Баба Вера и к

Эпиграф:
…в удушливой темной предутренней дреме, в бесконечности времени и пространства, где перетекают фантомами причудливые образы иных миров, где свет далеких звезд теряется в серости душных индустриальных полусфер, где на поверхности голубого шарика разлетелась на обломки империя, где вырастает и уходит во взрослую жизнь дочь, - через миллионы минут, через тысячи часов, через десятки лет никак не рвется связующая нить времен, - все ярче в глубинах подсознания в мареве бессонницы одна и та же картинка из далекого детства: забор, сарай, кирпич, веревка…
…И почему так ноет по утрам лодыжка?...

Курица

Баба Вера шла на почту получать пенсию. Проходит мимо соседского двора, смотрит, сосед окаянный возле стенки сарая опять привязал курицу за лапку к кирпичу. Значит, снова ей придется высиживать чужие яйца. Сначала клуша этого не хочет, но хозяин напоит ее водочкой. Станет курице весело, она звонко заквохчет и начинает высиживать чужие яйца.
Когда получу пенсию, то зайду в сельпо, куплю сахар и гречки, думала баба Вера, идя по длинной деревенской улице мимо домов с заколоченными ставнями. Пришла на почту, а ей говорят, приходите послезавтра, пенсия задерживается.
Так ни с чем баба Вера вернулась домой. Да это не беда, можно подождать. Сняла с газовой плиты чайник, налила кипяток в пузатый заварник. Хорошо, что есть баллонный газ. Дрова экономятся, почитай, полгода печь топить не нужно.
Посреди деревенской улицы несколько лет зарастает бурьяном траншея. Ходили по дворам две женщины и говорили, что проведут в квартиры сетевой газ, и печка не нужна будет. Только для этого надо заплатить десять тысяч рублей. Баба Вера покивала головой, но денег решила не давать. И все соседи тоже не дали. Так и уехали те люди из деревни ни с чем.
Да и откуда такие деньги у бабы Веры? Правда, в верхнем ящике комода лежат, завернутые в синий шерстяной платок вместе с паспортом, несколькими медалями и пенсионной книжкой, пять тыщ «гробовых». А у подружек поболе на похороны отложено. У Лизаветы – восемь тыщ, у Степановны – десять. Но кто же тронет «гробовые»? Не положено это.
Баба Вера накрыла заварник крышкой. Крышка легла не прямо, а скособочилась. Заскорузлым от подагры пальцем баба Вера нежно провела по пузатому боку пыхтящего паром заварника, с которым она особенно любила беседовать долгими вечерами. Вот так же младшенький, Митек, в детстве цеплял картуз набок и гонял весь день по деревенским улицам на самокате. Он теперь с семьею в Москве живет, работает в метро, чинит эти, как их…, ну, по которым люди вверх и вниз ездиют…
Баба Вера поправила крышку заварника и обернулась к телевизору «Рекорд», который стоял на комоде и показывал только одну программу на тускло-сером экране. Вот кто главный собеседник в доме. Бывалочи, говорит и говорит, не переставая. Но сейчас молчит вторую неделю потому, что хулиганы за околицей срезали провода со столбов для металлолому. Про это баба Вера позавчера в сельпо услыхала. Правда, она никак не могла понять, зачем провода срезать? Вон, на пустыре за заброшенной колхозной мастерской ржавеет скоко много тракторов, комбайнов, сеялок. Бери хошь все. А провода-то ведь тонкие, да и под эликстричеством они….
Замолчала баба Вера, налила в кружку заварки, кипятку и стала пить чай без сахару. Смотрит в окно на соседский двор. Ох, совсем плоха стала курица. Раньше у нее гребешок был весь алый, а теперь поник, изменился цветом. Сверху белый, в середине посинел, и только внизу, возле самых перьев, – красная полоска.
Собрала баба Вера со стола хлебные крошки в морщинистую ладонь, чтобы угостить бедняжку. Вышла во двор, подошла к забору, смотрит, а курица оборвала веревочку и припустила скорее к своим деткам. Квохчет, бегает по берегу пруда, думая, что ее детки тонут. Не выдержала, бросилась в воду, забила обессиленными крыльями по воде, стала захлебываться. А утятки, ее детки, бросились от нее врассыпную, и опять клювиками шустро достают корм со дна пруда.
Увидел происходящее сосед, заругался. Схватил вилы, прибежал на берег пруда, подгреб к берегу пеструшку и прямо вилами перебросил безжизненное тело через забор во двор, к стенке сарая. Если оклемается курица, то опять будет высиживать утиные яйца. А помрет, то невелика и потеря. У него есть другие клушки.
А если я вот так же помру, то кто заметит, подумала баба Вера. Дети, старший – Николай из Крыма, и младшенький Митенька уже много лет домой не приезжают, только поздравительные открытки изредка шлют. Сосед, пришлый куркуль, даже не здоровается. Вот только если Лизавета со Степановной беду почуют…
Баба Вера зашла в дом, достала из шкафчика початую бутылку водки, оставшуюся еще с майских праздников. Налила граненую рюмку до самого верху и выпила, потом -вторую. И стала опять вслух разговаривать то с телевизором, то с трюмо, стоящим в углу хаты.
Потом она посмотрела в окно. Глядь, а на соседском дворе курица возле сарая громко квохчет, западая на один бок. Значит, поберег все же хозяин наседку, отпоил-таки водочкой. Будет снова курица, привязанная за лапку веревочкой к кирпичу, высиживать чужие яйца, - утят.
Прижала баба Вера морщинистые ладони к онемевшему горлу. И заплакала горькими слезами от жалости к бедной курице…