Тёплый ветер

Солнце в очередной раз тонет в море. В любой день и влюбую погоду оно тонет в море. В любой вечер, если только облака не застилают всё небо, вы можете прийти на этот пустынный пляж и увидеть, как красиво и спокойно оно тонет. Я сижу на гальке пляжа и наблюдаю это прекрасное зрелище — закат. Закат бывает разным в разные дни, в разных городах, странах. Но наблюдать закат всегда приятно. Среди мокрой гальки живут мелкие, мягие мошки, они мешают сосредоточиться. Если бы не они, этот миг был бы просто прекрасен. Когда миг поистине прекрасен, то часто думаешь — он был бы прекрасен, не будь какой-нибудь мелочи, на которую в обычное время не обратишь внимания.
Мимо меня  устало пробегает симпатичная девушка с наушниками в ушах. Я никогда не понимал, как можно быгать с кассетным плейером на поясе — во первых, он мешается, а во-вторых кассета трясётся и звук неприятно искажается. В любой день и в любую погоду, придя на закате на этот пустынный пляж, вы неприменно увидите её, устало бегущую по мокрому песку, по самой кромке воды. Её взгляд устремлён вперёд, на изогнутую линию берега, её грудь крсиво вздыматся и опускается в такт её бегу.  Для меня она — воплощение целеустремлённости. Бегает она, честно говоря, не очень хорошо для того, кто бегает регулярно, но бегает каждый день, с завидным постоянством. Видя такого человека, можно с уверенностью сказать, что день её полон разных дел и занятий, что ей не приходится убивать время.
Вот гуляют две молоденькие девушки, неспешно говорят о чём-то улыбаются, смотрят на закат. Они несут в руках свои кроссовки, идя по щиколотку в прохладной воде. Придя на этот пляж на закте вы можете быть уверены, что встретите их. Правда в выходные вы их не увидите — в субботу они пойдут куда-нбудь с друзьями, а воскресенье, уехав с утра со своими родителями в город, в церковь, проведут с ними весь день и вечер, и будут наблюдать закат, сидя за столиком какого-нибудь уютного кафе или прогуливаясь по новой эспланаде.
Два больших альбатроса летают на ближними камнями. Они не смотрят на закат — они иищут рыбу, за которой можно упасть камнем в воду, а потом взмыть вверх с добычей в клюве. Днём вы вряд ли увидите здесь альбатросов, но придя на пляж на закате, вы непременно увдите, как красиво они парят, как тепло играют последние лучики солнца на их перьях.
Солнце почти что закатилось, и ветер становится холоднее. Он шевелит ветви палем. Блестит последними искорками вода, пора напрвляться к дому. Этот день пролетел, он ушёл безвозвратно, но ярким светом счастья он запечатлён на чувствительной плёнке моей памяти.
2. С пляжа я направляюсь в городок. Неспеша, я пересекаю большой глинистый пустырь, и глиняная пыль ложится пудрой на мои кроссовки.  Рядом с пустырём на эспланаде стоит ресторанчик. По выходным весь пустырь заставлен машинами — со всей оерестности люди приезжают сюда, чтобы посидеть в тихом ресторанчике с видом на море. Здесь почти не бывает туристов, наш городок далеко от большого города, и поэтому здесь всегда тихо. В большом городе тоже есть эспланада — с красивой иллюминацией, множеством кафе, но там постоянно ездят машины, суетятся торговцы, туристы, и нет тишины, ощущения природы. А здесь, сидя в этом кафе, ты отдаляешься ото всех своих проблем, можешь полной грудью вдыхать свежий морской воздух, глядеть на закат или в темноте (фонари на эспланаде не горят) слушать звук прибоя. Вот почему каждый старается в свободной время приехать именно сюда.
Сегодня будний, и поэтому на пустыре стоит лишь одна машина — хозяйки ресторана. Те, кто приезжает сюда по выходным, сейчас сидят за ужином в своих домах, квартирах или в бижайших ресторанчиках в окружении семьи, друзей или незнакомых людей. Через пару часов все они отправятся спать, ведь завтра тоже рабочий день, а это значит, что будильник зазвонит в пять - в пол-шестого. Мне как вольному безработному не надо ни рано вставать, ни рано ложиться, ни идти на работу. Пустырь остался позади и теперь передо мной дорога. Ещё недавно всю видимую часть дороги занимала ползущая вереница тракторов, пикапов и сельскохозяйственных машин — фермеры всей страны, уставшие от высоких налогов, решили в знак протеста, проехать стройной колонной по дорогам страны, парализуя движение и причиняя массу неудобств дорожной полиции и простым людям, опаздывающим на работу.  Теперь дорога тиха и пуста. изредка по ней просвистывает какой-нибудь прокатный кабриолет, и опять всё затихает. Я перехожу дорогу, перепрыгиваю через канавку на другой её стороне, и иду по прямой улочке, лежащей между небольших домиков с садами в английском стиле и ведушей к сердцу маленького городка — скоплению магазинов, ресторанчиков, пабов и небольших контор по продаже недвижимости. По пути, передо мной пробежали два серых шарика — это были ежи. Они просеменили через улицу и скрылись в чьём-то саду. Когда я подходил к первому из ресторанов, навстречу мне из мусорного бака выпрыгнул рыжий кот и понёсся прочь. По дороге я не встретил ни одного человека. Одноко, когда я вышел на главную улицу, я как будто попал в другой мир. В отличие от полутёмной улочки, приведшей меня сюда, главная улица ярко освещена часто поставленными фонарями и ещё тысячами разноцветных лампочек. Не спеша, прогуливаются молоде парочки, семьи с детьми сидят в ресторанах и игровых залах, одинокие люди всех возрастов торчат в пабах. Каждый уголок главной улицы наполнен жизнью.
С утра я ничего не ел, кроме пары бутербродов, захваченных из дома. Неплохо бы было перекусить. Мой дневной бюджет очень скромен, но я знаю ресторанчик, где весьма недорого можно съесть свиной стейк и выпить пива. За соседним столиком сидит весёлая компания местных жителей, отмечающих какой-то семейный праздник. Они оживлённо разговаривают все веселы, открывается бутылка за бутылкой лучшего местного вина. За другим столиком сидят несколько англичан-пенсионеров. Они сидят, как на обеде у королевы — прямо, аккуратно, по всем правилам едят простую пищу, и тихо переговариваются, лица их при этом холодны и ничего не выражают. А за третьим столиком подобралась более необычная компания — пара америкнских пенсионеров со своей внучкой — то ли старшклассницой, то ли студенткой. Американцы здесь большая редкость — у них и в своём полушарии хватает курортов, а если они приезжают в восточное полушарие, то едут либо в экзотические туры  по азии и африке, или путешествуют по европе. Что их привело на этот тихий, ничем не выеляющийся островок. К тому же, учебный год ещё не окончен. Из их разговора японимаю, что они прилетели из Аризоны, где сейчас теплее, чем здесь. Хм, и дёрнуло же их прилететь сюда. Живи я в Штатах, я бы купил машину баксов за 500 и раскатывал по всей стране — от Аляски до Флориды, и пока не изъездил бы её воль и поперек, за границу бы вообще не высовывался. Впрочем, вот и мой стейк с пивом. Как это однако приятно — горячий стейк с картошкой фри, пара кружков помидора и огурца и холодное пиво. Только теперь я ощущаю свой голод вполной мере. Не спеша, смакуя каждый кусочек, ем. Ни о чём не думаю, просто наслаждаюсь. Расплачиваюсь, выхожу на улицу. После табачно-кухонного забаха кабачка, мои лёгкие с удовольствием наполняются свежим вечерним воздухом. Осталось немного свобоных денег — как раз, чтобы купить молока на завтра и посидеть в пабе. В большинстве пабов сейчас показывают футбол, но я пойду в паб с караоке — приятный зеленоватьй свет, тёплая атмосфера, люди на сцене, выпвшие достаточно, чтобы не стесняться тех звуков, которые они издают в микрофон под музыку. Сперва это режет слух и немного смущает, но пара приятных и недорогих коктелей изменяет мировосприятие в лучшую сторону. Теперь то, что происходит на сцене лишь поднимает настроение, заставляет улыбнуться. Правда, я ещё ни разу не набирался до того, чтобы выползти на сцену и спеть God Bless you, America или валенки-валенки, но это только потому, что не хватало денег.  Насмотревшись и наслушавшись вдоволь, я в прекрасном настроении выхожу из паба. Уже часа два утра. Глваная улица к этому времени опустела и по ней гуляет лишь бодрящий ветерок. Быстрым шагом я направляюсь домой — по той улочке, по которой пришёл с пустыря. Кругом тихо. Лёгкий ветерок долетает с моря. В голове пустота и свежесть. Ни о чём не думаю. Разве, что о рассвете, который придёт через три-четыре часа. Вот и отель, где я снимаю комнату. Партье нет, никого нет. Поднимаюсь по лестнице на второй этаж, прохожу по полутёмному коридору, поворачиваю ключ. Вот и постель — аккуратно застеленная мной утром, со свежим бельём. Отгибаю краешек одеяла. Неземной уют. Забываюсь.
3. Половина седьмого утра. Вот уже пару часов маюсь во сне от холода. Страдания мои прерывает мусоровоз, шумящий и гремящий прямо под окном. Как это не мучительно, но надо вставать. О, как это неприятно — вставать после такого короткого сна. Душ сгонит с меня остатки сна. Завтракаю. Ощущаю себя бестелесным созданием. Смотрю в окошко. Зябко. На море барашки. Греюсь под солнечными лучиками, проникающими через оконное стекло. Через пару часов под окном появится Джинджер — рыжя кошка в белую полоску, очень аккуратная и симпатичная. Каждое утро, когда я жарю омлет на завтрак, за окном раздаётся мяуканье. Там, под окошком, сидит Джинджер, смотрит прямо в окошко и мяучет. Она так мяучет, пока не угостить её чем-нибудь, вроде кусочка сыра или бекона, или кусочка хлеба, вымоченного в молоке. Каждый раз позавтракав под моим окошком, она мяукает на прощанье, лёгким прыжком перепрыгвает живую изгородь из можжевельника и скрывается в соседнем саду. Через пару часов потеплеет и можно будет пойти прогуляться. А пока ещё слишком зябко. Пока можно полежать на диване, посмотреть в окно на поля, что уже заколосились неподалёку от отеля, на горы, что синеют на горизонте. Встать на рассвете не очень-то приятно физически, но прекрасно для души. Я могу перечесть все дни, когда встречал рассвет, а их довольно много. Каждый из них запомнился мне яркостью и свежестью впечатлений. И если один день бывает почти неотличим от другого, то каждый рассвет уникален. Два часа пролетели почти незаметно. Вот и Джинджер под окошком, и солнце уже набирает силу.
Завтракать основательно охоты нет, тем более, что я перекусил утром.  Смотрю на часы. Через десять минут придёт автобус до города. День сегодня рабочий, а это значит, что на улицах города будет множество машин и людей, а в парках, на эспланаде, на муниципальном пляже будет пусто и тихо. Самое прекрасное время для прогулки. Я уже на автобусной остановке. Она в пяти минутах от дома, на пересечении главной улицы и шоссе. Вот и автобус — добротная английская колымага, в конце пятидесятых годов сошедшая с конвейра красивой и блестящей, а сейчас изрядно потрёпаная. По дороге нас обгоняют автобусы, полные школьников и студентов из окрестных городков и деревушек, едущих в город за знаниями. Иногда встречаются высокие, блестящие туристические автоусы. По мере приближения к городу, транспортный поток становится всё плотнее, но всё равно движется быстро и равномерно.
Мы останавливаемся возле новой площади — конечная. Пара дюжин шагов, и я посреди площади сижу на краешке фонтана. Гладкие струи воды напоминают стеклянные или ледяные трубки. Волшебная игра света в них. Слева от меня дорога назад — из города, справа — эспланада, позади — город — деловые и жилые кварталы, а впереди меня — молл. Он уходит в море на пару сот метров, от него отходят мостки, к которым пришвартованы небольше лодки и яхты. Резвятся чайки над молом, а из воды окло него иногда выпрыгивают рыбки. До чего же здорово пройтись по нему. Солнце уже приближается к зениту и греет  уже жарко, но на молу дует лёгкий тёплый ветерок.
Я сажусь на тёплые доски мола и закрываю глаза.  Поднимаю голову. Солнце светит через ткань моих век и я вижу приятный красный свет. Я так  далеко от мира людей, что уже не являюсь его частью. Я не помню, когда в последний раз говорил с живыми людьми. Я конечно, не имею в виду заказа в ресторане или бытового “спасибо” - это каждодневный набор слов для обмена необходимой информацией. Но я не помню, когда в последний раз разговаривал с человеком, а не с обслуживающим песоналом, полисменом, водителем автобуса и т.д.  Несколько месяцев, год два?
Ничто не держит меня в человеческой оболочке. Её грани стираются. Окружающая действительность перестала быть осязаемой — я принял её внутрь, а она поглотила меня.
Я — тёплые доски мола, я — скалы, на которых сидят чайки. Чайки — не души погибших моряков, чайки — это  я. Я — солнце в зените и морские волны, разбивающиеся о скалы в мелкую пыль, золотую в лучах солнца. Я — крошечная фигурка, что сидит на тёплых досках над водой и смотрит закрытыми глазами на солнце.
Круг замыкается. Налетает очередной порыв тёплого ветра и нет уже этой фигурки. И была ли она когда-нибудь? Просто игра света, преломлённого кристаллом чьей-то души, через секунду растворившейся в велколепии полудня.