Первый закон эзотерики

– Может, не стоит?
Голос, раздавшийся среди рева проносившихся мимо машин,  прозвучал так неожиданно, что девушка вздрогнула и едва не соскользнула вниз. Вцепившись в перила, она испуганно обернулась. Обладатель голоса стоял позади, доставая зубами сигарету из пачки, и рассматривая несуразное существо, которое, кутаясь в одеяло, сидело на перилах автомобильного моста через речку с дурацким названием Грушевка.
Осенний вечер явился в сопровождении скверной погоды. Мелкий дождь, подхваченный порывами ветра, небрежно размазывал мокрые пятна по мосту и пролетающим машинам. Сидевшим в них людям не было ни малейшего дела до девушки,  погоды и всего, что находится за пределами теплой кабины. Скорее всего, они ее даже не видели – едва различимый на фоне нависшего темного неба силуэт.
Намерения ее сомнений не вызывали. Для чего еще будет сидеть человек осенним вечером, под дождем, на перилах моста, под которым течет река? Невооруженным глазом видно – классический случай. Несчастна – глубоко и надолго. От хронических несчастий есть разные лекарства, в том числе и такое, и сейчас девица, уподобляясь старинным рычажным весам, балансировала на холодных, мокрых перилах.
–Закурить хочешь? – мужчина протянул пачку.
– Ты только, это… не хватай меня, а то, сразу сигану, – предупредила девушка.
– Больно надо.
Он облокотился об ограждения в метре от нее и осторожно положил рядом сигареты и зажигалку. Девушка, оторвавшись от перил, дотянулась до пачки, так же, зубами, достала сигарету и, взяв лежавшую рядом зажигалку, крутанула колесико. Ветер тушил язычок пламени, и прикурить удалось только с третьего раза. Крепкий дым стегнул легкие, в голове закружилось, и девушка, едва не потеряв равновесия, закашлялась.
– Тебе это нравится?
Мужчина посмотрел на сигарету в руке, пожал плечами.
– Привычка.
– Странная привычка, – огонек, прочертив  длинную дугу, исчез в воде.
– Нормальная, всю жизнь курю, – второй последовал туда же, – Страшно?
– Что?
– Прыгать… считаешь, есть причины?
Девушка пожала плечами.
– Думаешь, там хуже, чем здесь?
– Понятно. Взрослые все дураки или сволочи, подруги стервы, у пацанов только одно на уме, жизнь – дрянная шутка. Все правильно.
– Психолога изображаешь? Зря. Я не общаюсь с психологами.
Мужчина помолчал.
– А ты предусмотрительная, с одеялом пришла. Давно сидишь?
– Недавно. Одеяло из машины какой–то дали. Остановились, посочувствовали. Пьяные все, в дрободан.
Мужчина криво улыбнулся.
– Это да. Это мы можем, посочувствовать по–пьяни. По–пьяни мы сразу душевные становимся, понятливые, души у нас трепетные.
– А ты чего остановился? Вроде трезвый.
– Да так… поговорить захотелось, да не с кем, а тут ты сидишь.
– Ну и проходи. Все. Поговорили, хватит. Не мешай.
Мужчина выпрямился, взял пачку. Она сидела, отвернувшись: лицо закрывали светлые волосы… спина в виде вопросительного знака, рука на перилах. Сколько ей? Пятнадцать… двадцать? Очередная несчастная любовь?
– Знаешь, есть поступки, которые невозможно исправить. Например, то, что ты сейчас собираешься сделать.
– Что я собираюсь?
Он внезапно разозлился.
– Слушай! Ты ведь не хочешь сказать, что твое любимое занятие – сидеть под дождем на перилах моста, и ты постоянно этим занимаешься? Нет?
– Конечно, нет. Так получилось. Но я давно хотела это сделать. Одно движение… и все. Нужно только откинуться  вовремя, чтобы не успеть затормозить, – она помолчала, – Скажи, вот ты знаешь, почему в мире столько зла, почему он так несправедливо устроен?
– С чего ты решила, что он устроен несправедливо? Мир рационален и работает точно, как отлаженный механизм. Если что–то происходит, для этого есть причины. А уж насколько они вписываются в наше осознание – это наши проблемы, отнюдь не мира. Не забивай себе голову такими вещами. Я понимаю, что сейчас тебе плохо и, наверное, нет ни одного существа, с которым ты могла бы это разделить…
Девушка покачала головой.
– Она погибла… этим летом… прямо здесь. Катер… винтом.
Повисла пауза. Мужчина достал ещё сигарету, закурил.
– Знаешь, наверное, все имеет какой–то смысл. Даже наша гибель. Большинство людей уходят из жизни тихо и незаметно, словно рыбки в аквариуме… от старости, болезней, неправильной жизни, неправильных мыслей. Потом, кто–то видит мертвую рыбку, берет сачок, вытаскивает и спускает в канализацию. И все. Через неделю на ее месте плавает другая, а в мире ничего не изменилось, и о той никто и не вспомнит. А когда происходит что–то из ряда вон… наверное, в этом есть смысл.
– Я все понимаю. Но когда это происходит с нашими близкими, с теми, кто тебе дорог… разум отказывается принимать эти законы. Знаешь, я всегда мечтала увидеть весь мир, узнать все о самых сокровенных уголках океана, а вместо этого…
Он почувствовал раздражение.
– Что вместо этого? Сколько тебе лет? Двадцать? У тебя все впереди. В твои годы мир виделся мне ярким сверкающим калейдоскопом, который я вертел как хотел. Все было в моих силах, все доступно, а вот сейчас… в пятьдесят восемь, все видится совсем по–другому, и от того калейдоскопа осталась горстка цветных стекляшек, которые не дают никакой картинки. Но это не вина мира. Это моя проблема. Все это во мне, но справиться с этим я не в силах. И на смену прежнему образу жизни пришли ночные прогулки, долгие раздумья –  все то, что предначертано и предшествует концу. Ведь если разобраться, в смерти нет ничего страшного, она просто приходит, как очередная фаза жизни. И человек уходит точно так же, как опадает лист в тихую погоду: отрывается от ветки и спускается куда–то, в иное, другим листьям пока недоступное. И чем ближе к концу, тем понятнее и тем легче совершить последний шаг. И на твоем месте, скорее, должен быть я. Это более закономерно и логично. Но когда–то давно, я вбил себе в голову одну формулу, а потом превратил ее в закон, а потом облек в некую концепцию, а чтобы это выглядело весомее – сказал себе, что это эзотерический закон и поверил, и теперь с этим  живу.
Девушка слегка повернула голову.
– И как это звучит?
– Очень просто. Все…будет… хорошо. И ты знаешь, помогает, как не странно. Всегда… или почти всегда.
Она улыбнулась и повторила:
– Все… будет… хорошо, – помолчала, подняла голову к посветлевшему небу. Дождь прекратился, взошла полная луна.
– Как тебя зовут?
– Николай. А тебя?
– Эоалла.
– Странное имя.
– Имя как имя, не хуже других. Спасибо тебе, Николай. Ты мне действительно помог. Я буду рада увидеть тебя вновь, если захочешь. Мне пора…
С этими словами, она скинула с себя одеяло, оттолкнулась руками и бросилась вниз. Раздался громкий всплеск, и наступила тишина.
Оцепеневший Николай, подхватил одеяло, вскарабкался на перила и принялся высматривать там, внизу, хоть какие–то следы: пузыри, волны или черт его знает, что бывает в таких случаях. Однако река была спокойна и пуста. Луна ярко освещала сонно переваливавшуюся воду, на которой не было ни малейшего следа. Он тщетно вглядывался в темную, тягучую поверхность, как вдруг, ниже по течению, по воде разошлись круги, и показалась голова Эоаллы. Она махнула рукой.
– Спасибо тебе, Николай! Все будет хорошо!
Прощальный взмах, шлепок по воде огромного хвоста и все стихло.
Он неспешно свернул влажное одеяло, к которому прилипли крупные чешуйки, аккуратно положил его на перила ограждения и задумчиво повторил:
– Всё будет хорошо…