Припудрившись весной

Судьба пригласила меня на танец. Прощальный? Предсмертный? Знаменующий собой новый этап? Я ничего не знаю о нем, он ничего не знает обо мне. Никто из нас не в выигрыше. Прямо как в спорте: никаких преимуществ на старте. Только выстрел из пистолета – и побежали. Честно. Так и балансируем друг возле друга с завязанными глазами: я и этот неведомый танец.
Сидя на полу, посылаю туфлю вместе с проклятиями в рот дверной коробки. И она глотает туфлю вместе с каблуком и подметкой, ничего не выплевывает. Не задумывается о том, что желудок коридора может не выдержать такой грубой пищи. Но желудок зияет пустотой. Похоже, он голоден, только где-нигде разбросана мебель, но она уже почти переварилась и теперь не в счет. Он голоден. Он получит эту пищу. «Ты получишь эту пищу!» - угрожаю я ему, и вслед за первой летит вторая туфля. Он жадно заглатывает и ее. «До чего же ты прожорлив. Помнится, в прошлом году вместил в себя сначала плащ, потом джинсы, потом туфли, только не эти, а другие, а на десерт и нижнее белье. Мало тебе, сколько не бросай». Но я успокаиваюсь, потому что дверной проем накормлен.
Теперь могу со спокойной совестью перейти к подсчету денег. Потрошу портмоне. Купаюсь в мелких купюрах, посыпаю себя щедро монетами. Монеты звенят, я улыбаюсь только глазами.
Я наконец-то в марте и уже нелегально нюхаю весну. Полные ноздри белого снега. Еще хрустящего, но намекающего на то, что скоро он будет таять. Задыхаюсь и кайфую одновременно. Режу март на куски, как торт и облизываю нож. «Ты че делаешь? - спрашивает у меня порезанный на куски март. – Ты хоть думаешь, что делаешь? Зачем нож облизываешь?» «Эротику потому что люблю. Помолчи, посопи мне на ушко», - злобно скалюсь я и облизываю нож еще раз.
Дышу до дури весной. Весна как дурь. Почему-то это сравнение никогда не приходило мне на ум раньше. Дышу, пробую дышать весенней дурью, несмотря на остатки снега и грязь. Скоро ночь, но у меня ночное дежурство у окна – не уснуть, не отойти по делам.
Такие ночи – для бессонниц-идиоток, отчаянно-ленивых и немного грубых. С шагами до туалета, а потом до кухни. Свет дарит себя из-под абажура комнате. Не в пример другим: есть лимоны без сахара, читать книги с вырванными страницами, записывать номера телефонов без имен.
Такие ночи вдохновляют на прослушивание заброшенных песен, их смакование через шуршание магнитной ленты. Воспоминания кружатся каскадом перед глазами, стараясь понравится и найти отклик. Вдыхая запах старого пиджака, потрепанного на лацканах и манжетах, прижимаясь к нему щекой, пустить слезу. Весна делает то же самое за окном, почему же не последовать ее примеру? Не вижу повода остановиться.
Такие ночи – чтобы резать подошвами асфальт. Ступать беззвучно, как кошка, легко и уверенно. Понюхать черный цвет зонта или пальто, знать по запаху, на какой улице находишься. Я зверь, а не божий одуванчик. Звери любят весну, потому что весной в них начинают бурлить инстинкты. Могу быть самоуверенной и ревнивой самкой. Или вообще бесполой. На подбородке никак не образуется ямочка. Я мало пою? Понюхаю еще весны. Это повод откупорить старые флаконы и не покупать новых духов. Это фонтан маленьких переживаний, перемешанных с прошлой болью или возбуждением.
Какой он на это раз, этот опасный, но столь притягивающий танец с судьбой? Смогу ли я удержать руки в карманах, когда будет жечь в подушечках пальцев? Смогу ли вовремя оторваться и упасть в сторону, без сил, но еще дыша? Ночь подскажет направление.
Пью морозный коктейль из уставшей ночи без сахара, без ванили. И сохраню эту привычку хотя бы на сезон. А там – паводок, и где-то будут разливаться реки и тонуть в воде безобразные коряги. Но прежде снегу еще хватит наглости выбрасывать морозы, как пальцы. Сегодня я не спорю с зимой и покорно ложусь к ней в постель: хочешь – насилуй, скользя по обнаженному телу заиндевевшими руками, как лезвием. Снова возвращение к ножам. Я все еще режу март во сне. Пока есть март, я буду резать его на куски, наблюдая за тем, как стонет зима, чувствуя открытую рану у себя на плече.