выпалил: «Пойдем сегодня в «Эльдорадо» на стриптиз». С чего это у нас по четвергам народ в клуб ходить стал? Оказывается, ну, вы-то все давно поняли, Толик втюрился в эту «знаменитую» Нинель по самое не хочу. Сегодня хотел он еще раз на нее посмотреть, подарить ей цветочки, назавтра у него, значит, запланировано опять посмотреть и может даже потрогать, а в субботу он уже готов ей признаться во всех своих чувствах и на свидание пригласить. Вот ведь, что с людьми ответственная работа делает! С ума народ сходит! Втюрился в стриптезершу, которую видел ровно столько, сколько «ай эм барби гёл» играла, да и то, смотрел на нее издалека и ночью. С ума, короче, сошел полностью. Ты мне, говорит, помоги, а уж я ее со сцены вытащу, определю ее в колледж какой-нить, а может и в институт. Прикиньте? Я, больше из любопытства, чем по зову дружбы, согласился посмотреть на эту Нинель во второй раз подряд, если она будет, конечно, выступать. Ведь не исключено, что после ее соредошного не ахти какого выступления, ее могли отправить обратно в Ёбург или откуда там она приехала.

Несмотря на совершенно будничный четверг народа в клубе было полно. Объяснялось это тем, что наши клубные менеджеры взяли пример с московских и начали специальные акции проводить. Ну, типа по четвергам студентам вход в полцены. Вот студенты и ломятся на дармовщинку. Так как в клубе пойло все-таки дороговатое для молодняка, то они еще загодя нажираются, а потом в клубе их размаривает, они пьянющие бегают, быкуют, за каждую юбку хватаются. Та еще обстановочка. Думаю, правда, что такая картина для нашей страны типична. По крайней мере, в Харькове я тоже попал на такую вот «студенческую вечеринку», еле ноги тогда унес – плечом кого-то случайно задел на танцполе, так человек десять тогда за одногрупничка своего вступиться хотели.

Ладно, не в воспоминаниях дело-то.

Столика нам на этот раз, в общем, с Толяном не досталось. Пристроились у барной стойки. Я водки заказал, Толик – апельсинового сока. А, надо сказать, что барная стойка в «Эльдорадо» так расположена, что из-за нее сцены ну никак не видно. Смотрю, Толик нервничает по этому поводу, как селезень голову свою вытягивает, но, ей богу, ничего не видно кроме столба и двух колонок. Но слышно хорошо было. Опять Шурик какую-то шоу-программу вел. Тоже, кстати, самодеятельность на уровне пионерского лагеря. Но народ-то в клубе в основном пьяный, так что даже над примитивными шутками и конкурсами смеются. Опять музычку включили. На танцполе столпотворение нереальное началось. Я Толяна в бок пихнул, мы под шумок за свободный стол и сели. Потом нам «студенты» пытались предъявы кидать, типа они первыми этот стол занят, но они же не заказывают ничего, а мы с Толяном культурные уже взрослые люди - по салатику взяли, я - еще водки, он – еще сока. Так что охранники нам подсобили с ребятками разрулить. Тут Шурик опять, как в среду, зычным своим голосом, имитируя московских телевизионщиков, когда они гвоздь программы объявляют: «Впервые на нашей сцене знаменитая Нинель! Встречайте!» Ну, думаю, вот разводит – какой же впервые, если только мы с Толиком на нее второй раз пялиться приходим. Пьяная толпа взревела посильнее вчерашнего. Опять, значит, «ай эм барби гёл ин зе барби вёлд», и опять эта самая знаменитая нескладная Нинель. Я решил за Толиком понаблюдать. А он аж задрожал весь! Реальная любовная горячка у парня, про которую в стародревних книженциях написано. Я раньше думал, что писатели приукрашивают немного, а тут – нет, получается, смотрите на Толика. Пока стриптиз шел (хотя, повторюсь, с моей точки зрения, это не стриптиз, а художественная самодеятельность с элементами аэробики), Толик как будто в трансе на сцену уставился, только под последние ноты он как будто опомнился, вынул из внутреннего кармана пиджака маленькую розу (со вкусом-то у парня все в порядке) и понесся по направлению к сцене. Через минуту-другую Толян вернулся за стол. С розой в руках. Оказывается Нинель успела ускользнуть после «выступления» в гримерку (или что там у них за сценой), а охрана Толяна за ней не пустила, даже несмотря на то, что он им пытался удостоверение свое показать. Охрана же не знала, что Толик не пьет… В общем, ушли мы из «Эльдорадо» не солоно хлебавши. Точнее не мы, а Толян. Я-то нормально время провел, поприкалывался про себя над товарищем. До двора шли молча, а когда расходились по своим подъездам, то Толик мне говорит: «Ты даже представить себе не можешь как она мне в сердце запала!», развернулся и резко зашагал к себе. Так вот, значит.

Далее история про Толика Даниляна развивалась следующим образом.

В пятницу, когда мы в третий раз подряд пошли смотреть на выступающую «впервые на нашей сцене знаменитую Нинель», то Толик спросил у нас с Шеяном (а в клуб мы точно пошли вместе с Шеяном, он еще весь вечер sms-ился с Ленкой), как ему обрести уверенность в себе. Вот, блин, тоже нашел дейлов карнеги! Шеян посоветовал выпить водки, а я, так как, в принципе, поддерживаю непьющее Толикино составляющее, сказал, что начинать лучше с «клюковки», она и идет помягче, и градусов в ней поменьше, и действует она правильнее. Толик заказал «клюковку», которую мы, под опостылевшие уже Шурикины конкурсы, начали «уговаривать». После выпитых нами трех стопок, Толик точно почувствовал себя увереннее. По крайней мере, когда заиграло «ай эм барби гёл», явного ступора с его стороны не случилось. Наоборот. Он, как и большинство в клубе, привстал со своего стула, начал хлопать в ладоши над головой и заводить себя и окружающих вскриками: «Давай, Нинель, покажи нам тут всем!» Ей, правда, это все не помогало – все те же нескладные движения, отсутствующий взгляд и приоткрытый рот, отсчитывающий «и раз, и два, и поворот». Лажа, короче, полная. Мы, значит, с Шеяном переглянулись, улыбнулись и все такое. А Толик наш прорвался к сцене и начал пытаться руками схватить Нинель за ногу. Ловля лодыжки у Толяна не задалась (тем более, охранники мешали ему осуществить задуманное), тогда он начал выкрикивать голосом раненного дельфина: «Я люблю тебя, Нинель!» Ну, или что-то в этом роде. В гримерку его опять не пропустили, но стратегически важнее было то, что у Толика появилась уверенность, а, значит, назавтра у него уже должно было все получиться. По крайней мере, мы с Шеяном старались его как-то подбодрить. Да он и сам это понимал. Шел домой он веселым, напевал дурацкую мелодию, под которую выступала Нинель, и попросил меня завтра еще раз, последний, для полной уверенности в своих силах, сопроводить его в «Эльдорадо».

Слава богу, что в субботу у меня оказались неотложные дела в Мельниково, так что свидетелем развязки истории я не был. Но со слов того же Толика, с которым мы встретились в универсаме в воскресение вечером, рассказываю.

В субботу для обретения уверенности Толик выпил «клюковки» еще до клуба, а в клубе уже лакирнулся каким-то коктейлем (судя по Толиковским описаниям – «Маргаритой»). Кстати, если вы думаете, что после всей этой истории Толик начал пить, то вы глубоко заблуждаетесь. Те февральские пятница и суббота так и остались покеда единственными днями алкогольного возлияния Толяна. Но речь, конечно, не об этом. Значит, уверенности в Толяне было хоть отбавляй, а в его голове возник хитрый план. Он мужественно решился пропустить само выступление «знаменитой» Нинели, прождав этот самый «барби вёлд» непосредственно у двери в гримерку. Охранники на этот раз отнеслись к Толику снисходительно, я бы от себя добавил, что привыкли они к нему как к своему. Когда Нинель собрав со сцены свои шмотки и стыдливо прикрываясь ими (тоже мне стриптизерша!) сошла со сцены по направлению к гримерке, то Толик схватил ее за руку и оттарабанил как на рапорте: «Нинель, я люблю тебя, я не могу без тебя жить!» Нинель улыбнулась своей дурацкой улыбкой (ей богу, это так Толян сказал – улыбнулась своей дурацкой улыбкой) и сказала: «А меня, кстати, Олесей зовут. А тебя?». Тут у Толика все упало в первый раз, он очень разочаровался, что Нинель это не Нинель, но от неожиданности он успел промолвить лишь: «Анатолий». Олеся же, которая, значит, Нинель, спросила: «Есть на чем записать?» Толик оторопев протянул ей невесть как оказавшийся в его кармане спичечный коробок и ручку. Дойдя до этого места рассказа о своих приключениях, Толик вынул из кармана тот самый спичечный коробок, на котором почерком небрежной пятиклассницы было выведено дословно и добуквенно: «Анотолий ты видна хароший пацан, у тибя ищо все впириди». Потом был записан какой-то номер телефона. Нинель Толику пояснила: «Эта моя сестра, ты ей позвони, а я сейчас не могу, извини, у меня месячные…» и убежала в гримерку. Тут у Толика все окончательно рухнуло, и он поплелся домой разочарованный в любви. Он меня и спрашивает, слушай, мол, как же она на сцене-то выступала при месячных-то? А я ему напомнил, что полностью-то она ни разу за все три дня так и не разделась, а при современных косметических средствах…

Вот такая, значит, история про Толика Даниляна. А номером телефона потом Володька воспользовался. Ничего, говорит, в сестричке особенного, не больше, говорит, чем его жена умеет.