Динка

                ДИНКА

      - Динка, окаянная твоя душа! Слезь немедля с дерева! Опять всю одежу в клочки издерешь! Мать так сроду не накупится!
     Бабка Анна, размахивая хворостиной, стояла у ворот своей избы и голосила на всю улицу. Верхушку высокой развесистой черемухи оседлала ее внучка, смешная курносая девчонка лет семи. Нет, не за “одежу” беспокоилась старушка: сколько она дыр этих залатала – и не счесть, а как бы ее любимица не убилась, упав  с дерева. Девять внучат было у бабки, но эту “оторви да выбрось”, как она называла Динку, любила и жалела больше всех. Да и внучка ластилась возле бабки, как котенок, не скупясь на ласковые слова. Безотказно помогала по хозяйству – дважды повторять не приходилось.
Но, однако, и хлопот доставляла внучка немало. Не успеет  старушка перед одними соседями оправдаться, как уже другие спешат излить недовольство Динкой. Везде та поспевала со своей изобретательностью на шалости. Ребятня гурьбой бегала за ней в надежде на новое развлечение. Нос ли кому расквасили, забор сломали, яблоню обтрясли, веревки для белья посрезали – куда ни глянь, все Динкины проделки. И только благодаря защите бабки Анны, которую уважали сельчане за справедливый нрав, Динка  избегала неприятностей. Оправдывала бабушка внучку несмышленостью да непоседливостью.
Динка спрыгнула с дерева. Так и есть! С подола платья свисал клок. Бабка покачала головой и тяжко вздохнула. Она еще немного постояла, глядя укоризненно на внучку, и, махнув рукой, скрылась за воротами. Динка виновато поплелась следом.
Рубленный из лиственницы дом все лето хранил прохладу. Пахло квашней. Бабка Анна стояла возле стола и укладывала что-то в полотняную тряпицу.
– Година нынче тятьке твоему, помянуть надо. Сходи, чай, на кладбище, а то у меня тесто подошло, – не оборачиваясь, тихо сказала Анна.
– Это я мигом! – радостно воскликнула Динка, видя, что бабушка не сердится. И, стараясь задобрить ее, добавила: – Ты, бабуль, не переживай – я все как надо сделаю.
Динке нравилось сельское кладбище, хоть и боялась она покойников страсть как. Заросшее густой травой и кустарником, это было единственное место, где девочке становилось грустно и хотелось плакать.  Может, от обиды, что у всех отцы живы, а у нее умер, когда она была еще совсем маленькой. А может, от того, что не помнила его, хотя знала со слов бабушки, что он был хорошим и добрым, крепко любил жену с дочкой.
Пока бабка Анна завязывала в тряпицу нехитрую провизию, Динка забралась на печку. Выбрав самую большую луковицу, сунула ее в карман платья.
– Это еще зачем? Чего опять придумала? – строго спросила бабка. На что Динка игриво хмыкнула, схватила узелок и тут же юркнула за дверь.
Пока девчонка, размахивая узелком, деловито вышагивала по селу, к ней постепенно присоединялись сельские ребятишки, бросая свои забавы. К концу пути их набралось столько, что хватило бы на небольшую похоронную процессию. 
Могилка отца с резным дубовым крестом была ухожена. Холмик сплошь засажен ромашками. Оградка и столик со скамеечкой аккуратно покрашены голубой краской. Кругом чувствовалась заботливая рука Динкиной матери, которая частенько наведывалась сюда, подолгу сидела на скамеечке и, бывало, тихонько плакала.
Динка зашла за оградку, развязала узелок  и не спеша разложила на блюдце печенье, конфеты, яйцо. Из маленького пузырька налила в стопочку водки и поставила рядом, накрыв кусочком хлеба. 
Дети с любопытством следили за каждым ее движением, облепив оградку с обратной стороны. А Динка, довольная проделанной работой, наклонив голову набок, внимательно смотрела на фотографию отца в рамке. Потом она вдруг всхлипнула, и горошины слез покатились со щек на могилку. И, как старушка, с надрывом в голосе, запричитала:
– Ах ты, мой родненький тятенька, что ж ты бросил меня, сиротинушку-у... Уж как бы я любила тебя да жалела-а...  Мамка-то вся извелась по тебе-е... Все плачет да плаче-ет...
Ребятишки опешили. Они с недоумением смотрели на Динку и не могли поверить, что их озорная подружка может так горько плакать. Но Динка неожиданно притихла и, оглядев детей, как-то хитро, недобро прищурилась. Потом она отвернулась, достала из кармана луковицу и откусила от нее кусочек. Разжевав его, выплюнула густую массу в ладошку. Во рту у нее все горело, но ей было не до того. Она подскочила к ребятишкам и с невероятной ловкостью стала совать лук в лицо то одному, то другому, норовя попасть в глаза.
Рев нарастал постепенно... Голосили все до одного. Слезы лились рекой. А Динка, скрестив на груди руки, торопливо шептала:
– Не мне одной, не мне одной... Пусть и они о тебе, тятенька, поплачут! Им-то хорошо – у них отцы живые...
Когда ей порядком надоел этот хор, она прикрикнула на детей. Те, ошалевшие от боли, немного стихли. Зрелище было жалким: глаза у всех красные, носы опухшие, по щекам размазалась грязь.
 Ладно, идемте! – буркнула Динка и быстрым шагом пошла с кладбища. Ребята понуро побрели за ней.
     Поздно вечером, как всегда, наслушавшись жалоб от сельчан, бабка Анна с нежностью смотрела на спящую внучку. Нет, ругать она ее не станет. Пустяки какие! Но пожурить, видать, немножечко придется. А Динка, спокойно посапывая, улыбалась во сне.
Любит ее бабка, шибко любит...