Помню.. продолжение миниатюры*девочка*

                Посвящается:
                Папе, брату, сестре - самым близким и дорогим мне людям!


Мне снится сон.
Зелёною листвою
Весной опять оделись тополя.
Всех оглушая стрекотом и звоном
Трамвай промчался, весело звеня.
И детвора домой спешит из школы,
И солнца майского горячие ладони
Скользят по волосам.
И ветер стаи гонит
Крикливых птиц,
Вновь возвратившихся домой из тёплых стран.
И сладко сердце стонет
У девочки с лиловым бантом в волосах,
С цветами, с жёлтым ранцем за плечами.

Калитка, двор, порог родного дома
И кухня, где все запахи знакомы.
Там время не находит счёт,
И мама пироги печёт,
С улыбкою опять меня встречая...
И ласковые руки обнимают...

...исчезло всё. Окончился мой сон,
Тоскливый дождь опять стучит в окошко.
Лишь только слышится в ушах трамвая звон,
И тихо рядом спит со мною  кошка...

...Пока все ещё спали я собрала в рюкзачoк все, что мне могло понадобится на пляже. Купальник я надела прямо на себя, чтобы не переодеваться, и на цыпочках выскользнула за дверь.
   В субботу, в шесть утра, улицы пустынны и только редкие пешеходы вышли на прогулку с собаками, пока утренняя прохлада стоит над городом. Быстро искупавшись, я села в шезлонг и взглянула на море, которое плескалось прибоем у моих ног. Легкий ветерок наполнял виднеющиеся вдали паруса. На пустынный пляж постепенно стали приходить люди, и  вокруг стали слышны шум, плеск воды и смех детей. Мой взгляд случайно упал на маленькую очаровательную девочку, играющую  ярким расписным мячиком. Она так звонко и заразительно хохотала, что не возможно было оставться равнодушной, глядя на нее. В моей памяти возникло  такое же счастливое детское личико с огромными, как небо,  голубыми глазами.
    "Счастливая, неповторимая пора детства"...
Я вспоминаю мой дом, стоящий на зеленой улице залитой солнцем. Тогда мне казалось, что только на нашей улице так сияет солнце и только у нас такие ярко-зеленые деревья. И, конечно, же только на нашей улице прямо напротив калитки росла Моя Вишня. Невысокое дерево, с которым я делила свои обиды, обнимая её смолистый ствол, к которой я приходила жаловаться на кого-то, кто обидел меня, и делиться своими радостями. Часто стоя у Своей Вишни, я отрывала смолку, вытекающую из её ствола, и ела её - она была сладкая и немного терпковатая на вкус. Я уже не помню, кто из моих друзей сказал, что её едят, но я в это искренне поверила.
   
...Солнце стояло в зените, когда нестерпимая жажда оторвала меня от воспоминаний и вернула в реальный мир.  Я взглянула на часы, было уже далеко за полдень. Одевшись, я вышла на набережную, и, спасаясь от жары, вошла в первое попавшееся кафе. К моему разочарованию, все столики внутри были зняты, а перспектива сидеть под палящими лучами мне показалась не очень заманчивой. Надежды на то, что освободится какой нибудь столик, не было. И уже собираясь перебраться в другое место, в последний раз лениво окинув взглядом зал, я неожиданно заметила, что за одним из столиков у веранды в полном одиночестве сидит женщина. Она задумчиво, глядя в окно, курила сигарету, точнее не курила, а сигарета просто тлела в её руке, и даже не замечая этого, была где-то далеко в своих мыслях. Эта женщина резко отличалась от всей толпы,  заполнивших кафе, на ней был белый строгий костюм, так не соответствовавший  пляжной публике. "Вот мой шанс"! - подумала я. Эта "леди" уж точно не будет донимать меня разговорами! Больше не раздумывая, я подошла к столику и спросила:
  - Это место свободно?
"Леди" меня даже не расслышала, так далеко она была от реального мира. И только после того, как я повторила свой вопрос, она повернула ко мне голову. И немного путаясь в словах ответила:
  - Да, да... конечно!
С удовлетворением я выдохнула "Спасибо" и села на стул, стоящий напротив "леди".
Подошел официант и принес меню. Даже не заглядывая в него, первое, что я попросила, - это графин лимонада с мятой и льдом. И только после этого раскрыла меню. Я заказала себе рыбу на гриле с жареной картошой и салат. Нетерпеливо ожидая свою рыбу, я достала из рюкзака пачку сигарет и стала искать зажигалку. Как оказалось, я её опять где-то "посеяла", и, посмотрев на "леди",  спросила её:
- Извините, у Вас зажигалки не найдется?
"Леди" снова меня не услышала с первого раза!
"Вот глухая" - подумала я и повторила свой вопрос.
Она рассеянно посмотрела на меня, словно не понимая, что я от нее хочу.
И молча протянула мне зажигалку, но что-то было в её взгляде такое, отчего у меня перехватило дыхание. В её глазах было столько боли и отчаяния, я даже испугалсь, что она вот-вот заплачет. И эта боль и отчаяние было мне знакомо... Я не хотела лезть в душу к незнакомому мне человеку, да и сама не люблю, когда ко мне пристают с вопросами, но эти глаза, словно посылали сигнал SOS всему окружающему миру! Только никто, кроме меня, этого не заметил, и я, набравшись смелости спросила её:
- Извините, Вам плохо? Может быть, вызвать "Скорую"?
"Леди" вздохнула и, не отводя взгляда от окна, произнесла:
- Спасибо... но "Скорая" мне не поможет.
Она закурила сигарету, и руки у нее дрожали.
"У этой женщины, что-то произошло, какое-то горе" - подумала я.
    Я понимала, что лучшее лекарство сейчас для "леди" - это выговориться, вопреки своему желанию спрятать свою боль под хитиновые покровы. Но спросить её напрямик я пока не решалсь, да и официант принес долгожданный заказ. Отложив пока разговор, я принялась за еду.
Картошка, рыба и салат были довльно быстро сьедены, и заказав кофе я снова захотела закурить.
- Можно? - спросила я, указывая на зажигалку.
"Леди" кивнула и, неопределенно махнув рукой в сторону зажигалки произнесла:
- Пожалуйста, не стесняйтесь.
Пока я зажигала сигарету "леди" открыла сумочку, вынула оттуда небольшую фотографию и протянула её мне со словами "моя мама".Это была поблекшая фотография 50-х годов. На снимке была изображена красивая молодая женщина по возрасту совсем не годившаяся в матери сидящей напротив "леди". Я удивленно посмотрела на нее и, возвращая фотографию, спросила:
- Извините, а сколько ей тут лет?
- Двадцать - ответила мне "леди".
Она еще несколько минут смотрела на фотографию,  словно спрашивая: "Правда хороша"?
-Очень интересная женщина. Выразительные глаза, шикарные густые волосы волевой побородок... очень красивая! - подытожила я.
И тут я увидела, как у "леди" потекли по щекам слезы. Она вытерла их ладонью, как маленький обиженный ребенок. И стала говорить быстро, торопливо, будто боясь, что её сейчас прервут.
- Ей было шестьдесят лет, она была ученый с мировым именем, физик, властная и всместе с тем добрая,  безумно меня любила, и внуков. Я не оправдла её доверия, она хотела, чтобы я была врачем а я стала инженером...
Она говорила, говорила о всех достоинствах её матери о том какая она была, и я, слушала её понимя, что она говорит уже о человеке, которого нет в живых.   Её боль откликнулась во мне, дальним эхом воспоминаний...

...Я была самой младшей  в нашей семье, (у меня есть старшие сестра и брат с огромной разницей в возрасте. Сестра старше меня на 20 лет брат на 18). Конечно же, меня все любили и лелеяли, тряслись над каждым моим "чихом" и красным пятнышком на коже.  Детство мое было безмятежным и счастливым,  меня все баловали. Я помню, какие игрушки приносила мне мама, даже сейчас, спустя столько лет, я ощущаю радость от каждой подаренной мне вещи.
   Особенно мне запомнилась немецая кукла Наташа в бежевых шортиках и коротеньком цветастом халатике. Помню большого пупса одетого как годовалый ребенок в синий с белым кружевом чепчик и такой же комбинезон, которому я потом разрезала ротик "что бы он мог есть". Я "вижу" незабываемые  праздники, которые мы отмечали дома. И  каждый из них  имел свой запах. Майские праздники пахли дождями и надувными шариками, которые мы надувли с папой перед демонстрацией. Новый год имел запах ели, которую вносили в дом с мороза; мандаринами, которые приносила мама, и вкусными запахами, доносившимися из кухни 31 декабря. У дня рождения был особенный запах - запах безграничного счастья и Пражского торта, над которым колдовала моя мама. Я вспоминаю ещё одну
" нечаянную радость" - приезд брата из армии.  Был вечер и меня уложили спать, уже почти засыпая, сквозь дрему, я услышала звонок в дверь и чуть позже радостный крик мамы: "Нёмочка, сЫночка!", и какой то дядя с усами  в военной форме буквально подлетел к моей кровати и стал меня целовать.
Я его не знала, и не помнила, как и когда он уходил в армию,  поэтому, испугавшись, заплакала - это мое первое воспоминание о брате. Но потом пришел праздник! Все были счастливы, и сама не знаю почему, я была абсолютно счастлива!

...Все в порядке? Услышала я голос официанта. "Хотите еще что нибудь заказать"?
Я снова вернулась в реальность. За столиком сидела все та же "леди" и продолжала говорить.
О чем она говорила, я уже не слышала.  Посмотрев на неё, я сказала:
- Давайте закажем бутылку вина!
- Я право не знаю... полепетала "леди" - А впрочем, давайте! Вы какое хотите?
- Как насчет красного? 
- Вполне подходит - сказала она, и я попросила официанта принести бутылку "Кинзмараули" с фруктами.
Вот уже терпкое вино льется в бокалы, и мы со словами "Ваше здоровье" пьем живительную влагу.
И вдруг  заблестели глаза, и уже совсем по другому воспринимаем друг-друга. Два разных, совершенно чужих человека почувствовали невидимую нить, связывающую их.   
А "Леди" продолжала говорить:
- Я сначала была ужасно бестолковой в математике, и вообще не понимла, зачем мне надо ее учить?!
Я хотела быть актрисой. А мама терпеливо и настойчиво учила меня таблице умножения, потом алгебре, тригонометрии... Я спротивлялась, мы ужасно спорили, но мама всегда была права. 
   Она уже не так тараторила, а говорила медленно и тихо. Под звуки её голоса я снова погружалась в детство.

...Первое сентября. Я первоклассница. Дождь стеной! В школу меня везли на машине, в руках я держала бордовые и розовые астры. За спиной желтый ранец. Гордость, счастье переполняли меня!
Линейка была в спотрзале на четвертом этаже школы. Девочка, стоящая рядом со мной, сказала:
- А я тебя знаю! Твой папа дружит с моим, мой папа тоже разводит голубей.  Я знала, что её зовут
Яна, и, хотя я не очень её помнила,  мне было приятно встретить кого-то знакомого в такой день!
Моя первая учительница Галина Павловна по окончнии линейки повела нас в класс.
На уроках я почти не дышла, мне казалось что я слушаю не просто ушами, а всем своим телом!
После уроков за мной пришла бабушка Дина. И мы вместе пошли  домой, всю дорогу я болтала и рассказывала о своем первом дне в школе.  В тот день я уснула очень поздно - все болтала и болтала, а родители меня слушали и улыбались. Сколько радости тогда было в маленьком сердечке - весь большой мир приндлежал только мне!
  Потом были будни, я занималась уроками с мамой, братом и сестрой, конечно, не все у меня получалось но я вошла в другой мир - мир большой жизни долгих лет учебы, как мне тогда казалось, - в мир взрослых!
Шли дни... недели... месяцы... Много всего было в школе что я узнавала впервые, и хорошего, и плохого. Во втором классе меня приняли в школьный хор, я была счастлива - я пела со сцены! Кто-то сказал, что для голоса надо пить сырые яйца, и я притащила в школу лоток яиц. Половина разбилась по дороге, а остальные я спрятала в портфель, но во время перемены мой портфель уронили с подоконника, на котором он стоял. Можно только представить себе, что было с моими тетрадками и книгами! А дома меня ожидала грандиозная взбучка от мамы, но потом все смеялись и я смеясь  рассказывала как орала на весь школьный коридор, когда Ленка Шалимова сбросила мой потфель, и как весь класс хохотал, когда я вытаскивала " яичницу"  из портфеля. В четвертом классе я впервые узнала, что такое слово "жидовка" и поняла, что не все дети одинаковые! Стерлось из памяти, кто первый меня назвал этим именем, но после этого класс для меня разделился на три части. Одни, меня открыто ненавидели и третировали, другие просто не замечалали, а третьи остались моими друзьями. Я не понимала почему,
 и много плакала от обиды, но как можно было обьяснить ребенку что такое антисемитизм? Он просто был и омрачал мое прибывание в школе.  А когда в седьмом классе я влюбилась в мальчика из паралельного класса Славу Мирошниченко и призналась ему в любви, подражая примеру Татьяны Лариной, он не просто меня отверг, но ещё рассказал всем в наших классах,  на до мной все смеялись и издевались. Тогда мне казалось, что жизнь закончилась и я больше никогда не приду в школу... но все прошло и постепенно стерлось из памяти и обида, и боль. Осталось только одно: я поняла, что выросла я стала другой. ..
   
 ....За окном веранды солнце опускалось за море, горизонт окрасился в багровые цвета, кафе заметно опустело   бутыла  "Кинзмараули"  на три четверти была выпита; "леди" что-то продолжала говорить но я уже её не слышала - я была далеко в своих воспоминаниях. Вдруг я очнулась как от удара хлыста! "Леди" произнесла:
- Все было так хорошо... а теперь все никак... Мою маму убили!
Я с ужасом взглянула на неё, мне казалось, что я ослышалась но она повторила:
- Её убили... - и снова заплакала.
Я не стала задавать вопросов. Я просто молча взяла бокал и залпом выпила остатки вина. В голове был шум, мысли путались, сбиваясь в клубок. И боль старая, не ослабевающая от времени, волной подкатила к сердцу. Я закрыла глаза и осталась наедине со своей болью.
 
 ...Мне было тринадцать лет, когда мама легла в больницу на операцию. Врачи говорили, что у нее камни в желчном пузыре. Через некоторое время она вернулась домой и легла на  диван.
Там она пролежаала  несколько месяцев, вставала она редко. Приходя из школы я заходила к ней в комнату, и мы с ней мечтали, что наступит весна, она поправится, и мы всей семьёй я, мама, папа, брат и сестра пойдем в парк Шевченко, в самое лучшее кафе-мороженное "Кристалл". И с этой мечтой я ждала весны...
  В начале ноября меня уложили в больницу. Я так не хотела ложится в эту больницу, какая-то боль постоянно щемила мне сердце и не давала покоя.
Пролежав  там несколько недель, мне безудержно захотелось домой, на улице уже был снег, и морозный воздух проникал сквозь форточку в палату. Мне казалось, что я даже слышу скрип снега под ногами у проходивших мимо окон людей. "Скорее бы домой" - думала я,  но меня все не выписывали.
Однажды вечером,  лежа на кровати и глядя на темнеющее окно я задремала, мне приснилась мама она ничего не говорила, а просто печально смотрела на меня.. я протянула к ней руку и тут же проснулась.
Беспокойство распирало мне душу, и было нестерпимое желание увидеть маму прямо сейчас, сию секунду!
Сопротивляться этому не было сил! Я натянула колготки, поверх халатика одела вязаную кофточку. Это все, что было у меня из "теплых вещей". Потом быстро настрочила записку дежурной медсестре,
(дети ,лежащие в отделении называли ее "мама Люба", - она всех называла доча и сынка).
В записке было: "Мама Люба, извините но я не могу иначе!" и, отдав бумажку соседке по палате с указанием -"Отдашь, когда я уже уйду", пулей вылетела на улицу! Сначала не чувствовала холода,
на улице был мороз, я бежала домой и только холодный воздух обжигал мне горло при каждом вздохе.
У меня стали коченеть руки, потом я их не чувствовала, так они онемели от холода! Больница была довольно далеко от дома, но я не хотела ехать трамваем, на остановках было много людей и они могли удивиться, увидев меня без шубы в одном халате. Я бежала домой переулками и дворами, чтобы не быть замеченной. Холодный, пронизывающий ветер дул мне в спину, но изнутри меня грела мысль о том, что я скоро буду дома! Подбежав к калитке, я на секунду остановилась, отдышлась и открыла дверь.
  На кухне сидели сестра и папа. На их изумленных лицах я читала вопрос : "Как ты тут оказалась"?
Молчание длилось несколько минут, потом посыпался град вопросов, которых я уже не помню...
Муж моей сестры Ани собирался отвезти меня назад в больницу, я попросилась зайти к маме в комнту.
Аня не очень хотела меня туда пускать я лишь издали посмотрела на маму но через минуту Аня вытащила меня из комнаты со словами: "Надо уезжать". Тогда я на неё разозлилась. Сейчас я её понимаю,  ей тогда было самой нелегко. Меня вернули в больницу, а утром заведующая выписала меня.
"Из-за побега" - думала я. За мной приехал мой брат и увез меня к себе домой. Я не понимала, почему я не могу быть дома, но Нёма сказал: "Тебя надо подтянуть  перед школой, ты много пропустила. Поживешь пока у меня". К брату я всегда ехала охотно, он жил с Надей (женой) и у неё была дочь Света (от первого брака) девочка моего возрста. Мы дружили, и я любила оставаться у них ночевать.  Она тоже пела в хоре и занимлась музыкой  поэтому на следующий день мы вместе пошли к ней в школу на урок фортепьяно. Урок был в актовом зале Света играла, у неё что-то не получалось и учительница обьясняла. Я  ждала её. Открылась входная дверь и вошла Надя, она что-то тихо сказала учительнице и велела мне одеваться. Когда мы вышли, она посмотрела на меня и, прижав к себе, сказала:
"Любочка, мама умерла..."
   Мир раскололся на тысячи мелких осколков, я хотела закричать но смогла только глухо завыть в воротник Надиного пальто. Это было 27 ноября 1985г. Этот день я помню сквозь туман в память врезлись лишь маленькие отрывки...
Мама, лежащая на столе,  казалась мне спящей, закрытые платками зеркала в доме, люди лиц которых я не видела, цветы, венки ...от соседей, ...от сына, ...от дочерей, ...от.., ...от.., ...от...
Меня посадили возле лежащей мамы, я хотела плакать но почему то не было слез. На маме лежали цветы, лежали беспорядочно будто их кто-то нарочно так бросил. Я подсознательно стала укладывать цветы ровно и аккуратно... только в этот момент я поняла что она не спит и заплакала...

...В школу я вернулась в черном платке. Это был мой первый учебный день, после смерти мамы.
О моем горе знал весь класс. Я ожидала новых насмешек и безразличия  от моих "врагов",  и "черезмерных" соболезнований от моих друзей. Но этот день был совсем не такой, как я ожидала.
Никто меня не трогал, не задевал, все было совсем необычно для меня. На уроках я как-то отвлекалсь и старалась не думать о случившемся горе. Но вдруг нам обьявили, что заболела учительница химии и урока не будет. Вот этого я боялась, мне казалось что я буду стоять в стороне и снова думать, и думать (в последние дни я стала бояться своих мыслей -  они возврщали меня назад в тот день)...
 И ТУТ... кто-то из одноклассников предложил играть в "ручеёк". Я удивилась: это было что-то необычное, мы перестали играть в эту игру еще во втором кклассе, а тут взрослые дылды становятся парами и играют, как первоклашки.  Кто-то схватил меня за руку и увлек в "ручей",  даже так называемые "враги" брали меня за руки и выбирали себе в пару. Я уже тогда понимала, что все это было сделано для меня, они хотели отвлечь меня от плохих мыслей, вырвать хотя бы на сорок пять минут из того мрака, в котором я оказалась. Я благодрна им за этот день, за эти минуты которые они мне подарили. Всем, без ислючения, и друзьям и тем более "врагам"! Больше мы в ручеек никогда не играли...
.. Время шло,   боль притупляется... скорее не притупляется  просто сердце учится жить по новому.

   Как-то в трамвае я встретила Викторию Борисовну, мою учительницу по фортепиано. Она с болью в глазах смотрела на меня когда я рассказала ей о своих горестях. Что можно было сказать девочке, которая совсем недавно лишилась матери? Она не знала,  что мне сказать, как выразить свое со-чувствие... и я это видела.  "Мне очень жаль"... "Моя бедная девочка"..."Все образуется"... "Держись" - эти обрывки фраз навсегда врезались мне в память..
Слишком часто мне их повторяли все, кто меня знал и пытался поддержать. Я и так держалась из последних сил: знала, что когда-то все образуется и мне тоже было очень жаль...  невыносимо жаль до крика в душе ...  И поэтому я принимала очередные знаки соболезнования, молча кивая головой, как китайский болванчик. Виктория Борисовна, решив переменить больную для меня тему, неожиданно спросила:
- Любушка, а как ты решила с музыкой? Ты вернешься в музыкальную школу?
- Я ещё не знаю... наверное нет. Виктория Борисовна, мне сейчас даже думать об этом не хочется.
- Я понимю тебя -, сказала она, но, потом задумавшись, проговорила:
- Я видела вчера Чулкову она спрашивала о тебе. Она тоже хочет знать, вернешься ли ты; им тебя не хватает. Ты же солистка в хоре, и хоть пока тебя заменяет другая девочка, они тебя очень ждут. Ведь с тобой они работали очень долго, а теперь все приходится разучивать заново с Викой!
   Меня даже разозлили эти слова. Они переживают, что некому петь и что приходится работать с неподготовленной солисткой! А что я чувствую никого не волнует?!
Но я не стала говорить этого... просто сказала невпопад -
- Я не знаю... Виктория Борисовна, Вы извините, мне пора выходить... До свидания!
      Я вышла из трамвая и села на скамейку. Нет, мне не надо было выходить, и это была не моя остановка. Но я просто не знала как, прервать этот тяжелый для меня разговор и не найдя ничего лучшего, чем просто убежать, соврала и выскочила из трамвая. Я сидела и думала о том, что я действительно скучаю по музыкльной школе, по моим подругам, с которыми я пела в хоре, по руководительнице хора Чулковой, которую очень уважала. И по всему, что было связанно с музыкой. Многих моих друзей родители буквально заставляли ходить на музыку, играть по несколько часов в день дома... а я всегда сама стремилась туда, очень хотела заниматься музыкой и петь! И умоляла родителей купить мне пианино!
А когда они согласились и купили мне его, я до глубокой ночи сидела за ним и не могла на него налюбоваться. Я думала, что никогда не брошу музыку. Но умерла мама... потом со временем  я узнала, что у неё был рак и спасти её было невозможно. А теперь, когда её нет, о какой музыке идет речь?!
 Как можно вообще веселиться и петь, когда ЕЁ больше нет?!
Я сидела на самейке и не замечала, что у меня текут слезы боль была такая невыносимая, что хотелось закричать... завопить проходящим мимо прохожим, что я их ненавижу и они не имеют право жить,  когда самая лучшая в мире, самая дорогая мне  лежит в земле, а они живые ходят, дышут воздухом  и смеются! Почти задохнувшись от этой невыносимой боли, я хватала воздух губами, и наверное, уже почти теряя сознание я бы закричала... но проходящий мимо мужчина вдруг остановился возле меня и спросил:
- Девочка, тебе плохо?Я могу чем то тебе помочь?
Я посмотрела на него и поняла, что никто ни в чем не виноват... Это просто такая  жизнь и судьба.
Покачав головой, я сказала ему еле слышно:
- Спасибо! Уже все прошло.
И прикрыв рукой глаза, опустила голову, чтобы люди больше не видели моих слез.  Но тогда я не понимала, что я закрылась не только от прохожих - я закрылась от всего мира, отгородившись невидимой ширмой, чтобы больше никогда не обьяснять людям, что со мной происходит. 
   В музыкальную школу я больше ходить не собиралась - у меня теперь другие проблемы, и другая жизнь. Я встала и пошла домой - ведь дома меня ждет папа, и ему тоже плохо!...

....Я постепенно приходила в себя от нахлынувших воспоминаний. Солнце уже село, наступила теплая летняя ночь, и я  не слышла, как "леди" меня о чем-то спрашивала или просила,  не видела, как она расплатилась и ушла, может быть, она обиделсь на меня за то, что я ей не отвечала, а, может быть, нет.
Я вышла из кафе и села на набережной. Нагретая за день скамейка была теплой и немного влажной.
Я думла о "леди". И в этот момент я поняла одну простую истину: та боль которую я считала только своей, не имеет ни возраста, ни пола.
   Тогда было больно моему брату и сестре, не смотря на то, что они уже стали взрослыми людьми когда мама умерла, они видели как страдаю я - совсем еще ребенок!
"Я тебя никогда не оставлю" - эти слова сказал мне брат, и это же сказала мне сестра.
И они сдержали свое слово. Мы всегда вместе!
  Было уже поздно, надо  идти домой. Меня ждет завтра! Жизнь принесет еще много новых радостей, печалей и забот! Но сегодня я встретила эту "леди" и благодаря ей поняла то, что чувствовали мои брат и сестра!
Дай Б-г тебе, "леди", пережить эту боль!