Я и она

Таинственной незнакомке
посвящается.



I Метро.

Это событие кардинально изменило мою жизнь.
Было раннее утро, самое начало рабочего дня и в метро, впрочем, как и всегда, было многолюдно. К своему удивлению, я умудрился сесть на свободное местечко и никакая бабулька с тележкой меня не опередила.
Поездка в метро, повторяющаяся для меня каждый будний день, занимала довольно много времени и потому, примостив свою задницу на сидение, я взялся за книжку.
Учебник безжалостно тянул меня в сон, тем более, что я встал рано – в половине шестого. Чтоб хоть как-то развеяться, взглянул по сторонам. По обыкновению, кто-то облокотился на торец лавочки и, можно сказать, на меня тоже, а вот тот мужик в кожаном пальто вообще повис надо мной и бессовестно загораживал свет. Почитать не удастся, глаза надо беречь, и я продолжал глазеть по сторонам.
И тут увидел её.
Нет, я не влюбился с первого взгляда, хотя можно было сказать, что она симпатяжка. Невысокая (обожаю маленьких девчонок) и… Лицо притягивало взгляд. Она была похожа на француженку. Маленькая, изысканная и в тоже время простая и… волнующая. Каштаново-медные волосы коротко подстрижены и творчески взъерошены в виде лёгкой непричёсанности путём долгой и старательной укладки дома перед зеркалом. Минимум косметики, что я тоже отнёс в категорию несомненных плюсов.
Взгляды наши встретились… Какое милое, располагающее к себе выражение карих глаз!
Нет, она определённо мне нравиться!
Сразу возник закономерный вопрос – что делать? Что делать со своим влечением к ней? Пойти у него на поводу и познакомиться? Но я не так уж часто делаю это, тем более в метро, чтобы быть уверенным в результате. А быть уверенным я хотел.
Она мило и располагающе улыбалась мне, словно подталкивая к знакомству. Нет, я не влюбился!
Надо было выходить, и я пожалел, что так и не решился сделать это. Зря. Ну что ж, прощайте, прекрасная незнакомка, прощайте. Не думаю, что мы встретимся  ещё когда-нибудь, а жаль. Если это произойдёт, то я обещаю сделать вам предложение.
Я вышел, направился к переходу на другую линию и на эскалаторе с удивлением заметил её на пару ступенек ниже себя.
Первая мысль, возникшая в моей голове (вы удивитесь, не зная мою голову «изнутри») была следующей: она меня преследует. Вскоре я убедился в этом – она шла то рядом со мной, то следом, изредка лишь посматривая: на месте ли я, никуда не свернул?
Но как только мы спустились на станцию «Комсомольская» Сокольнический линии, она обогнала меня, мило при этом улыбнувшись (и – увлекая), и быстрым шагом пошла в сторону первого вагона. В принципе, мне надо было садиться в центр, но я не мог вот так это оставить и пошёл вслед за ней. «Как это так? Преследовала, преследовала и убежала? А, может, просто нам по пути?» «По жизненному?» – спросил внутренний голос, но его дурацкое замечание я оставил без внимания.
Она поглядывала на свои часики (торопиться?) и на электронное табло метрошных часов (сверяет время?) и переминалась с ноги на ногу, ожидая прихода поезда и совершенно меня не замечая. Это меня задело, и я вошёл в те же двери, что и она, встал напротив и вопросительно уставился на эту симпатичную мордашку.
Она с удивлением посмотрела на меня, как на докучающего комара и сердито отвернулась в окно разглядывать своё отражение. Ни разу я не поймал её взгляда.
Она первая вышла в Сокольниках, и мы вместе поднялись по лестнице, вместе вышли на улицу. Шёл дождь. Она в раздумье остановилась, а я достал свой зонт и подошёл к ней.
– Удивительно, как совпадает наш маршрут, вы не находите? Может, нам и дальше по пути?
– Может быть, – загадочно улыбнулась она. – А куда вы направляетесь?
– Последние тридцать минут, по-моему, туда же, куда и вы. Знаете, мне ужасно хочется вас чем-нибудь угостить…
– Ну что ж, – перебила она и взяла меня под руку. – Пойдём.



II Знакомство.

Она была старше меня на семь месяцев и десять дней, но для нас это не имело значения.
Мы сидели в кофейне на Стромынке и пили обжигающий горячий кофе, изредка обмениваясь ничего не значащими фразами. Мы изучали друг друга молча.
Мне было приятно видеть её лицо с маленькой родинкой на левой щеке, ближе к ушку, что всё ещё не было проколото.
– Изучаешь? – спросила она, слегка склонив свою прелестную голову набок.
– Любуюсь, – ответил я, улыбаясь. – И боюсь больше никогда не увидеть такой естественной и красивой красоты.
– Ты не умеешь льстить.
– Да, я когда-то учился, но лесть мне плохо давалась, поэтому девушкам на счёт их внешности я говорю только правду.
За окном по-прежнему шёл дождь, и нам не хотелось никуда идти. Мы сидели и смотрели: я – на неё, а она – на меня.
– В тебе есть что-то от француженки, – заметил я, заказывая ещё по одной чашечке кофе.
– Моя бабушка была русской. Она жила в небольшой деревушке под Нижним Новгородом, пока как-то не встретила одного француза. Откуда он взялся в этой глуши – никто не знает, так же как и каким образом и когда он увёз бабушку во Францию. Потом началась война, а после войны родилась моя мама. Она вышла замуж за какого-то немца и переселилась в пригород Берлина. Так что во мне по четверти русских и французских кровей и ровно половина – немецких.
– Интересная история. По тебе не скажешь, что ты наполовину немка.
– У отца слабая наследственность.
– Ты здорово говоришь по-русски, хотя небольшой акцент всё же просматривается.
– Меня воспитывала бабушка, а с ней мы общались по-русски. Я экстерном закончила школу, получила высшее образование, а потом… потом умерла бабушка и я решила вернуться на свою историческую родину.
– Зачем? Ведь в Европе у тебя были хорошие перспективы, а в нашей захудалой стране…
– Ты зря. Мне нравиться Россия, а перспективы есть везде. Я работаю юрисконсультантом в одной очень хорошей фирме, снимаю квартиру в Косино и абсолютно не жалуюсь на жизнь. Разве что сегодня промозгло и сыро.
– Да, – подтвердил я. – Погодка сегодня не ахти.
– Может, посидим ещё? – предложила она. – Здесь так хорошо, тепло и уютно, что даже не хочется уходить.
Она достала мобильник и куда-то позвонила. Сказала, что задержится на часочек, и убрала телефон в сумочку.
– Ты не торопишься?
– Нет, – ответил я. – С тобой готов провести весь остаток своей жизни.
– Не кидайся такими словами, – строго посмотрела она на меня.
Через месяц я переехал к ней. Не знаю зачем, но я это сделал. Водоворот любви затягивал нас и, хотя мы и сопротивлялись – у неё работа, у меня учёба, утопали в нём всё глубже и глубже, сами того не замечая.
Через месяц я переехал к ней. В маленькую однокомнатную квартирку на юго-востоке столицы с маленькой кухней, маленькой ванной, маленькой кошкой и маленькой, но милой сердцу француженкой, которую я любил.
Я отчаянно сопротивлялся пониманию этого, отчаянно оттягивал миг, когда мне придётся признаться в этом себе, ведь это многое изменяло, накладывало много обязанностей и… приносило счастье.
Мы мирно уживались втроём в однокомнатной квартирке. Вечерами гуляли или в обнимку сидели в кресле, а кошка Мари тёрлась об ноги и мурлыкала. Иногда кому-то из нас надо было побыть одному и тогда ему это удавалось, второй не мешал. Даже во время одиночества мы были вместе. Она незримо поддерживала меня в такие минуты из кухни или я улыбался ей с фотографии в её кошельке.
Были и ссоры, без них никак нельзя, но мы, взявшись за руки, перепрыгивали через эти бездонные пропасти, погрязнув в которых, трудно выбраться обратно.
Ещё через месяц, ближе к Новому году, мы как-то собрались с ней на каток. Выкроили совместный выходной и отправились кататься на коньках.
О! это был ужасный вечер, который я никогда не забуду!
О! это был прекрасный вечер, который я никогда не забуду!
Она была красива как никогда. Она сверкала в своём наряде и слепила устремлённые на неё взоры.
Никогда я не видел, чтобы женщина каталась на коньках. В моих глазах даже Елена Бережная, по сравнению с ней, первый раз вышла на лёд.
Это было фантастическое зрелище. Она стихией мчалась, бежала, стремилась вперёд и вдруг совсем неожиданно закружилась в вихрь, увлекающий внутрь, потом снова бежала и немыслимо прыгала.
Я был ей явно не пара, а потому тихо катил себе по кругу, любуясь на своё сокровище, которому на всём белом свете не было равных.
Но она всё-таки нашла себе партнёра. Выбрала из всех желающих покататься с ней – лиц мужского пола, а из них – прыщавого юнца, который вроде как умело размахивал ногами и здорово складывал руки на груди. Последнее мне нравилось больше всего.
Внимание всего катка было приковано к ним. Какой-то тип толкнул меня в бок и заметил:
– Прекрасная парочка, вы не находите? Здорово катаются вместе.
Катались, может, они и здорово, но никаких парочек я не потерплю! И решительно покатил к ней.
Её трудно было поймать. Она кружила рядом, окутывала чем-то влекущим и исчезала.
– Ты не слишком много уделяешь мне внимания, – умудрился я крикнуть ей в спину.
И через пару кругов получил ответ:
– Ты не так хорошо катаешься на коньках.
Постепенно я понял динамику её движения и сумел спросить:
– Разве в этом дело? Я хочу уйти.
И через пару кругов ответ:
– Ты ревнуешь меня, вот и всё.
Я её ревную. Нет, вы слышали это? Я её ревную. Да, я её ревную к этому танцору, которому, по-видимому, ничего не мешает!
– Да, я тебя ревную! – крикнул я.
Она ничего не ответила и продолжала выделывать с ним пируэты. Это продолжалось довольно долго, и терпение моё начинало иссякать. Я уж было совсем собрался уйти домой, но услышал знакомый нежный шёпот в ухо:
– Я беременна, милый. У нас будет ребёнок.
И она повела меня, ошарашенного, растерянного и глупо улыбающегося домой.

III Ребёнок.

Нельзя сказать, чтобы я был рад этому известию.
Представляете, если вам вот так вдруг, ни с того, ни с сего, совершенно неожиданно скажут: «Милый, я беременна». Хотя если вы женщина, тогда вы ничего не представляете, что мы, мужчины, испытываем в такие минуты.
Это смесь самых разнообразных чувств, которые просто невозможно описать. Некоторые, с трепетом этого ожидая, даже радуются, некоторые совсем этого не желающие, громко матерятся, а нервные люди просто впадают в истерику.
Чувства мужчина испытывает самые различные. От радости, счастья и неописуемого восторга до разочарования, горя и полной безнадёжности. Рассказывали забавный случай, как один мужчина после сообщения о том, что он скоро станет папой, покончил жизнь самоубийством на глазах у многочисленных свидетелей путём выстрела в голову. Вот такие фортели выкидывает жизнь.
Нельзя сказать, что я был рад этому известию. Представляете меня папой? Вот и я тоже. Прощай вся моя прежняя жизнь в уютном семейном гнёздышке под Москвой вместе с заботливой материнской опекой, по которой так прекрасно было жить. Прощай сестра, стиравшая мне носки и гладившая рубашки. Прощай собака Эйнштейн, вечерние посиделки и умиротворяющий вид из окна.
Всё, всё! Ничего этого больше не будет.
Будут только крики днём и ночью, грязные пелёнки и нервотрёпка от жены.
И начнётся новая жизнь, новая семья, в которой я буду отцом.
Потом мне в голову пришла такая мысль, что отец – это звучит гордо, и я решил выказать ей свою радость. Правда, уже после того, как она сказала:
– Аборт я делать не буду. Не хочешь – можешь отойти в сторону, я справлюсь сама. Мама тоже поможет.
Вот так мы и решили расписаться.
И ещё через месяц, в январе, это свершилось.
Вскоре я окончательно переехал к ней. Моя мама очень долго сокрушалась по поводу моего столь раннего сковывания самого себя тяжёлыми узами брака. Она много чего пророчила нам, но этого я приводить не буду.
Также с Германии приезжала её мама, погостила у нас немного и, оставив много денег, отбыла обратно.
На четвёртый месяц беременности, т.е. в марте, мы сидели в нашем любимом кресле, она почёсывала кошку за ухом, та сладостно и благодарно мурлыкала. Горели свечи, играла тихая музыка, нам было хорошо.
Внезапно она сказала:
– Я хочу переехать.
Я уже давно подозревал о чём-то в этом роде. Последние недели она была чем-то озабочена, но скрывала это от меня. Она словно что-то обдумывала. Вначале я заволновался, но, глядя в её честные глаза, успокоился и не пытался ни о чём расспрашивать. Надо будет – сама скажет. И вот это произошло.
– И куда?
Можно сказать, я напрягся, ожидая ответа. И не зря.
– В деревню.
Врать не буду, я не особо этому обрадовался. Переезды никогда не нравились, я и к ней-то с трудом перебрался, причинив себе кучу физических и моральных расстройств. По натуре я – консерватор и придерживаюсь достаточного осёдлого образа жизни. А тут намечается второй переезд в последние полгода. Это меня нервировало.
– Я хочу туда, где жила бабушка, где она родилась и выросла. С тех пор как я в России, меня не покидают мысли об её родине. Я хочу, чтобы наш род продолжался там. – Она встревожно посмотрела на меня. Потом поцеловала и спросила: – Милый, ты против?
Ну, как я мог ей сказать «да»?
– Нет, конечно, я совсем не против.
Больше мы на эту тему не разговаривали.
Скоро я уехал в Нижний Новгород, в двадцати километрах от него откопал эту деревушку, присмотрел старенький, но крепкий и тёплый домик с небольшим хозяйством. Старушка, что влачила там жалкое одинокое существование, собиралась переезжать в город к дочери и не знала, куда деть своё хозяйство. Хотела перевести, но я её от этого отговорил. Она очень удивилась, что я с женой хочу из Москвы (Москвы! Белокаменной столицы!) переехать в это захолустье, которое она очень любила.
Мы договорились о цене, постепенно оформили все документы. Всё это время я жил у неё и каждый день телеграфировал своей француженке, что всё идёт хорошо. Она писала, что любит меня и с нетерпением ждёт.
В апреле я ненадолго вернулся в Москву, потаскался с ней по врачам и вновь уехал в деревню обустраивать нашу будущую обитель. На покупку ушла половина денег её мамы, на ремонт – вторая.
В мае, на её шестом месяце, мы переехали. Вместе с домом нам достался садик в семь соток, восемь овец, два десятка кур и три козы. Как ветхая старушка со всем этим справлялась – история умалчивает.
В деревне бразды правления она взяла в свои руки. Она воспряла духом, распрямилась и похорошела, словно попала в родную, давно знакомую стихию.
Жители относились к нам хорошо, многие помнили её бабушку, помогали чем могли, давали советы.
В августе она родила мальчика.
Ещё через год – девочку.
Ещё через год – ещё одну девочку.

IV Эпилог.

Теперь, по прошествии двадцати лет, мы перечитываем с ней эти строки, сидя долгими зимними вечерами у тёплой печи  и слушая потрескивание дров, и с ностальгией вспоминаем тот пасмурный осенний вечер, когда впервые увидели друг друга.
– Ты сидел и пялился на меня, как баран на новые ворота.
– А ты стояла и улыбалась так, что на меня оглядывались пассажиры.
– Неправда.
– Я сразу распознал в тебе французскую кровь.
– А я тогда подумала, что это точно не любовь с первого взгляда.
– А я сказал себе тогда: нет, я не влюбился!
Мы произнесли это одновременно и рассмеялись.
На столе лежали бумаги сына, и я взял в руки какую-то тетрадку. Это оказался его личный дневник. Нет, я не собирался его читать, просто перелистал и… наткнулся на такую запись:
«Это событие кардинально изменило мою жизнь…»




2002, 24 октября – 15 января 2003 гг.