2. Ave Roma!

 Сашенька огорчал родителей только своим упрямством. Многое сходило ему с рук за достойную учебу. Особенно он успевал в английском языке и был одним из лучших в классе. Но по настоящему его увлекало рисование. Он изводил пачки фломастеров и карандашей за неделю. Потом освоил акварель, но она показалась очень бледной. Мальчику хотелось ярких красок. Знакомый художник заметил у него талант и посоветовал родителям развивать его. Евгений в тот момент готовился к новой поездке и Сашеньке не удалось попасть в художественную школу. Зато за границей в каждом магазине ожидали своего часа тысячи фломастеров. Мальчик мечтал о пачке в сто двадцать штук, Он видел такую в каталоге "Никерман".
Давыдовы уехали в Италию, когда Сашеньке исполнилось одиннадцать лет. Оттрубив на исторической родине четыре долгих года, он возвращался в мир своих снов.
В Риме Сашенька перестал рисовать. Марокко дремало в памяти призрачной полуявью, а веселая Италия была яркой и реальной. В Вечном городе и так интересно жилось. Новым увлечением стало кино. На триллер молодого американца Спилберга "Челюсти" он ходил четыре раза. Подраставший мальчик стал стесняться посольских девчонок, недавних подружек по детским играм, предпочитая обсуждать их с приятелями. Одну из них, Милу, он выбрал своей тайной принцессой. С хулиганом Гришкой они прятались на автостоянке и разглядывали, позаимствованный дома "Плейбой". Там же однажды выкурили на двоих противный "Салем". Сашенька приплелся домой такой же зеленый, как надпись на сигарете и решил никогда больше не курить. Как папа.
По выходным Давыдовы куда-нибудь выбирались. Особенно Сашенька любил античные развалины. Он застывал подолгу возле какой-нибудь колонны, подпиравшей сотни лет назад мраморный свод и пытался оживить мифический образ канувшей в веках столицы. Мальчик видел древних римлян, отважных воинов, вскормленных волчицей и основавших легендарную империю. Хотелось нарисовать величественные руины, но Сашенька так и не сделал этого. Всегда что-то отвлекало. Мечты склонялись теперь не к ста двадцати фломастерам, хотелось не создавать, а потреблять - коллекционирование кассет, стерео фирмы "Сони", голливудские полотна, стиль "диско"…
Приливы неясной грусти со временем приобрели очертания - Сашенька скучал по Москве. Чужой и неуютный прежде город, издалека оказался родным и знакомым. Москва заключала в себе много причин для ностальгии - там пустили первые ростки попытки осмыслить окружавший мир, там появился настоящий друг, там оказалось очень много людей, знавших о его существовании, наконец, все говорили на одном языке. Когда наступали летние каникулы, Сашеньку не приходилось уговаривать - он сам рвался домой.
Дипломатическая работа отца казалась Сашеньке длинной увлекательной экскурсией для избранных, а ипостась отважного бойца, воевавшего за идеалы коммунизма во вражеском тылу - придуманной кем-то байкой. Сашенька не встречал за границей врагов. Сослуживцы отца тоже мало напоминали солдат невидимого фронта. Мальчик был уверен - они специально прикидывались, чтобы иметь возможность покидать пределы железного занавеса. Они просто обманывали главных московских старичков, которые больше всех любили Лениного дедушку, везде вешали его портреты и ставили памятники. Он никак не мог взять в толк, если его страна хотела и, вскоре, собиралась процветать пуще любой заграницы, почему тогда продолжала жить хуже остальных? Дома голоса дикторов постоянно возвещали о близком построении земного рая. Сашенька представлял себе, как однажды проснется московским утром и увидит за окном небоскребы, футуристические транспортные развязки, огни миллионов рекламных щитов, а на самом большом будет написано - КОММУНИЗМ. Мальчик рос в достаточно демократичной, даже слабо диссиденствующей атмосфере и несостоятельность подобного чуда была ему очевидна. Помня давнишнее открытие, что на родине "так надо", он решил не мучиться домыслами и просто пойти по стопам отца, рассудив, что как бы не сложилось с построением "заграницы" дома, внакладе все одно не останется.
Сашенька разглядывал в иллюминатор далекий березовый лесок, когда самолет выруливал на летное поле только что отстроенного современного аэропорта "Шереметьево-2". Возвращение семьи Давыдовых из длительной зарубежной командировки пришлось на дни московской Олимпиады. Москва приятно поразила - в магазинах продавалась "Кока-кола", немецкая колбаса и финская горчица. Очередей за деликатесами не было, да и вообще город выглядел безлюдным. Целые отряды милиционеров в белых рубашках патрулировали и без того тихие улицы, а в метро следующую станцию объявляли по-английски. Отец шутил: "Наташ, это чтобы нам легче было привыкать к суровым будням построения…" - и, покосившись на детей, - "А вы чего рты раскрыли?" Сашенька не успел насладиться новой Москвой - его отправили в пионерский лагерь от Центрального телевидения в подмосковное Софрино. В конце смены совсем не хотелось уезжать - от новых друзей, от медленных танцев с девушкой Настей, от сигарет "Родопи" и первого стакана портвейна "Кавказ". В одну из суббот к пионерам даже приехала дискотека из "Олимпийской деревни". Сашенька был счастлив. Больше, чем в Италии. За время отсутствия маленький сказочный Рабат несколько разросся, прорубив сквозь детские качели и песочницы широкие авеню, пылавшие неоном. Открылась завеса начинавшейся юности, впереди угадывались горизонты пока туманной, но непременно удачной взрослой жизни. Все шло хорошо, он был счастлив и по-прежнему защищен.