Всеволод Ростиславович

- Яночка, вареньице шиповное закончилось? - спросил Всеволод Ростиславович, выискивая банку в холодильнике.
- Закончилось, Сева, открывай сливовое, - ответила жена из коридора.
Всеволод Ростиславович достал из шкафа банку сливового варенья. Каждое лето на даче всей семьёй собирали урожай, а потом жена Яна Александровна варила ягоды с сахаром, раскладывала по банкам и закручивала жестяными крышками. Всеволод Ростиславович несколькими движениями консервного ножа отогнул края, затем снял крышку, зачерпнул чайной ложкой варенья и тонко размазал по хлебу. Чай пил без сахара, разменянный шестой десяток лет настоятельно рекомендовал отвыкать от сладкого. Затем оделся, как всегда до вечера поцеловался с женой в щёчку и отправился на работу.
Хотя Всеволод Ростиславович и работал в таком страшном заведении как Инспекция по люстративному поиску, он умудрился не нажить себе того леденящего душу ореола, который окружает всякого сотрудника ИЛП, пусть он всего лишь вольнонаёмный работник по хозяйственной части. Просто Всеволода Ростиславовича было невозможно бояться. Даже не мягкий голос с постоянно извиняющейся интонацией и не круглая лысина с забавным пушком заставляли его любить как пожилого дядюшку или дедушку. Всеволод Ростиславович буквально лучился детским восхищением от всего, что открывалось его взгляду. Когда в весенний солнечный день пчёлы летают вокруг зацветающих яблонь, каждый семнадцатилетний юноша чувствует, что воздух, которым он дышит, становится осязаемым и сладким как молоко. Когда Всеволод Ростиславович видел кружащий в уличном ветерке беглый газетный лист, он хотел смеяться от этой шалости природы. Удивительно, но и полковника Бойко Всеволод Ростиславович почти не боялся. Имя полковника Бойко произносили шёпотом даже его подчинённые в областнном отделе ИЛП, но Всеволод Ростиславович в присутствии главного областного инквизитора только немного беспокоился о своём внешнем виде. Так без страха и тревоги он и вошёл в кабинет Бойко.
- Доброе утро, - поприветствовал он полковника.
- Доброе утро, Всеволод Ростиславович, - ответил тот, как обычно, хоть с маленькой, но суровой ноткой. - Сегодня вы едете в Ефимовск. Вот ваш вызов, прислали ночью. Машина уже ждёт, спускайтесь во двор.
- Понятно, - сказал Всеволод Ростиславович, - тогда я иду, пока не прощаюсь, вечером ещё, возможно, встретимся.
- Не прощаемся, - кивнул Бойко и углубился в чьё-то дело.
Дорога до Ефимовска проходила по степи, только две линии деревьев шли по обочинам. Всволод Ростиславович сидел рядом с водителем. Он побаивался этого места, которое при авариях оказывается самым травмоопасным, но интерес к окружающей природе пересиливал, и он садился впереди. Если бы переднее сиденье было кем-либо занято, он не решился бы попросить его, хотя и был старшим по званию, но в каждой поездке сопровождающие офицеры скромно садились сзади, как бы призывая Всеволода Ростиславовича занять самое приятное место, что он с удовольствием и внутренней благодарностью обязательно делал. Маршруты были невелики, дальше чем на семьдесят километров никогда не ездили, но Всеволоду Ростиславовичу хватало и часа езды. Дороги ему были знакомы с детства, поскольку в родном городе он провёл всю свою жизнь и иногда ездил в соседние посёлки и городки на семинары, но, разумеется, каждый раз он находил в дороге что-то новое...
В Ефимовске выяснилось, что произошла накладка. Вместо того, чтобы направить в областную ИЛП вызов и ждать приезда Всеволода Ростиславовича, майор, местный руководитель Инспекции отправил в город состав, а вызов послал начальник шифроотдела по многолетней привычке, даже не поставив в известность майора.
Всеволод Ростиславович пожал плечами. Конечно, такая накладка редкость в ИЛП с её-то дисциплиной, но это не смертельно. Он созвонился с Бойко, получил указания и сказал сопровождающим, что они возвращаются. Дорога домой снова напомнила ему о том, как до Революции Оскорблённых, когда он ещё был учителем, он ездил с коллегами в сельские школы и принимал аттестации.
В городе машина подъехала к тюрьме. Открылись ворота, машина въехала во двор и ворота закрылись. Всего лишь сантиметр стали разделял два мира. Снаружи человек мог бегать, плавать и летать на миллионах квадратных километров от Северного полюса до Южного. Внутри он был ограничен стенами камеры или служебного кабинета, где строгие инструкции устанавливали его режим или перечень обязанностей. Человек, попадая извне внутрь, в тот же момент изменялся; выходя изнутри наружу, снова становился другим человеком, не всегда таким же, каким был раньше. Но только не Всеволод Ростиславович мог измениться в тюрьме: он остался абсолютно добродушным и весёлым. По коридору он прошёл в служебное помещение и поздоровался с двумя конвоирами. На стене висел китель от формы, которую полагалось надеть, но этой единственной формальностью Всеволод Ростиславович пренебрёг. Он достал пистолет, один из конвоиров нажал кнопку, открылась ещё одна дверь, внутрь вошёл приговорённый, и дверь за ним закрылась. Хотя Всеволод Ростиславович и был очень добрым человеком, пожелание здоровья смертнику звучало бы глуповато, поэтому он просто поднял пистолет и выстрелил вошедшему в лоб. Конвоиры открыли окно в стене, и передали тело санитарам.
Затем окошко закрыли и опять нажали на кнопку. Вошёл второй приговорённый и со вполне понятным удивлением посмотрел на улыбчивого пожилого человека, который поднял пистолет и снова выстрелил. Снова в окошко уехало тело человека, который так и не понял, что это и есть палач, хотя большинство догадывалось, что они входят в последнюю комнату. Всеволод Ростиславович и сам удивлялся тому невероятному стечению обстоятельств, которое сделало его палачом в ИЛП. На этой секретной службе бывшему учителю рисования дважды приходилось расстреливать своих знакомых, которые хоть и знали, где теперь работает Всеволод Ростиславович, не могли даже представить, на какой ужасающей должности. За ту секунду, что проходила от хлопка двери до выстрела, никто не успевал понять, почему этот милый старичок целится тебе в лицо из пистолета. Вся история прихода Всеволода Ростиславовича в ИЛП заняла бы очень много времени, но почему он работает здесь так долго и получает регулярные поощрения, сам он мог бы объяснить очень просто и коротко: просто он был умелым, хорошим палачом.

3 апреля 2005