Неприличное слово жизнь. 6. долой пифагора!

Нет в жизни хуже, чем цифра. Это еще Пифагор открыл и завещал на всю жизнь. И пошло с тех пор, поехало, понеслось. Люди как с глызду съехали - все на цифрах строится: начиная с вычисления сопромата для моста через реку, кончая выплатой зарплаты. Все от цифры отталкивается, к цифре стремится. Сплошной гипноз, одна ерунда через эти цифры. Людям нет настоящего покоя - их гложут цифры. Они им снятся в ночь на Ивана Купала, они их будят в 8.35, чтобы бежать в молочную кухню за пивом и чем-нибудь солененьким.
Цифры всюду расставляют пределы. Водка то с 11.00, то с 14.00. Перерыв с часа до двух. По две упаковки в одни руки. Больше трех не собираться. В сорок пять баба ягодка опять. До тридцати не было ума или жены - ни того, ни другого и не будет. Фильм до шестнадцати. Паспорт с шестнадцати. Ни два, ни полтора. Семеро одного не ждут. Дважды два-четыре. Что за херня! Кто все это проверял. Все непроверенное нам досталось, сырое, на глазок. А мы как заведенные следуем, выбираем одно, отказываемся от другого.
А если дважды два не четыре? А если пересекаются прямые? Ведь человек с человеком сходятся, несмотря на горы. Так и прямые сойдутся. Чем прямая хуже человека: настоящего, прямого, честного и сильного? Прямая еще и лучше, точно говорю. Прямая не подведет, не предаст, не уйдет к другому, хоть и женского рода. Люди они что, они к цифрам жмутся, к числам льнут. У них зарплата пятого и двадцатого, у них алименты двадцать пять процентов, водка 40 градусов. У человека всегда одно и то же - температура тела 36 и 6, температура другого тела-то же самое. Пенсия у них с шестидесяти, им до смерти четыре шага с ударением на последнем слоге. Вся их жизнь - полосы и клетки, пронумерованные, переписанные на определенные странички записной книжки жизни. Как какая в сроке округлость - сразу юбилей, не важно, что вокруг все так же голодают эфиопы и их дети, что преступность еще не побеждена, что беженцы и высокая квартплата. Юбилей и все. И все забывается разом, и разом впадают приглашенные в маразм, расплывается в улыбке юбиляры, которых намного больше, чем подразумевалось. И тут они и начинают:
- пукать и прыгать;
- целоваться и вытирать оставшуюся помаду салфетками российского производства с небритой щеки юбиляра;
- толпиться в прихожей, переодевать ботинки на туфли, подтягивать колготки, подкрашивать глаза, заправлять рубаху в брюки;
- стремиться на кухню, залетать в туалет высморкаться, прикуривать от конфорки, смеяться, громко смеяться, ржать;
- присаживаться на свободное место, ковырять салатик, пить водку, пить коньяк, пить сухое, пить шампанское, пить "Буратино", пить кофе, пить салатик;
- рассказывать грузинский тост, говорить еврейский анекдот;
- удаляться в прихожую покурить, удаляться на лестничную клетку покурить, удаляться в гостиницу "Советская" покурить на двое суток;
- расходиться трудно и неохотно, расходиться трудно с облегчением, облегчаться трудно, но, расходясь, облегчаться, расходясь и с трудом;
- утром пить воду из-под крана и вспоминать юбилей разными неизвестными до сей поры словами.
А все цифры, числа все. Вина их несмываемы, незабываема их роль в формировании личности. Вспомни все двойки-тройки, все свои нежданные колы. А тройка, семерка, туз? А очко, а перебор? Сто бед, один ответ. Сто лет одиночества. Один в поле не воин. Тридцать три несчастья. Тридцать лет и три года. Третий лишний.
Ну кто сказал, что третий лишний? Что за бред, почему лишний. Лишним бывает только билетик. А третий не лишний - чем больше, тем лучше. Почему мы должны всюду оглядываться на эту мораль, прогнившую, протрещавшую по всем швам? Если кому что лишнее, пусть он в сторонку отойдет, пусть побудет на обочине, пусть раскладывает свой пикник - у нас, в жизни, всем место найдется. А мы возьмем и лишнего, и третьего. Мы с ними отправимся на косогор и раскинем руки и споем веселую, лучезарную песню про то, как мы выжили в необычайных обстоятельствах, как превышали скорость до 60 км, как пили более трех таблеток в день и то до, а не после еды, как поднимали давление круче 120 на 80, проходили не по одному, а всей гурьбой и третий, и третья никогда не были лишними - а только желанными и искомыми.
Что за цифирь, что за обязаловка, напасть человечества? Итак забот полон рот, итак обстоятельства наступают на пятки и приходится скрываться под чужой фамилией и другим стартовыми номером. Мы залегали на сеновалах и по очереди бегали за парным молоком к хозяйке. И отливали, пользуясь ее подслеповатостью и природной добротой сверх всякой нормы и меры. Она и не сердилась, потому что не знала ничего, не ведала. А мы ей не говорили ни цену, ни литраж, мы ничего ей не говорили, мы молчали о дозах. У нас всю жизнь передоза - и не жалеем ни о чем. К черту Пифагора, никчемное у него учение. Нам подавай беспредел на бескрайних просторах. Мы не зависим от цифр, не говоря уже о числах. Мы свободны - и поэтому мы тихо, практически бесшумно улыбаемся, прикусив заветную травинку. И из травинки этой встает запах сеновала, привкус молока, вкус единственно возможного поцелуя - которых было без числа.