Но строк печальных не смываю...

Но строк печальных не смываю


1



Вовка Гусь сидел четыре раза  два за воровство и два за хулиганство. Перед четвёртым  напоследок женился.
Вальку на Пятницкой знали. Не один выводок пятницких малолеток приобретал на ней необходимый жизненный опыт за бутылку красного. Вот  именно, что за бутылку красного. Выпивала она эту бутылку, и ей становилось всё равно. А раплачиваться-то надо…
 Не думаю, чтоб Вовка уж совсем  ничего не знал. Конечно, знал, не в лесу Валька жила, но…
Первого мая, кажется, шестьдесят пятого года собрались мы у меня, вроде бы для солидарности, а на самом деле, кто третий, кто пятый год обмывая своё возвращение из армии. Женщины с нами не было ни одной,потому что мы уже были в той стадии пития, когда вино и женщины есть вещи несовместные. Потому что это только так говорится, что где бабы, там и вино, то есть хотя и верно это говорится, но  до поры. А когда вином начинают заниматься серьёзно, совсем серьёзно, тут уж не до баб, не до чего  ибо до ревности любит дух, живущий в нас. И мы уже кто раньше, кто позже, кто больше, кто меньше, кто понимая  и ухмыляясь, кто не понимая и ухмыляясь, всасывались в эту стадию. То есть я-то, начинающий писатель, просто изучал жизнь, но это я сейчас так красиво говорю  тогда между нами не было никакой разницы, кроме разве цинизма. Они делали всё это просто, а я  с идеей. Я был как бы Сусловым нашего довора. Суслов  идеолог пьянства, смешно, правда?..
Ладно. Сидели мы, пели (может, правда, пели, а иногда так называют, когда пьют), вдруг вваливается Гусь, красиво, как Чацкий. Мы даже не слышали, кто ему дверь открыл. Ну мы ахнули, его сразу усадили и  стакан в зубы.  Он потеплел, как будто простудился, и всё нас звал выпить одеколону.
 Гусь, что за дела! Ты что-то непонятное такое говоришь, сам видишь  насчёт водки мы вроде не обижены…
 Нет! Владимир Алексаныч   скот, но не подлец! Что ж, вы меня угощаете, а я как свинья? Не так дело. Вот у меня рупь, пойдём  два флакона, больше у меня нет…
Еле-еле мы его успокоили… Но он всё бормотал, всхлипывая:
 Это что ж, за красивые глазки? За красивые глазки не делают. Вот у меня рупь, больше нету. Было время и Владимир Алексаныч угощал, а сейчас у Владимира Алексаныча нету… Утомлённый, но шагая бодро, возвращался с лагеря домой…
 А где твоя Валюха?  спросил я.
 Нету Валюхи. Комната пномпень, ключ с собой унесла и третий день дома, говорят, не ночует… А я что?
Постепенно одни разбрелись, другие отключились, а мы с Вовкой вышли на улицу.
У газировочного автомата стояли ребята, человек десять, и рассказывали какую-то похабщину, а сыр во рту держали, смакуя и прихлёбывая. Очередь внимательно вслушивалась в их разговор.
Гусь, квадратный, но маленький, подпрыгнул, стакан выхватил, ополоснул  и мне подал как джентльмен джентльмену, и я стал пить. Они в первую минуту потерялись от такой наглости в разные стороны, а потом сомкнули свои умы, нас  за шивороты и поволокли за метро. И надели нам на головы урны.
Ощущение неинтересное. Мне такого испытывать никогда больше не приходилось, хорошо бы, чтоб и не пришлось, особенно если у вас у самого  кодла, и вы привыкли на своей улице верховодить…
Ну, приструнились мы во двор. Во дворе голо  ни травинки. Из гавриков наших, даже если их растолкать, какие сейчас солдаты? Крикнули мы Машке, она нам тесак дала из продмага. У Гуся тесак, а у меня что? Я за отвёрткой сбегал. Прискакали мы к метро, они, конечно, нас там не дожидаются, хоть и уговор был. Так, одного вахлака встретили, вроде из тех, не пронзили его, а дали просто по роже, что он упал. Встаёт, кровищу размазывает:
За что вы меня, братаны?
Ну мы ему объяснили, за то-то, мол, и за то-то, а он нам в оборотку?
 Да вы ошиблись, видно, посмотрите на меня внимательнее.
Мы посмотрели  а может, и правда ошиблись, кто теперь разберёт? Разве их всех, фокусников, запомнишь? Но почему, с другой стороны, он видно сказал? Если ошиблись, так ты говори точно.
Но всё равно стало нам жалобно, и мы для компенсации его ко мне привели, стакан ему дали, слив туда всякую пересортицу. Он успокоился, выпил, поблагодарил, умылся и ушёл значительно облагороженный.
Ну вышли мы, как после обтирания до приятной теплоты. Это всегда так бывает у людей. Мне кажется, что нам обычно не так уж важно, кому мы отплатили, обидчику или нет, а важно то, что отплатили, при себе не задержали, пустили в оборот…
А когда из ворот выходили, чуть не врезались в Вальку.
 Позови её,  попросил Гусь.
Я её догнал.
 Девушка!
Она вялой развалкой подошла ко мне. Дескать, я спать хочу, и ты, парень, поменьше базарь, а веди меня куда следует и не трать лишних слов попусту, веди, делай, что умеешь, и  спать.
Фонари у неё мерцали под обоими глазами, и даже по сравнению с прежней Валькой, была она опустившаяся и разболтанная, как расшатавшийся велосипед.
Вовка к ней подошёл и сурово встряхнул.
 А!  сказала она сквозь сон, но в то же время как бы с вызовом отвечая этим А на его встряхиванье. Не боюсь я тебя, презираю тебя.
Они ушли.


2

В Москве Гуся не прописывали, и он жил тихохонько у Вальки, а на хлеб зарабатывал в Домодедове на каких-то временных работах  то ли аэропорт строили, то ли ещё что, не помню, но ксив с пропиской там не просили.
Жили они с Валькой в одном из переулков за метро, где по вечерам темно и ходить боятся. И жили неплохо, единодушно жили.
Другие шумят, а Валька наоборот с утра на подвиг посылала.
 Вот у нас посудка, дружочек, есть и банка с краской. Иди, сдай посуду, продай краску, купи хоть красненького нам с тобой поманенечку.
Гусь артачился, чтоб она не подумала, но потом шёл. Приятно ему было заботиться о женщине. Как будто она в лодке сидит, а он пиджак снял и гребёт сильными рывками; расшибал нос до крови, но приносил. А без неё никогда не пил.
Бывало, встретит меня:
 Пойдём.
 У меня только двадцать копеек, Гусь?
 Ну конечно, если у тебя только двадцать копеек, куда ж там тебе пить.

И мы брали красненького или беленького, или того и другого.
У меня будем пить?  первое время предлагал я.
 Нет,  пойдём лучше ко мне, у меня Валя болеет, надо её подлечить малость.
Валька работала в столовой на Пятницкой у радиомагазина, посудомойкой, поесть домой приносила, а об остальном они не заботились…
Я и сейчас, хоть давно уже не восторгаюсь пьяным братством, Ремарка и всех его товарищей разлюбил, а всё ж иной раз призадумаюсь, кто сейчас на Руси не американец?
Ведь сейчас работяги пить-то пьют, а красот не забывают. Дома всё от лака блестит, ботинки заставляют снимать…шифоньер, стенка, цветной японец. Да и служащие ни в том ни в этом не отстают, если денег хватает. Книжки все полюбили читать, подписные издания, тоже, как мебель, сверкают, тоже, дескать, не лыком шиты, себя показать умеем, и умишко налицо. То попробуй догадаться, что там у нас на чердаке, есть ли что, или ничего нету, а тут пожалуйста  вот вам Чехов, вот Тургенев, а вот и Алексей Толстой.
А идеалисты-то, которыми Россия славилась, только пьяницы ежедневные, профессиональные, которых со всех работ выгоняют  вот кто у нас только о завтрашнем дне не думает. Одинокие рабочие магазинов, посудомойки и единодушные парочки, вроде моих героев.
Маленькое гнёздышко ихнее состояло из четырёх стен, старой кушетки на трёх ножках, да ещё Вовкиной картины  на стене  озера, на котором танцуют маленькие лебеди.
Когда я приходил, мы с Валькой садились на кушетку, а Вовка супротив нас на корточках.
Он всю жизнь пил за один глоток. Когда был помоложе  за один глоток стакан, сейчас  только лафитник. Валька это учитывала. Выцеживали мы с ней наши стаканы, а Вовка тем временем вливал в себя  свой лафитник, и ещё в бутылке оставалась его доля.
 Владимир Алексаныч, плесни мне ещё маненечко,  ласково ворковала Валька, и Вовка по широте плескал.
Валька вообще была порасторопнее мужа.
Бывало, уснёт Гусь пьяный и жизнерадостный. Под столом  бутылка, а в ней граммов сто пятьдесят завтра на опохмелку, а Валька ночью встанет, как мышь, порыскает-порыскает, найдёт  и выпьет с устатку. А утром у Вовки болезненно, но с нежностью в голосе спросит:
 Владимир Алексаныч, у нас там ничего не осталось?
 Вот то-то и оно, что осталось, глупышка! Нагнись  не поленись, посмотри под столом. Я не то, что ты! Я ещё вечером об утре думаю, как вставать будем.
Валька не ленилась, нагибалась и смотрела.
 А там ничего нет, Вов, только бутылка пустая, ты, наверно, всё перепутал.
 Ну как нет? Как  нет? Я ж сам ставил. Посмотри получше!  с тревогой в голосе.
 Правда, нет, смотри сам. Уж если б было  неужели б я не учуяла?
Вовка стремительно вставал и видел  нет.
 Когда ж ты успела?
 Ты  что? Я не пила! Как, без тебя? Да пусть у меня руки отсохнут! Ты  что? Нахал какой-то!
 Кто ж выпил? Кошка что ль?
 Не знаю. Может, тебе  примерещилось? Ты чего-то всё бурчал во сне.
Вовка превращался в застенок и всё-таки под конец заставлял её сознаться. Но делала она это по--королевски.
 Подумаешь, там и было-то всего пятьдесят грамм, стоило из чего разговор подымать.


3

Мы с Гусём в этот период особенно сошлись.
Ну, во-первых, мы здесь остались поблизости друг от друга. Другие ребята давно поразъехались и только наезжали со всех концов Москвы. Даже бывало, что Чайник и Манюня приезжали в двенадцать ночи с вечерней смены, чтоб выкурить по сигарете, выпуская сладкий, приятный дым,  на родном воздухе и ехать домой, на Выставку. А новые были пришельцы. У них тут ни традиций ни воспоминаний, сегодня  здесь,  завтра  там.
А во-вторых, оба мы грустили о неудавшейся жизни и считали, что нас засосала среда.
Я был, как утверждали, прирождённый журналист. Так, как они  аграновские, песковы  пишут, я мог левой ногой написать, без всякого напряжения. Многие, кто этим на хлеб зарабатывали, жизнь мечтали проституции посвятить и под конец, как большого счастья, которое не каждому тысячному даётся, достигнуть того уровня, который у меня был от рождения, шутя, балуясь. Я не хвастаю…
Так почему же я никем не стал? Ни Аграновским, ни Песковым, ни даже Владиком Капличным из Вечёрки, полковничьим сынком, которому рожу когда-то бил?
Резонный вопрос.
Я с самого начала знал, что придётся становиться сволочью. Но сначала я надеялся, что сволочью пробуду недолго, быстро пробьюсь и получу разрешение ею больше не быть. Но оказалось, что сволочью нужно становиться всерьёз и надолго, навсегда, потому что потом, когда надумаешь и даже будешь иметь право возвратиться в несволочи, ну хоть не полностью, но всё же,  будет уже поздно, ты уже перестанешь различать. Вот я и отказался, верней, побоялся и продолжал окунаться в народ. А тут ещё писательство поманило:  Курица  не птица , журналист  не писатель…
И Гусь тоже. Он ведь как начинал? Его ещё мальчишкой Батя натаскивал, он подростком уже в хлопцах ходил, а это для своего возраста масть хорошая  камер-юнкер. В общем всё предвещало головокружительную и блистательную воровскую карьеру.
А вот не стал он авторитетным вором и никаким не стал. И постепенно рассыпался в обыкновенного мужичка маленького роста, пусть и уголовного профиля. А это что ж  не считать же каждого, кто за кражу сидит, вором. Да и по отсидкам видно его запустение. Я ж говорю: первые две  гордая кража, вторые  обыкновенная, пошленькая хулиганка. Что тут причиной, не знаю. Как всегда, наверно, какая-нибудь невыразительная случайность, которая на самом деле вовсе и не случайность, но согласитесь, быть камер-юнкером в тридцать шесть  уже и досадно и на шутовство похоже. И так он тоже, как и я, ломал голову и не мог понять, на чём споткнулся, ведь начинал он так хорошо…


4

Сколько верёвочку ни вей, а она кончится. Поменялись они на Домодедово. Вовка, когда уезжали, зашёл ко мне, звал с собой, но у меня сидел двоюродный брат с заманчивой женщиной, с интересом разглядывавшей меня, и уехать было просто неудобно. Хорошо хоть не поленился, адрес записал.
После этого больше я встречал Вальку, когда заходил в столовую. Если я пропивался, а это случалось почти всегда через три-четыре дня после получки, она выносила первое, второе и третье.
Наконец, в конце лета, я собрался к ним поехать, прихватив с собой, чтобы скрасить дорогу, Вячеслава …
Валька красила полы. Она посвежела, чувствовалось, что не пила, в лице и повадках появилась даже застенчивость.
А Владимира Алексаныча в совхоз послали, на сенокос, позавчера только уехал. А я вот полы крашу, приедет  не узнает.
И была она вся приподнятая и просвечивалась, как яйцо через скорлупу, а в самой сердцевинке что-то горит. Как будто они ещё не женаты и целомудренны, а вот приедет Витька  и свадьба.
 Валь, мы за бутылкой сходим, магазин у вас где?
 Да я-то не пью!
 Ну так мы выпьем.
 Конечно, конечно. Вот Вовка жалеть будет, что не застали…
Вячеславчик был из тех, кто на Вальке половые опыты проходить начал. Хотя она-то, может быть, его и не помнила…
 Де Голь, давай?
 Да ты что? Это ж мы Гусю подлость сделаем.
Он растерялся и задумался…
 Не понимаю, причём здесь Гусь?  сказал он, подумав, мы ж не его будем, а её.
Я не нашёлся, что ответить…
Выпили мы с ним, она нам закуски приличной принесла, и Вячеславчик стал прихахатывать и руками разные фокусы выделывать.
 Не надо, Слав, ты что? Не надо! Де Голь, скажи ему!
На лице её появилась жалобность, как будто её били ремнём, но в этой жалобности была уже и покорность.
Я выключил свет и захлопнул дверь.


5

…И в метро не поправился…
 Сейчас Новокузнецкая,  сказал один.
 Да иди ты на фиг, болтает, чего сам не знает!  ответил другой.
 Сейчас Новокузнецкая, Новокузнецкая сейчас! Сейчас  Новокузнецкая  задалдонил бовиван.
Поезд выехал на перрон.
 Видишь, Новокузнецкая, я ж тебе говорил?
 Да, да, да! Отстань.
 Товарищ, правда сейчас  Новокузнецкая?  не успокаивался болван.
 Пошёл…!  сказал я.
Они мелкой трусцой потрусились за мной.
У метро стояли Кулёк с Батоном.
Коротким резким тычком я разбил ему нос.
 Милиционер!  крикнул второй.
Но Кулёк с Батоном подхватили этого, с носом, под руки, стараясь не измазаться…
 Вот, старшина, хулиганит,  сказал Батон  член Партии.
 Товарищ старшина! У меня нос разбит, как же, дескать, я могу хулиганить?  защищался болван.
 Вот потому он у тебя и разбит, что вы вдвоём напали на этого не знакомого мне товарища, а товарищ, не будь глуп, и оборонился,  убедительно сказал Батон.
 Ведите его,  подумав, сказал старшина, а второго взял на себя.
В отделении дежурный не поверил было, что человек, у которого сейчас из носа красное знамя полощет, мог двадцать минут назад напасть вдвоём на человека, у которого этого знамени и след не ночевал, хотя так и может быть, но  психологически… Но Батон замахал партбилетом, и в голосе у него появились нотки, угрожавшие разорвать струну. Мусору стало стыдно.


6

На другой день пришёл ко мне сочный, душистый Вячеславчик…
Ну, пожать-то можно, конечно, это уж так принято между ребятами,  подумал я и первый протянул руку.
Замолчали. Закурили…
И где он научился так молчать? Я никогда не выдерживал его молчания…
 Трояк есть,  сказал я устало, лишь бы что-то сказать.
 Одна звенеть не будет, две звенят не так!  с готовностью протянул Вячеславчик и вышвырнул мне в ладонь пригоршню мелочи, как Пугачёв в толпу. Мы пошли в Две Ступеньки…


7

Ну почему я не дал ему по роже? Боялся? Нет. Я его как-то и ногами лягал, когда он меня удержать хотел, чтоб я с парнем не дрался из компании, в которой мы оказались случайно. Нет, не боялся я его.
Просто мы были мужчины. Мы были настоящие мужчины, трус не играет в хоккей. И двум настоящим мужчинам, потомкам Стеньки Разина, прилично ли было портить отношения из-за пустяков? Да хоть бы и не из-за пустяков. Пусть там она новую жизнь хотела начинать, пусть в душе у меня всё помутилось, пусть у неё никогда и не было старой жизни, которую выскрёбывать надо, пусть! Но как тут скажешь:
 Вячеславчик! Я тебе не позволю этого делать!  как скажешь? За что угодно удобно было дать ему по роже  за то, что разлил не так, что поздоровался плохо, что денег мне не смог занять, брюки испачкал, да мало ли…  но только не за это. Это была бы измена полу, всему, что с детства считалось удалью и казачеством, считалось  наше дело такое, а их такое, и быль молодцу не в укор. Мы ещё захватили то время, когда по блатному закону, который и для нас был святыней, может, только для нас и был, ели ты идёшь с дамой под ручку, и какой-то ухарь подойдёт и даст ей по глазу, ты не имеешь права поднять руку, потому что вы люди, а она б…, не по склонностям, а по сути, будь хоть она девственницей и заслуженной учительницей, а это у них, дескать, в крови. Так можно ли портить из-за б… отношения двум уважающим себя идальго? Если б я ему сказал, вышло бы всё равно, что не надо ругаться матом сказал. А как наберёшься сказать такое?


7

И вот я с ним пошёл и пришёл и выпил. А потом он играл на гитаре, а я пел Нас провожают пароходы совсем не так, как поезда. Я любил, когда меня спеть просили…


8

А потом я женился, а другие наши женились до этого или совсем спились, и Вячеславчик остался один. Первое время он порывался ездить ко мне, но почувствовал глухую защиту и отстал.


9

А потом его скинули пьяного с поезда, где-то на перегоне у Бирюлёва товарного, где я сейчас живу. Сколько их было, и как это было, сопротивлялся ли он или готовно обмяк и сдался, так и осталось никому неизвестно.
За месяц до этого умер Пафнутьич. Что они пили на работе, тоже неизвестно, только, когда ребята отработали и пошли в раздевалку, он лежал на полу мёртвый.
Вячеслав рыдал над ним в крематории, насилу оттащили.
 Следующий я буду!  повторял он одно и то же.
Это была наша последняя встреча. Я тогда думал, что водка в нём говорит, но не прошло месяца, как его скинули.
 


10

И теперь нет на земле никого, кто был бы ещё виноват. Я теперь один, и за себя и за Славку…
Много на душе накопилось дряни, заросла, но всё забыл. А это помню. И теперь уже знаю, что никогда не забуду…
Слышал я, что Гуся опять посадили, Вальке тоже за что-то дали год. Год этот давно прошёл, но никогда больше она не появлялась ни в Москве ни в Домодедове. И сколько б я теперь ни делал добрых дел, всё равно  того не заглажу…
 Де Голь, скажи ему!..
А я не сказал… Не сказал…